скачать книгу бесплатно
– Он не знает, что я ушла, он меня видит. То есть видит он березку, но ему кажется, что меня.
– Вы умеете насылать мороки?
– Только очень простые и редко. После этого я несколько дней не могу даже зубную боль унять, но… Что все это значит?
– Не знаю, Лупе. Что-то очень скверное, и мы должны с этим совладать, потому что больше некому, только я не знаю как…
– А герцог, он тоже не знает?
– Герцог, Лупе, непостижимый человек. Простите за игру слов, но я не знаю, что он знает, а что – нет.
Маленькая волшебница мечтательно улыбнулась:
– Я никогда не думала, что увижу даже одного из вас. Золотой голос Благодатных земель и Первый паладин Зеленого храма… И где?! Здесь, во Фронтере. Мир в самом деле сходит с ума.
– Я и раньше догадывался, а теперь это мне очевидно. Вы знаете слишком много, чтобы быть всего-навсего деревенской знахаркой.
– Все вышло просто и глупо. Не надо об этом. О, хвала Эрасти…
Болотная матушка и адмирал появились неожиданно. Мгновение назад у молоденького дубка никого не было, потом из этого «ничего» вышли двое. Болотница даже не пыталась скрыть волнение, Рене с трудом переставлял ноги и тяжело дышал, но лицо оставалось спокойным.
– Берегите его, – потребовала старуха, обращаясь к Роману и Лупе, – он должен дожить до восхода Темной звезды, иначе она не взойдет и все утонет в тумане. Навсегда.
– Это самое непонятное пророчество из всех, которые я слышал, особенно если добавить к этому увиденное мною.
– А слышал ты немало, так узнай еще одно – Судьба над твоим другом не властна, но его будущее в руках его спутников, а в его руках будущее всех. Осенний Ужас это знает и спешит. Первый удар не попал в цель – охотник ошибся. Следующий удар нанесет человеческая рука, и очень скоро.
– Ну, к ударам я привык, – подал голос Аррой, кривовато улыбаясь. – Одним больше, одним меньше.
– Будем надеяться, что от ножа ты убережешься, но есть еще и яд, – сухо напомнила Хозяйка Тахены. – С жабьим камнем ты будешь чувствовать себя спокойнее.
– А разве он есть, жабий камень? Я думал, это сказки.
– То, что люди про него болтают, и впрямь – сплошные глупости. Камней в жабьих головах нет и быть не может, как и философских камней, которые все, чего ни коснутся, в золото превращают. И сотворить их никакой колдун не сможет, как бы ни старался… – Старуха внезапно улыбнулась, и Роман решил подыграть:
– Матушка, ты нас совсем запутала. Согласен, философских и жабьих камней нет, но ведь что-то есть, иначе ты о них не заговорила бы.
– Есть философские жабы. Любое в любое превращают. Могут опилки в золото, могут яд – в противоядие. Одна беда, поболтать любят, и имена у них – язык сломаешь, но твари добрейшие. Тут поблизости живет одна семейка, так младшенький только и думает, как бы мир посмотреть. Его я с тобой и пошлю – с таким спутником любую отраву кубками пить будешь, не заметишь. И не спорь.
Рене и не думал спорить. Болотница кивнула Кэриуну, и тот с довольным видом разжал корявую ладонь, на которой спокойно сидела небольшая, словно бы высеченная из кровавика жабка со сверкающими прозрачно-голубыми глазами.
– Это Андр… Андрио… Анд…
– Андриаманзака-Ракатуманга-Жан-Флорентин, – с достоинством представилась жаба, вернее, жаб. – К вашим услугам.
Надо отдать должное Рене, он умудрился сохранить серьезность:
– Я рад, что вы согласились нам помочь.
– Можете называть меня просто Жан-Флорентин. Это имя мне нравится, оно звучит достаточно рыцарски. Наши имена для невечных существ труднопроизносимы и непривычны. Даже Величайшая Хранительница Самого Великого Болота и та не произносит их полностью.
– Хорошо, я буду звать вас Жан-Флорентин, а вы можете называть меня Рене. Вы действительно можете превратить простой металл в золото?
– Могу, но не хочу, ибо почитаю сие бессмысленным. А называть вас я буду «мой адмирал». Это более достойно искателя истины. Если у вас возникнет острая необходимость в презренном желтом металле, можете рассчитывать на мою помощь. Ибо никакие принципы нельзя доводить до абсурда.
– К счастью, золото у меня свое. Болотная матушка полагает, что мне предстоит столкнуться с ядом.
– Это намного интереснее, ибо мне предстоит узнать, что заставляет одушевленное создание желать смерти ближнему. Вопрос жизни и смерти всегда будет волновать мыслящие существа…
– Манзака, – перебила госпожа Тахены, – наши гости успеют насладиться твоим красноречием по пути. Постарайся не втягивать их в философские споры, у них есть дела поважнее!
– Что может быть важнее поиска истины?! – возмутился Жан-Флорентин, однако тут же перешел к делу: – Есть ли у вас браслет, адмирал?
– Нет, да и зачем мне он? Побрякушки – это для женщин и придворных бестолочей.
– Вы правы. В мире множество вещей, которые нам не нужны. Я думаю, мы легко поймем друг друга, но в нашем конкретном случае браслет не роскошь, а средство защиты. Он нужен из соображений вашей безопасности. Будьте добры сорвать вот это ползучее растение и обмотать его несколько раз вокруг правого запястья. Вот так. Очень хорошо.
Философский жаб с достоинством переполз с руки Кэриуна на руку герцога и устроился на сорванном побеге. По блестящему тельцу пошла сияющая рябь, изо рта вырвалась ликующая весенняя трель. Рене ощутил легкий толчок и обнаружил у себя на руке браслет червонного золота. Неведомый ювелир удивительно точно скопировал плеть лесного вьюнка, не упустив даже самых тонких прожилок на листьях.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Жан-Флорентин. – А говорят, Мидас, Мидас… Вот как надо.
– Ну и зачем мне эта роскошь? – Выяснять, что есть Мидас, Аррой счел излишним, но жаб все равно возмутился:
– Странный вопрос для обладающего разумом. А как я, интересно, буду незаметно нырять в ваш кубок, если у меня возникнет предположение, что содержащаяся в нем жидкость содержит компоненты, опасные для жизни? Чтобы произошла трансформация, я должен вступить в непосредственный контакт с трансформируемой средой. Теперь же я буду восприниматься окружающими как логическое завершение ювелирного изделия. – В подтверждение своих слов философский жаб испустил еще одну трель, и в золото браслета вросла золотая же жабка с алмазными глазами.
– Ну, теперь, если меня не убьют разбойники, чтоб разжиться золотишком, я могу быть спокоен за свою жизнь, – заметил Рене. – А вам удобно?
– Удобно, но в любом случае благодарю за заботу. Я преисполнен уверенности, что мы прекрасно дополним друг друга.
На этот раз адмирал не нашелся что ответить.
6
В лагерь возвращались молча. Все слишком устали, чтобы обмениваться впечатлениями. Рассвело. Кони продирались сквозь кусты, задевая боками мокрые от росы ветки, капли падали на путников, но их прикосновение не было неприятным. Вдалеке заржала лошадь, и вороной адмирала откликнулся на приветствие.
– Подъезжаем, – заметил Аррой, – и хорошо, а то я промок насквозь.
Эландец задумчиво смотрел куда-то вперед. Роман гадал, скажет он что-то важное или подождет. Рене повернулся к собеседнику:
– Хозяева оказались настолько вежливы, что предстали перед нами в почти человеческом обличии, а не в виде каких-нибудь коряг или булыжников.
– Нет, монсигнор, они не были вежливы. Они были настолько напуганы, что не скрывали свой истинный облик. Вы вряд ли знаете, что когда-то Хозяева и эльфы были одним народом – Светорожденными. Потом их дороги разошлись. Большинство… – Роман запнулся, потому что чуть не сказал «большинство из нас». – Большинство эльфов предпочли вести ту же жизнь, что и люди. Возникали поселения и города, развивались ремесла, плелись интриги…
Светорожденные отгораживались стенами от дикой природы, душой которой они были изначально, но некоторые становились отшельниками, храня и оберегая те места, в которых жили, – леса, холмы, реки, озера… Постепенно они отдалились от себе подобных, растворившись в окружающем их мире. Хозяева обретали все больше черт, роднящих их с местом, которое поклялись оберегать их предки. Даже сама внешность эльфа им опротивела, они стали менять свой облик в соответствии с тем, что их окружало, а теперь вдруг вернулись к прежнему. И это, и оказанный нам прием – знак чего-то малоприятного. Вы – политик и воин, адмирал Рене, скажите, когда возможны союзы между недрузьями?
– Когда всем грозит один и тот же враг.
– Нам сейчас угрожает нечто такое, что Хозяева забыли свой тысячелетний раздрай не то что с эльфами – с людьми! Они по своей природе куда более чутки. Страшно даже вообразить, что могло их бросить к нам…
– Но их помощь не помешает.
– К несчастью, Хозяева теперь слишком неповоротливы, слишком привязаны к своему обиталищу, которое дает им силы и саму жизнь. А угроза пришла откуда-то извне, и действовать предстоит… – Роман запнулся, но пока не стал обрушивать на Арроя свою собственную историю и закончил: – Нам, людям…
– Ну, мы тоже в стороне не останемся, – заверил Жан-Флорентин.
– Знаешь, друг Роман, – герцог натянуто улыбнулся, – если мы в начале нашей дороги нашли Болотную матушку и имеем честь путешествовать в обществе философской жабы, что ждет нас в конце? Золотые драконы с голубыми глазками?
– Не знаю, – медленно и очень серьезно ответил либер, – не знаю, но все может быть…
Глава 4
2228 год от В. И. 16-й день месяца Медведя
Таяна. Высокий Замок
Старая Таянская дорога
Таяна. Гелань
1
Роман Ясный обошел всю Арцию, но в Таяне не бывал никогда и теперь с нескрываемым интересом рассматривал холмистую равнину, узкие извилистые речки, утопающие в садах села, обсаженные по краям высокими тополями. К востоку местность повышалась, а на горизонте виднелась серебристая гряда. Обычные люди могли принять ее за облака, но Роман различал даже отдельные горные вершины. Латский хребет, один из отрогов Варты, называемой также Последними горами. Восточная стена мира, окраина населенных людьми Благодатных земель.
Считалось, что за первым высоким хребтом скрываются два других пониже, заросших темным хвойным лесом, а дальше начинается бескрайняя степь, в самом сердце которой упрятано древнее зло, спящее, но не мертвое. Роман поправил перевязь и отвернулся от вдруг показавшихся опасными гор. К Проклятому разыгравшееся воображение! Надо выкинуть из головы болтовню Примеро и заняться делом. И вообще, что зло для Примеро, для прочего мира вполне может оказаться добром.
Роман заставил себя сосредоточиться на окрестностях. Дорога петляла меж холмов, которые в других краях сошли бы за невысокие пологие горы. Поздняя весна окропила сочную зелень кровью – немилосердно цвели маки. Обогнув очередную вершину, путники невольно замерли, завороженные открывающимся видом – над дорогой, струящейся меж двух холмов, застыли в полете гигантские всадники. Залитые утренним солнцем, они гнали куда-то своих лошадей, припав к гранитным гривам. Могучий каменный жеребец, едва коснувшись задними копытами серебристого камня, взмывал в небо, служа, в свою очередь, опорой товарищу. Они были камнем, эти двое, и стояли на месте. Они были живы и летели навстречу врагу!
«Так вот они какие, Всадники Горды, – подумалось Роману. – Одно из Девяти Чудес Ушедших Веков, над которым не властны ни время, ни ветер, ни вода, только память…»
– Говорят, если Тарре будет грозить гибель, они оживут… – Роман вздрогнул от неожиданности. Но заговорил с ним не ветер, а Рене Аррой. – Никак не могу к ним привыкнуть, – как бы оправдываясь, признался адмирал и, тряхнув седой головой, сменил разговор: – А вот и встреча. Так и знал, что нас будут ждать именно здесь. Стражи Горды вызывают у гостей уважение к хозяевам, чем Марко и пользуется; впрочем, так и надо.
Роман кивнул. Мелькнула уже привычная мысль – окажись адмирал врагом, справиться с ним было бы тяжело даже с помощью магии, а эландцы уже готовились к торжественной встрече. Воинский отряд на глазах превращался в придворную кавалькаду. Разворачивались знамена, всадники набрасывали на плечи темно-синие, подбитые белым шелком плащи, украшенные Полнолунием – личной консигной герцога, на которой седой волк задирал голову к огромному серебряному диску.
Сам герцог менять походный наряд нужным не счел, только пригладил растрепавшиеся волосы и откинул плащ так, что стало можно рассмотреть цепь Первого паладина Зеленого храма Осейны. Очень странную, к слову сказать, цепь.
– Опять я политик и дипломат. Ой, тоска-тоска-тоска! – Герцог засмеялся, потом лицо его посерьезнело: – Роман, прошу тебя, приглядись повнимательнее к тем, кого увидишь. Я слишком давно всех или почти всех знаю. Свежий глаз надежнее.
– Монсигнор имеет в виду…
– Что времена сейчас непростые. Все, подъезжают. Поговорим после. Жить будем в одних комнатах, на этикет плевать. Вперед, встаем сразу за Диманом и его людьми.
2
Посольство Эланда медленно спускалось по склону холма. Сначала – юноши-оруженосцы со знаменами Эланда, идаконских Волингов и личными консигнами Рене Арроя, затем ветераны с обнаженными клинками и только потом сам герцог в окружении свиты. Роман держался слева от адмирала, слегка придерживая Топаза, чтобы тот не шел голова в голову с герцогским вороным. На сей счет Аррой не сказал ничего, но либер не счел нужным добивать и так изрядно пострадавший этикет – каким бы знаменитым бардом ни слыл Роман Ясный, рядом с правителем Эланда ему было не место. Ставки, однако, взлетели так высоко, что оглядываться на обычаи стало непозволительной роскошью. Роман не мог покинуть адмирала не только потому, что не хотел упустить что-нибудь важное, но и потому, что болотница и Ушедший в один голос утверждали, что Рене грозит опасность. Магия в таком случае надежнее кольца воинов, тем более что Эланд и Таяна были в союзе и охрана не могла проявлять чрезмерную подозрительность.
Бард изобразил на лице самую любезную из имевшихся в его арсенале улыбок, что никоим образом не мешало делу, то есть плетению охранных заклятий и заклятий-проверок. Сейчас он поймет, кого из таянцев следует опасаться, кто не тот, кем кажется, кто в последние дни грешил колдовством и не использовалось ли это колдовство против Арроя, а вот про них с Рене не узнают ничего. Роман сосредоточился и набросил на себя и Рене Синюю Тень, не позволявшую заметить их недавнее соприкосновение с магией.
Заклятие было нетрудным, но, если так можно выразиться, тяжелым: чтобы его поддерживать, требовалось немало сил. Либер сознавал, что к вечеру смертельно устанет, а угроза на первый взгляд казалась надуманной. Считывать магические следы умели только эльфы и Преступившие, каковые среди таянских нобилей водились вряд ли. И все же Роман, сам не зная почему, решил соблюдать предельную осторожность.
Когда либер закончил свои приготовления, таянцы были уже рядом. Кавалькады сближались очень медленно, и Роман получил возможность рассмотреть шикарную процессию в подробностях. По этикету встречающих возглавлял наследник короны, но Стефан уже полгода не садился в седло, и навстречу эландцам выехали младший принц Марко, его сестра Анна-Илана, кардинал Иннокентий и старый друг короля и его вернейший союзник герцог Михай Годой Тарскийский.
Если кого-то из них и удивило, что конь о конь с Рене едет чужак в арцийском платье, то внешне это никак не проявилось. Спускаясь по широкой дороге, Роман не отрывал взгляда от таянских нобилей, стараясь удержать в памяти первое впечатление. Не раз выручавшее барда чутье настойчиво подсказывало, что здесь и сейчас закручивается самый тугой узел в его богатой на приключения жизни. Пользуясь случаем, Роман запоминал лица и консигны, пытаясь угадать, кто есть кто.
Принц Марко оказался мальчиком лет шестнадцати, обещавшим в недалеком будущем превратиться в красавца. Темноволосый, с правильными чертами лица, он немного напоминал дядю по матери. Таким мог быть Рене Аррой, когда впервые ушел в море… Хотя нет – у Рене выше лоб, жестче линия рта, а глаза… Глаза адмирала слишком напоминали эльфу его собственные. Марко кажется милым мальчиком, не более того. Вряд ли от принца стоит ожидать каких-то сюрпризов, зато Анна-Илана! Роман не мог не залюбоваться гордым профилем таянки, темными тяжелыми волосами, отливающими на солнце осенней медью, отточенными, грациозными движениями…
Принцесса столь уверенно управляла своей кобылицей, что не оставалось сомнений – королевская дочка танцам и вышиванию предпочитает охотничий двор. Вот уж кому следовало родиться наследником: в одном ее мизинце больше воли, чем в иных королях, и хороша! Хороша той странноватой, пряной красотой, которой столь часто отмечены существа смешанной крови…
А вот это, видимо, кардинал Иннокентий. Приятное лицо, хоть и некрасивое. Похоже, его высокопреосвященство серьезно и долго болен, такие лица бывают у людей, сжившихся со своим недугом, но не сдавшихся и не раскисших. Всадник из кардинала никудышный. Святой отец так робко сидит на плотной, тихой кобыле, словно боится причинить животному неудобство. Странное все-таки у него выражение, то ли уставшее, то ли озабоченное. Положительно с Иннокентием надо познакомиться поближе, но герцог Михай… От таких разумные люди держатся подальше, а нелюди тем более.
Роман с возрастающим беспокойством разглядывал владетеля Тарски. Герцог вырядился в цвета своего знамени – цвета потухающего пламени. Алую сорочку украшал кружевной гофрированный воротник, а штаны и колет цвета старого вина поражали богатством вышивки. На мощных плечах герцога покоилась тяжелая золотая цепь, черный плащ был подбит огненно-красным шелком, а голову венчал черный же берет с роскошными малиновыми перьями.
Тарскиец направился прямиком к Рене, словно напрашиваясь на сравнение. Роман сравнил. Нарочито спокойные манеры, седина, черное платье, оживленное лишь белым воротником и цепью Паладина, делали Арроя старше, но лишь издали и на первый взгляд. Либер уже имел возможность оценить выносливость адмирала и кошачью точность его движений, а ясные голубые глаза и неожиданно вспыхивавшая усмешка превращали правильное лицо Рене в почти молодое, чего при всем желании нельзя было сказать про тарскийца. Сильный, тяжеловесный, без сомнения красивый, он производил впечатление человека опасного. Роман хорошо, даже слишком хорошо разглядел легкую отечность, темные круги вокруг глаз, яркие чувственные губы… Бард готов был побиться об заклад, что под роскошным беретом скрывается ранняя плешь.
Михай Годой приветливо наклонил голову, приветствуя Рене. Эландец ответил, завязалась обычная в таких случаях беседа. Роман, как правило, с уважением относился к чужим жизням, но сейчас его пронзило почти непреодолимое желание убийства. Бард во всех подробностях представил, как подъезжает к герцогу, выхватывает кинжал и по рукоять вонзает его в мощную короткую шею. Роман даже прикрыл ненадолго глаза, отгоняя наваждение. Это почти удалось, но смотреть на Годоя все равно было неприятно, и либер придержал коня, оказавшись рядом с кардиналом.
Отец церкви ничего не имел против спутника Рене Арроя и с готовностью подхватил предложенную тему, рассказав все известное лично ему о Всадниках Горды. Оказывается, перед грозой окрестный люд слышит конское ржанье и отдаленный топот, а если человек внезапно вспомнит Всадников, ему надо поберечься. Верно и то, что никто и никогда не видел лиц каменных исполинов – они поставлены так хитро, что, откуда ни посмотри, колоссы либо от тебя отворачиваются, либо чем-то прикрываются. Если кто все же увидит каменные лики – наяву ли, во сне ли, – жди беды. В ответ Роман заметил, что неудивительно, если всадники похожи на герцога Михая. Кардинал долго не отрывал выцветших глаз от лица Романа.
– Герцог Рене – самый смелый человек из всех, кого я знаю… – наконец сказал он. – И друзей он подбирает себе под стать.
– Хотелось бы верить, что и в Таяне у герцога есть таковые.
– Вряд ли Рене-Аларик сбросит со счетов товарища детских лет, хоть тот и принял монашеский обет…
– Вы так давно знакомы?
– Всю жизнь. Я имею в виду жизнь герцога Арроя. Я старше его на четыре года, но мы дружили. Я рос хилым, все уже тогда понимали, что Церковь – единственное место, где от меня может быть прок. Зато третий сын Рикареда был каким-то вихрем огня, он успевал всюду и везде быть первым. Когда Рене первый раз бросился спасать меня от моих сверстников, ему не сравнялось и четырех. В четырнадцать он ушел в море, я к этому времени уже принял постриг. Наши пути разошлись…
– Он очень изменился?
– О да! Раньше душа у него была нараспашку, он жаждал – нет, не славы и даже не подвигов, а открытий. Вообще-то детские мечты забываются, но у Рене слишком многое сбылось. Это не могло не причинить боль…
– Не понимаю.
– Понимаешь. Ты бард, значит, должен знать, что счастье – это не покой и не почет, а погоня. Пока у Рене оставалась надежда отыскать Острова Золотых Пчел[31 - Острова Золотых Пчел (Берег Алых Роз, Золотые берега и т. д.) – легендарные острова, по преданьям, расположенные в Сером море за Запретной чертой.], он был счастлив, но у него отобрали мечту и сунули в руки власть, которая ему не нужна. Герцог, в сущности, несчастный человек, хотя тщательно это скрывает.
– Одна… колдунья (прошу прощения у служителя Церкви), которую мы встретили по дороге, предсказала Рене любовь, которая спасет нас всех…
– Что ж, если речь не о любви к женщине, очень может быть.
– Снова не понимаю.
– Наш язык, бард, не так богат, как кажется. Словом «любовь» мы обозначаем отношение ко многому. Есть любовь к Триединому Отцу нашему, любовь к родине, любовь к приключениям, к друзьям, музыке, сластям, золоту, власти… Сейчас в мире творится нечто странное. Люди, у которых достаточно тонкая душа (не сомневаюсь, ты из их числа, иначе тебя тут не было бы), ощущают какое-то напряжение.
Говорят, кошки знают, когда ждать землетрясения. Крысы вовремя покидают тонущий корабль. Собаки воем предсказывают наводнения. Триединый в великой мудрости своей дал неразумным тварям некий инструмент, позволяющий избегнуть беды. Кто знает, может, и людям дано предчувствовать, скажем, конец света или другие напасти, грозящие всему сущему. Если так, любопытство герцога Арроя, его пристрастие к авантюрам заставят его в один прекрасный день забыть политику, отринуть повседневную суету и вывести «Созвездие Рыси» в море на поиск источника опасности. Я знаю Рене; если у кого и есть шанс на успех, то это у него.
– Значит, мы превратно истолковали слова предсказания…
– Полагаю, что да. В жизни герцога было, есть и, смею предположить, будет немало женщин, но никто из них не захватил его целиком, а сейчас уже поздно…
