скачать книгу бесплатно
Во мгновение ока реалист-пятиклассник превратился в красноармейца.
– Большое спасибо! – не смея поверить своему везению, произнес Голиков.
Мальчишки уже открыли дверь из вагона, когда Гладильщиков спросил вдогонку:
– А лет тебе, Аркаша, сколько?
– Четырнадцать! – ликующим тоном ответил новобранец.
– Тогда, брат Аркадий, немного подрасти. Я думал, тебе хотя бы шестнадцать, как Пашке.
Бойцом красноармейского отряда Голиков пробыл от силы три минуты.
О том, что он чуть не уехал на фронт, Аркадий простодушно сообщил вечером за ужином – привык, что мать не вмешивается в его жизнь, и был уверен: она и тут ничего не скажет.
– Как это чуть не уехал?! – изумленно и гневно спросила мама. – А я, а девочки? А тетя?!
Было очевидно: если бы комиссар не спросил, сколько ему лет, Аркадий уехал бы вместе с Пашкой, возможно, ничего не сообщив даже матери.
Наталья Аркадьевна была женщина яркая, энергичная и всему Арзамасу известная. По недавно приобретенной специальности акушерки она приняла роды во многих десятках домов. И решила уберечь сына от более удачного побега.
В Арзамасе формировался коммунистический батальон. Командиром его назначили Ефима Осиповича Ефимова, начальника железнодорожной станции Арзамас. Наталья Аркадьевна упросила его взять Аркадия адъютантом. Думала:
«Пока что батальон в Арзамасе. И потом, мальчишка все-таки будет при командире».
Ефимов побеседовал со смышленым подростком из хорошей семьи. И взял. Аркадию выдали форму. Поставили на довольствие и положили жалование. В доме сразу сделалось сытней.
Служба поначалу была не очень трудной. Писал под диктовку. Следил за поступающими телеграммами. Ездил с Ефимовым в литерном вагоне то в Нижний, то в Казань.
А месяца через полтора Ефимова вдруг назначили командующим войсками по охране железных дорог Республики. Штаб – в Москве. Толкового грамотного мальчишку, который превосходно разбирался в документах и был исполнителен, Ефимов забрал в столицу.
Так цепочка почти бытовых случайностей положила начала военной карьере Аркадия Голикова. Шел 1918 год, Аркадию тогда еще было четырнадцать лет.
Четырнадцатилетний адъютант
…Из чего складывалась работа адъютанта командующего – это удалось собрать по крохам.
Ефимов приходил к себе в кабинет в шесть утра. Аркадий вставал в пять. Обливался холодной водой. Затем шел к дежурному по штабу и выслушивал, какие сведения поступили за ночь с железнодорожных узлов и станций по телефону. Все это коротко заносил в блокнот.
Затем подымался к телеграфистам. Забирал рассортированные депеши. Возвращался в приемную и ждал вызова. Звенел колокольчик.
Командующий сидел под громадной, во всю стену, картой железных дорог России. Утренние доклады адъютанта состояли из двух частей: общее положение на фронтах и обстановка на железных дорогах. Аркадий помнил географические названия, номера поездов, с которыми случились происшествия, количество пострадавших паровозов и вагонов. Он первым узнавал время, необходимое для ликвидации аварий на каждом участке железнодорожной сети.
Сведения были обширны. Когда главнокомандующий вооруженными силами Республики Иоаким Иоакимович Вацетис (по нынешнему табелю о рангах – военный министр) вызывал к себе Ефимова, тот брал Аркадия с собой.
Для рапорта требовалось множество карт. Если типографских карт определенной местности не было, Аркадий развешивал схемы, которые изготавливал сам, и давал пояснения к ним.
Когда он первый раз появился на секретнейшем совещании с целой охапкой свернутых в трубки географических карт и схем, у одних участников заседания это вызвало улыбку, у других – возмущение, высказанное вслух: «Нам тут не хватало только школяров!»
Действительно: на фоне высшего начальствующего состава Красной армии, куда вошли и недавние царские генералы, изрядно худой Аркадий в великоватой гимнастерке и великоватых галифе (форму для подростков в армии не шили), с кобурой на поясе, и впрямь смотрелся довольно странно.
Недовольство присутствующих заметили и Ефимов, и Голиков. Но Ефимов знал, что через полчаса мнение о его адъютанте переменится.
Когда же Вацетис, главнокомандующий всей Красной армии, обратился к Ефимову, чтобы узнать обстановку на железных дорогах страны, Ефимов подошел к развешанным картам, обрисовал общую картину, а напоследок сказал:
– Подробности происшествий, диверсий, а также аварий на железнодорожных путях за минувшие сутки нам доложит товарищ Голиков.
Не знаю, чего от мальчишки в мешковатой, не по росту гимнастерке ожидали члены Высшего военного совета. Им, конечно, не было известно, что с трех-четырех лет Аркадий помнил народные песни и стихи великих поэтов, что в реальном специально тренировал свою память и что Ефимов несколько раз в сутки выслушивал доклады адъютанта о ситуации на дорогах всей страны.
Поэтому после первых нескольких фраз, произнесенных Голиковым, аудитория замерла. Более четкого и емкого доклада, изложенного великолепным языком, где были расставлены все акценты, участники заседания никогда не слышали. Когда Аркадий закончил, наступила тишина.
Затем начались осторожные вопросы. Голиков отвечал:
– Таких сведений об этом крушении в телеграмме не содержалось. Но я отправлю запрос.
– Эшелон с боеприпасами, который вас интересует, остался цел, но послан в объезд. Поэтому он прибудет с опозданием.
– Обрушение моста через Волгу не было диверсией. Мост был старый, нуждался в ремонте. Его не ремонтировали из-за интенсивного движения. Когда он будет восстановлен, сказать не могу. Какая конструкция моста? Сейчас у меня сведений нет, но я постараюсь узнать к завтрашнему утру.
После заседания Голиков отправлялся в Румянцевскую библиотеку, что напротив Кремля. Несколько десятилетий ее потом называли «Библиотекой имени В.И. Ленина». Аркадий сюда уже обращался. Сотрудницы прозвали его «молоденький адъютант командующего».
На время, что он находился в читальном зале, к нему прикрепляли сотрудника, который искал и находил нужные издания. В тот день, о котором я сейчас рассказываю, Голикова интересовали сведения об одном из самых крупных мостов России. Они были необходимы, чтобы иметь понятие о возможных сроках его восстановления.
Сведения нашли, фотографию тоже. Голиков, не сходя места, нарисовал, как сумел, схему сооружения. Когда на следующее утро он вывесил этот лист вместе с другими картами, по залу прошел одобрительный гул. Такая точность в работе в той обстановке была большой редкостью.
Уже позднее, став командиром, Аркадий Петрович уяснил для себя: на заседаниях у Вацетиса он, Голиков, получил первые навыки профессионального мышления, где требовалось учитывать сразу множество факторов.
Поскольку все сведения о войне на железных дорогах стекались в первую очередь к Аркадию, то Ефимов возложил на него еще одну обязанность: сделал Голикова начальником узла связи штаба. Аркадий теперь не только первым получал всю информацию, но и отвечал за бесперебойную работу людей, которые сидели у аппаратов, контролировал деятельность самых засекреченных людей в штабе – шифровальщиков, следил за работоспособностью сложной старой техники, которая часто выходила из строя.
Когда возникала тяжелая обстановка на фронтах, спать приходилось не более двух часов в сутки. Однажды Голиков с Ефимовым не спали трое суток. Взрослый человек не мог удержать в голове все те сведения, которые без труда запоминал мальчишка – начальник узла связи.
Двадцать второго января 1919 года, после завершения утреннего доклада, Ефим Осипович поздравил своего адъютанта с днем рождения. Аркадию исполнилось пятнадцать лет. Командующий преподнес ему подарок: новый офицерский кортик с рукояткой из слоновой кости в позолоченных ножнах.
Аркадий в тот же день сфотографировался. Старенькая, из дома взятая кубанка. Через плечо – ремень от маузера, купленного на арзамасском базаре. А на поясе, повернутый к зрителю, – новенький офицерский кортик.
Любой мальчишка на месте Аркадия был бы счастлив. Военная служба его началась с небывало высокой должности. Но сам Голиков своим положением был недоволен. Он хотел на фронт. Написал рапорт. Ефимов его разорвал. Аркадий написал другой. Стало очевидно: мальчишка не остановится. Было очевидно и то, что второго такого адъютанта Ефим Осипович вряд ли найдет.
К этим проблемам прибавилась еще одна. Ефимов помнил обещание, которое дал матери Аркадия, – позаботиться о нем.
– Хорошо, согласился Ефимов. – Только сначала пойдешь учиться. На командные курсы берут обстрелянных и с восемнадцати лет. Но я позвонил Вацетису – он разрешил. Он тебя помнит. «Конечно, – ответил Вацетис, – Голикову нужно учиться».
Голикова направили на Московские командные курсы Красной армии, которые располагались на Пятницкой улице.
Но учебное заведение перевели в Киев. На Украину. Там проходил фронт.
Два года – за шесть месяцев
В программу Киевских командных курсов входили: русский язык, арифметика, природоведение, история, география, геометрия, пехотные уставы, фортификация, пулеметное дело, тактика, топография, основы артиллерии, военная администрация. На Аркадия обрушилась лавина разнообразнейших сведений.
После обеда – практика. Это были строевые учения, топографические занятия на местности, езда верхом, упражнения с холодным оружием и каждый день стрельбы: из винтовки, револьверов разных систем и пулеметов «максим», «льюис» и «тонкие».
Занятия продолжались в общей сложности двенадцать часов. И два часа отводилось на самоподготовку.
То была программа двухгодичного офицерского пехотного училища, которую будущим красным командирам предлагалось освоить за шесть месяцев. Сложность обучения состояла еще и в том, что курсантов то и дело направляли на боевые операции.
Возвращались не все.
Сто восемьдесят смертников
Аркадий умел и любил учиться. Этим он был обязан Галке. У Голикова был мощный аналитический и систематизирующий ум. А память моментально и навсегда впитывала сведения о минувших войнах, о счастливых и несчастливых судьбах полководцев, о прозе и технологии командирского ремесла.
На шестнадцатом году жизни судьба высоко возносила Аркадия уже второй раз. Голиков все отчетливее понимал, что Провидение разворачивает его в сторону семейной офицерской профессии. По линии матери, Натальи Аркадьевны Сальковой, все мужчины из поколения в поколение служили в российской армии.
Это понимание заставляло Аркадия дорожить каждой крупицей знаний, которые можно было получить на курсах. Двадцатого августа 1919 года пришел приказ о досрочном производстве курсантов в командиры. На следующее утро сто восемьдесят слушателей последний раз выстроились на плацу училища. В открытой машине стремительно подъехал нарком по военным и морским делам Украины Николай Ильич Подвойский. Обойдя строй, он вручил каждому выпускнику удостоверение с красной звездой на обложке. Аркадий раскрыл свое. В нем говорилось: «За время учебы тов. А.П. Голиков обнаружил отличные успехи и по своим качествам вполне заслуживает звания красного командира».
Но сто восемьдесят курсантов, которых полгода учили, в это утро посылали в прорыв рядовыми. Лишь несколько лучших получили командирские должности. Друг Аркадия, Яшка Оксюз, был назначен полуротным. Сам Аркадий – взводным командиром.
Все понимали: на плацу стоят смертники. Не было сомнения: они проявят стойкость. Но не было сомнения и в другом – через один или два дня их станет заметно меньше. Гайдар позднее вспоминал:
– Подвойский обратился к нам с речью: «Вы отправляетесь в тяжелые битвы. Многие из вас никогда не вернутся из грядущих боев. Так пусть же в память о тех, кто не вернется, кому предстоит великая честь умереть за Революцию, – тут он выхватил шашку, – оркестр сыграет «Похоронный марш»!
Оркестр начал играть… «Мурашки бежали по телу, – признавался Аркадий Петрович. – Никому из нас не хотелось умирать. Но этот похоронный марш как бы оторвал нас от страха, и никто уже не думал о смерти».
Не могу сказать, существовал ли в 1919 году в Японии отряд камикадзе – смертников. В первом поколении это были не летчики, а «люди-торпеды». Прежде чем заползти в свою «сигару» в ожидании приказа направить ее в борт вражеского корабля, люди-торпеды осушали ритуальную чашку рисовой водки. Обряд символизировал присутствие еще живых смертников на собственных поминках.
Знал ли о японском ритуале Подвойский, человек интеллигентный и начитанный? Или русский, сухопутный вариант ритуала Николай Ильич придумал сам?
С быстрым и живым своим воображением Голиков успел, пока играл оркестр, мысленно побывать в великом и загадочном пространстве, которое именуется «тот свет». Это короткое путешествие разума в потусторонний мир сожгло в Голикове страх смерти. Навсегда.
Отчаянная смелость
Вечер застал полуроту Якова Оксюза в Кожуховке, под Киевом. Разведка доложила: белых поблизости нет. После пешего марш-броска по августовской жаре все устали.
Оксюз, разведя часовых, приказал остальным отдохнуть. Ожидались тяжелые бои.
На рассвете ударил взрыв. Вспыхнула стрельба. Аркадий и Оксюз побежали в сторону церкви – перестрелка началась там. Их сопровождали товарищи, которые ночевали в соседних домах и сараях.
Внезапно Оксюз споткнулся и упал.
– Что с тобой? – наклонился над ним Аркадий. Он хотел помочь Яшке встать.
– Беги! – с трудом произнес Яшка.
Сукно старого френча, который Оксюз надел в дорогу, намокало над карманом.
Яшка был первым и единственным другом, которого Аркадий приобрел в армии. Они поклялись держаться вместе всю жизнь.
Бросить беспомощного Яшку в огороде Голиков не мог. Оглянулся, кому бы передать командира, и увидел, что товарищи, которые бежали за ним и Яшкой, тоже остановились. Яшкино ранение оборачивалось катастрофой. Кто-то из девяти десятков вчерашних курсантов с командирскими дипломами в карманах (все старше Аркадия) должен был взять командование на себя. Но никто не брал. Наоборот – все сгрудились вокруг раненого.
«Если я начну перевязывать Яшку – перебьют остальных!» – пронеслось в голове Аркадия.
Позвоночником чувствуя: уходят последние мгновения, которые могут спасти полуроту от гибели, Голиков крикнул:
– Вперед – за нашего Яшку! – И, не оглядываясь, побежал.
Товарищи бросились за ним.
Этот первый свой бой Голиков выиграл.
В декабре 1940 года Аркадий Петрович записал в дневнике: «Оксюз Яшка – убит при мне, я его заменил».
Похоронив Яшку, полурота собралась на митинг. Предстояло решить, кто заменит Оксюза. Кандидатура была одна: «Хлопцы! Кто за Аркашку?»
Командирская полурота выбрала самого младшего. Было Голикову в ту пору пятнадцать лет и семь месяцев.
Через несколько дней его назначили командиром все той же роты. Только в ней уже оставалось меньше ста человек.
Смертник, который выжил дважды
Про лето 1919 года, когда Голикову доверили командование ротой, Аркадий Петрович написал потом рассказ «Первая смерть».
«Командир роты, – сказал, подъехав, помощник командира полка, – бой близок, а люди голодны. Идите в тыл, в штаб, и скажите: я приказал прислать консервов».
Голиков повернулся и пошел. Тропка изгибалась между кустов. Он направлялся к своим и потому был спокоен. Когда сзади послышался лошадиный топот, не повернул даже головы, а просто сделал полшага в сторону, чтобы пропустить кавалеристов.
Но топот резко оборвался. Горячее лошадиное дыхание опалило Голикову шею. На своем затылке он ощутил холодное прикосновение винтовочного дула.
«Негодуя на дураков-кавалеристов, – вспоминал позднее Аркадий Петрович, – я осторожно, иначе бы мне разбили череп, поворотил голову – и умер в ту же минуту, потому что увидел вместо наших кавалеристов два ярко-красных мундира и синие суконные шаровары, каких ни бригада, ни красноармейцы никогда не носили».
«Кончено, – мелькнула тысячесекундная мысль, – как это ни больно, как ни тяжело, а все равно кончено». И, побледнев, я пошатнулся с тем, чтобы по железному закону логики спусковой крючок приставленной к затылку винтовки грохнул взрывом.
– Наш! – коротко крикнул один.
Шпоры в бока, нагайка по крупу, и опять никого и ничего. Посмотрел вокруг, сделал машинально несколько шагов вперед и сел на срубленный пень. Все было так дико и так нелепо. Ибо вопрос был кончен: позади – петлюровцы. И опыт войны, и здравый смысл, и все-все говорило за то, что я обязательно должен был быть мертв.
…Далеко на левом фланге отбивалась бригада красных мадьяр. Бригада была разбита, и двое мадьяр прискакали сообщить об этом в штаб нашего полка».
В декабре все того же очень длинного и переполненного событиями 1919 года Голиков «взрывом шрапнельного снаряда» был «контужен в голову и ранен в ногу».
Эта не очень сильная контузия и не столь уж опасное ранение вскоре обернулись катастрофой для здоровья и для командирской судьбы Голикова.
Тихий, опасный Кавказский фронт
На Кавказе в 1920 году Голиков снова командовал ротой. В одном негромком бою на Ту беком перевале под ним убило коня.
Потом Голикову с бойцами доверили охранять узкий, очень важный проход в горах – Тубский перевал. Располагался он на большой высоте. Подходы к нему были трудны и к тому же простреливались.
Когда готовилось восхождение к перевалу, бойцы знали, что все нужное придется нести на себе. Старались набрать побольше патронов, гранат, консервов и крупы. Одежду взяли самую необходимую – ведь в низине стояла изнуряющая жара. А на высоте вдруг наступила зима.
