Театр в театре. Зарубежные авангардные пьесы 1940–1970-х годов

С ц и п и о н. Геликон! Помоги мне.

Г е л и к о н. Это опасно, цыплёнок. К тому же я ничего не смыслю в поэзии. С ц и п и о н. Помоги. Ты многое знаешь.

Г е л и к о н. Я знаю только то, что дни проходят. И ещё знаю, что ты можешь убить Калигулу, и он будет счастлив этому.

Входит Калигула. Геликон уходит.

Сцена 14

К а л и г у л а. А, это ты! (Останавливается и, по-видимому, раздумывает, как себя вести.) Давно тебя не видел. (Медленно подходит к Сципиону.) Чем занимаешься? Всё пишешь? Не дашь ли прочесть твою

последнюю пьесу?

С ц и п и о н (тоже неуверенно). Цезарь, я пишу стихи, а не пьесы.

К а л и г у л а. О чём?

С ц и п и о н. Трудно сказать. О природе.

К а л и г у л а (непринуждённо). Прекрасная тема. И неисчерпаемая. А что даёт тебе природа?

С ц и п и о н (овладев собой, иронически и зло). Утешает, что я – не император.

К а л и г у л а. Вот как? А в том, что я – император, она может меня утешить?

С ц и п и о н (та же игра). Клянусь, природа врачевала раны и потяжелее.

К а л и г у л а (неожиданно просто). Рана! Какое злое слово! Не потому ли, что я убил твоего отца? Рана! Какое точное слово! (Меняет тон.)

Только ненависть способна рождать умных людей.

С ц и п и о н (напряжённо). Я всего лишь ответил на твой вопрос.

Калигула садится, смотрит на Сципиона, затем неожиданно хватает его за руки и с силой прижимает к себе. Пауза.

К а л и г у л а. Прочти что-нибудь.

С ц и п и о н. Нет, Цезарь, не могу.

К а л и г у л а. Почему?

С ц и п и о н. Я ничего не взял с собой.

К а л и г у л а. А наизусть не помнишь?

С ц и п и о н. Нет.

К а л и г у л а. В таком случае, перескажи.

Г е л и к о н (по-прежнему напряжённо, нехотя). В стихотворении говорится…

К а л и г у л а. Ну?

С ц и п и о н. Нет, не помню…

К а л и г у л а. Вспомни.

С ц и п и о н. Там говорится о согласии земли…

К а л и г у л а (прерывая его, сосредоточенным голосом). …о согласии земли и стебля…

С ц и п и о н (удивлённый, нерешительно). Да, примерно так.

К а л и г у л а. Продолжай.

С ц и п и о н. …о гармонии римских холмов, о неожиданном умиротворении, которое приносит вечер…

К а л и г у л а. …о щебете ласточек в зеленоватом небе.

С ц и п и о н (более непринуждённо). Да, и об этом.

К а л и г у л а. А дальше?

С ц и п и о н. О той неуловимой минуте, когда золотеющее небо внезапно открывает своё лицо, осыпанное сияющими звёздами…

К а л и г у л а. О запахе дыма, воды и деревьев, струящемся с земли в темноту.

С ц и п и о н (совсем непринуждённо). Треск цикад, лай собак, грохот последней повозки, голоса крестьян…

К а л и г у л а. …дорога, утонувшая в тени кипарисов и олив.

С ц и п и о н. Да, именно так. Но откуда тебе известно?

К а л и г у л а (прижимая Сципиона к себе). Не знаю. Наверное, мы с тобой любим одно и то же.

С ц и п и о н (дрожа, прячет лицо на груди Калигулы). Ах, не всё ли равно, если ты увидал во мне лицо любви?

К а л и г у л а (по-прежнему обнимая его). Сципион, это добродетель возвышенных душ. О, если бы мне вернуть твою чистоту! Но я слишком хорошо знаю свою страсть к жизни – она не довольствуется природой. Тебе этого не понять, ты – из другого мира. Ты – чист в добре, как я – чист во зле. С ц и п и о н. Я понимаю…

К а л и г у л а. Нет. Есть во мне что-то такое… Глухое озеро, гнилые деревья… (Неожиданно меняет тон.) Твоё стихотворение великолепно. Но если хочешь знать моё мнение…

С ц и п и о н (та же игра). Да.

К а л и г у л а. В нём явно не хватает крови.

Сципион отшатывается и с ужасом смотрит на Калигулу. Потом, пятясь назад, говорит глухим голосом.

С ц и п и о н. Чудовище! Мерзкое чудовище! Значит, ты притворялся? Играл? Ну и как, доволен собой?

К а л и г у л а (с грустью). Ты прав. Я играл.

С ц и п и о н (та же игра). Какое у тебя кровожадное сердце! Сколько зла и ненависти мучают тебя!

К а л и г у л а (мягко). Замолчи.

С ц и п и о н. Как мне тебя жаль и как я тебя ненавижу!

К а л и г у л а (сердито). Замолчи!

С ц и п и о н. Боже, в какое гнусное одиночество ты себя загнал!

К а л и г у л а (разражается смехом, затем бросается к Сципиону, хватает его за шиворот и сильно трясёт). Одиночество! Что ты знаешь об одиночестве? И о каком одиночестве? Поэтов и импотентов? А тебе известно, что одним никогда не бываешь? Что всегда и всюду тебя преследует тяжесть прошлого и будущего? Что с тобой остаются мёртвые – и это ещё самое лёгкое! Те, которых любил и которые любили тебя… твои раскаяния, желания, горечь и нежность, боги, гетеры… (Он отпускает Сципиона и возвращается на место.) Ах! Если бы вместо этого одиночества, отравленного присутствием других, я мог испытать подлинное одиночество… Молчание, трепет дерева… (Садится. С неожиданной усталостью.) Одиночество! Нет, Сципион, оно наполнено скрежетом зубов, оно отзывается глухими голосами ушедших. А рядом с женщиной, которую я сжимаю в объятьях, когда над нами опускается ночь, моё одиночество наполняется резким запахом наслаждения…

У Калигулы изнурённый вид. Продолжительное молчание. Сципион нерешительно подходит к Калигуле сзади и кладёт ему ладонь на плечо. Калигула, не оборачиваясь, накрывает её своей ладонью.

С ц и п и о н. У каждого в жизни своя слабость. Она помогает жить. К ней обращаются, когда чувствуют себя совсем обессиленными.

К а л и г у л а. Это так, Сципион.

С ц и п и о н. Разве у тебя нет ничего, подобного приступу слёз или убежищу молчания?

К а л и г у л а. Есть.

С ц и п и о н. Что же это?

К а л и г у л а. Презрение.

З а н а в е с

Действие третье

Сцена 1

Перед поднятием занавеса слышен звук цимбал и барабана. Занавес поднимается. На сцене готовится нечто вроде ярмарочного представления. В центре – занавес; перед ним, на небольшом помосте, Геликон и Цезония. С обеих сторон их окружают музыканты. На ложах, спиной к зрительному залу – несколько патрициев и Сципион.

Г е л и к о н (тоном зазывалы). Заходите! Заходите! (Цимбалы.) Боги вновь спустились на землю. Божественный император Кай, по прозвищу Калигула, уступил им свой людской облик. Смертные, на ваших глазах свершится великое таинство! По величайшей милости богов в благословенное правление Калигулы всем и каждому будут открыты священные тайны!

Цимбалы.

Ц е з о н и я. Заходите, господа! Преклоните колени и внесите плату. Божественная мистерия доступна сегодня каждому владельцу кошелька!

Цимбалы.

Г е л и к о н. Олимп как он есть! Вся правда о богах! Заходите! Заходите!

Цимбалы.

Ц е з о н и я. Преклоните колени и внесите плату. Заходите, господа! Представление начинается!

Цимбалы. Рабы выносят на помост различные предметы.

Г е л и к о н. Потрясающее, беспрецедентное представление! Величественные декорации, сенсационная увлекательность, гром… (Рабы катят бочку с камнями.) молния… (Рабы зажигают бенгальские огни.) сама судьба в своём триумфальном шествии! Заходите, начинаем!

Он срывает занавес. На пьедестале стоит Калигула в образе гротескной Венеры.

К а л и г у л а (любезно). Сегодня я – Венера!

Ц е з о н и я. Поклонение начинается! Все падайте ниц… (Все, кроме Сципиона, падают ниц.) и повторяйте за мной священную молитву Калигуле-Венере! «О богиня, скорбящая и танцующая…»

П а т р и ц и и. О богиня, скорбящая и танцующая…

Ц е з о н и я. «Рождённая из морских волн, соли и пены, богиня липкая и грязная…»

П а т р и ц и и. …богиня липкая и грязная…

Ц е з о н и я. «…подобная смеху и раскаянию, злобе и вдохновению…»

П а т р и ц и и. …злобе и вдохновению…

Ц е з о н и я. «О богиня, научи нас безразличию, возрождающему любовь…»

П а т р и ц и и. …научи нас безразличию, возрождающему любовь…

Ц е з о н и я. «Открой истину мира, которой он лишён…»

П а т р и ц и и. …истину мира, которой он лишён…

Ц е з о н и я. «И дай сил вынести эту истину…» П а т р и ц и и. И дай сил вынести эту истину…

Ц е з о н и я. Перерыв!

П а т р и ц и и. Перерыв!

Ц е з о н и я (после паузы). «О богиня, осыпь нас своими дарами, пролей на лица свою бесстрашную жестокость и праведную ненависть, протяни ладони, полные цветов и трупов…»

П а т р и ц и и. …протяни ладони, полные цветов и трупов…

Ц е з о н и я. «Прими нас, заблудших детей своих, в лоно безразличной и печальной любви. Одари нас своими бесполезными страстями, бездумными горестями и бесцельными радостями…»

П а т р и ц и и. …своими бесполезными страстями, бездумными горестями и бесцельными радостями…

Ц е з о н и я. «О богиня, горячая и опустошённая, земная и бесчеловечная, опьяни нас вином равенства и навеки прими в свою чёрную и нечистую душу!»

П а т р и ц и и. …и навеки прими в свою чёрную и нечистую душу!

После того, как патриции произносят последние слова, Калигула, до сих пор стоявший неподвижно, громко фыркает.

К а л и г у л а (оглушительным голосом). Дети мои, ваши мольбы услышаны!

Калигула садится на пьедестал. Патриции один за другим подходят к нему, падают ниц, бросают монету и уходят направо. Последний в замешательстве забывает бросить монету.

К а л и г у л а (вскакивает). Эй, малыш, вернись! Поклоняться богам хорошо, но ещё лучше – их обогащать. Вот так! Благодарю. Не имей боги иных богатств, кроме любви смертных, они были бы такими же бедными, как Калигула. А теперь, господа, идите и расскажите всем об удивительном таинстве, в котором вам посчастливилось участвовать. Вы собственными глазами видели Венеру, и она говорила с вами. Идите! (Патриции направляются к двери.) Налево, налево! За правой дверью стоит стража, готовая вас казнить.

Патриции поспешно и в некотором беспорядке уходят. Рабы и музыканты исчезают.

Сцена 2

Геликон грозит Сципиону пальцем.

Г е л и к о н. Анархист!

С ц и п и о н (Калигуле). Кай, ты богохульствуешь!

Г е л и к о н. Что ты хочешь этим сказать?

С ц и п и о н. Залив кровью землю, ты задумал теперь осквернить небо.

Г е л и к о н. Молодой человек любит громкие слова.

Он ложится на ложе.

Ц е з о н и я (спокойно). Не слишком ли ты смел, малыш? В наши дни в Риме умирают за гораздо меньшее красноречие.

С ц и п и о н. Я решил сказать Каю всю правду.

Ц е з о н и я. Калигула, этого человека нам давно не хватало!

К а л и г у л а (с интересом). Сципион, неужели ты веришь в богов?

С ц и п и о н. Нет.

К а л и г у л а. В таком случае, почему так обрушился на моё богохульство?

С ц и п и о н. Я не верю, но это ещё не значит, что веру необходимо чернить и лишать её других.

К а л и г у л а. Боже, какая скромность! Милый Сципион, ты невероятно меня обрадовал. Знаешь, я тебе завидую: скромность – единственная добродетель, которой я, кажется, лишён.

С ц и п и о н. Ты завидуешь не мне, а самим богам!

К а л и г у л а. Пусть это останется величайшей тайной моего правления. Единственное, в чём меня могут обвинить, – разве что в недостаточном продвижении по пути могущества и свободы. На человека, любящего господствовать, соперничество богов действует раздражающе. Я упразднил это соперничество и доказал вашим мнимым богам, что человек, стоит ему только пожелать, сам способен творить их смехотворное дело.

С ц и п и о н. Кай, это и есть богохульство.

К а л и г у л а. Нет, Сципион, проницательность. Просто я понял, что существует лишь один способ сравняться с богами: стать такими же жестокими, как они.

С ц и п и о н. То есть тираном!

К а л и г у л а. Что значит «тиран»?

С ц и п и о н. Ослепшая душа.

К а л и г у л а. Неверно! Тиран – это человек, жертвующий людьми во имя своих идей или честолюбия. У меня нет ни идей, ни честолюбия. Если я пользуюсь иногда властью, то исключительно в качестве средства.

С ц и п и о н. Средства для чего?

К а л и г у л а. Для преодоления глупости и злости богов.

С ц и п и о н. Злость злостью не победишь, власть тебе не поможет. Я знаю лишь один способ преодоления вражды в мире.

К а л и г у л а. Какой?

С ц и п и о н. Нищета.

К а л и г у л а (занимаясь педикюром). Надо бы и мне попробовать.

С ц и п и о н. Пока ты собираешься, вокруг тебя гибнут десятки людей.

К а л и г у л а. Но, Сципион, разве это много? Ты знаешь, сколько войн я мог начать, но не сделал этого?

С ц и п и о н. Сколько?

К а л и г у л а. Целых три. А знаешь почему?

С ц и п и о н. Потому что тебе плевать на величие Рима.

К а л и г у л а. Потому что я ценю человеческую жизнь.

С ц и п и о н. Кай, ты смеёшься!

К а л и г у л а. Или, говоря точнее, ценю её больше, чем идеал завоевания. Но верно и то, что любую человеческую жизнь я ценю не больше своей собственной. И если с лёгкостью убиваю, то лишь потому, что сам не боюсь умереть. Как видишь, я вовсе не тиран.

С ц и п и о н. Не всё ли равно, если это обходится в ту же цену!

К а л и г у л а (с нетерпением). Посчитай и убедишься, что самая ничтожная война, выигранная тираном, в тысячу раз дороже прихотей моей фантазии.

С ц и п и о н. Но война хотя бы понятна!

К а л и г у л а. Зато судьбу понять невозможно, и потому я стал судьбой. Я принял безумный и непостижимый облик богов.

С ц и п и о н. Это и есть богохульство.

К а л и г у л а. Нет, Сципион, драматургия! Ошибка людей в том, что они не доверяют театру. В противном случае они давно бы уже поняли, что каждому дозволено разыгрывать божественную трагедию и становиться богом. Для этого достаточно ожесточить свою душу.

С ц и п и о н. Возможны, ты прав. Но если это так, в один прекрасный день вокруг тебя поднимутся легионы безжалостных людей-богов и потопят в крови твою божественность.

Ц е з о н и я. Сципион!

К а л и г у л а (ровно и сурово). Оставь, Цезония. Сципион, ты мог бы сказать лучше: я этот день творю. Мне трудно представить его точно, но иногда я о нём мечтаю. И тогда в лицах, надвигающихся на меня из глубины горестной ночи и искажённых страхом и ненавистью, я с восторгом узнаю того единственного бога, которому поклоняюсь: бога несчастного и беспомощного, словно человеческая душа. (Раздражённо.) А теперь уходи! Ты слишком разговорился. (Меняя тон.) Мне нужно покрасить ногти. Я тороплюсь.

Все, кроме Геликона, уходят. Калигула занят педикюрем. Геликон ходит вокруг него.

Сцена 3

К а л и г у л а. Геликон!

Г е л и к о н. Слушаю.

К а л и г у л а. Как моя просьба?

Г е л и к о н. Какая просьба?

К а л и г у л а. Ну… о луне.

Г е л и к о н. Пока безрезультатно. Придётся потерпеть. Кай, я хочу кое-что тебе сообщить.

К а л и г у л а. Терпения у меня – хоть отбавляй, а вот времени осталось немного. Поспеши, Геликон.

Г е л и к о н. Насколько это в моих силах. Кай, я хочу сообщить тебе одну важную вещь.

К а л и г у л а (словно не слышит). И не забывай, что она уже была моей.

Г е л и к о н. Кто?

К а л и г у л а. Луна.

Г е л и к о н. Да-да, конечно. Тебе известно, что против тебя готовится заговор?

К а л и г у л а. Она была моей. Всего два или три раза, но всё равно была.

Г е л и к о н. Я давно пытаюсь тебе сказать…

К а л и г у л а. Это случилось прошлым летом. Я глядел на неё, ласкал её на колоннах сада, и она поняла, чего я хочу.

Г е л и к о н. Кай, прекрати эту игру! Даже если ты не хочешь меня выслушать, долг заставляет меня говорить. А не будешь слушать – тем хуже.

К а л и г у л а (продолжая заниматься педикюром). Какой мерзкий лак! Но вернёмся к луне, к той прекрасной августовской ночи. (Геликон с досадой отворачивается.) Я уже лёг. Сначала она, багрово-кровавая, появилась над самым горизонтом. Потом стала подниматься, и чем выше поднималась, тем становилась светлее. Наконец она стала подобной молочному озеру, разлитому среди усыпанного звёздами неба. И вдруг она вошла… тёплая, нежная, лёгкая, нагая… Она миновала порог, пересекла комнату, скользнула на кровать и затопила меня своим сиянием и улыбкой. (Меняя тон.) Лак явно никуда не годится. Как видишь, Геликон, я без всякого хвастовства могу сказать, что она была моей.

Г е л и к о н. Ты хочешь меня выслушать и узнать, кто тебе угрожает?

К а л и г у л а (прерывает своё занятие и пристально смотрит на Геликона). Геликон, я хочу только одного: луну. Мне давно известно, что меня убьют. Но я ещё не израсходовал до конца того, что заставляет меня жить. И потому я хочу луну. Не возвращайся сюда до тех пор, пока её не найдёшь.

Г е л и к о н. В таком случае я исполню свой долг. Против тебя готовится заговор, который возглавляет Кассий. Мне удалось перехватить очень важное письмо, из него ты всё узнаешь. Вот оно.

Геликон кладёт на ложе восковую табличку и направляется к двери.

К а л и г у л а. Ты куда, Геликон?

Г е л и к о н (с порога). Искать тебе луну!

Сцена 4

Стук в противоположную дверь. Калигула резко поворачивается и замечает старого патриция.

С т а р ы й п а т р и ц и й (нерешительно). Можно войти?

К а л и г у л а (нетерпеливо). Ну что ж, входи. (Смотрит на него.) Милашка вернулась, чтобы ещё раз взглянуть на Венеру?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Нет, совсем для другого. То есть… Кай, прости меня… я хотел сказать… Ты знаешь, как я тебя люблю… и ни о чём не прошу… только одно… дожить свои дни в покое…

К а л и г у л а. Короче!

С т а р ы й п а т р и ц и й. В общем… (Быстро.) Это очень важно.

К а л и г у л а. Нет.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Но почему?

К а л и г у л а. А что ты имеешь в виду?

С т а р ы й п а т р и ц и й (оглядываясь по сторонам). Как бы это сказать… (Он медлит и вдруг решается.) Против тебя готовится заговор.

К а л и г у л а. Ну вот, как я и думал, ничего важного.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Кай, тебя хотят убить.

К а л и г у л а (подходит к старому патрицию и берёт его за плечи). Знаешь, почему я тебе не верю?

С т а р ы й п а т р и ц и й (делает клятвенный жест). Кай, клянусь всеми богами…

К а л и г у л а (подталкивает старого патриция к двери, тихо). Не надо клясться, не надо. Выслушай лучше меня. Если ты говоришь правду, выходит, что ты предаешь своих друзей, так ведь?

С т а р ы й п а т р и ц и й (несколько растерянно). Кай, моя любовь к тебе…

К а л и г у л а (прежним тоном). А я не могу этого допустить. Я до такой степени ненавижу подлость, что не способен оставить предателя в живых. Но мне прекрасно известно, что такой человек, как ты, не захотел бы ни предавать, ни умирать.

С т а р ы й п а т р и ц и й. Конечно, Кай, конечно!

К а л и г у л а. Таким образом, у меня есть причины не верить тебе. Ты ведь – не подлец?

С т а р ы й п а т р и ц и й. О, нет!

К а л и г у л а. И не предатель?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Кай, об этом не может быть и речи.

К а л и г у л а. Следовательно, никакого заговора нет. Признайся, что это была шутка.

С т а р ы й п а т р и ц и й (сбитый с толку). Шутка, всего лишь шутка…

К а л и г у л а. Никто не собирается меня убивать, понятно?

С т а р ы й п а т р и ц и й. Никто, абсолютно никто.

К а л и г у л а (громко вздыхая, медленно). В таком случае, радость моя, исчезни! Благородный человек – такая редкость в нашем мире, что я не в состоянии созерцать его слишком долго. Я хочу побыть один и насладиться этой великой минутой.

Старый патриций торопливо удаляется.

Сцена 5

Калигула бросает взгляд на табличку, берёт её и читает. Потом громко вздыхает и зовёт стражника.

К а л и г у л а. Приведи Кассия! (Стражник уходит.) Постой! (Стражник останавливается.) Не забудь оказать ему подобающие почести.

Стражник уходит. Калигула некоторое время бродит по комнате взад и вперёд. Затем направляется к зеркалу.

К а л и г у л а. Идиот! Ты решил быть логичным. Остаётся выяснить, куда это тебя заведёт. (С иронией.) Луна станет моей, и всё сразу изменится, а невозможное станет возможным. А почему бы и нет? Кто знает? (Оглядывается по сторонам.) Как странно, людей вокруг становится всё меньше и меньше. (Зеркалу, глухим голосом.) Слишком много мёртвых, слишком много, это меня опустошило! Даже если луна будет моей, вряд ли я стану прежним. Даже если все мертвецы оживут, мои преступления не скроются бесследно. (Яростно.) Логика, Калигула, логика! Не отступай от логики. Власть до конца и до конца одиночество. Назад уже не вернуться, надо идти до конца.

Входит Кассий.

Сцена 6

Калигула, ссутулившись, сидит на ложе. У него усталый вид.

К а с с и й. Ты звал меня, Кай?

К а л и г у л а (тихо). Да, Кассий. Стражник, факел сюда!

Молчание.

К а с с и й. Ты хочешь мне что-то сказать?

К а л и г у л а. Нет, Кассий.

Молчание.

К а с с и й (несколько раздражённо). Кай, ты уверен, что моё присутствие здесь необходимо?

К а л и г у л а. Да, Кассий, совершенно уверен.

Снова молчание.

К а л и г у л а (неожиданно заискивающе). Прости, Кассий, я отвлёкся и плохо тебя встретил. Садись, побеседуем запросто. Мне захотелось поговорить с умным человеком.

Кассий садится.

К а л и г у л а (очень естественно и просто). Кассий, как ты считаешь: могут ли два благородных человека – хотя бы раз в жизни – поговорить друг с другом начистоту, отбросив прочь все предрассудки, личную выгоду и ложь?

К а с с и й. Думаю, что, в общем, это возможно. Но вряд ли ты на такое способен.

К а л и г у л а. Ты прав. Просто мне интересно знать, совпадают ли наши мнения. Ну что ж, наденем маски, будем лгать! Кассий, почему ты меня не любишь?

К а с с и й. Потому что тебя не за что любить, Кай. Потому что любви не прикажешь. И ещё потому, что я слишком хорошо тебя понимаю, а разве можно любить то, что тщательно в себе скрываешь?

К а л и г у л а. А почему ты меня ненавидишь?

К а с с и й. Ты ошибаешься, Кай. Я считаю тебя вредным, жестоким, эгоистичным, тщеславным человеком, но ненавидеть не могу: я знаю, что ты – не подлец.

К а л и г у л а. Тогда почему ты хочешь меня убить?

К а с с и й. Я уже сказал: ты вредный человек. Большинство людей чувствуют потребность в безопасности: они не желают жить в мире, в котором самая причудливая фантазия в мгновение ока превращается в реальность и острым ножом пронзает душу. Я тоже не хочу жить в таком мире.

К а л и г у л а. Безопасность и логика несовместимы.

К а с с и й. Согласен. Сказанное мной нелогично, но, тем не менее, здраво. К а л и г у л а. Продолжай.

К а с с и й. Мне нечего больше сказать. Я не собираюсь углубляться в твою логику – у меня свои представления о человеке и его долге, и я знаю, что большинство твоих подданных думают точно так же, как я. Ты тяготеешь надо всеми, и поэтому ты должен исчезнуть.

К а л и г у л а. Всё это понятно и вполне законно, для многих даже очевидно. Но только не для тебя. Ты умён, а ум или многое себе позволяет, или от многого отказывается. До сих пор ты отказывался, почему бы не начать наконец и позволять?

К а с с и й. Потому что я хочу жить и быть счастливым, а если я стану на сторону абсурда, то лишусь и того, и другого. Я – такой, как все. Иногда, желая почувствовать себя свободным, я мечтаю о смерти любимых людей, и нередко испытываю к женщинам вожделение, запрещённое законами семьи и дружбы. Будь я логичным, я стал бы убивать и насиловать. Но подобные неопределённые желания не имеют для меня особого значения. Если бы все начали воплощать их, мы не смогли бы ни жить, ни быть счастливыми. А это, повторяю, для меня важнее всего.

К а л и г у л а. Ты веришь в какую-то высшую идею?

К а с с и й. Я верю в то, что некоторые поступки могут быть лучше других.

К а л и г у л а. А я считаю, что все они одинаковы.

К а с с и й. Мне это известно, Кай, и поэтому я тебя ненавижу. Ты тяготишь собой всех – ты должен исчезнуть.