скачать книгу бесплатно
– Верно, – закивал завитой головой Александр Дмитриевич. – Для того чтобы научиться играть, нужно не просто запомнить, куда нажимать, но в первую очередь услышать ноту. – И Александр Дмитриевич принялся наигрывать легкую мелодию, делая акцент то на одной ноте, то на другой. При этом он каждый раз поднимал вверх указательный палец и посматривал на Жорку.
Жорка делал вид заинтересованный и внимательный, однако сам не сводил глаз с пальцев играющего. «Нужно просто запомнить очередность, и все, – думал Жорка. – Просто представить, как сначала нажимается первая клавиша, потом вторая, потом третья… А эту чепуху вроде нот и уж тем более записей в нотную тетрадь мне терпеть не по силам. Память у меня что надо. Запомню – и дело с концом».
А Александр Дмитриевич продолжал наигрывать прекрасную нежную мелодию и с упоением рассказывал, как важно развивать слух, обучаться нотной грамоте и отрабатывать игру на инструменте.
– Усердие, усердие и еще раз усердие, – говорил он, зажмурившись от красоты выплывавшей из-под его пальцев мелодии.
– Я немного понял, – прошептал мальчик. – Я буду работать.
– Вот и отлично, – произнес довольный учитель и оборвал мелодию. – Пойдемте, дорогие мои, чай пить. Оставим мальчика, пусть попробует себя в тишине. Очень важно, чтобы ученик смог самостоятельно выполнять задания.
Он шумно поднялся, предложил локоть своей сестре, другой подхватил племянника. Вслед за ними, довольный предстоящем чаепитием, на котором не грех выпить вишневой настойки, встал и Михаил Александрович.
– Мы пойдем, – радостно крикнул Лев Жорке, – а ты порепетируй пока. Послушай, как звучат одни и те же ноты в разных октавах.
И они, шумные и бурлящие, вышли из комнаты. Жорка остался в комнате один на один с роялем.
– Ты, чудище колченогое, что же ты мне никак не даешься? Думаешь, ты мне не по зубам? – прошипел Жорка, снова усаживаясь на табурет.
Он уже знал, что, когда дама встает со своего места, все мужчины в комнате должны встать, вот и он вскочил, чем заслужил от Натальи Дмитриевны улыбку. Теперь же, глядя на клавиши, он глубоко вздохнул и нажал одну из клавиш, потом другую, потом следующую. Принципиальной разницы он не слышал, кроме, конечно, нот, расположенных на разных концах клавиатуры. А две соседних звучали для него более-менее одинаково. Вот и как тут разобраться? Он пробовал и так и сяк, подставлял ухо близко к клавишам или наоборот отодвигался и закрывал глаза, как это делал Александр Дмитриевич, но результат был один, точнее, не было никакого результата. Не слышал он разницы, и все тут, не мог отличить одну ноту от другой.
Тогда Жорка понял, что заходить нужно с другой стороны. Он зажмурился и вспомнил пальцы Александра Дмитриевича, как они нажимали на клавиши по очереди. Попробовал повторить, и получилось что-то похожее на мелодию. Затем повторил еще раз, нажимая на клавиши увереннее, от чего мелодия зазвучала громче и ярче.
В этот момент в распахнутых во двор стеклянных створках французского окна появился Лев.
– Жора, что я такое слышу? Ты играешь! – воскликнул мальчик.
– Я пробую, – потупившись ответил Жорка, но в его темных, как спелые вишни, глазах промелькнули хитрые искорки. – Это все Александр Дмитриевич, ему спасибо, что научил. Как думаешь, справляюсь я? – и он сыграл мелодию еще раз.
– Конечно. Еще немного практики, и все будет идеально, – с жаром произнес Лева, искренне радуясь за друга. – Матушка сказала, чтобы я звал тебя уже. Хватит для первого дня.
Глава 7
– Жду не дождусь, когда приедут гости.
Жорка откинулся на спину, сидя в большом кожаном кресле.
– Ах, как же жаль, что именины бывают только раз в году, – юноша запрокинул голову и, глядя в потолок, мечтательно сказал: – Вечер будет грандиозным. Музыка, танцы, шампанское…
Светловолосый молодой человек, сидящий напротив за письменным столом, взглянул на друга и усмехнулся:
– Тебе бы, Жора, только именины и вечера. Учился бы ты с таким же усердием, с каким праздников ждешь.
Он отложил книгу, которую читал.
– Ты вызубрил параграф по арифметике, который нам задали на завтра? Или, как всегда, пробежал на скорую руку?
– Лева, да не будь ты таким строгим. День-то сегодня какой! Как можно думать о какой-то арифметике. И потом, не все же к учебе способны одинаково. Светило науки и мастер зубрежки у нас ты, а не я, так что нечего меня осуждать, – молодой человек рассмеялся, видя, как его друг пытается сохранить строгий вид.
– Глупый, ты, Жорка, не можешь отличить истинное от ложного.
– Разве? – бровь Жорки изогнулась дугой.
– То есть… Я хотел сказать, нужно различать действительно важное от чепухи. Вот учеба очень важна, именины тоже, но не так. Понимаешь? – юноша сложил руки на учительский манер, прижав пальцы одной руки к другой.
– Лева, тебе сегодня только пятнадцать исполняется. А ты рассуждаешь, как будто девяносто на носу, – Жорка подтрунивал над другом, нисколько не смущаясь и не обращая внимания на его деланно строгий вид. – Но, – мальчик выпрямился и сел в кресло, убрав из позы вальяжность, – я тебя люблю и такого пятнадцатилетнего старика, – и разразился заразительным смехом.
Губы Льва, сжатые до этого в тонкую нитку, расползлись в улыбке.
– Жора, какой же ты несерьезный. Не знаю, как с тобой можно о значимых вещах говорить, – продолжал настаивать Лев, но в его тоне уже не было строгости.
– Что говорить? Арифметику твою я прочитал уже давно. Что там зубрить-то? Дроби? Это ж делать нечего, раз, два, и все. Ерунда, а не тема. Давай лучше собираться, отложи наконец свой учебник. Противно смотреть на такого именинника, – и Жорка запустил в своего друга вышитой золотом желтой бархатной думкой, которую выудил из-под спины.
Лев ловко увернулся и рассмеялся:
– Ладно, давай собираться, ты ж мне не дашь все равно почитать.
Юноша подошел к большому зеркалу, стоявшему в углу, рядом, на вертикальной вешалке, был приготовлен комплект торжественного по случаю именин костюма от «Сиже». Лев завязал идеальным узлом белый галстук, поправил жесткий воротничок и стряхнул несуществующие пылинки с рукава фрака. Его светлые волосы были коротко подстрижены и уложены на идеальный пробор. Тонкими пальцами он критично ощупал виски, пригладил выбившиеся волоски и остался вполне собой доволен. Жорка, разглядывая своего друга, вскочил с кресла и тоже начал приводить себя в порядок – завязал галстук, надел жилет и подошел к зеркалу, встав рядом со Львом.
– Тебе не кажется, Лев, что для моего почти совершенного вида чего-то не хватает? – он покрутился перед зеркалом.
– И чего же тебе не хватает? – подхватив игривый Жоркин тон, спросил Лев.
– Жемчужная булавка была бы в самый раз. Но у меня ее нет, а у тебя целых две, – Жорка поднял глаза к потолку, словно он заметил это случайно.
– И? – не сдавался Лев.
– Исходя из законов твоей любимой арифметики, две булавки можно с легкостью разделить между двумя людьми, – он посмотрел на Льва, еле сдерживая улыбку, при этом вид его был невинным и даже смущенным.
– Точно, можно разделить. Но при одном условии.
– Каком же? В арифметике нет никаких условий при делении двух на два.
– Это не арифметическое условие, а эстетическое.
Жорка непонимающе уставился на Льва, тот продолжил:
– С волосами своими сделай что-нибудь, а то ты уж больно на цыгана похож…
Молодые люди прыснули и расхохотались так, что Льву пришлось вытащить белый кружевной платок из кармана и промокнуть слезы.
– Возьми у меня на столике помаду для волос, – уже успокаиваясь, сказал Лев, – и булавки захвати, пожалуйста, они рядом лежат, в шкатулке.
Жорка в три прыжка пересек комнату, прихватив булавки и помаду, и мечтательно сказал:
– Лева, представляешь, сейчас приедут и Лесовцевы, и Морозовы, и Толстоноговы. Мари, Ксения, Анна, Ольга – невероятной красоты нимфы. Кто тебе по сердцу? Скажи, Лева.
– Если ты не хочешь их напугать своим внешним видом, Жора, то тебе стоит все-таки пригладить волосы, а не болтать и не вздыхать.
Лев еще раз взглянул на себя в зеркало.
– Я не знаю, кто мне из них милее. Мы давно не виделись.
Жорка картинно закатил глаза и помотал головой.
– Ну точно, пятнадцатилетний старикан.
Лев хотел было ответить Жорке на этот выпад, но остроумного в голову ничего не пришло, да еще в дверь постучали, и в проеме показалась голова тетки Авдотьи.
– Собралися?
– Да, готовы практически.
– Барыня вниз зовет. Скоро гости пожалуют, встречать надобно, – проскрипела тетка Авдотья и добавила, глядя на Жорку: – Кучери свои пригладь, торчат в разны стороны, как у мокрой собаки.
– Сейчас, сейчас, – ответил Жорка, принявшись с усиленной энергией намазывать помаду на волосы и приглаживать руками, – я почти готов.
– Давай я помогу тебе, – сказал Лев и добавил, обращаясь к Авдотье: – передай маменьке, пять минут, и мы спустимся, только справимся с Жориной шевелюрой.
Старуха кивнула и пошаркала вниз по лестнице.
– Ну все, отлично получилось, – сказал Жорка, не терпящий промедлений.
Сам того не замечая, от ожидания предстоящего праздника и возбуждения он дрожал и неожиданно стал клацать зубами. Лев взглянул на друга, положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить, и сказал:
– Жора, успокойся, пожалуйста. Веди себя прилично.
Тот кивнул:
– Не переживай, я возьму себя в руки, как только мы спустимся, ты же знаешь. Это я только вначале волнуюсь, а потом успокаиваюсь.
– Знаю, ты у нас настоящий удалец-молодец. Пойдем, не стоит заставлять матушку ждать.
Жорка снова кивнул, и они стали спускаться в гостиную.
Наталья Дмитриевна отдавала последние распоряжения насчет ужина. За последние десять лет она практически не изменилась. Седина лишь немного коснулась ее волос, да стала едва заметна сетка морщинок под глазами. Даже располнела она не сильно, видимо, сказывалась ее неуемная энергия, которая не давала набирать лишнее организму. Сегодня она надела бордовое платье, которое подчеркивало ее белоснежную кожу и темные волосы. Длинные сережки с рубинами, подаренные Михаилом Александровичем на последние именины, блестели в лучах заходящего солнца.
– Матушка, какая ты у нас красавица! – воскликнул Лев.
Наталья Дмитриевна подняла голову и увидела молодых людей: одного – высокого, стройного, светловолосого, с тонкими чертами лица и другого – темноволосого, ростом чуть пониже, но тоже стройного, одаренного природной грацией. Таких разных, но таких дружных. Улыбка осветила лицо женщины.
– Мальчики, какие вы стали статные, прямо загляденье. И когда же вы успели вырасти? Подойдите, я вас обниму.
Женщина почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Молодые люди улыбнулись и приблизились.
– Левушка, ты готов праздновать именины? – спросила Наталья Дмитриевна своего сына.
– Готов, конечно. Хотя мне кажется, что Жора готов гораздо больше моего, – рассмеялся молодой человек.
Наталья Дмитриевна перевела взгляд на Жорку и прищурилась, от него и в самом деле исходило настолько сильное возбуждение, что казалось, его можно пощупать.
– Тише, тише, дорогой Георгий, – обратилась к Жорке женщина. – Хватит и на твою долю праздника. Не забывай, что сегодня именины Левушки, держись, пожалуйста, скромнее. И на рожон не лезь, особенно это касается девиц Толстоноговых. – Она протянула руку и потрепала юношу по щеке.
Жорка сразу сник, но виду старался не подавать. Он расцеловал руки женщины и только сказал:
– Не волнуйтесь за меня, Наталья Дмитриевна. Я вас не подведу.
Женщина улыбнулась, еще раз провела рукой по щеке юноши и, подхватив под руку Льва, отправилась на крыльцо. Жорка поплелся следом.
Солнце катилось вниз, за густой, пряный лес, за зеленые холмы. Августовский ветер – уже не теплый, летний, но еще и не прохладный, осенний, – приятно обдувал лица встречающих. Наконец на холме показалась первая повозка, в ней, кокетливо придерживая шляпки, смеялись девицы Толстоноговы – премилые двойняшки, в которых по уши был влюблен Жорка. Он еще не решил, кто ему нравится больше, Ольга или Ксения. Иногда он и вовсе их не мог различить, до того они походили друг на друга. «Была бы моя воля, я бы женился сразу на обеих и голову бы не морочил», – думал Жорка. Вслух он, правда, не позволял себе высказывать таких вольностей, а мысленно уплывал в танце сначала с Ольгой, потом с Ксенией. Таким томным размышлениям он любил предаваться, лежа под раскидистой березой, посвистывая и глядя на голубое высокое, бесконечное небо. Это Жоркино времяпрепровождение Лев на былинный манер называл «подпитаться от земли русской». И когда Жорка убегал из душной классной комнаты в сад, Лев, смеясь, кричал ему вслед:
– Подожди меня, я тоже хочу подпитаться!
Мальчики укладывались под дерево и молча созерцали окружающую их природу. Лев то и дело вздыхал и не мог долго оставаться в таком недвижимом состоянии. Жорка же, напротив, разваливался, ленился и только щурился на солнце.
– Что ты все вздыхаешь? – как-то спросил он у друга.
– Не знаю, мысли какие-то тревожные.
– О чем же?
– Вчера про крестовые походы читали. Вот неужели ты не думаешь об том? – Жорка отрицательно мотнул головой, а Лев продолжал: – Я думаю, какие храбрые люди шли в крестовый поход сражаться за Иерусалим, какие чистые и идеальные у них были помыслы.
– Я думаю, что они не храбрые, а бестолковые, – парировал Жорка.
Лев посмотрел на него с ужасом.
– Сам посуди, жили они себе в своей Европе, растили детей, засевали поля. А потом неожиданно их принудили тащиться через полмира, чтобы умереть за какую-то мифическую цель. А помыслы у них вовсе были не идеальные, а корыстные. Сколько добра они себе потом домой притащили. Я имею в виду тех, кто жив остался.
– Почему же ты высшую цель называешь мифической? – Лев покраснел, он не любил, когда Жорка сталкивал мысли Льва с высокодуховных и идеалистических до приземленных. А у Жорки все к этому сводилось.
– Потому что в их обычных жизнях им этот Иерусалим совершенно был не нужен. Им хотелось быть рядом с женами, детьми и родителями.
– А как же погибнуть славной смертью во имя чего-то священного и важного? Как рыцари в средние века в Англии?
– Не, – мотал головой Жорка, – глупости. Говорю же тебе – нет ничего важней жизни. Вот это и есть высшая цель.
– То есть для тебя простое существование является высшей целью? А стремление улучшить жизнь людей является бессмысленным?
– Я думаю, что навязывание любых идеалов – бессмысленно. Ты будешь удивлен, Лева, но в моем понимании мира все просто – нужно просто принять законы и следовать им без исключений, дать право людям самим решать свои вопросы и просто от них отстать, – пожал плечами Жорка.
Они замолкали и оставались каждый при своем мнении. Такие споры нисколько не вредили их дружбе, а только укрепляли ее. Жорка оказался смышленым мальчуганом и довольно быстро схватывал все, чему учился в доме Демидовых. Наталья Дмитриевна уделяла учебе много времени, и Жорка старался ее не подводить. Он прекрасно справлялся с точными науками, особо не тратя на них времени, от чего Лев возмущался и подтрунивал над другом, поскольку ему, Льву, приходилось заниматься зубрежкой, без нее он никак не мог запомнить. Французскому и английскому Жорка так же легко выучился, в доме то и дело говорили на этих языках. Правда, поначалу у него никак не выходило письмо, и он стонал, глядя на красивый витиеватый почерк Льва.
– Я вот в толк взять не могу, на кой черт этим хранцузам столько ненужных букв в каждом слове. Не язык, а кошмар, – бурчал он, но со временем и французский оказался ему по силам.
Чтение скучных толстых книг не приносило Жорке счастья, он искренне не понимал Льва, который мог целыми днями, а то и ночами сидеть с невзрачным томиком, испещренным мелкими буквами. Но со временем он заметил, что за этим наискучнейшим занятием проводят огромное количество времени те взрослые и сверстники, которые наведывались в барский дом. Они с жаром, не свойственным им на первый взгляд, ввязывались в дискуссии, доказывая правдивость своих слов, вели себя недостойнейшим образом: вскакивали, размахивали руками, иной раз хлопали дверьми, уходя и тут же возвращаясь с новым набором аргументов в пользу своего убеждения. В основном так вели себя взрослые, а дети впитывали подобное поведение, тихо наблюдая из своего угла. Когда Лев и Жорка стали чуть старше, к подобным спорам их стал привлекать Михаил Александрович. Густым басом он спрашивал:
– Дети, изложите ваше мнение по этому вопросу – прав Вольтер или нет?
