И зеркало обманет…

В последнее время меня преследует непреодолимое желание, постоянно видеть своего ребёнка, и я могу часами простаивать у стеклянной стены детского бокса, с умилением разглядывая свою малышку, внимательно следя за каждым её движением и мимикой крохотного личика. Уже получила несколько раз нагоняй от врачей за это. Мне, видите ли, лежать надо больше, а на ребенка я ещё дома налюбуюсь. Лежать мне уже не хочется, я себя чувствую вполне нормально, правда, иногда кружится голова. Пора мне на свежий воздух, на волю.

Вера часто навещала меня всё это время, принося с собой в палату оживление и надежды. Приходил и Андрей, только его не пустили почему-то. Приходили и мама с папой, я видела, как они переживают за меня, только бодрятся, стараясь не показывать своих переживаний. Навещали и брат Вадик со своей беременной женой Светой. Странно, но у меня такое чувство, что его жену, я в первый раз увидела только из окна палаты, чего не скажешь о ней. Света общается со мной, как будто знакомы мы очень давно. Впрочем, я к этому уже привыкла. Если я сама ничего о себе толком не помню, то не могу же я ожидать такого же и от остальных? Надеюсь, память ко мне вернётся. А пока я старательно делаю вид, что всё у меня хорошо и ничего меня не беспокоит. Иначе, боюсь, меня ещё долго не выпустят из больницы.

Наконец, настал день выписки. Степа примчался с утра, и с нетерпением ожидал, когда нас с дочкой отпустят домой. Он завалил медиков немыслимой красоты букетами и коробками с конфетами. Приехали и мама с папой. Брат с женой ожидали нашего приезда у нас дома, но не выдержали, и тоже приехали встречать.

Когда меня с дочкой, наконец, спустили на первый этаж, для того, чтобы переоделась я и одеть на выписку ребёнка, в окно светило яркое солнце. Было так солнечно, словно на дворе стояло не начало октября, а, по крайней мере, сентябрь. Я счастливо зажмурилась. Какой же, наверное, свежий воздух на улице! Тяжело столько дней не выходить из помещения.

Я стала с удивлением рассматривать вещи, которые мне привёз Степа, вместо тех, в которых я была, когда попала в аварию. Костюм и куртка мне очень понравились, но я не помню, что бы у меня были такие стильные вещи в моем гардеробе. Наверное, Стёпа сам купил. У него очень хороший вкус. Брюки, правда, на мне застегнулись с трудом. Значит, этот костюм у меня был до родов, просто я ещё не пришла в свою форму. Надо будет теперь заняться собой, нужно же себя в порядок приводить.

Наконец-то я возвращаюсь домой. Правда, смутно представляю, какой он, мой дом? Из всей, новой информации, накрывшей меня как снежный ком с головой, я поняла, что проживаем мы со Стёпой, за городом, недалеко от Москвы.

Ну, что ж, за городом, так за городом. Хорошо, что мне не одной туда добираться, иначе, я бы даже не знала, в какую сторону ехать. Не помню я совсем своего дома. Значит, просто поеду туда, куда меня повезут.

Наконец-то, мою бедную, заливающуюся жалобным криком крошку, нарядили в памперс и одёжки. Затем, завернули в одеяльце, то есть, вложили в восхитительно красивый конверт. Конверт торжественно вручили Стёпе. В него тут же стали радостно заглядывать мама с папой и брат с женой. Малышка, к этому времени, уже успокоилась и крепко спала, устав от крика. Мне же вручили огромные букеты, которыми я поделилась с сестричкой, провожавшей нас.

Вадик, не переставая нас дергать, чтобы мы позировали, поворачивались и становились то так, то по-другому, заснял весь исторический момент на камеру.

– Ничего вы не понимаете, – возбужденно говорил он, – знаете, как потом будет интересно смотреть всё это. А Лизка подрастет, и ей будет интересно. Так что не возникайте, а становитесь, как я вам говорю.

Мы и не возникали. Послушно дали поснимать себя для истории. Вадькина жена Света, то и дело держалась за свой живот, и изумлённо-радостное выражение не сходило с её лица. Ей самой предстояло стать мамой через два месяца. Вадик хвастливо утверждал, что у них непременно будет мальчик – УЗИ показало совершенно точно. На что Стёпа, хитро улыбнувшись, заявил, что уж он то, Стёпа, непременно хотел и старался произвести на свет именно дочку – девочку Лизочку.

– А пацанов мы чуть позже родим, да, Анька? – обратился он ко мне на полном серьёзе. – Двух! Желательно, близнецов! Как у Веры с Андреем!

Я скептически улыбнулась. Ага-ага! Двух, да ещё близнецов. Я, эту-то свою беременность, не помню вообще, а у него уже планы на будущих детей. Какой прыткий! Вериных детей, кстати, тоже не представляю совсем. Похоже я их и не видела вовсе, хотя такого не может быть. Им же уже по четыре года.

«Но, господи, как хорошо, что о будущих детях мне говорит именно Стёпка! А, вдруг, у меня был бы другой муж? Или бы совсем его у меня не было»? – испугалась я своим мыслям.

За окнами машины промелькнули улицы Москвы. Проехав немного по тракту, мы свернули направо и, скоро доехали до посёлка, под названием «Бережки», состоявшего из частных коттеджей. Перед одним из них, Стёпа остановил машину и нажал на клаксон. Ворота тут же начали разъезжаться, и мы въехали во двор. За нами заехала машина брата.

Моему взору предстал двухэтажный дом из красного кирпича. Дом был с большой верандой, как раз такой, каким я себе представляла дом своей мечты, в котором я, хотела бы жить.

На крыльцо выскочила румяная светловолосая женщина лет пятидесяти. Она, широко и радостно улыбаясь, подбежала ко мне и со слезами на глазах обняла.

– С возвращением, Анечка! Поздравляю с выздоровлением и рождением девочки! Я уж так переживала, хотела повидать Вас в больнице, да Степан Михайлович сказал, что не нужно, скоро привезёт Вас домой.

Я с беспокойством смотрела на женщину. Даже не знаю, не помню кто она. Как её зовут? Может, родственница Стёпы? Зачем тогда зовёт его по имени-отчеству? Не видела я, её никогда. Вот! А она, похоже, знает меня давно, вон как плачет от радости и обнимает. Чужому и незнакомому человеку, вряд ли будут так радоваться.

Вежливо улыбнувшись ей, и, даже, от растерянности изобразив что-то вроде реверанса, я поздоровалась с ней на «Вы». Женщина, видимо, была слегка обескуражена, но тут же стала здороваться со всеми остальными. Хотела даже Лизоньку забрать у мамы из рук, но дочку перехватил гордый Стёпа. Он чмокнул меня в щёку, и торжественно понёс ребёнка в дом. Вся толпа стала подниматься по крыльцу за ним.

Приняв у всех одежду, женщина унеслась на кухню, откуда доносились восхитительные запахи. Они, несомненно, отличались от запахов больничной кухни. Где в доме находится кухня, я сообразила именно благодаря этим запахам. И я, наконец, смекнула, что женщина является кем-то вроде домработницы или гувернантки. И у нас с ней, видимо, сложились ранее очень тёплые отношения.

В гостиной на первом этаже малышку положили на широкий светлый диван и, расстегнув конверт, вынули её из него. В доме было очень тепло. Лиза сразу проснулась и, стала сосредоточенно водить глазками, словно знакомясь с новой обстановкой. Все сразу кинулись к ней, и было очень забавно смотреть, как они кудахчут возле маленького человечка. Тут еще подлетела из кухни женщина, которая нас встретила. В руке она держала бутылочку с молоком.

– Вот, Степан Михайлович велел именно эту молочную смесь купить, к которой девочка в больнице привыкла.

Бутылочка появилась вовремя. Лизка вспомнила, что по времени уже пора подзаправиться и, отчаянно заревела.

Мама стремглав кинулась в ванную комнату, мыть руки. Вернувшись, она бережно взяла внучку на руки и предложила ей бутылочку с молоком. Та, не раздумывая, вцепилась губками в соску и зачмокала, уморительно нахмурив бровки. Все с умилением стали смотреть, как это происходит, столпившись возле мамы. Но она, быстренько разогнала нас, сказав, что она ещё не забыла, как кормят детей, а зрители ей при этом не нужны. Мы только отвлекаем ребёнка. Пришлось подчиниться, хотя девочке, похоже, не было ни до кого никакого дела. Она уже закрыла глазки и снова засыпала.

Весь вечер я удивлялась тому, что ничегошеньки не помню о своей жизни до аварии. Словно впервые, я увидела на стене наш свадебный портрет. Настоящая картина, между прочим, рисованная маслом! На нём, в восхитительном воздушном белом платье с умопомрачительной причёской на голове, рядом со Стёпой стояла я. Неужели это и вправду я? Нет сомнений – я. А вот и дата: двадцать четвёртое июля две тысячи двенадцатого года. Ну, надо же!

Тихонько поднявшись с кресла, и сказав, что пойду, посмотрю дочку, я поднялась на второй этаж, зашла в детскую. Лиза спокойно спала в своей кроватке, раскинув ручки. Над ней неслышно лениво покачивались забавные зайчики на музыкальной карусели. Мне захотелось их завести, но я удержала себя. Успею ещё, а ребёнку они пока ни к чему.

Ну, почему, я ничего не помню? Ни дома этого, ни обстановки. Как же это тяжело. Я смотрела на ребенка и. вдруг, почувствовала прикосновение к своим плечам. Это был Стёпа. Он неслышно вошёл в комнату, я даже не заметила, как он сделал это. Стёпа обнял меня за плечи.

– Я так счастлив, Анечка, – прошептал он. – Я бы тоже умер, если бы вас не стало. Какая жизнь была бы без вас?

Стёпа стал целовать меня в шею. Мне стало отчего то неловко. Стараясь не обидеть его, я высвободилась из объятий мужа.

– Стёпушка, не сейчас. Пойдем вниз, нас, наверное, потеряли.

Стёпа ещё раз поцеловал меня и нехотя отпустил. Мы спустились вниз.

Гости разъехались уже ближе к вечеру. Я уговаривала маму с папой остаться, но они уехали с Вадиком и Светой, пообещав, что мама приедет нас навестить завтра. А сейчас им нужно ехать. Ей, почему-то казалось, что им непременно нужно вернуться к себе домой. Но завтра, она непременно приедет к нам. Завтра всем на работу, а мама пока сидит дома, и с радостью поможет мне водиться с Лизонькой.

Ночью, лёжа в своей большой кровати рядом со Стёпой, я обдумывала свою дальнейшую жизнь. Надо что-то делать. Как-то вспоминать всё, иначе мне будет очень трудно. Врачи, конечно, обещали, что память у меня постепенно восстановится, но хотелось бы, чтобы это произошло побыстрее. Хорошо, я походила по дому, узнала, как будто заново свой дом, в котором мы, оказывается, живём уже два года. Знаю теперь, где какая комната находится. А как быть со всем остальным? А особенно, как быть со Стёпой?

Я до сих пор не могу привыкнуть к тому, что Стёпа мой муж, чувствую себя как-то неловко рядом с ним. Я не могу полностью расслабиться, и, почти всегда нахожусь в напряжении. Это сейчас я, более-менее спокойно, могу лежать рядом с ним, а ведь скоро он захочет заняться со мной любовью. Это вопрос нескольких дней. А что прикажете делать мне? Почему-то, когда я думаю на эту тему, мне становится жутко жарко. Я не могу сказать, что мы не занимались никогда этим прежде, Стёпа – мой первый мужчина, но это было так давно, а потом мы расстались…

Стоп! Мы же поженились! И, даже, вот ребёнка родили. Вот и шов от операции подтверждает это. Я в который раз с изумлением осторожно провела рукой по свежему ещё, недавнему рубцу от шва на животе. Но всё это будто было не со мной. А как быть с людьми, которые раньше окружали меня, а теперь я их не могу вспомнить? Даже мои самые близкие люди постоянно меня чем-то удивляют, чего прежде не было. Со всеми нужно знакомиться заново. Я постоянно напряжена, словно я кого-то обманываю и не имею никакого права занимать чьё-то место, не моё! Но, тогда, чьё оно? Все ничуть не сомневаются, что я – это я, настоящая. И мама, и папа, и Вадик! Они мне родные по крови! И они во мне не сомневаются! И только я сама не могу поверить в правдоподобность происходящего. Надеюсь, пройдёт какое-то время и всё придёт в равновесие.

Надо поглядеть на ребёнка. Вообще, это не очень удачная мысль, что наш новорожденный ребенок, с первого дня возвращения домой, спит в отдельной комнате. А вдруг, я не услышу, как она проснется и станет плакать? А вдруг срыгнёт молоко и захлебнется? Я похолодела от страха. Нет! Надо что-то делать! Я решительно растолкала Стёпку, он тут же потянулся с радостью ко мне.

– Стёпа! Надо перенести кроватку Лизы к нам в спальню!

– Зачем? Есть же радио-няня, видишь – спит она.

– Надо! Пошли немедленно перенесём, – Стёпка недоуменно уставился на меня, – она еще слишком мала, чтобы спать одна.

Я соскочила с кровати и решительно пошла к двери. Стёпа нехотя вылез из-под одеяла, и двинулся за мной.

Лиза безмятежно спала. В свете ночника было видно, как она чмокает губками.

– Ну, вот видишь, она спокойно спит, лучше не беспокоить ребёнка, – сказал мне шёпотом Стёпа. – Пошли к себе. Я тебя согрею.

– Нет! – проявила я ослиное упрямство, – мы её перенесём сейчас же, иначе я не смогу спать. Я боюсь за неё.

– И как ты это себе представляешь? – вздохнул Степа. – Тебе нельзя тяжести таскать, ты после операции, а один я не унесу, кровать тяжёлая, из натурального дерева, надо, чтобы кто-нибудь помогал мне. Давай завтра!

Но я не собиралась отказываться от своей затеи. Немного подумав, нашла выход. Я решила положить ребёнка на эту ночь на нашу кровать, между нами. Стёпка решил не спорить со мной. Видимо, ему это давно не в диковинку. Спор со мной ни к чему хорошему не приведёт, особенно сейчас, когда дело касается ребёнка.

Стараясь не разбудить спящую девочку, я осторожно перенесла её к себе. Лиза всё-таки проснулась, пришлось Стёпе срочно спускаться на кухню за бутылочкой с молочной смесью. Наконец мы снова улеглись. Стёпка только начал прихрапывать – устал бедняжка за суматошный день, как я растолкала его снова.

– Стёп, нам тесно втроем, вдруг ты повернешься неловко и раздавишь ее.

– Ну, что ты говоришь! – возмутился шёпотом Степа. – Что я, слон?

– Слон, – согласилась я, – вон какой ты большой. Места много занимаешь. – Стёпка обиженно засопел.

– Ты не обижайся, а поспи сегодня где-нибудь, хотя бы на диване, правда, он маленький для тебя, но потерпи одну ночь. Ну, пожалуйста, любимый. А завтра мы перенесём сюда кроватку.

Стёпа, кряхтя, поднялся и, без слов перешёл на диванчик. Вскоре он заснул. Мне стало ужасно его жалко. Диванчик был короткий, двухместный. Стёпины длинные ноги, смешно свешивались с подлокотника. Я встала и укрыла его одеялом. Под ноги подставила ему мягкий стул. Мне нестерпимо захотелось поцеловать его, но я сдержала себя.

До утра оставалось немного. Мне казалось, что я только успела закрыть глаза, как почувствовала, что Стёпа целует меня.

– Спи, детка. Я поеду на работу, дела не могут ждать. Я постараюсь вернуться пораньше. Если что – звони.

Стёпа тихо прикрыл за собой дверь. Я смутно услышала, как он разговаривает с кем-то, должно быть с домработницей, и тут же, провалилась опять в сон.

Глава 26

Когда я открыла глаза, то поняла, что проспала очень долго. Я вдруг вспомнила, что рядом со мной должна спать Лиза. Её не было. Я выскочила из кровати, и, накинув халат, побежала вниз. Там кто-то разговаривал. Вбежав в гостиную, я увидела мирную картину: Елена Ивановна сидела на диване и кормила из бутылочки Лизу. С ней и разговаривала, то есть, приговаривала, как Лиза вырастет и станет красавицей на радость маме, папе и ей. Увидев меня, она поздоровалась и показала почти пустую бутылочку.

– А мы уже позавтракали и переоделись. Я всё сделала, Вы не беспокойтесь. Лизонька проснулась, а Вы так крепко спали, что я не стала будить. Вам нужно отдыхать. Вот и Степан Михайлович не выспавшийся уехал на работу. Еле упросила его поесть.

Мне стало ужасно стыдно. Я вспомнила, как я всю ночь дёргала бедного Стёпу, не давала ему спать. Сама-то я прекрасно выспалась! Спасибо Елене Ивановне. Ну не эгоистка ли? Больше так не буду делать. По крайней мере – постараюсь.

Я поблагодарила Елену Ивановну за заботу и взяла уснувшую после сытного завтрака дочку, чтобы отнести её в детскую.

– Анна Александровна! Вы спускайтесь завтракать, дети в этом возрасте обычно всё время спят, только есть просыпаются. Вы не беспокойтесь, я, если позволите, буду за ней приглядывать, пока няню не найдёте.

– Няню? Зачем? – удивилась я.

– Ну, как зачем? А кто ж будет за Лизонькой смотреть?

– Как кто? Я. Я сама буду за дочкой смотреть.

Елена Ивановна объяснила мне, что в этом посёлке, у всех, у кого есть маленькие дети, есть и няни. Мать же не может всё свое время отдавать ребёнку. Надо и о себе позаботиться. Тем более, у многих дам до рождения ребенка, был свой какой-то бизнес, требующий постоянного внимания.

Елена Ивановна ушла на кухню, а я отнесла Лизу в детскую и уложила в кроватку, посидела возле неё на диване. При этом я крепко задумалась, чем могла заниматься сама до родов. Мне вспоминались только годы, проведённые на работе в школе и в библиотеке. Как ни старалась, я не смогла ничего больше вспомнить. Посокрушавшись на себя за это, я пошла вниз умываться и завтракать.

Чистя зубы перед большим зеркалом в ванной, принимая душ, а потом, одеваясь, я всё продолжала раздумывать над словами Елены Ивановны. Интересно же, чем я всё-таки занималась до этого дня? Из всего того, чем я занималась в своей жизни, я ведь и на самом деле помню только свою учительскую работу, и работу в библиотеке. Никакого бизнеса за собой я не припоминаю. Странная у меня амнезия. Выборочная. Вот ведь родственников и друзей прекрасно помню, а чем занималась и как жила – не помню. Плохо. Надо будет у Стёпы спросить. Только осторожно, чтобы не напугать его.

Я с удовольствием уминала на кухне свой завтрак, когда возле дома остановилась машина. Хлопнула дверца машины, и, вскоре прозвенел звонок. Елена Ивановна пошла открывать дверь. Судя по знакомому голосу, это приехала Вера. Я вышла её встречать. Подруга вручила мне огромный букет.

– Ну вот, подружка, ты и дома, поздравляю! Я не стала на выписку приезжать, так как вас там и так было много. – Мы расцеловались. – А Лиза спит? Потом обязательно покажешь мне её. Я тут ей привезла небольшой подарок.

Вера показала на объемистый баул, стоявший на полу. Ничего себе небольшой! По-моему, там поместился настоящий танк. Такой огромный пакет. Как она его тащила?

– Вер, ну зачем ты…, – запротестовала было, я.

– Это не тебе, а Лизе, так что не говори мне ничего. Ты не забыла, что она – моя будущая невестка? И я его не в руках несла, а в машине привезла. А тебе вот!

Она достала из сумочки какую-то яркую открытку. Я с улыбкой раскрыла её, ожидая прочитать трогательное поздравление, и обнаружила, что это никакая не открытка, а туристическая путёвка в Испанию на два человека.

– Вер, ну зачем ты? Это же так дорого!

– Ничего не дорого. Это мы вам дарим такую поездку от нас с Андреем. И не возникай! Тем более, эти путевки я в своей фирме оформила, со всеми возможными льготными скидками. Всё уже согласовано. Стёпа твой в курсе. А ты знаешь, – подруга мечтательно прикрыла глаза, – именно на этом курорте отдыхали мы с Андрюшкой, после того как познакомились. Именно там он и сделал мне предложение выйти за него замуж. Вот так! Короче, Стёпа в курсе, повторяюсь.

– И мне не сказал!

– Я просила не говорить раньше времени.

– А как же Лизонька? Мы только из больницы вернулись. Я не могу оставить её, – запротестовала я, представив, что мне придётся покинуть свою малышку на целых две недели.

– Ну, во-первых, ехать вам только ещё почти через два месяц и всего на десять дней, а не на неделю, во-вторых, ты не кормишь Лизу грудью. Хорошая няня прекрасно справится с ребёнком за те дни, пока вы будете в отъезде. Это, в-третьих. Накормить ребёнка, теперь не проблема.

– Но ведь Лиза будет ещё совсем маленькая!

– Давай, доживём до того времени, а потом посмотрим. Если что – возьмёте её с собой. Но это – нежелательно.

Это меня слегка успокоило, и я повела Веру на кухню, где Елена Ивановна уже поставила прибор для неё. Подруга с удовольствием уселась за стол, так как не успела утром перекусить. Мы продолжили завтрак.

Через некоторое время, Вера спросила меня, что я думаю о поездке.

– Но у нас нет няни, – растерянно сказала я.

Мне уже страстно захотелось увидеть Испанию. Я же не была раньше нигде. Очень захотелось согласиться, но мысль о ребёнке, который будет брошен мною в чужие руки на целых две недели, омрачала мои ожидания.

– Ой, ну нашла проблему! Как будто трудно няню найти. Нужно только заняться этой проблемой. Я тебе помогу, не переживай, тебе останется только выбрать.

Тут Елена Ивановна, чем-то занятая на кухне, подошла к нам и присела рядышком. Она была чем-то взволнована.

– Что случилось, Елена Ивановна? – спросила я.

– Девочки! Анна Александровна! Неужели вы захотите взять человека со стороны? Вы меня извините, я услышала ваш разговор насчет няни. Давайте я посмотрю за ребёнком, вы не беспокойтесь, я всё умею и девочку люблю как свою. И вы меня давно знаете. Не сомневайтесь, я буду хорошо за ней смотреть. А готовить, пока вас не будет, мне всё равно не нужно будет. Только для меня и Лизоньки.

Нам с Верой эта идея понравилась ещё больше. Елене Ивановне вполне можно доверить нашего ребёнка. И человек свой, проверенный. Хоть мне и не хочется расставаться с Лизой, но ведь всего на десять дней.

– Хорошо, Елена Ивановна! Я поговорю на эту тему с мужем. Я думаю, он не будет против. Только у меня к Вам просьба, зовите меня просто, без отчества, а то мне как-то не по себе. Тем более, Вы старше меня. Хорошо?

Елена Ивановна заулыбалась и согласно кивнула. Она очень обрадовалась. Вот ведь как, для её собственного внука дочь наняла в няни чужого человека, сказав, что этим делом должен заниматься специалист, а мы наоборот рады, что за нашей девочкой будет ухаживать Елена Ивановна. И это самый надёжный вариант. Тем более, что и мама моя рядом.

– Вер! А можно поехать не на десять дней, а только на одну неделю? На долго я вряд ли смогу уехать.

– Там видно будет, сами решите, когда вам оттуда уезжать, – успокоила меня подруга.

Позвонил Стёпа. Я восторженно выложила ему последние новости. Стёпа был рад, что я не отказываюсь от поездки.

– Но, почему ты мне не рассказал, что Вера с Андреем собираются сделать нам такой подарок? – возмутилась я в трубку, вспомнив, что Стёпа был в курсе задуманного.

Степа засмеялся, сказал, что побоялся моего решительного отказа от поездки, а Вера обещала ему голову оторвать, если он первый донесёт до меня эту новость. И тут же, узнав, что Вера ещё у нас, посоветовал выведать у неё, вторую часть новости. Что меня весьма заинтересовало. Стёпа ещё спросил, как себя чувствует Лиза, выслушал подробно и отключился, пообещав приехать пораньше.

Я отложила трубку, забрала из рук Веры недопитую чашку с кофе и сказала:

– А ну, выкладывай, подруга, что ещё ты от меня скрываешь? Какой еще сюрприз?

– Ишь, какая ты хитрая! Так тебе всё сразу и расскажи! Ты мне еще дочку не показала. Дай кофе допить. И вон тот кусочек пирога съем. Уж очень он аппетитно выглядит.

Наконец, мы поднялись в детскую. Вера притащила туда свой баул с подарком. Полюбовавшись на спящую девочку, мы принялись рассматривать подарок. Из баула на свет были извлечены коробки и коробочки с игрушками. Там оказалась длинноногая красавица Барби в изумительном платье. А к ней прилагалась кое-какая мебель, посуда, шикарный гардероб и, даже лошадь с каретой для прогулок.

– Вера! Ты с ума сошла? Младенцы в такие игрушки ещё не играют. И это же всё очень дорого стоит! – изумилась я.

– Молчи, это я не тебе купила, а Лизе. Могу себе позволить порадовать ребёнка. Подрастёт немного – будет играть.

Да… в нашем детстве таких игрушек не было. Лично я из своего детства запомнила большого голого, пластмассового пупса, на которого можно было надевать, самые маленькие одёжки, которые я и носила в самом младенчестве. Ещё помню кучу таких же маленьких пупсов, и, самую мою любимую куклу Зину, которую мне подарила, на моё день рождения в пять лет, любимая мною тётя Зина. В её честь, я и назвала куклу.

Зина-кукла имела тряпичное тело, и фарфоровые руки, ноги и голову. На фарфоровом лице красовались яркие голубые глаза. Эта кукла и сейчас в полном порядке, ничего у неё не оторвано, всё цело, даже платье. Правда, Вадик в детстве, воспользовавшись моментом, пока меня рядом не было, пытался ее прооперировать, но не успел. Вовремя заметив его кощунственные действия, я спасла свою куклу от неопытного «хирурга». Только пришлось наложить небольшой шов на её тряпичном животе. Успел-таки младший братик воткнуть «скальпель», сделанный из гвоздя, в живот несчастной куклы и сделать приличный разрез..

Мне было очень жалко свою куклу. Я долго ещё сердилась на младшего братишку. Но что делать? Вообще-то Вадик вредностью не отличался, просто ему стало интересно, что у куклы находится внутри. Да и мама с папой его поругали, а потом посмеялись, что у нас, возможно, растёт будущий хирург. Хирургом, к сожалению, Вадик не стал. Он инженер. Ну а кукла Зина напоминает нам об этом случае. Ну, ладно. Вот Лиза подрастет немного, отдам ей свою кукольную дочку Зину. Сейчас она находится в доме мамы.