скачать книгу бесплатно
…Рядом с нашим домишкой – архиерейские палаты и Рождественский собор. Место чудное. Колокола звонят каждые полчаса на разные лады. Подумали, что в Суздале наверняка большинство населения тугоухих. Устав от экскурсий, обилия информации и оглушительного звона, решили уйти подальше, на окраину. Далеко за городом обнаружили тоже огромное количество церквушек. Многие были заколочены. В одну, деревянную, залезли через крышу, рискуя жизнью, и очутились в сумрачной прохладе потустороннего мира. Церковь, видимо, была в процессе реставрации. Обнаружили много икон, сложенных одна поверх другой прямо на прогнившем полу, много церковной утвари. Всё рассматривали с благоговением. Неожиданно на нас обеих напала истома, мы прилегли на лавки, и тут же сон сморил нас. Очнулись поздно ночью и решили, что возвратимся в город утром.
Это было последнее утро в Суздале, надо было двигать дальше – девяносто километров до Иваново.
Тётя Нюра встретила нас с какой-то заискивающе-виноватой улыбкой на лице.
– Мы выезжаем, тётя Нюра, спасибо за приют, – сказала я, начиная сборы. – Стоп, а где наши рюкзаки?
Хозяйка растерянно захлопала ресницами.
– Так это… я думала, вы съехали, ночевать не пришли…
– Как это съехали? Вещи тут, велосипеды тут. Где наши вещи, тётя Нюра?
– Так это… – она затряслась в смятении и стала неловко махать руками в сторону засаленного окошка, – может, Мишка мой взял?
Мы поглядели через окно во двор, где Мишка – муж тёти Нюры, старый опустившийся алкоголик, развалился прямо на поленнице, совершенно невменяемый. Там же валялись наши рюкзаки. Мы выбежали на улицу, пошарили в наших котомках – вещи на месте, скомканные, а денег нет. Все усилия растрясти Мишку не имели успеха. «Не меньше недели, а то и месяц такой будет. Он у меня запойный», – со слезами в голосе проговорила тётя Нюра. Мы тоже поплакали немного – это были почти все наши деньги на весь отпуск, пятнадцать запланированных дней. Какая-то часть их, правда, оставалась в кармане широкой Наташиной юбки, только на это и приходилось сейчас рассчитывать.
Ровно в девять утра под звон часов на башне архиерейских палат мы, немного потускневшие, продолжили наше путешествие.
Дорожные трудности были всё те же: июльское пекло и вместе с тем ветер, ужасно сильный – в лицо, горки. Я на спуске упала, и колесо стало, кажется, квадратным. Добавилось мученье – дополнительные тычки в и так уже отбитое, отнюдь не мягкое место. Часто отдыхали. В Торчино добрая женщина накормила нас парным коровьим молоком с булками. В Курилихе напились козьего молочка. По дороге останавливались, швыряли велики и падали в густую траву, лежали пластом, постанывая. Попалась река Раёк – действительно маленький рай: водица светлая, студёная, с пескарями на мелководье. Купались долго, с наслаждением.
В Иваново я сразу побежала на телеграф звонить маме. Связь была плохая, и я орала в трубку, как говорится, «во всю ивановскую»: «Мам, не волнуйся, у нас всё замечательно. Ну, просто трудности с деньгами… Да, потеряла… Нет, не все. Вышли, пожалуйста, в Кострому до востребования, мы там будем дня через четыре… Не переживай, протянем как-нибудь». Когда я вышла из душной будки, все на меня сочувственно смотрели, невольно оказавшись свидетелями моих проблем. А один мужчина подошёл и протянул десять рублей (это хорошие были на те времена деньги): «На первое время, пока свои не получите». Я ошалело уставилась на него и попыталась отнекаться. Но добрый рыцарь был настойчив. И скромен – удалился, мило улыбнувшись. Спасибо тебе, великодушный человек. Меня вдохновил его поступок, и впредь всегда стараюсь быть щедрой к людям.
Разжившись денежкой, решили завернуть на знаменитый Плёс. О, Плёс – отрада души моей! Ожившее полотно Левитана. Милый провинциальный городок, превращающий любого обывателя в художника или поэта. Три прекрасных дня мы упивались тишиной, утончёнными красотами природы, ночным пением соловьёв, дышали ароматами полевых цветов, ели копчёных лещей и сладкую местную черешню, катались на лодочке, плескались в Волге. Нам и в этот раз повезло: семья из Новгорода, приехавшая неполным составом, презентовала нам за просто так лишних два места в маленькой гостинице. И ещё познакомились с колоритным дядечкой – рыжим-рыжим, и он целый день катал нас на своём катере в кедровую рощу и в другие красивейшие места.
Отдохнув по полной, мы легко мчались по разбитой российской дороге на наших уже раздолбанных великах. Проплывают рощицы, покосы, пшеничные поля, мелкие деревеньки, беспечные коровы, жующие изумрудную траву. Хочется орать или петь от ощущения счастья и свободы. Добавил восторга дождик – тёплый, с солнцем, с радугой, умыл наши разгорячённые лица.
Очень хотелось есть. В деревнях сердобольные бабушки выносили нам из своих ветхих домишек молоко, хлеб. Милые добрые женщины, без вас мы бы совсем пропали. Но за целый день всё равно так изголодались, что, подъезжая к Костроме и учуяв соблазнительные запахи какой-то придорожной столовки, не договариваясь зарулили к объекту вожделения. Глотая слюну, примостились на скамейку у входа. Из храма общепита вышла дородная женщина. Она закурила, поглядывая на нас.
– Столовая закрыта, – наконец сказала она.
– Да у нас всё равно нет денег, – призналась я.
Женщина после недолгого молчания вдруг предложила:
– У нас тут свадьба заказана на шесть, а Нюрка, зараза, загуляла. Я одна не справляюсь. Если хотите, посуду помоете и потом ужин вам устроим.
Мы согласились. Свадьба была немногочисленная, но всё равно тарелок, рюмок были горы. Приходилось ещё и блюда подавать, и со столов убирать, и за швабру хвататься. К двенадцати ночи всё закончилось, и мы сидели перед изобильным столом. Но настолько устали, что есть, как ни удивительно, уже не хотелось. Тогда Галя завернула нам всё в газеты и положила в большую матерчатую сумку, даже увесистый кусок торта. Потом помялась немного в сомнении и протянула трёшку.
В Костроме прямо с утра побежали на главпочтамт в надежде получить кучу денег, но увы, перевода не было.
– Мам, – снова кричала я в трубку на местном телеграфе, – ты деньги выслала?
– Конечно, почтовым переводом.
– Мамааа, почему почтовым? Он же сто лет идёт. Телеграфом надо! Вышли снова, в Ярославль, мы там послезавтра будем.
Жалкий вид наших велосипедов говорил об острой необходимости ремонта. Когда мы нашли ближайшую автомастерскую и рекомендованного нам дядю Пашу, тот, взглянув на велосипеды, только протяжно присвистнул и произнёс непечатный текст в наш адрес. Он долго отмахивался: «Да ни за какие деньги!» Но Наташка – ох, как неожиданно для меня – вдруг проявила другую сторону своей натуры. «Павел, – нежно прошелестел её мягкий голос, – а у нас и нет денег. Но очень, о-очень надо». В доказательство Наташка изящно повела загорелыми плечами, два раза закатила глаза и улыбнулась томно и обещающе.
Велики – сверкающие, словно новые, промасленные, с упругими колёсами – мы получили на следующий день. Отблагодарили дядю Пашу тремя литрами разливного пива из ларька и отправились дальше.
В Ярославле нас принял на ночлег первый секретарь обкома партии Анатолий Александрович (ну вот так). Обедали-ужинали со всем семейством за большим дубовым столом, покрытом скатертью. Множество разнокалиберных столовых приборов, царственная осанка хозяйки и напряжённое молчание сбивали с толку.
Перевод от мамы мы опять не получили: на почтамте случился форс-мажор – возгорание из-за короткого замыкания, и учреждение решило не работать несколько дней. Ну, какие-то высшие силы явно умышленно чинили нам препятствия. С домашнего телефона я снова звонила маме и просила переслать деньги уже в Ростов Великий. Ситуация или смешная, или печальная. Вспомнился отец Фёдор из книги Ильфа и Петрова.
Мы уже и не страдали из-за отсутствия денег, даже азарт появился выкручиваться. Ночлег и еда как-то сами собой появлялись, музеи и выставки мы умудрялись посещать, нахально внедрившись в группы экскурсантов. Научились без чувства неловкости принимать помощь участливых людей, коих на нашем пути встретилось немалое число.
Вот и в Ростове нам посчастливилось познакомиться с уникальным человеком. Принявший нас на постой Василий – историк, поэт, художник в одном лице – обладал грозной внешностью богатыря и светлой душой ребёнка. Про светлую душу мы поняли сразу – как только при первой встрече он озарил нас широкой радушной улыбкой, отдал ключи от своей квартиры в старом купеческом доме и попросил чувствовать себя как дома. Ростов не выглядел Великим – страшное запустение, разруха. Исполинские соборы, потускневшие и осыпающиеся, вызывали жалость, как и люди, живущие в неблагоустроенных, покрытых плесенью жилищах, построенных ещё в 18-м веке. Понравился городской пляж – с утками и козами, и женщинами, полощущими в реке разноцветное бельё.
Наш друг повёз нас в Борисоглебский монастырь, который на то время также пребывал в запустении, и лишь в нескольких помещениях располагались артефакты. Вася являлся директором этой бывшей обители монахов, и нам было позволено свободно расхаживать, где хотели. Монастырские стены, башни, колокольня, музей изразцов – безлюдно, фантастически умиротворённо. Вечер и ночь провели в гостях у местной знаменитости – поэта Илюши. Он читал нам свои стихи, я – Бродского, а матушка Илюши угощала нас вкуснейшей картошкой с грибами. На закате купались в хрустальной Устье. Хотелось остаться в этом прекрасном месте навсегда.
Деньги мы опять не получили – сначала забыли про них, а потом у местной почты были два дня выходных. Но это нас уже совсем не волновало. Тем более, что Вася по доброте своей душевной снабдил нас приличной суммой.
Оставалось за три дня преодолеть маршрут: Переславль-Залесский – Дворики – Сергиев Посад – Москва. Дорога, которая на картах значилась как «дорога союзного значения» или даже «мирового», на самом деле представляла разухабистую колею, крутые подъёмы, лихие спуски. К тому же ближе к Москве наполненность дорог стала в разы больше, больше стало и интереса к нашим запылённым персонам в виде улюлюканья и неожиданных оглушительных сигналов клаксонов. Милые сердобольные бабушки попадались всё реже, а чаще – корыстные дачники, оккупировавшие патриархальные деревушки. Они не то что молоко, воду из колодца бесплатно не давали. Переславль, пожалуй, был последним пунктом, где мы ощутили прелесть великодушия простых женщин с окраин. Тётя Доня поселила нас в «зале» своей покосившейся усадьбы, задекорированной иконками, рушниками, кружевными салфеточками и ткаными половиками. Мир самобытного рукоделия сиял чистотой и трогательной заботой к каждой мелочи. Из незатейливых припасов тётя Доня умудрялась мастерить настоящие яства и кормила нас, приговаривая: «Кушайте, кушайте, бедовые вы мои. Как вы такими худыми ногами велосипеды-то крутите?». А вечером учила нас доить нагулявшуюся корову и рассказывала певучим голосом истории из своей нелёгкой жизни.
Мы были в пути уже тринадцать дней, и усталость давала о себе знать. От Переславля до Двориков тащились нехотя и из последних сил. Когда я в очередной раз упала на щербатый асфальт, не хотелось вставать. Молоденький гаишник, решив, что у меня серьёзная травма, подхватил меня на руки и посадил в свою милицейскую машину, дал воды. Мы сказали, что просто сильно устали, и тогда милый страж порядка приказал кому-то доставить наши велики в Сергиев Посад, а сам доставил нас туда же на своей машине. Просто спас!
Троице-Сергиевская лавра сразила нас помпезностью и обилием туристов, благолепных старушек и божьих служителей. Уже не было интереса разглядывать мощи и иконы – столько всего повидали! Сдуру решили креститься – как-то обозначить наше паломничество по святым местам. Обратились к одному из служителей. Тот несколько минут откровенно сверлил масляными глазками наши фигуры, потом увлёк мою Наташку в уголок и стал ей что-то нашёптывать прямо в ухо. Поп был ниже, и ей пришлось склониться. Я увидела, что лицо подруги стало вдруг пунцовым, она отпрянула, жёстко схватила меня за руку и потащила вон.
Чтобы не портить себе впечатления, мы решили не оставаться в Посаде и, собравшись с духом, рванули на Москву – семьдесят километров. Легко получилось преодолеть эти, в общем-то, непростые километры – дорога была очень опасной. Потом ещё километров тридцать колесили по самой Москве в поисках данного нам адреса для ночлега. Наконец нашли. Звоним в дверь, заготовив любезные улыбки: «Здравствуйте, Игорь Николаевич, мы к вам в гости от Махотина (друга, который дал адрес)».
«Привет, – после долгой паузы ответил мужчина, открывший дверь, – только я не Игорь Николаевич и никакого Махотина не знаю». Выяснилось, что пресловутый Игорь Николаевич уже полгода как перебрался с семьёй в другой город, а здесь теперь живёт Анатолий, которого мы и шокировали. Или он нас, потому что мы теперь были в затруднительном положении и собирались было уже ретироваться, но Анатолий любезно предложил пожить у него сколько душе будет угодно. Ну кто скажет, что мы невезучие?!
Анатолий стал нашим гидом на три дня: показывал самые интересные места, катал по Москве-реке, устроил ужин в ресторане, сказал, что мы милые барышни и он с радостью бы женился на любой. Но мне в Москве всё казалось недостаточно ярким – в душе ещё распевали волжские соловьи, разливался сладкий запах цветочных лугов и вкус парного молока. Прощай, Москва! Домой!
Вот такое очаровательное приключение свершилось в мои молодые годы, почти без денег, благодаря великодушию и доброте людей. Наташа спустя годы призналась, что это была лучшая авантюра в её жизни. А у меня таких историй было ещё великое множество. Просто всем советую: не отдыхайте в санаториях, даже в старости. Седлайте велосипеды, цепляйте рюкзаки и… мир щедро откроет вам своё многообразие.
Вдохнуть воздух прошлого
Лена Лилявина
Я всем своим существом историк. Ещё в детстве начала интересоваться историей своей семьи. И только в этом году удалось съездить на малую родину мамы. Эта деревня давно перестала существовать, и добраться летом можно только по реке.
Собравшись с родственниками в день Троицы, я аккуратно начала задавать вопросы дяде Серёже, маминому брату, о том, что сейчас на том месте, где они родились, и возможно ли туда добраться. Он без промедления согласился нас туда свозить. Дядь Серёжа любит лес и увлекается рыбалкой, и не раз бывал местах, где родился. С этого момента чувство волнения не покидало меня.
И уже на следующий день, 24 июня, наша компания – мама, дядь Серёжа, моя племянница Анютка и я – отправились в путь. Плыть предстояло на лодке по реке Чулым. Последний раз я плавала ещё в школьные годы, но это было в самом Тегульдете. После весеннего половодья река была ещё большая и мчалась во всю силу в своём направлении, и мы – вместе с ней, по течению. Жаркое солнце и тёплый ветер обволакивали нас. Брызги от разрезания воды лодкой попадали на лицо. По берегам деревья сменяли друг друга, иногда возникали песчаные пляжи. Приближался поворот в протоку. Из-за большого подъёма воды мы его чуть не проехали. Но мама, которая не была здесь столько лет, смогла узнать нужный путь. Было интересно наблюдать за мамой – радость окатывала её приливами, но она держалась спокойно. Мы повернули в узкое из-за деревьев устье Курьи, проплыли дальше ещё минут десять и причалили к берегу. Перед нами возвышался берег, заросший деревьями.
– Это центр посёлка Ергоза, – крикнул дядь Серёжа, – Вот тут магазин, а налево школа.
Было бы именно так, если бы деревня дважды не горела. Все сгоревшие остатки сгребли куда-то тракторами.
Когда мы взобрались на крутую высоту, перед нами раскинулось поле. И правда, ничего не осталось. Мы отправились вдоль берега искать поворот на кладбище. Трава высокая, местами выше меня, и гнус от радости встречи с человеком не знал покоя. Шли и специально разговаривали громко, чтобы спугнуть зверя, мало ли. И вот мы уже дошли до конца старой деревни, а это означало, что мы прошли поворот. Развернулись и снова на поиски, но уже другой тропой. Минуя полпути, смогли найти среди зарослей, где свернуть.
Это тайга, и здесь живёт много зверей. Видели зайца – он от нас упрыгал. Следы медвежонка было интересно рассматривать, но он без мамы не ходит, поэтому мы ещё внимательнее прислушивались к шуму леса.
Пройдя пару сотен метров, мы дошли до кладбища. Нужная нам могилка оказалась сразу во втором ряду. Даже не пришлось искать.
– Здравствуй, бабушка! – выдохнула я.
Это могила моей прабабушки Дарьи Васильевны. Нацарапанную надпись на подгнившем у основания кресте сложно было разобрать. Наверное, кто-то малограмотный писал. А вот у прадедушки надписи нет. Но это точно он, об этом ещё бабушка говорила.
Я ощутила чувство выполненного долга. Думаю, в каком-то смысле нам всем была необходима эта поездка. У Ани – это первое в жизни плавание на лодке. Мама побывала на своей малой родине. В прошлый раз она ездила сюда больше десяти лет назад.
– Мама, дыши воздухом, напитайся силой земли, где ты была ребёнком, – сказала я ей.
На шаре, на Кубе
Алина Кулинич
Конечно, для вас не секрет, что Земля – это огромный шар. Не будем щеголять глубокими познаниями в физике, мол, на самом деле она скорее эллипсоидная и похожа на яйцо. Никто из нас не сможет отдалиться от планеты на достаточное расстояние, чтобы оценить это своими глазами, так что условимся, что мы на шаре. И попрошу вас принять ещё одну условность: у шара есть концы. И уголки. Это сильно усложняет представление о форме Земли, но мы ведь все понимаем, что это условность. Метафора, аллегория, эпитет, сравнение… По сути, то же, что уголки и концы у шара – кто их разберет… Но что это я всё об условностях и шарах, давайте к делу.
Правда, мне придется начать несколько издалека. Впрочем, это к делу ближе, чем форма Земли, не буду оправдываться. Итак, этой весной я вышла замуж. Спасибо за поздравления. Я очень рада, просто неимоверно счастлива. Свадьба была в конце мая. И в этот чудесный день родители подарили нам, молодоженам, свадебное путешествие.
Впрочем, поначалу восторгов больше было у них. Мы с мужем сразу после свадьбы, как порядочные студенты, озадачились сессией (из-за которой, кстати, путешествие началось не сразу). Задачились, задачились, кое-как она прошла мимо нас, и хорошо. Конечно, зацепила нервы неплохо, потрепала, но мы выжили и перешли на следующий этап. Практика. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что предприятие, на котором я её проходила, не занимается тем, на что я учусь. И вот мне пришлось за неделю выполнять месячное задание по теме соседней кафедры, в которой я разбираюсь как танцор диско в балете. Мучилась-мучилась, отмучилась. Спешила: руководитель назначил встречу на вторник, а мне улетать в среду. В понедельник спросила, во сколько подъехать. А руководитель ушёл с понедельника в отпуск.
Иногда я думаю, как же писать книги жизненными? В жизни же скучно всё – идёт и идёт своим будничным чередом. А потом как навалятся со всех сторон неурядицы – то одно, то другое, то руки дырявые, то голова. И я вспоминаю, в чём она на самом деле заключается, эта интересность жизни. В этих вот злоключениях и есть семя истории.
И в день полёта злоключения, конечно, продолжились, несмотря на все наши старания их избежать. Неприятности оказались шустрее.
Мы купили все билеты, скачали все файлы в оба телефона, и даже музыку для полёта я предзагрузила, подумав об отсутствии интернета. И вот мы сели в метро с чемоданом и стали потеть. Вместо положенных тридцати трёх минут, указанных в расписании, мы потели сорок три. Лишний десяток – непредвиденная задержка поезда – нас, впрочем, не расстроил. Лишил возможности успеть на экспресс до аэропорта, но не расстроил. Мы всё предусмотрели, вышли сильно заранее, и успевали на следующем. Всё было хорошо.
Аэроэкспресс пришел вовремя, мы удобно устроились на местах у окна и балдели там под кондиционером, наблюдая московскую жарищу только через толстое стекло. После часа тренировочной нагрузки на попы перед тринадцатичасовым полетом мы перешли в аэропорт. Казалось бы, зарегистрировались онлайн, и это должно было освободить от стояния в одной очереди. Но не тут-то было, ведь нужно ещё сдать багаж. И вот мы с мужем, продуманные и ответственные, встали в очереди на регистрацию, которую уже прошли. Не тащить же теперь чемодан с собой. Покрутились, покружились между стойками, понимая, что стоять наша очередь, как всегда, будет дольше всех прочих… и нас попросили перейти в другую очередь – с нашей стороны стали закрывать некоторые стойки. И вот мы в новом ряду людей, слушаем детские крики и потираем глаза.
Вставать в шесть утра после четырех с половиной часов сна – то ещё удовольствие, но просто стоять без дела в таком состоянии… Если когда-нибудь меня попросят придумать пытку, она будет именно такой.
Но за каждым злоключением приходит передышка. И вот мы благополучно сдали багаж и стали искать, где поесть. Завтрак выдался весьма скудным – в холодильнике мы повесили мышь, чтобы ничего не испортилось за две недели нашего отсутствия. И после долгой дороги на другой конец необъятной столицы животики уже урчали. К сожалению, не только у нас. В кафе, конечно, нас встретила очередная очередь желающих сделать заказ, потом бессмысленное сонное ожидание и, наконец, безвкусные сухие сэндвичи по цене самолетного крыла – всё-таки в аэропорту дело было, как же ещё.
Тем не менее, урчащая пустота в желудке отступила, и это уже радовало. Ещё один коридор, ещё одна очередь, следующий коридор, следующая очередь. Разуться, снять ремни, часы, очки, сумки, головные уборы, убрать телефоны, и в этом разукомплектованном состоянии пройти проверку (уже, пожалуй, раз десятый за день). Открыть сумочку, чтобы её обшарили, рассказать, что спрей – для носа, включить ноутбук, выключить обратно, уложить всё по местам в сумках, а потом укомплектовать обратно себя.
И в новую очередь. Простите, если вы ждали иного сюжетного поворота, но так и было.
Мы топтались несколько часов с другими желающими куда-то отправиться, а сами до сих пор едва ли понимали, что с нами происходит. На другой конец света, в противоположный уголок мира, через весь наш шарик (да, вот я к чему вела). Сложно было осознать эту концепцию, заливаясь потом среди таких же очемоданенных бедолаг, зависших на последнем контроле, так что единственным движением осталось переминание с ноги на ногу.
В общем, вперёд-назад в этой последней мучительной очереди никто будто не двигался вовсе. Огромный широкий зал аэропорта заполнили разноцветные футболки, шляпы и сумки. Всё шумело, гудело и толкалось. Одни мирно стояли на месте, не зная толком, куда себя деть, и пытаясь доспать, другие скакали между очередями или занимали две сразу, так что когда у одного подходила, он перетаскивал к себе всю свою огромную семью и оттеснял остальных – тех самых, что стояли мирно.
Мы с мужем нервно смотрели на часы. Оставалось полчаса до конца посадки. Перед нами было несколько человек. Я то скакала на месте, то сдерживала слёзы, то расчесывала руку, представляя, какой ужас нас ждёт, если мы опоздаем. Муж стойко терпел и делал вид, что не раздражён.
Тик-так. Какой тут думать о путешествии, когда оно может сорваться? Тик-так. Ни пальмы, ни океан в голову вообще не шли. Тик-так. Такая ответственность, перелёт через весь мир. Такое и один раз в жизни-то не со всеми бывает, а мы что? Рискуем упустить возможность. Перед нами темнокожий пожилой мужчина, женщина с дочкой и молодая пара вроде нас. До конца посадки пятнадцать минут. На каждого человека тратят минуты по две. Нужно ещё добраться до выхода. К темнокожему мужчине подтягивается вся его семья из трех человек. Я в панике.
Тик-так, дорогуша, тик-так. Стоили того безвкусные сэндвичи?
Тик.
Так.
Десять минут. Муж спрашивает у пары перед нами, во сколько у них вылет. На час позже, чем у нас. Спасибо, ребята. Женщина с ребёнком вовсе через два с половиной. Спасибо и вам огромное, что пропустили. Да, мы тоже недовольны поведением этого кем-бы-он-ни-был-откуда-бы-ни-приехал.
Я проскальзываю в тоннельчик, даю паспорт в пятый раз за день. Девушка в кабинке не одна. Две симпатичных дамы. Болтают между собой, комментарии отпускают. Та, что нарочито медленно проверяла паспорт, заявляет: «Вам надо поторопиться». Истерически смеюсь. Хочется бросить ей: «Вам тоже», но сдерживаюсь. Тяжёлая работа, конечно. Я знаю. Я понимаю. Я добрая вообще. Пассивно-агрессивно цежу: «Я знаю», – и спешно забираю паспорт. Стоя у выхода из узкого коридорчика, жду мужа. Секунды, кажется, тянутся вечность. У нас минута, а выход, как назло, один из самых дальних. Приходится бежать.
Я чуть не потеряла шляпу, очки, сумочку с деньгами. Да даже платье. Давно так не бегала. Сквозь дьюти-фри магазины, мимо зазевавшихся очемоданенных, мельком поглядывая на указатели к выходам, мы спешили изо всех сил, оставшихся после полусъедобных сэндвичей. Тик-так. Везде вперёд к нашему выходу. Всё дальше и дальше. Опоздание всё вероятнее и вероятнее. Вперёд-вперёд-вперёд, в глазах уже всё размывается, в груди колет от сбитого дыхания, пот выделяется сразу ледяным. Откуда-то справа, как провидение, крик сотрудницы аэропорта. «Окончание посадки на Варадеро!» – будто зная, что мы к ним, зовёт она нас. Да, да, это мы, мы уже здесь! Последние метры, ещё раз паспорта. Несколько пролётов по лестнице, по тоннелю в самолёт.
Кажется, я выдохнула, только когда села в кресло. Даже войти в самолет было мало. И вот, пристегнувшись и тяжело дыша, мы с мужем взяли друг друга за трясущиеся руки. Всё обошлось, всё хорошо. Теперь четырнадцать часов сидеть на этом месте.
За окном огромное крыло. Роскошь. Шедевр инженерной мысли, шевелит закрылками, готовясь ко взлёту, будто огромный зверь разминается. Самолёт живёт и дышит в умелых руках пилотов. Двести пятьдесят тонн металла и груза, сложнейшие системы кабелей, оповещений, контроля приборов, об аппаратуре уж и речи нет.
Как инженер, от авиации не далекий, я понимаю, как это работает. Я даже хорошо помню физику, лежащую в основе воздухоплавания. Но ещё во мне живёт ребёнок. И он каждый раз смотрит в окно на взлёт и думает, как это вообще возможно. Я понимаю, какие законы за этим стоят. Но какой смысл… Как это? Двести пятьдесят тонн посреди неба. Волшебство, не иначе.
Я всегда любила самолёты и находила невероятными. Но раньше мне не доводилось торчать в них четырнадцать часов.
Иллюстрация: Ксения Башкова
Пассажиры спереди, как всегда, попались из тех, кто никогда не был пассажиром, сидящим сзади – они разом все откинулись в креслах, едва самолёт набрал высоту. Места стало меньше, дышать тяжелее. Первый час полёта прошёл, тем не менее, очень быстро. И нам внезапно подали обед.
На закуску был винегрет – салат, который мы с мужем дружно обходили стороной всю жизнь. Ещё можно было рассчитывать на горячее. У ряда за нами был выбор – курица с макаронами или рыба с рисом. Нам просто молча дали второй вариант – курица кончилась. Муж не ест рыбу и недолюбливает рис. Собрали бинго нелюбимых продуктов.
Мрачный вздох и за дело. Вариантов никаких, лететь ведь ещё ого-го сколько. И перелёт дневной, ночью-то хоть поспать можно было бы. Винегрет оказался неплох. К рису с рыбой положили соус, так что муж стойко вытерпел бой с ними и вышел победителем. Напоследок мы оба оставили самое вкусное. Муж булочку разрезал пополам, масло намазал внутрь. Я оказалась не такой изысканной, просто перевернула булку кверху низом и уложила масло туда. Сверху посыпала солью. Так мы сделали из одинакового набора продуктов разные, насколько было возможно, блюда. Грандиозным приятным финалом стал батончик мюсли. Жестковатый, немного приторный, но сказочно вкусный в таких-то условиях.
Посмотрели серию сериала. Попытались поспать, но ровно через пять минут прошла охота, сон больше не шёл. Посмотрели еще пару серий. Походили, посетили туалет, где кто-то, судя по следам преступления, взорвался. Ещё немного походили. Прошло три часа. Осталось одиннадцать. Поиграли в телефоны, ещё немного попытались поспать. Ещё поиграли, ещё походили. Сделали несколько уставших фотографий. Просто посидели. Послушали музыку и урчание голодных животов. Осталось два часа. Посмотрели ещё несколько серий сериала.
Наконец, сели. Зверь в двести пятьдесят тонн выдохнул устало. Нафаршировавшие его в Москве люди медленно выгрузились в аэропорту Варадеро и сразу… образовали очередь. Коллективно потея, все толпились в большом, но удивительно тесном зале. Впереди не пропускали очередные кабинки с тоннелями. По одному все шли туда, показывали паспорта и медленно уходили дальше – на Кубу.
Мы с мужем устало стояли, теряя с потом остатки сил, которые уже были на исходе после голодовки. Тик-так стал ужасно медленным и долгим. Мы вышли почти в середине потока и всё равно оказались одними из последних, когда очередь стала заканчиваться. Каким-то, верно, волшебным образом, не иначе. Зато не пришлось ждать выдачи багажа – наш чемодан был одним из оставшейся тройки, самый терпеливый маленький страдалец. Выход уже был совсем близко, раздвигающаяся дверь приглашающе распахивалась перед нами, когда нас затормозили и отправили ломаным английским на какой-то очередной контроль: «Туда». Зачем, куда именно? «Туда!». Послушались, прошли «туда» – то есть за ограждение в другой участок зала. Подошла женщина, спросила, зачем мы пришли. Мы сказали честно – не знаем. После недолгого перекрикивания между той, что нас отправила, и той, что приняла, которое мы не поняли, женщина сказала, что у нас всё в порядке, и отпустила.
После усталого вздоха мы, наконец, были на свободе – улица, пальмы, влажная духота. Представительница турагентства возле входа одновременно разбиралась с двумя семьями, которые перепутали чемоданы. Не друг с другом. Снова образовалась очередь. Мы терлись у чемодана, утирали истекающие потом лбы. Пришла ещё одна девушка, отправила нас в автобус. Бедные отсиженные попы снова упали в кресла.
Весёлый кубинец дал нам маленькую экскурсию по дороге, введя в курс дела относительно проблем страны (топливный кризис) и опасностей для туристов (не утоните), а после сообщил время встречи с представителем агентства на следующий день. Нормальным людям, конечно, досталось время уже после окончания завтрака, в десять или одиннадцать часов, чтобы комфортно было после тяжёлого дня. Наша встреча была назначена на восемь пятнадцать.
Еле отыскав в отеле свой номер, мы буквально ввалились в него. Сходили в туалет и поспешили на ужин, пока он ещё не кончился. В ресторане нас встретил очень колоритный стол – непонятно что в соусе из непонятно чего. Печально пожевав рыбных котлет (муж был не особенно счастлив) и понюхав горькое нечто, оставшееся от ужина к самому концу, мы сошлись во мнении, что не так уж сильно и растолстеем, несмотря на олл-инклюзив. Высоко оценили только лимонный сок – он был в меру сладкий, в меру кислый.
Еле шевеля отваливающимися от усталости ногами, мы вернулись в номер. Выставили будильник на семь часов – чтобы успеть поесть. Посчитали, что не спали уже ровно сутки, и на этой мысли оба отключились.
Позавтракать перед назначенной на восемь тридцать встречей мы, конечно, не успели.
После такого тяжёлого дня и сон был соответствующий, от которого просыпаешься ещё более уставшим. Наутро мы медленно привели себя в порядок, остаток времени извели на покрытие всех тел солнцезащитным кремом, и, наконец, выдвинулись сразу на встречу, понимая, что завтрак упущен.
В ожидании представителя агентства в баре лобби пропустили по стакану химозного апельсинового сока, больше напоминавшего юппи, но очаровательного в своей неестественности. Всяко лучше, чем начинать утро со свежего рома.
Встреча началась с опозданием, в лучших традициях. Мы поднялись в большой закрытый зал с мощным кондиционером. Представительница турагентства начала с самого важного – как нам улетать – и предупредила, что приехать в аэропорт нужно заранее. Она ласково сказала: «Ну вы же понимаете, там работают неспешные кубинцы». Я подумала, что в Москве, видимо, тоже работают кубинцы. Следом за важной информацией мы прослушали целую экскурсию о том, какие есть у них экскурсии. За этот час я успела замерзнуть до боли в колене и страшно заскучать. Ведь я как ответственный турист заранее изучила их ассортимент и уже и так знала, чего хочу, а чего нет. Наконец, мы обменялись номерами и были свободны.
Вернувшись в номер, чтобы оставить вещи и взять полотенца для пляжа, мы решили заглянуть на завтрак. Было уже чуть больше десяти, но нам повезло заскочить в последний вагон уходящего поезда. Морковное пюре в тесте оказалось восхитительным, как и зажаренное в панировке картофельное пюре. Впервые за сутки мы по-хорошему насытились.
Пляж восхитил своей красотой, и я поняла, что ради него можно хоть все две недели питаться одной кукурузой и морковным пюре в тесте. Будто нарисованный, роскошный пейзаж был идеален. Чистейшее небо, блестящая вода, ласковая и самая голубая. Крупный песок, еще не режущий ноги, но уже не мутящий воду, волшебные солнечные блики на коже, тепло и нежность. До меня начало доходить, зачем мы забрались на другой конец света.
Теперь я сижу на балконе, наслаждаясь сладкой влажной жарой, пишу рассказ о своих злоключениях по пути через половину земного шара, которые пришлось преодолеть ради этого момента. И чувствую, как в груди медленно рассасывается комок долго копившейся тревоги и усталости. Я приехала. На шаре, на Кубе.
Золотая песня золотого озера
Анна Еффа
