скачать книгу бесплатно
– Все, что нас может интересовать. Каков наш план действий?
– Есть пара телефонов, надо дозвониться по ним, но вряд ли мы узнаем что-то новое. Со своими жертвами он не откровенничает, и правильно делает. Сейчас сложим все причиндалы Амелина обратно в сумку и отнесем ее в милицию, если, конечно, капитан еще в отделении. Потом продумаем маскировку на завтра и все подготовим. Косметику, одежду, парики. И еще надо не забыть снять копии со всех его писулек. А одно это может с ума свести.
– Здесь некоторые записки написаны другим почерком. Как нам с ними быть? Неужели мы тоже будем их переписывать?
– Ой, какая я рассеянная! – хлопнула я себя по лбу. – Да и ты не лучше. Кто живет в нашем доме на первом этаже? Вернее, не живет, а работает, но работает так долго, что можно считать, что живет.
– Никто там не живет, – недоуменно пожала плечами Наташа, – ты не хуже меня знаешь, что там ателье проката.
– В котором работает Геночка. А у Геночки есть ксерокс. К нему, родимому, мы и отправимся со всеми нашими бумажками. Он хороший и не сможет нам отказать в такой малости. Бумажки все маленькие, и мы сумеем расположить их на одном листе. Большого убытка мы ему не принесем.
– Молодец, Даша, здорово сообразила, – похвалила меня Наташа, – а то горбатились бы сейчас, переписывая эту макулатуру. Вперед!
И Наташа, позабыв об элементарной осторожности, уже дергала входную дверь, пытаясь попасть на лестничную клетку, где, возможно, нас уже поджидали. Совершенно потеряла осторожность. Поражаясь ее поведению, я успела перехватить ее в последний момент. Она проявила удивительную быстроту и ловкость в обращении с моими замками. Что было излишне, по моему мнению.
– Фантастика! – оскорбилась я на свои замки. – Похоже, только я с ними мучаюсь. Все остальные расправляются с ними шутя. Позвольте узнать, – продолжила я, от возмущения переходя с Наташей на «вы», – отчего вы так легкомысленны? Если вас не волнует, что на лестнице могут нас поджидать, то мне не все равно. Поэтому будьте добры, вооружитесь. Или я отказываюсь выходить из квартиры.
Наташа на секунду задумалась и выдвинула контрпредложение, которое сразило меня своей простотой и легкостью исполнения:
– Лучше я позвоню Руслану и попрошу его подняться сюда. Хватит ему просиживать диван.
– Прекрасно, – обрадовалась я, – но все-таки я захвачу выбивалку для ковров. Если она годится для ковров, то и для бандитов сгодится.
Наташа не возражала. Итак, мы дождались охраны в лице Руслан, вооружились выбивалкой и не забыли прихватить записочки, читательский билет и прочую бумажную рухлядь. Потом мы торжественно прошествовали по единственной лестнице в нашем доме в ателье видеопроката, которое располагалось в бывшем помещении дворницкой. Про эту дворницкую в доме ходили легенды.
Несколько лет тому назад по никому из ныне здравствующих жильцов дома не известной причине привычные обитатели дворницкой исчезли, захватив с собой весь свой рабочий инвентарь. Происшедшее было окружено мрачной завесой тайны, и говорить о случившемся в приличном обществе не рекомендовалось. Я не раз и не два пыталась найти объяснение этому у старожилов нашего дома, но всегда натыкалась на странное молчание. Единственное, известное точно, было то, что пропавшие дворники, все поголовно, отличались просто фанатичной любовью к чистоте и порядку. Подобных чистоты и порядка наш дом больше не знал. И был еще одни любопытный факт их исчезновения. Все они пропали в одночасье. Вечером их видели многие жильцы, и ничего необычного в их поведении никем замечено не было. А наутро, обеспокоенные отсутствием привычных движений на лестнице, бабушки постучали в дворницкую и не получили разрешения войти. Тогда они вошли без разрешения. Их взору предстала комната, давно нуждавшаяся в ремонте. Она была практически пуста. В ней не было ничего. Единственное исключение составлял обшарпанный стол в центре комнаты, на котором в ведре гордо возвышалась швабра с надетой на нее ветхой тряпкой. Из-за гулявшего по комнате ветра тряпка начала развеваться наподобие флага. Старушки были поражены – может быть, именно этого и добивались пропавшие.
После дворников в пустующую каморку, сделав предварительно ремонт, въехал видеосалон, который просуществовал около года и тоже внезапно исчез. Охваченные гнетущими предчувствиями, жильцы дома выжидали. Следующими туда въехали психотерапевт, продуктовая лавочка и сапожник. Они въехали, конечно, не одновременно, а по очереди. Одновременно они бы там просто не поместились. И естественно, что, пробыв по нескольку месяцев в этой нехорошей комнате, они пропадали в неизвестном направлении вместе со своим товаром, инструментами, материалом и так далее.
Вот в этом-то загадочном месте и помещалось сейчас ателье нашего Гены. Он был неистовый любитель и знаток отечественного и зарубежного кинематографа. Он мог посоветовать к просмотру фильм на любой вкус. А зачастую просто извлечь из-под своего стола видеокассету, которую вы уже отчаялись найти на прилавках города. Меня он частенько осчастливливал такими перлами, как «Армагеддон», «9 с половиной недель», «Молчание ягнят», а позднее «Интервью с вампиром». При этом все кассеты были всегда в отличном состоянии. Их не приходилось ждать в очереди или клянчить у знакомых. Они просто лежали и поджидали подходящего клиента у Генки под столом. Они счастливо подстерегали меня у Генки и в то время, когда я металась по знакомым магазинчикам и безуспешно пыталась их найти.
В обычной жизни, не связанной с его любимыми фильмами, он был типичным рассеянным с улицы Бассейной. Постоянно забывал или путал кучу вещей. Но над свитером грубой вязки, который он носил, по моим наблюдениям, 300 дней в году, кроме двух летних месяцев, маячило славное худощавое лицо, на котором светились доверчивые и добрые глаза влюбленного сеттера. Он был чудаком, которого, казалось бы, ничего не стоило обмануть. Но почему-то никто не решался. Это была еще одна тайна, а так как он работал в странной дворницкой, то эти загадки перемешивались между собой, наслаивались друг на друга и окружали Гену плотной завесой непознанного.
Однако в данный момент нас с Наташей интересовал не Гена как таковой, а Гена как обладатель ксерокса. Ксерокс стоял в самом ателье, или, как говорил Гена, в «моем офисе». И если учесть, что дверь «офиса» не была снабжена сигнализацией или приличными замками, то дело принимало совсем уж мистический оттенок. Как в наше беспокойное время Генке удавалось сохранять свою технику в неприкосновенности, было неясно.
Вот в это заведение мы и прошествовали. Генка явно обрадовался, когда увидел нас, и громко закричал:
– Здорово, ребята! Давненько не виделись!
Он совершенно позабыл, что беседовал лично со мной около почтовых ящиков не далее как вчера. И в этот момент мимо нас проходили Наташа и Руслан, которые поздоровались с нами и присоединились к обсуждению проблемы подделки голографических картинок на лицензионных кассетах. Махнув рукой на его странности, я постаралась улыбнуться как можно соблазнительнее, но, по-моему, он этого не заметил. Говорить с соблазнительной улыбкой на устах было невероятно трудно. Она все время норовила перейти в отвратительную гримасу. И я немного притушила свою улыбку.
– Как поживаешь, Геночка? – вежливо поинтересовалась я и опять усиленно заулыбалась.
– Ничего, все в порядке. А почему ты смеешься? – И добавил, немного подумав: – Я сегодня даже побрился.
– Восхитительно выглядишь, – согласилась я и неожиданно для самой себя начала сдавленно хихикать, погубив тем самым все планы по обольщению Генки.
– Гена, у нас к тебе дело огромной для нас важности, – серьезно проговорила Наташа, возмущенно косясь на меня одним глазом.
– Хи-хи-хи, ха-ха-ха, – продолжала я заливаться беспричинным смехом. – Помоги нам, пожалуйста, ха-ха. – Вот чертова комната! Ведь я знала, что здесь нечисто, а все-таки сомневалась. Теперь последние сомнения отпали. Никогда со мной не бывало раньше приступов такого идиотского смеха.
Руслан вступил в беседу и начал чисто по-мужски:
– Дуры эти бабы, но ты уж ради меня сделай, что они у тебя попросят, а то они не отстанут и будут зудеть у меня над ухом.
– Да что вы хотите, можно узнать?
После этого вопроса моя веселость улетучилась в момент. Так же внезапно, как и появилась. Все вздохнули с облегчением и с жаром кинулись объяснять:
– Ксерокс!
– Ксерокс!!
– Ксерокс!!!
Генка испуганно поглядел на нас и разрешил, сказав:
– Да, пожалуйста, пользуйтесь. Только бумаги у меня нет.
Бумагу я предусмотрительно захватила с собой, зная о его склонности все забывать. И пока Наташа с Русланом отвлекали от меня внимание Генки, распихала все бумажки по ксероксу. Лишний свидетель того, как я снимаю копии с вещей, чье происхождение было не совсем законно, мне был не нужен. Ведь как ни крути, а вещи были похищены у вора и утаены от милиции, а то, что это было проделано из лучших побуждений, никого бы не спасло. Гена, конечно, был славный мужик, но может случайно проговориться кому не надо по своей привычной рассеянности. Потому я и постаралась провернуть всю операцию в рекордно короткий срок. И постоянно стояла между ксероксом и Генкой, для верности опять начав ухмыляться. Поняв, что еще одного приступа моего хохота ему не выдержать, Гена перестал пытаться заглянуть через мое плечо. И отпустил нас с миром.
– Как ты думаешь, он не заметил, что именно мы копировали? – вдруг заволновалась Наташа, стоя уже на пороге моей квартиры.
– Я думаю, что он уже забыл о нашем визите, но в любом случае я постаралась все сделать незаметно.
– Молодец!
– Ну, девочки, я вам больше не нужен, – предпринял попытку слинять Руслан.
– Стоп! – скомандовала Наташа. – Куда ты собрался, мой муженек?
– У меня хоккей, сама понимаешь, что мне надо знать, чем кончится игра, – довольно робко оправдывался Руслан, почуяв, что хоккея в ближайшие часы ему не видать как собственных ушей.
– Потом посмотришь, – сказала бессердечная Наташа. – Я сейчас иду в милицию, чтобы отдать улики, случайно найденные мной на месте нашей драки. Тебе ясно? Ясно, кто будет провожать меня до отделения? Дашу можешь сразу исключить.
– Какие улики? – только и смог выдавить из себя Руслан.
Наташа не удостоила его ответом и гордо удалилась, напомнив мне, что я должна попытаться перезвонить по оставшимся телефонам, где никто раньше не отвечал. Чем я и занялась.
В двух местах осторожные женские голоса сказали, что никогда не знали Амелина Петра и в последнее время их никакие частные лица на деньги не опускали, а опускали только организации. Например, банки. Если я хочу, то они могут назвать, какие именно. Но я не хотела, и они успокаивались. Последний номер принадлежал некоей Алле Аркадьевне, которая висела на телефоне без зазрения совести. Я всякое терпение потеряла, пытаясь до нее дозвониться. А дозвониться было уже вопросом принципа. И, наконец, я услышала:
– Алло, я слушаю.
– Алла Аркадьевна?
– Да, с кем имею честь разговаривать?
Какая любопытная! Что ей сказать? Скажу, что тоже имела счастье познакомиться с Амелиным.
– Я знакомая Амелина Пети.
– Ах, как же, помню. Очень милый юноша. Был у меня в гостях пару раз. Очень образованный и эрудированный. Сейчас молодежь редко интересуется предметами старины, а он прямо затрясся от восторга, когда увидел мою коллекцию…
– Пропало ли что-нибудь из вещей?
– Почему вы спрашиваете? А ведь действительно пропало уникальное издание стихов. Оно досталось мне по наследству от папы. Он был страстный поклонник восточной поэзии. Но я уверена, что книга просто куда-то завалилась. У меня часто вещи пропадают на время, а потом находятся. Правда, такая ценная – впервые. Но Петя не сделал бы ничего подобного. Поверьте, я разбираюсь в людях.
Я не стала переубеждать даму, которой посчастливилось до седых волос сохранить детскую веру в лучшее в человеческой натуре. Я уточнила приметы Амелина, которые совпали с уже имеющимися у нас, и пожелала ей всего доброго. Телефона милого юноши у нее тоже не было. Дама стала мне надоедать. Ее жизнерадостная болтовня о современной молодежи порядком удручала меня, но я все-таки улучила момент и умудрилась продиктовать ей свой номер телефона в одну из немногочисленных пауз в потоке ее фраз. Потом решительно распрощалась, в душе надеясь не услышать ее больше.
Ровно в полночь позвонила вернувшаяся из отделения Наталья. Задыхаясь от нетерпения поделиться новостями, она вопила в трубку, оглушая меня громовыми звуками своего голоса, который совершенно неожиданно стал громким.
– Преступник! – кричала она из трубки телефона. – Они его знают, он преступник! Он в милиции на учете!
Я без труда догадалась, что речь идет об Амелине.
– Он был замешан в трех аферах. В двух выступает как свидетель, а за третье дельце его до сих пор подозревают. Только доказательств у них на него нет. А по одним подозрениям человека, даже пусть он мерзавец, у нас не сажают.
– Они могут арестовать Амелина по твоим показаниям? – заинтересовалась я, но Наташа меня быстро разочаровала:
– В том-то и беда, что нет. Он не живет по адресу, по которому прописан. А родители не говорят, где он сейчас, – призналась Наталья. – Но я кое о чем договорилась, – и она многообещающе замолчала.
– О чем ты?
– Завтра расскажу. Встречаемся в половине первого у меня. Лады?
– Ладно. У тебя так у тебя. Пока.
И на сегодняшний день мои приключения закончились. Что меня ожидало назавтра, об этом я не хотела даже думать. Потому что предчувствовала, что ничего хорошего из предприятия Наташи выйти не может. Не такой она человек, чтобы все для меня сошло гладко. Убаюканная мрачными предчувствиями, я заснула, и мне снились кошмары, которые оказались веселыми комиксами по сравнению с грядущими событиями.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Назавтра в назначенное время, прихватив с собой необходимое снаряжение в виде парика, грима, косметики, перчаток, шарфиков различных расцветок и паспорта, я вовсю трезвонила в дверь к Наташке. Звонила я уже в течение пяти минут, не меньше, но за дверьми не раздавалось ни шороха. Я уж было решила, что ночью Наталью придушил собственный супруг (за то, что она заставила его тащиться с ней в милицию), как вдруг раздался хриплый голос, вопрошавший, кто я и что мне тут нужно. Я правдиво ответила, что Даша и что хочу видеть свою подругу.
Откуда у них взялся обладатель этого голоса? Смогла предположить только одно, что ночью к Наташе нагрянули неожиданно гости из отдаленных мест и она была вынуждена оставить их ночевать у себя. А может, это родственники? Но за дверью сказали:
– Ой! – Дверь без дальнейших расспросов отворилась. – Я проспала, – сокрушенно призналась Наташа.
Она могла бы этого и не говорить. Весь ее вид – помятый и нечесаный – говорил сам за себя. Хриплый голос, удививший меня, принадлежал все той же Наташе. Она со сна, оказывается, всегда сипела, как застарелый пьяница.
– Ты соображаешь, сколько сейчас времени? – набросилась я на нее. – Мы же к двум часам не успеем. Тебе только умываться не меньше получаса нужно.
– Без паники, – отозвалась Наташа. – На водные процедуры хватит и двадцати минут. И могу обойтись без завтрака.
– Ты с ума сошла. Завтрак приготовлю я, а ты не трать времени и – марш мыться. Иначе я за себя не отвечаю.
Через каких-нибудь сорок минут мы бодренько пробежали к ближайшему входу в метро.
Удивительно, но в библиотеку нам удалось попасть без всяких проволочек. Постовой мельком глянул на наши пропуска и отвернулся.
– Куда теперь? – спросила Наташа.
– В туалет. Перевоплощаться. Кстати, о чем ты не захотела вчера вечером сообщить по телефону?
Последовало продолжительное молчание. Я уже предположила самые гнусные вещи, как вдруг Наташа заговорила:
– А-а, вспомнила. Я договорилась с капитаном Степановым, и он обещал держать нас в курсе – неофициально, ясное дело, – если будут какие-то новости. А говорить я тебе об этом не хотела, потому что телефон твой, милочка, может прослушиваться.
– Ну, прошу в кабинет, госпожа конспираторша.
Я затолкала Наташу в кабинку, где мы и приступили к изменению своих образов, решив на всякий случай слегка изменить и облик Наташи. Но увлеклись делом и чуточку пересолили. Я напялила на себя уже привычный парик и в один момент превратилась в жгучую брюнетку. Нанесла легкий слой грима и покрылась загаром. Накрасила глаза, губы и обмоталась шифоновым шарфиком нежно-бежевого цвета. На мне была длинная шерстяная юбка неприметного кирпичного цвета, черная блузка и длинный вязаный жилет в клетку. Мой теперешний облик ничем не напоминал девушку, которую бандиты видели в кафе.
Наталья была в синих джинсах и темно-синем бадлоне. Волосы она собрала в хвост и надела очки с простыми стеклами. Очки ей шли и к тому же изменили ее до неузнаваемости. Гримом она тоже воспользовалась – надо же было замазать свои синяки. И чтобы я не слишком выделялась, как она мне объяснила. Я оглядела нас с пристрастием и осталась довольна. И в смысле эстетики, и в смысле неузнаваемости камуфляж нам удался на славу. Теперь оставалось обнаружить тех или того, из-за кого мы замаскировались. Иначе вся возня пошла бы насмарку. Глупо щеголять по библиотеке, вырядившись как попугаи.
Хихиканье и наши возбужденные восклицания были слышны на весь туалет, что выяснилось, когда мы, очень гордые собой и своей новой внешностью, вышли «в люди». Нас встретили задумчивые и пытливые взгляды многочисленного общества, собравшегося тут. Общество сплошь состояло из пожилых дам. Они, видимо, хотели что-то у нас спросить. Скорее всего нечто нескромное, потому что выражение их лиц я не назвала бы одобрительным. Мы верно поняли их и постарались покинуть комнату с наивозможной быстротой, провожаемые дружным молчанием, настолько полным негодования, насколько только молчание может быть чем-то заполнено.
Отойдя от опасного места с максимальной скоростью, приличествующей двум девушкам, старающимся сбежать побыстрее, но одновременно пытающимся сохранить чувство собственного достоинства, мы свернули за угол и смогли там наконец-то отдышаться.
– О чем они могли подумать? – тревожно поинтересовалась я. – Там было несколько подружек моей мамы. Если они меня узнали, то можно меня сразу пристрелить. Они расскажут матери, что ее дочь запирается в кабинке туалета с некоей особой и они обе там глупо хихикают, а потом ее дочь выползает оттуда накрашенная, как панельная девка. И добавят еще от себя пару замечаний. Они же не смогут ограничиться одними фактами. Хотя и голые факты выглядят неутешительно, но эти язвы обязательно придумают какое-нибудь грязное объяснение моему поведению. Самое меньшее, чем они ограничатся, – что я лесбиянка. Ты понимаешь весь ужас положения, в которое я попала из-за собственной неосторожности?
Наташа ответила, что понимает прекрасно, но тетки вряд ли узнали меня и могут лишь подозревать, кто именно был в кабинке. И потому они не пойдут к моей маме жаловаться на мое аморальное поведение. Потому что побоятся попасть в глупое положение. Если там была не я, они будут выглядеть в глазах библиотечного общества как грязные сплетницы, а им этого не захочется. Самое большее, что смогут они сказать маме при случае, что видели девушку с угольным цветом волос, которая непристойно хихикала возле унитаза. Но мало ли кто это мог быть!
Несколько утешившись этими сумбурными объяснениями, я предложила осторожно, чтобы не нарваться больше на знакомых, пробраться к залу техники, который был конечной целью нашей вылазки.
Наслушавшись вчера по телефону о разносторонних увлечениях Амелина, я пришла к выводу, что единственное объединяющее его интересы звено – это криминал. Непорядочность его, присутствующая в рассказах о нем, не позволяла усомниться, что и сюда он явился с целью кого-то обмануть или, может быть, украсть редкий фолиант.
Работая в свое время в Публичке, я вдоволь повидала удивительных шедевров – начиная от подлинных писем Наполеона к разным людям до микроскопического экземпляра сборника сказов Бажова, размером со спичечный коробок. Хранились здесь уникальные словари и рукописи. И была комната Фауста. Допустим, что саму комнату Амелину даже с друзьями свистнуть не удастся, но рукописные Библии с изумительными по красоте иллюстрациями, книги, от которых так и веяло древностью, вполне могли быть похищены. А ведь дотрагиваясь до них, ты как бы соприкасаешься с бесчисленными поколениями людей, державших эти книги в руках за столетия до тебя. Они хранились с величайшей тщательностью и считались святыней библиотеки, но это совсем не означало, что этим они полностью застрахованы от воров.
И эти бандиты могут украсть все – даже мою любимую Библию, чей переплет украшен огромным аметистом! И хотя она подвешена над столом на двух цепях, – им замки и цепи не помеха. И письма Вольтера тоже могут украсть, и еще тысячи вещей.
Как-то до сих пор я воспринимала бандитов безотносительно к убыткам, какие они могут нанести честным людям. Погром в моей квартире я давно им простила. Что взять с мужчин, которые и в собственном доме постоянно все ломают. Но только теперь до меня дошло, что ценности, хранящиеся в библиотеке и в других местах, находятся под угрозой. Все замерло внутри от ужаса. Одновременно я почувствовала прилив сил и бешенства.
Я стояла с выпученными глазами и открытым ртом. Не позволю! Не позволю им украсть у нас наше литературное богатство. На что же я буду любоваться, если бандиты все украдут? Сначала одну, потом другую книгу и постепенно вынесут все сокровища, принадлежавшие, как ни банально это звучит, всему нашему российскому народу. Ведь когда вы наслаждаетесь их видом и содержимым, то книги в этот момент принадлежат вам, а не библиотеке, которой только дозволяется их хранить.
– Наташа! – в ужасе я чересчур громко зашипела ей в ухо, и она испуганно шарахнулась от меня.
– Что за шутки? Так человека можно на всю жизнь заикой сделать, – обиделась подруга.
– Наташа, следующее преступление они совершат здесь. Я только сейчас поняла это. Меня озарило.
Наташа с интересом взглянула на меня.
– Где? Вот именно на этом месте, где мы стоим? – уточнила она, ничуть не усомнившись в моей правоте.
– Нет, в библиотеке, но где именно – не знаю. И мы должны установить это сегодня.
– Так пойдем, куда запланировали. Зал техники уже заждался нас, – с готовностью предложила Наташа.
По дороге мы не встретили никого, кто бы даже отдаленно напомнил бандита. Чаще всего попадались преклонного возраста кандидаты в мир иной обоих полов. Было много откровенных негров и застенчивых девушек белого цвета. Иногда встречались голубоватые парочки. Но основную массу присутствующих в этом хранилище мудрости составляли женщины всех возрастов, размеров и мастей. В них, женщинах, невзирая на различия в материальном и духовном планах, было нечто неуловимое, присущее лишь библиотечным работникам. Словно легкий слой пыли легким облачком поднялся с древних манускриптов и осел на их хранительницах. Чуть заметная бледность, уместившаяся в складках их одежд, забившаяся в мельчайшие морщинки кожи лица и рук, выдавала род их занятий.
