Когда гаснут звезды

– О-о-о, девонька, прошла ты его уже,– ответила одна из старух,– Иди обратно, а как по левую руку увидишь дом с крашенным зеленым крыльцом, так это он и будет. Только не пойму, к кому ты? Вроде у Якова Фомича нет никого, кроме брата.

– Спасибо вам,– и, не ответив на вопрос старухи, Марфа быстро пошла обратно, искать зеленое крыльцо.

Нашла его уже скоро. Хоть крыльцо и было покрашено, сама изба была темная, гнилая и покосившиеся от времени. Рядом с крыльцом росла такая же кривая рябина. Страшно было как-то заходить туда, но Марфа набралась смелости и, поднявшись на крыльцо, осторожно отворила дверь.

– Есть кто дома? – она прислушалась к тишине дома,– Есть кто?

– Марфа! Заходи! – послышался знакомый голос.

Женщина осторожно вошла и прошла в комнату, где за столом сидел Тихон Даниилович с книгой в руках.

– Яшка придет скоро. Пошел в курятник яйца собирать. А ты проходи за стол. Голодная, наверное.

Марфа ожидала, что, скорее всего, увидит тут попойку, развернется и уйдет, но такую картину она не ожидала и застыла на месте.

– Проходи-проходи…,– настаивал мужчина, а сам завозился у печи и стал доставать оттуда сковороду с жареной рыбой,– Вот, утром наловили. Маловаты, конечно, но вкусные…

Марфа послушно села за стол, посмотрела внимательно в лицо Тихону. Она вдруг заметила, как он отличается от многих ей знакомых людей. У него были короткие темно-русые волосы с проседью, голубые ясные глаза, аккуратный маленький нос, тонкие губы, аккуратное небольшое лицо и ямочки на щеках. Рост его был не больше метра шестидесяти семи, аккуратные длинные пальцы и немного загорелая кожа. Что-то его отличало от остальных, но она не могла понять, что именно. Засмотрелась неожиданно, а потом засмущалась и отвела взгляд на печку.

– Вы чем-то расстроены, Марфа. Поделитесь, чем?– спросил он её вежливо.

– Зачем вам чужие беды?

– Беду легче пережить, если о ней рассказать.

– Я не могу вам рассказать, вы не поймете.

– Тогда давайте поедим. Любите рыбу?

– Да…

Марфа взяла вилку, что лежала рядом и стала ковырять ей рыбу. Тихон сел напротив и снова принялся читать свою книгу. Это был учебник по ветеринарии.

– А где ваши родные? – вдруг спросила Марфа.

Тихон поднял на неё свои глаза и ответил:

– Никого нет.

– Война?

– Нет. Я рос в приюте. Так получилось.

– Вот оно как… А жена, дети?

– Была жена, но мы расстались еще до войны. Детей не было. А у вас?

– Я не была замужем, и детей нет… мой жених не вернулся с войны…

– Вы его ждете?

Марфа заморгала на него глазами:

– Д-да…

– Значит, он жив?

– Жив… точно знаю, что жив.

Они оба замолчали, опустили глаза, но тишину скоро нарушила сама Марфа:

– Как же вы оказались в Ягодном?

– Меня пригласили. Я служил вместе с Матвеем Макаровым, вот он меня и пригласил. В колхозе теперь и птичник открыт и коровник поставили за место старого, что сгорел. Теперь конюшня строится. А для всей живности ветеринар нужен, а его у вас то и не было.

– А теперь есть, – заметила Марфа,– Раньше у нас только конюшня стояла для завода, а завод фашисты разгромили и сожгли. Теперь уже думала и восстанавливать не будут.

– Что ни делается, все к лучшему…

– Жизнь в приюте, тоже к лучшему?– вдруг сдерзила Марфа и тут же покраснела от стыда.

– У меня мать померла при родах, когда мне три года от роду было, а отец с нами не справился и ушел при первой возможности на империалистическую войну, да там и погиб. Бабка тоже в тот же год померла и нас с братом в приют определили. Через год брата не стало, вот я один выжил из всех родных. Много меня потрепало, да я крепче стал. Вот я к чему… Посмотрите на деревья. Те, что холят и лелеют, те хоть и красивые, да чаще погибают, а те, которые мороз бил, ветер ломал, становятся крепче и плоды вкуснее.

– Что же, мучатся всем, прикажите?

– Нет, что вы! Разве я об этом!

– А мне показалось, что об этом… Повезло тем, кто не намучился в этой жизни. Зачем же им завидовать?

– Марфа…

– Меня тоже жизнь не баловала и не балует и что же? Крепче я стала? Плоды дала? Нет, Тихон Даниилович, не стала, и ничего у меня нет.

– Зря вы так…

– Всем хочется пожить и балованным и не балованным…

В их дискуссию неожиданно встрял вернувшийся Яков Фомич. Он удивленно уставился на Марфу и произнес:

– Какие у нас симпатичные гости. Доброго дня, вам, барышня.

Марфа вскочила с места и поздоровалась в ответ:

– Доброго…

Тихон слабо улыбнулся и произнес:

– Знакомитесь. Это Марфа. Марфа, это хозяин дома – Яков Фомич. Мой друг.

Яков поставил миску с яйцами на сундук, подошел к женщине и протянув ей руку, пожал:

– Очень приятно, Марфа. Даже и не знал, что у этого отшельника бывают такие знакомые.

Марфа снова покраснела:

– Мы… я, наверное, пойду… Не собеседник я сегодня…

– Марфа! – вдруг окликнул её Тихон,– Позвольте, я вас провожу?

Женщина встала на месте и как то сурово посмотрела на него:

– Как хотите…,– пожала она плечами.

Уже идя рядом по улице, Тихон пытался оправдаться:

– Я когда волнуюсь, такую околесицу несу. Вы меня простите. Наговорил, что к чему не понять.

– Не надо, Тихон Даниилович, это я сама не своя. Нездоровиться, видимо.

" Не поймешь ты, не поймешь ты меня": подумала она про себя. Они шли медленно, рядом, иногда, задевая плечом, друг друга. А как дошли до общежития, Тихон вдруг взял её руки в свои и крепко сжал:

– Марфа, я буду в вашем поселке еще завтра, а потом вернусь в Ягодное. Если вы захотите, приходите на тот же адрес. Я в любом случае буду вас ждать.

Он разжал её руки и встал на месте. Марфа медленно вошла в подъезд и когда уже дошла до комнаты, её руки вдруг задрожали. Она подбежала к окну и посмотрела. Там все так же стоял Тихон, а потом он медленно развернулся и пошел прочь.

" Господи, что же я делаю?": спросила саму себя Марфа.

На следующий день на проходной её уже ждал Тихон с букетом полевых цветов. Он неловко улыбался и так же неловко протянул ей букет. Они гуляли до самого заката по улицам поселка, сидели в новом парке, молчали и редко вздыхали.

– Что же с вами, Марфа? – вдруг нарушил тишину Тихон,– Вы молчите и мне даже страшно подумать почему.

– Мне нечего сказать.

– Вы такая грустная. Вам надо срочно сходить в театр или в кино! Вот, точно, в кино! Мы ведь еще успеем?

Марфа вопросительно на него посмотрела:

– Что вы задумали, Тихон Даниилович?

– Сводить вас в кино! И себя сводить. Давно там не был,– он встал со скамейки и подал Марфе руку,– Пройдемте, дорогая, на сеанс культурной программы.

Марфа не стала сопротивляться. Она послушно пошла за ним в клуб, где успели купить два последних билета. Отсидела весь фильм, почти не шевелясь, а после сеанса позволила себя проводить. Прямо у общежития Тихон снова сжал её руку и быстро, как подросток, чмокнул её в щеку. Марфа дернулась и раскраснелась:

– Не балуйте, Тихон Даниилович!

– А вы меня, Марфа, просто Тихоном зовите. Не старик я. Мне всего лишь тридцать семь,– улыбаясь, ответил он.

Марфа высвободила свою руку и побежала прочь в подъезд. Уже в комнате, она долго стояла у окна, пока во дворе не стало пусто.

– Ну, Марфа, ну даешь,– заметила Ирина Чернова,– Вот мужиками крутишь!

– Брось, Ирина, ни кем я не кручу! – строго ответила ей Марфа.

– Крутишь-крутишь. Беспощадная ты, Марфа.

– Тебя забыли спросить! Иди куда шла!

Марфа отвернулась к окну и скрестила на груди руки.

– Тьфу, цаца какая! Посмотрите на неё! Вся такая растакая! – зло заметила Ирина и вышла из комнаты.

На следующий день Тихон уехал обратно в Ягодное и всю неделю Марфа ходила сама не своя. Как только в комнате гасили свет, она часто лежала в постели неподвижно, стараясь не тревожить никого, все думала обо всем, что с ней твориться.

На следующие выходные Марфа пошла на станцию и поехала в Ягодное. В поселке пахло дымом и древесной стружкой. Запахи эти были, как в детстве, когда она была маленькой девочкой и ходила в старую школу. Как же сразу стало хорошо и спокойно на душе. Прошла мимо парка Победы, где на днях поставили памятник воину, а рядом аккуратно лежали букетики полевых цветов. Женщина остановилась у памятника, постояла минут десять, повздыхала, смахнула слезу с ресниц и пошла в сторону отчего дома.

Марфа сначала пришла к матери, проведала её и брата. Немного поговорив, выпив чаю, она, собравшись с духом, пошла в дом, где жил Тихон.

Он как раз только вернулся с фермы и умывал руки и лицо у рукомойника. Как только заметил девушку на пороге, удивился и тут же заулыбался:

– Вот так встреча! Вот так гость! Заходи, Марфа! Заходи! Сейчас чаю попьем.

Марфа прошла за стол и села в уголке у окна. Она рассматривала его комнату, смотрела на прибитые свежие полки на стене, где стояли стопки книг и учебников. Чудно все тут было.

Долго они сидели за столом, болтали о том, о сем. А ближе к ночи Марфа поспешила домой. Почти каждые выходные она теперь ездила в Ягодное и заходила к Тихону, пока неожиданно их отношения не стали более серьезные и домой она стала приходить только по утрам.

Зашептались в Ягодном, побежали сплетни, смотреть на Лебедевых сельские бабы стали косо. Тут мать и стала распекать Марфу при следующем приезде:

– Куда собралась? Опять к ветеринару? А жениться то он на тебе собирается? Или так? Ты дочка меня не позорь! Или замуж иди или хватит бегать к свободному мужику по ночам! Принесешь в подоле, совсем стыдно будет людям в лицо смотреть!

– Мама, да кому какое дело?!

– Уж есть дело! Смотри, вокруг полно умных баб, они своего не упустят. Женят на себе, а тебя он и забудет, как звали!

– Моя жизнь и моя воля: хочу хожу, захочу – брошу!

– Избаловалась ты! Не пущу я тебя к ветеринару! На пороге лягу, а не пущу!

Тут еще и Зинка подхватила песню:

– Уезжай ты к себе, от греха подальше. Нечего тут нас позорить! Набедокуришь тут, а нам потом в глаза людям не посмотреть! Мы люди простые, по ночам не шастаем!

– Это я виновата! – кричала в слезах мать,– Это я не смогла вас воспитать! Горе-то какое на мою седую голову!

Марфа внимательно смотрела то на мать, то на сестру, а потом резко развернулась, растолкав обоих, и ушла к Тихону. Утром от него она сразу ушла на дорогу, чтобы уехать в Заводское на попутке.

На дворе стояла середина августа. Ночи уже были холодные, а днем снова стояла жара. Пахло по утрам свежей росой и мокрой листвой, туман часто стелился по земле.

Марфа тихонько вошла в комнату общежития, но Наташа уже не спала. Она зашивала что-то на старой юбке и вздыхала.

– Здравствуй, Наташ,– тихонько поздоровалась Марфа.

Наташа подняла на неё грустные глаза:

– Приехала. Садись за стол. Чайник еще горячий.

Марфа послушно села и налила кипяток в стакан. Ей хотелось обо всем рассказать подруге, но что-то её останавливало, не давало откровенничать.

– А мой Захар к Митрюхиной ушел,– произнесла вдруг Наташка, не отрываясь от шитья,– Я теперь снова одинокая. Вот так, не везет мне с мужиками. А еще Семен твой вчера приходил. На "веселе" был, все тебя спрашивал. Любит что ли он тебя?

Марфа вздохнула:

– Любит и разлюбит. Он теперь женатый человек.

– Сама его отдала Быковой.

– Сам ушел.

Наташа оторвалась от шитья и посмотрела на подругу:

– Зря ты так, он ведь и правда тебя любит. Плакал так вчера, аж, сердце заныло.

– У него есть, кому пожалеть. Хватит, Наташ, о нем. Не хочу слышать.

– Дело твое, конечно, только мужиками нынче так не разбрасываются.

– А то, что?

– Одна останешься. И стакан воды некому будет в старости поднести.

– Уж разберусь сама, Наташенька. Не переживай.

Марфа отодвинула от себя стакан с кипятком, встала со стула и стала переодеваться. Сейчас ей хотелось лишь лечь в постель и выспаться.

В следующие выходные она снова засобиралась к Тихону, но как то не удачно сломала каблук на туфлях. Обувшись в наташкины, Марфа поспешила в ремонт обуви, что находился недалеко от клуба и был в общем то единственным в поселке. Как только ей сообщили, что туфли будут готовы только послезавтра, женщина сникла, оставила обувь и ушла расстроенная обратно в общежитие.

Марфа не знала, куда себя деть в этот день. От нервного напряжения она решила " вылечить" себя, перемыв всю комнату, перетерев все полки, обувь, посуду, даже пол в общем коридоре вымола вне своей очереди. Потом вышла в яблоневый сад и сев на скамейку, попробовала читать Тургенева. Ничего не получалось. Марфа закрыла книжку, осмотрела сад и вздохнула. Ей хотелось сейчас быть с Тихоном, обсуждать все на свете, хохотать над его шутками и проснуться утром в его постели, а не сидеть тут одна-одиношенька.

Что же с ней твориться? Неужели она так легко забыла Лёню? Вот так, ждала его, ждала, а встретила Тихона и сразу забыла?

Ей стало стыдно за себя. Мурашки пробежали по коже, и Марфа обхватила себя руками. Сидела она так, уставившись куда то в землю, пока её не потревожил Иркин голос:

– Марфа, скорее! Тебя ищут! Марфа! Лебедева!

Марфа вскочила и поспешила в сторону общежития, забыв книгу на скамейке. В голове в это время крутились мысли о Тихоне, об Ягодном. И когда она завернула к своему подъезду и увидела мужчину в военной форме, она вдруг замедлила шаг и не сразу поняла, кто перед ней. Мужчина снял фуражку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и внимательно посмотрел на Марфу.

– Здравствуй, Марфа,– глухо произнес он.

Девушка тут же остановилась на месте. Она пригляделась к мужчине и, её вдруг обдало всю холодом. Перед ней стоял её Лёня! У него был шрам на всю левую сторону лица от лба до самого подбородка, неровный такой, в виде зигзага, задев едва краешек губ. Левый глаз его был мутный, видимо ослеп после травмы. Лицо его осунулось, постарело, морщинки на лбу собрались и возле глаз, а в волосах серебрилась седина. Марфа медленно стала подходить к мужчине, как будто его боясь.

– Здравствуй, Марфа,– повторил мужчина все так же без улыбки.

– Здравствуй, Лёня…,– и, встав прямо возле него, посмотрела ему в глаза,– Все-таки жив…

– Жив, почти здоров, почти цел. Я же обещал вернуться, вот сдержал обещанное.

– Сдержал… сдержал…

Леонид поставил свой чемодан на землю и неловко обнял Марфу:

– Приехал, Марфа. Как и обещал, приехал.

Потом отстранился и посмотрел внимательно на женщину:

– А ты изменилась, очень изменилась. Повзрослела.

Марфа почувствовала, что ей становиться дурно. Она закрыла глаза, но перед глазами все равно началась какая-то пляска.

– Ох, мне дурно, я присяду…,– она тихонько дошла до скамейки и сев на неё, закрыла лицо руками.

– Ты меня не рада видеть? Нашла уже другого? – вдруг строго спросил её Леонид.

Его тон еще больше расстроил Марфу и она, открыв лицо, посмотрела на него:

– Я рада. Я ждала… очень ждала. Я не могу просто поверить… не могу поверить, что ты вернулся… – она подняла на мужчину глаза и спросила,– Может, поднимемся и попьем чаю?

Леонид снова взял в руки чемодан:

– Что ж, я сразу после поезда к тебе пришел. Можно и чаю.

Они, молча, как чужие друг другу люди, поднялись к ней в комнату. Марфа разлила в стаканы чай, придвинула блюдечко с сахарином и яблочным вареньем. Она все украдкой смотрела на мужчину, но не чувствовала к нему ничего. Он изменился, стал другой. Как будто это был не её Лёня, а совсем чужой человек.

Из чемодана Леонид достал буханку хлеба, две банки тушенки, коробку конфет и бутылку водки, поставил все это на стол. Марфа оглядела " богатство" и тяжело вздохнула: