скачать книгу бесплатно
Родился сынок Антоша (умер от воспаления легких 17.04.1939 года).
31 августа 1939 – 25 декабря 1940, ст. Барыбино Московская обл.
Воспитатель детского дома №3 Мосгороно (Барыбинский детдом).
31 октября 1939, дер. Авдотьино Малинского р-на Московской обл.
Родился сынок Антошик.
25 декабря 1940 – 02 февраля 1942, Москва, Сокольнический р-н – гор. Катав-Ивановск, Челябинская обл.
Воспитатель детского дома №60 Мосгороно с особым режимом.
Эвакуация на Урал: следование в эшелоне с 20 ноября по 01 декабря 1941.
03 февраля 1942 – 10 августа 1944, гор. Катав-Ивановск, Челябинская обл.
Директор детского дома №60 Челябинского Облоно Министерства просвещения РСФСР.
1944 – награждена значком «Отличник Народного просвещения»
11 сентября 1944 – 17 сентября 1946, гор. Солнечногорск Московская обл.
Воспитатель детского дома №2 для испанских детей Министерства просвещения РСФСР.
1945
Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
01 мая 1947 – 20 сентября 1950, гор. Сталинири, Грузинская ССР, (ныне г. Цхинвал, Южная Осетия)
Воспитатель Сталинирской трудовой воспитательной колонии при учебно-воспитательной части МВД Грузии.
20 сентября 1950 – 03 сентября 1956, пос. Мотовиловка. Фастовский р-н, УССР
Воспитатель Мотовиловского детского дома Министерства просвещения Украины.
01 января 1957 – 24 июня 1972, дер. Клемёново, Егорьевский р-н, Московская обл.
Воспитатель Клемёновского детского дома Мособлоно Министерства просвещения РСФСР.
30 сентября 1966
Награждена Орденом «Трудового Красного знамени».
1970
Награждена медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина».
1972
Присвоено почётное звание «Заслуженный учитель РСФСР».
июль 1972 – апрель 1975, дер. Клемёново, Егорьевский р-н, Московская обл.
Директор Клемёновского детского дома Мособлоно Министерства просвещения РСФСР (до момента его расформирования).
1978
Награждена медалью «Ветеран труда».
1988
Награждена «Медалью Н. К. Крупской».
Персональный пенсионер (удостоверение №144305).
17 января 1999, дер. Клемёново, Егорьевский р-н, Московская обл.
Скончалась. Похоронена на Егорьевском городском кладбище рядом с мужем С. А. Калабалиным.
* Указанные в личных документах Г. К. Калабалиной происхождение, место и время рождения (1 июня 1908 года, город Харьков) были ею намеренно изменены. Жизнь в послереволюционные годы и последующие десятилетия наложила печать запрета. «Сущностью сложившегося ее бытия стало желание овладеть временем, применительно к целям и смыслу жизни ее поколения. И она воспользовалась этим…» (В. В. Морозов).
** Информация из Государственного архива Псковской области (ГАПО) о предках Галины Константиновны Калабалиной получена в результате поисковой работы выпускниц Клемёновского детского дома Галины Тихоновны Волковой и Натальи Васильевны Васильевой. Заверенные в ГАПО копии «Делопроизводственной справки» и «Свидетельства» переданы Д. П. Барсковым семье А. С. Калабалина и в музей С. А. Калабалина Савинской школы во время выступления на первых «Калабалинских чтениях» в Егорьевском историко-художественном музее 13 марта 2012 года.
Г. К. Калабалина о себе и о своей семье
Завидная судьба педагога
(Интервью Г. К. Калабалиной газете «Горьковский рабочий»)[2 - Интервью проводил А. Волков, директор школы №178, г. Горький, 1980.]
А. В. Решая проблемы совершенствования учебно-воспитательного процесса, каждый учитель постоянно обращается к творческому наследию классиков педагогики. Живым родником творческой мысли являются для каждого из нас работы выдающегося советского педагога А. С. Макаренко. Его «Педагогическая поэма» и «Книга для родителей» не залеживаются на прилавках книжных магазинов, ибо сегодня, как никогда, велика тяга советского народа к педагогическим знаниям, к повышению культуры семейного воспитания. Понятен и тот интерес, который проявляем мы к тем живым свидетелям практической деятельности А. С. Макаренко, которые продолжают дело своего учителя.
Семен Афанасьевич и Галина Константиновна Калабалины – известные люди в нашей стране. Неудивительно, что недавний приезд в наш город воспитанницы А. С. Макаренко Галины Константиновны Калабалиной многих заставил обратиться к бессмертным страницам «Педагогической поэмы». И всем вспомнился герой книги Семен Карабанов, который, если помните, женился на «черноглазой студентке» Гале.
Семен Афанасьевич Калабалин и был той яркой фигурой, которую так живо представил А. С. Макаренко в своем произведении, дав своему герою фамилию Карабанов.
Г. К. Я жила тогда в Харькове с мамой и младшей сестрой. Моего папу убили в германскую войну, а мама была учительницей немецкого языка. Я тоже мечтала стать педагогом. После школы поступила в педучилище, там и вступила в общество «Друг детей». Тогда был бич – беспризорность.
В стране, только что пережившей две революции и гражданскую войну, царила разруха. Сотни тысяч детей потеряли не только семьи, но само детство. Мы, молодежь, вдохновенно поднимались на помощь нашей стране. Занимались конкретными делами: собирали ребят на вокзалах, дежурили в ночлежках, где были беспризорники, определяли их в детские дома, там тоже проводили много времени, общаясь с ребятами. И в этом общении под коростой грубости и отчуждения открывались порой чистые и добрые детские души. Хотелось много сделать для этих детей, чтобы жизнь у них устроилась хорошо. Тогда у меня и появилось желание стать воспитателем.
Но не все складывалось, как хотелось. В 1925 году скоропостижно умерла мама. Из взрослых я осталась одна, и об учебе не могло быть и речи, надо было зарабатывать себе на хлеб. Решила пойти работать на табачную фабрику в Харькове. И вот как-то приехал лектор, и весь наш актив по борьбе с детской беспризорностью собрали на лекцию. Этим лектором был Антон Семенович Макаренко.
Мы ждали «ученого» доклада, а получили задушевный разговор. С большой теплотой говорил Антон Семенович о своих воспитанниках, о тех причинах, которые привели ребят на улицу, о том, какие замечательные люди выходят из колонии имени Горького, о том, что в каждом человеке, даже в самом плохом, есть что-то хорошее, которое надо найти, увидеть, за которое надо зацепиться и которое надо развивать.
Я слушала Антона Семеновича, затаив дыхание. Как он верит в Человека! Как он любит людей! У такого педагога не может быть плохих воспитанников. Как счастливы те, кто попал в эти заботливые руки. И как мне захотелось в эти минуты посвятить свою жизнь этим, вырванным из нормальной жизни ребятам.
После беседы я подошла к Антону Семеновичу и рассказала о своей жизни, о трудностях, с которыми я столкнулась после смерти матери. Антон Семенович выслушал меня внимательно, а потом сказал:
– Вот что, здесь, в Харькове, учится группа наших рабфаковцев, это наш сводный отряд, я зачисляю тебя в него. И с этого дня ты не одна, у тебя большая семья, которая будет заботиться о тебе, и перед которой ты будешь в ответе за свои поступки. То, что ты хочешь стать воспитателем, это очень хорошо, и ты им обязательно будешь.
С этого дня моя жизнь получила новый смысл, я была не одна, меня окружали хорошие, заботливые люди. Антон Семенович регулярно навещал сводный отряд, который жил в студенческом городке.
В один из таких приездов меня приняли в колонисты и вручили мне костюм и синюю блузку с белым воротничком. Для меня этот костюм был дороже всего на свете, так как это означало, что я стала полноправным членом колонии имени Горького.
А. В. А как вы познакомились с Семеном?
Г. К. Когда я приехала в колонию имени Горького, Антон Семенович сказал, что мне надо осмотреть колонию. А там были такие подземные ходы, – интересно. Вот позвал он Семена, вошел парень в малиновых трусах и синей рубашке – у них все в трусах ходили, и говорит:
– Вот, Семен, я даю тебе ордер на два часа, познакомишь Галю с колонией.
Я знала, что ордера дают на пальто, а что на людей – не знала. Меня это немножко даже испугало. Оказалось, у них такой порядок был: получил ордер – значит, несешь полную ответственность за того человека, которого тебе поручили. С первой минуты он произвел на меня такое впечатление – удивительный во всем: глаза, улыбка… Ходили, подошли к подземным ходам. Он говорит:
– А ты не боишься со мной пойти?
Я ему сказала:
– Знаешь, чего бояться? Геройство – обидеть сильного, а слабого – какое же тут геройство?
– Ну, тогда пойдем.
Так состоялось наше знакомство.
С. А. Калабалин после колонии получил высшее сельскохозяйственное образование. Однако годы, проведенные в колонии, наложили свой отпечаток на идеалы пытливого юноши. Они, эти идеалы, а также влияние личности самого Макаренко сказались на окончательном выборе жизненного пути, и бывший колонист Семен Калабалин становится воспитателем, а затем и директором детского дома трудновоспитуемых детей и спецколоний для несовершеннолетних правонарушителей.
Продолжая традиции своего учителя, С. А. Калабалин уже в предвоенные годы получает широкую известность. О нем пишут центральные журналы и газеты. Вместе с мужем работает в детском доме воспитателем и Галина Константиновна. Когда в начале войны С. А. Калабалина призывают в ряды Советской Армии, директором детского дома становится Галина Константинова.
А. В. О том времени Галина Константиновна рассказывает так, будто только вчера все и было.
Г. К. Да разве такое забудешь, – чуть приглушенным голосом говорит она. – Дети и война. Страшно. Тяжело об этом вспоминать.
А. В. И в войну детский дом не сдал своих макаренковских позиций, хотя трудностей в его жизни было тогда немало. Приходилось перестраивать всю работу на новый лад, с учетом военного времени.
Кончилась война, и вернулся с фронта Семен Афанасьевич. Детский дом зажил прежней мирной жизнью. Еще раз пришлось Галине Константиновне принимать детский дом – после смерти мужа. Объектом особого внимания Г. К. Калабалиной являются ребята, у которых что-то не заладилось в жизни, и которых мы привыкли называть трудными.
– Чем обусловлен этот интерес?
Г. К. Я ведь сама из таких ребят, да и большинство моих лучших друзей – сейчас уже людей почтенного возраста – в прошлом были неудачниками. Но воля, способности, воспитание сделали их хорошими людьми, многие из них до ухода на пенсию занимали видные посты. И мне, и им помогли стать такими наши педагоги, и, в первую очередь, Антон Семенович, могли ли мы остаться неблагодарными воспитанниками. Не случайно многие из нас пришли работать в школы и детские дома.
Надо всегда помнить, что трудными дети не рождаются, такими их делает ближайшее окружение.
Работать с трудными крайне тяжело. И, тем не менее, это самый живой и самый интересный народ. Воспитателю настоящему работа с ними помогает раскрыть свои лучшие профессиональные качества, выявить уровень собственных педагогических возможностей.
Глубоко убеждена: без доброты человек – ничто. Человеческое приобретается с добротой, если неуклонно повышается самосознание личности. Нет человека, который не пытался бы стать лучше, чем он на самом деле есть. Видеть лучшее в человеке нужно уметь. Этому надо учиться у А. С. Макаренко, что мы и делаем.
А. В. Хотелось бы узнать, как вы относитесь к педагогическому наследию В. А. Сухомлинского?
Г. К. В.А. Сухомлинский, по моему твердому убеждению, – выдающийся советский педагог. Обидно очень, что подобные вопросы иной раз бывают навеяны стремлением некоторых противопоставить его Антону Семеновичу Макаренко. А. С. Макаренко, мол, – да, а что до В. А. Сухомлинского, то он, дескать, ничего нового в педагогике не сказал и не сделал. Ошибочное, вредное суждение!
Этот удивительный человек действительно отдал свое сердце детям, нелегкому педагогическому делу.
Я уверена, что будь жив Антон Семенович, он дал бы деятельности В. А. Сухомлинского самую высокую оценку. Оба выдающихся педагога сказали свое слово в теории и проявили себя на практике в конкретных жизненных условиях. Поэтому не сопоставлять и не сравнивать надо этих людей, а глубже изучать обоих и шире использовать их опыт и теоретические выводы в повседневной работе.
А. В. Дни пребывания Г. К. Калабалиной в Горьком были насыщены напряженной работой. Иногда казалось, что нагрузка, которую взяла на себя эта далеко уже немолодая женщина, была ей не под силу. Беседы со школьниками и учащимися ПТУ, выступления с лекциями перед учителями и студентами, многочисленные встречи с людьми, интересующимися творчеством А. С. Макаренко. И всегда казалось, что девиз колонии имени М. Горького «не пищать!» продолжал оставаться в силе для Г. К. Калабалиной и в эти дни. Всегда собранна, подтянута, в хорошем настроении.
Ее выступления были настоящим откровением большого педагога, отличника народного просвещения, страстного пропагандиста идей А. С. Макаренко, матери детей, ставших по примеру родителей педагогами.
Трагические страницы[3 - Калабалина Г. К. Фрагменты воспоминаний // Барсков Д. «Колокола Памяти: записки детдомовца». В 2-х кн. – Владимир: «Транзит-ИКС», 2014. – Кн. 2. – с. 7—11.]
…Летом 1932 года Семена перевели в Ленинград на работу в 66-ю школу-колонию, что находилась в районе пригорода «Сосновая Поляна». Это было учреждение со сложным контингентом ребят. Коллектив воспитателей то и дело менялся. В день, когда мы приехали, 50% воспитанников отсутствовали в д/доме. Нам дали комнатку в мансарде учебного корпуса. Подниматься в нее надо было по темной, крутой лестнице. Расположив свой скромный скарб в комнате, мы начали осваиваться на новом месте.
Костику было уже 10 месяцев, и я решила устроиться на работу. Жить на одну зарплату Семена было тяжело. Смотреть за детишками мы взяли девушку – Марусю, по национальности она была эстонка. Спокойная, аккуратная, она произвела на нас хорошее впечатление, и мы не ошиблись. В мое отсутствие дети были в надежных руках. Я поступила работать воспитателем в соседнюю школу-колонию, что была в одном километре от нас. Вновь началась жизнь, полная трудовых напряжений, домашних хлопот, тревог, радостей, вечеров в кругу семьи после трудового дня. Теперь мы уже вместе обсуждали свои успехи и неудачи. Семен всегда был для меня хорошим советчиком, помогал мне разобраться порой в трудных ситуациях. Приходил ко мне на работу, очень быстро вошел к нам в коллектив как свой человек. У нас образовалась хорошая, дружная компания молодых педагогов-воспитателей. Мы часто собирались вместе семьями. В свою очередь, я сдружилась с ребятами из 66-го детского дома. Они приходили ко мне за советом. Если кто из ребят заболевал, я вечерами ходила в изолятор проведать больных. Так, несмотря на то что мы работали в разных учреждениях, интересы у нас были общие.
В это время с нами жили моя сестра Оля, которая работала учителем в 66-м детском доме и две мои двоюродные сестры, мать которых тяжело болела. Семен ко всем относился, как к своим родным. Для каждого у него находилось теплое слово. Жили они у нас более двух месяцев и, когда поправилась их мать, и они уезжали домой, то расставались, как самые родные.
Ребята, Леночка и Костик, росли среди воспитанников детского дома, и никто никогда их не обижал. Костик фактически вырос на их руках, был общим любимцем. Хорошо сложенный, с черными кудрявыми волосиками, он был очень симпатичный. Большие цвета спелой вишни глаза всегда светились радостью. Жили они с Леночкой очень дружно. Минуты не могли быть друг без друга. Леночка очень рано начала чисто говорить, а вот Костик долго не мог выговорить букву «Р», и много у него было собственных слов. И вот Леночка часами терпеливо учила его правильно произносить слова, выговаривая букву «Р»…
Я часто вечерами, глядя, как дети спят в самодельных кроватках здоровыми, загорелыми с беззаботными улыбками на личиках, думала: «Какая я счастливая – у меня такой хороший муж-друг, такие прекрасные детки, любимая работа. Что еще надо человеку. Наверно, это вершина счастья». Да, наверное, такой счастливой я себя чувствовала в те дни, когда непоправимое горе подкралось к нам.
Костик был очень подвижный мальчик, его интересовало все, он не боялся ничего. Однажды он пришел на хозяйственный двор, пролез в стойло, где стоял племенной бык, которого боялись все и не без оснований. Он признавал только одного мальчика – Сашу Рослякова, который ухаживал за ним. Так вот, Костик залез к нему в стойло, уселся у его ног, стал поглаживать и напевать ему песенку, а бык дружественно лизал его волосики. Все были в ужасе, я боялась подойти к стойлу, чтобы не рассердить быка и только издали делала Костику знаки, чтобы он вышел. Наконец-то он меня заметил и вылез. Бык провожал его ласковым взглядом. Но, конечно, все могло обернуться иначе.
В другой раз он залез по лестнице на крышу дома за мячиком, а потом спокойно спустился с ним вниз. Казалось, он ничего не боится, и судьба берегла его. Несмотря на то, что он был младшим, он всегда ревниво оберегал Леночку и никому не давал ее в обиду. Они очень хорошо играли вдвоем. Нам было легко с ними, хотя надо сказать, что жизнь у нас складывалась нелегко. Работать надо было много, и работа была сложная. Вставали рано, чтобы успеть до работы все сделать – приготовить еду, дрова для печки, наносить воды, накормить ребят и оставить их с Марусей, которая присмотрит за ними в наше отсутствие… Зарплата была небольшая, с продуктами в это время тоже было очень трудно, но все это не омрачало нашу жизнь. Все были здоровы, дружны. В доме все было самое необходимое. Были у нас верные надежные друзья, были добрые письма от Антона Семеновича Макаренко. Мы были молоды, полны сил, любили друг друга, у нас были хорошие дети, наши самые лучшие Леночка и Костик, любимая работа, общие интересы. Что же еще надо человеку? А все остальное со временем прибудет.
Но в жизни человек никогда не знает, что его подстерегает. Это было летом 1934 года. Второго июля в детский дом прибыл из детского приемника-распределителя новый воспитанник Петр Гумин – 13 лет. Мальчик как мальчик, небольшого роста, худенький, обратили на себя внимание руки с длинными музыкальными пальцами. Как положено он был помещен в изолятор для прохождения карантина. 3 июля весь детский дом под руководством Семена уходил в поход. Как всегда, когда куда-нибудь уезжал, Семен расцеловал ребятишек. Помнится, будто бы как сейчас, Костик был в коротких штанишках и вышитой косоворотке, которая очень ему шла. Семен взял его на руки, поднял и, крепко прижав к себе, сказал: «Ты знаешь, Галя, если с ним что-нибудь случится, я не переживу». Потом быстро поставил его на ноги, поцеловал меня и ушел. Детский дом опустел. Остался только новенький мальчик в изоляторе.
Когда я вернулась в этот день с работы, ребятки не отходили от меня. Они скучали без ребят, без Семена. У детей была любимая игрушка – большая русская матрешка, с которой они всегда играли. И вдруг Леночка обнаружила ее отсутствие. Стали везде ее искать, и тут Костик неожиданно сказал: «Не ищи, она умерла, я ее похоронил» – и повел нас во двор к бугорку, где была зарыта матрешка. Мы с Леночкой ее извлекли, а Костик посмотрел на меня и спросил: «А Костик тоже умрет?» Откуда у него появились такие мысли? Я постаралась отвлечь его этих мыслей, но на душе у меня стало как-то не по себе. Теперь я постоянно думаю о том, что у него было какое-то предчувствие. И еще – в эту ночь Костик спал тревожно, проснувшись, заплакал и сказал, что хочет ко мне, потому что ему страшно. Я взяла его к себе в постель, он крепко прижался ко мне, успокоился и заснул. Надо сказать, что к этому времени Маруся, которая смотрела за детьми, устроилась на завод и к нам приходила пожилая женщина, которая в мое отсутствие смотрела за детьми. Утром, как всегда, собралась на работу. Обыкновенно перед уходом я целовала детей, они провожали меня до дверей, махали ручками. Но в это утро Костик вдруг сказал: «Мама, не уходи на работу, Костику будет скучно». Я постаралась его отвлечь и незаметно ускользнула, оставив ребяток на няню. Леночке 18 июня исполнилось 4 года, а Костику через три недели должно было исполниться 3 года. Не прошло и трех часов после того, как я пришла на работу, как позвонили из дома и сказали, что куда-то исчез Костик, не пришел ли он ко мне, уже два часа его ищут и нигде не найдут. Сразу вспомнился весь вчерашний день, тревожная ночь. Что-то страшное сдавило сердце. Я бегом помчалась домой. Все мои сослуживцы бросились на поиски Костика, но его нигде не было. Леночка утверждала, что вскоре после моего ухода к крыльцу подошел новенький мальчик и позвал Костика пойти с ним погулять, собирать цветочки, хотела и она с ними пойти, но он ее не взял. Новенький мальчик – Гумин – категорически отрицал и говорил, что он к крыльцу не подходил и никого не видел.
Позвонили в Красное Село Семену, куда он ушел с ребятами в поход. К 2 часам дня он прискакал. Мы понимали, что случилось что-то непоправимое и все же еще надеялись. Искали все и где только могли – в колодце, в пруду, в лесу, но все было тщетно. Уже начало смеркаться, две женщины на поляне около пруда собирали цветы. И вдруг страшно закричали. Семен метнулся туда. В кустах, прикрытый травой, лежал убитый Костик. Нет слов, чтобы описать то горе, которое мы пережили. Казалось, за один миг рухнула жизнь. За 10 минут, что Семен нес Костика от пруда домой, он поседел и как-то окаменел. Я не могла плакать, и от этого стало еще страшней. До последней минуты похорон я не проронила ни одной слезы и, только возвратясь домой, я разрыдалась. Меня начали успокаивать, а наш большой друг тетя Варя сказала: «Оставьте ее, дайте выплакаться, и ей станет легче». Трудно мне и сейчас вспоминать, как мы справились тогда со своим горем. Наверно, в первую очередь, помогла Леночка. Нужно было ее успокоить (она очень тяжело переживала потерю братика), наконец, продолжать жить для нее.
Только через неделю удалось установить, кто действительно убил Костика. Это был тот самый новенький мальчик Петр Гумин. Он сам в этом признался после того, как в детский дом приехала завуч психоневрологического института, где он находился в прошлом году после убийства мальчика Вити. Лежал он и в 1931 году, и в 1932 году за аналогичные случаи. Наш Костик был четвертою жертвою его рук. До этого я никогда не слышала о таких страшных вещах. Оберегала детей от чего угодно, только не от людей, а тем более от детей. Мне было очень тяжело, я винила себя, да, пожалуй, и до сих пор не могу себе простить, что в этот злополучный день, когда Костик так тревожно себя чувствовал, не осталась дома. Возможно, это могло случиться и в моем присутствии, как знать. Конечно, я ни в чем не могла винить няню, она знала, что дети играют с воспитанниками. И все же мне было невозможно оставаться рядом с ней, оставлять на нее Леночку. И тут меня выручила Маруся, которая, узнав о гибели Костика, немедленно приехала и все время была с нами. Она привезла с собой девушку Шуру, которая оставалась смотреть за Леночкой, кстати, она прожила с нами до 1938 года, от нас и вышла замуж.
Похоронили Костика на немецком кладбище, которое было рядом с детским домом. Через неделю вернулись из похода ребята. Они ничего не знали о случившемся и восприняли наше горе, как свое. С оркестром они пошли на кладбище и возложили на могилку цветы, многие плакали.
Семен как мужчина оказался сильнее меня, он продолжал работать, дома старался всячески облегчить мое душевное состояние, вывести меня из какого-то шока, в котором я находилась. А я не могла побороть себя, выйти на работу. Я ходила и искала глазами детей, похожих на Костика, могла найти такого и усыновить. Я понимала, что ребята ни в чем не виноваты, что они вместе с нами тяжело переживали гибель Костика. И все же я не могла с ними спокойно встречаться, говорить.
И тут, в самое трудное для нас время, пришло письмо от Антона Семеновича, в котором он писал, что утешить нас невозможно, что он понимает, сколь велико наше горе, но, писал он: «Вы потеряли сына, это неутешное горе, но подумайте, сколько еще есть ребят, которые потеряли родных, остались сиротами, вот и отдайте им кусочек своего родительского тепла. Этим вы залечите свою рану, отогреетесь».
Это письмо отрезвило меня. Я поняла, что рассуждала эгоистично, и на второй день вышла на работу. И надо сказать, что в последующие десять лет я работала только с мальчишками и видела в каждом частицу Костика. Рана эта не залечиваемая, она кровоточит и сейчас при прикосновении к ней, но, внимание и забота Семена, друзей, работа и, конечно, Леночка помогли мне снова вернуться в строй жизни. Однако оставаться жить на том месте, где все напоминало Костика, напоминало о страшной трагедии, было невозможно, и мы решили поменять место жительства. По приглашению Антона Семеновича мы на время переехали к нему в Харьков. Семен временно устроился работать инспектором в Управление колоний НКВД УССР в Киеве, которое возглавлял Антон Семенович…
Из воспоминаний Г. К. Калабалиной[4 - Калабалина Г. К. Фрагменты воспоминаний // Барсков Д. «Колокола Памяти: записки детдомовца». В 2-х кн. – Владимир: «Транзит-ИКС», 2014. – Кн. 2. – с. 251—254.]
Теперь, когда немного обжились (октябрь 1928), встали на ноги, мы с Семеном решили взять к себе мою младшую сестру Олю, которая воспитывалась в Ленинграде в детском доме. Семен поехал за ней, и наша семья увеличилась. Семен очень заботливо относился к Оле, как к младшей сестре. Вскоре мы ее устроили учиться в ФЗУ швейной фабрики в Харькове… Оля жила вместе с нами.
(Вместе с молодыми педагогами Калабалиными в 1931 году Оля уехала в Ленинград, поступила в педагогический институт имени А. И. Герцена. После первого курса она перешла на вечернее отделение и стала работать в «Сосновой поляне» вместе с С. А. Калабалиным. – Д. Б.).
В это время с нами жила моя сестра Оля, которая работала учителем в 66-м детском доме для трудновоспитуемых детей. Так началась трудовая жизнь Ольги: служение детям, работа в детских колониях, детдомах, школах.
По приглашению А. С. Макаренко Калабалины в 1935 году переехали на Украину, в Винницу, а через год к ним приехала Ольга Константиновна. Началась нелегкая работа в Якушиницкой детской трудовой колонии под Винницей. После переезда Калабалиных в Подмосковье, в Барыбинский детский дом, семья Паскаль осталась в Виннице. В 1939 году, когда у Ольги Константиновны было уже двое детей, муж Игорь Иосифович Паскаль получил тяжелое ранение на Финской войне. После выписки из госпиталя в 1940 году его послали на курсы старших политруков, которые он окончил в июне 1941 года. Его направили в приграничную область Западной Украины, и во время боевых действий первого месяца войны он пропал без вести…
