скачать книгу бесплатно
– Да, я тоже это заметила, – согласилась Каролина. – Это на тебя так подействовало известие о провалившемся покушении?
– Толстуха не переживёт, если её жених уедет, – серьёзно заметил Северин.
Костерок его стараниями снова заплясал жёлтыми огоньками, он сел на своё место и продолжил:
– А вы заметили в первом ряду девушку в голубом платье? Такая милая и очень симпатичная девушка. Она не отрывала от Илария глаз весь спектакль. И потом долго не уходила. Никто не заметил?
– Я, кажется, знаю, о ком ты говоришь, – сказал Урош, – она сидела в центре, на самом дорогом месте, верно? А ты не заметил, малыш?
Иларий только пожал плечами.
– Да он во время спектакля вообще ничего не видит, – засмеялась Каролина.
– Сбор, и правда, сегодня отличный, – закрыл тему Пармен, – и хоть это для нас не на первом месте…
– Но и не на последнем! – подхватил Урош. Два старых товарища часто продолжали фразы друг за другом.
– Завтра у нас премьера, – серьёзно продолжил Пармен. Видно было, что пока остальные шутили, он обдумывал их положение. – Мы ведь специально привезли сюда «Ромула и Юлию». Погодим уезжать. Было бы обидно после такого успеха просто взять и уехать. Не думаю, что нам что-то грозит. И потом, у нас же осталась ещё Трава. И довольно много.
– Погоди, погоди! – поднял голову Урош. – Я правильно тебя понял? Ты ещё на что-то надеешься?
Все как один посмотрели на своего руководителя.
– Честно говоря, не знаю, – признался он, – но не хочется так вот просто сдаваться.
– Но что же мы можем сделать? – в Каролине надежда боролась с отчаянием, – Арн ведь теперь выйдет из замка только через год.
– А если пробраться в замок? – осторожно спросил Иларий, глаза его загорелись.
– Вот тебе ведро, принесёшь воды, – живо откликнулся на его предложение Пармен. – Твоя очередь мыть посуду.
– Я вчера мыл, – возразил Иларий, но уже без прежнего энтузиазма.
– Молодец! Должна же от тебя быть какая-то польза, – похвалил любящий отец. – Да и твоей толстушке не нужен муж лентяй.
Иларий надулся, но ведро взял.
– А действительно, может, есть какой-нибудь способ проникнуть в замок? – спросил Урош.
Пармен вздохнул:
– В замке нет ни одной двери. Кто-нибудь из вас умеет ходить сквозь стены? Без этого туда не проникнуть.
– Притвориться приказчиком из лавки? Вроде доставка продуктов, – неуверенно предложил Северин, – что-то он ведь должен покупать в городе. Сами говорили, что он обыкновенный человек, значит, еда ему нужна.
Пармен покачал головой:
– С этим вообще всё неясно. Да и, скорее всего, ему поставляют продукты проверенные поставщики.
– Надо выяснить, – сказал Урош, – давай я завтра пройдусь по лавкам купцов. Поспрашиваю осторожненько.
– Это можно, – кивнул Пармен, – не сидеть же сложа руки. Но учтите, что за все эти годы в замок не проникал ни один человек.
– Совсем никто? – удивилась Каролина.
– Нет. Ни разу. Вот такие у нас шансы.
– Так что же – год ждать! – не удержался опять Иларий. – А наш Король? Вы о нём подумали? Ещё год в изгнании!
– Ты ещё здесь? – рассердился Пармен.
Иларий сверкнул на него глазами и обиженно убрёл со своим ведром в темноту.
– Пармен! – укоризненно сказал Урош.
Но тот не обратил на него внимания.
– Так, пора спать. Завтра премьера. Каролина, давай с утра проверим ещё раз костюмы. И до обеда репетиция.
– Пармен, ты уверен, что «Ромула и Юлию» можно играть в Столице? – осторожно спросила Каролина. – Это уже не провинция, здесь стражники не такие тупые.
– Мне тоже, честно говоря, страшновато, – поддержал её Урош, – по сравнению с другими твоими пьесами эта уж очень…
– Откровенная, – присоединился к ним Северин.
– Да, точно, – Урош говорил мягко, но, несмотря на это, и его голосе чувствовалась решительность, – и может, всё-таки уберём тот монолог, в котором император клеймит военачальника. Уж очень прозрачные намеки. Даже дурак догадается, кого мы имеем в виду.
Пармен слушал их внимательно, слегка наклонив голову. Видно было, что он напряжённо думает.
– Но в конце концов, мы вернулись в Древию для того, чтобы напомнить людям об их законном Короле. Хотя, с другой стороны, погореть из-за одного монолога было бы глупо. Считаете, он на самом деле слишком откровенный?
Все закивали.
Пармен вздохнул. Он знал, что они примут любое его решение – он был для них безоговорочным авторитетом – и именно поэтому боялся ошибиться, тем более, что от его выбора зависела не только жизнь людей, которые ему доверяли, но и всё их дело, которое он ставил превыше всего.
– Что-то устал я сегодня, – признался он. – Утро вечера мудренее. Давайте с утра ещё раз это обсудим.
Все стали подниматься. Сегодняшний день выдался на редкость трудным: они ожидали, что он станет переломным, что с него вся их жизнь пойдёт по-другому, но ничего не поменялось, и завтра им придётся продолжать делать то, что они делали вот уже три года. И снова ждать, ждать, ждать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой великий и славный Король Древии Яков Восемнадцатый наконец решается действовать (хотя потом он об этом сильно пожалеет).
Дверь в королевскую спальню приоткрылась, и, осторожно ступая по коврам, вошёл Глен с подносом. На большом, грубо сколоченном столе стояли блюда с остатками завтрака, и он сразу направился туда.
Спальня Короля Якова была огромной, но несмотря на это, света в ней было очень мало – узкие окна, похожие на бойницы, почти не пропускали внутрь солнце.
По сути, окна и были бойницами, ведь замок, одолженный Якову на время изгнания услужливым родственником, строился именно как крепость. Расположенный на острове, он должен был стать форпостом защиты владений услужливого родственника, а вернее, его предков, от врагов со стороны моря.
Но тот, кто проектировал этот замок, был, видимо, плохим стратегом – за более чем сто лет с момента его постройки никто так и не покусился на эту часть владений. Да, к слову сказать, если бы и захотел покуситься, спокойно обошёл бы остров с любой стороны – переть в лоб на замок стал бы лишь какой-нибудь любитель сложных штурмов, да и то только ради самого процесса – никакой ценности для завоевателей остров не представлял.
Сначала здесь селились какие-то люди в извечной человеческой надежде, что «там» всегда лучше, чем «здесь». Но они довольно быстро распростились со всеми иллюзиями и вернулись на материк. А замок и прилегающие к нему владения много лет пустовали, давая приют лишь разбойникам, скрывавшимся от закона, и дожидаясь, видимо, когда какой-нибудь из родственников хозяина окажется изгнанником, нуждающимся в приюте.
Можно догадаться, что уютным такое место назвать было трудно. И за семнадцать лет, что провели здесь лишённые своей страны поселенцы, уютнее оно не стало.
Сначала Король Яков и его приближённые были уверены, что остров будет их прибежищем совсем недолго, – и поэтому не особенно заботились о его обустройстве. Потом они надеялись, что скоро покинут это место, – и поэтому не пытались привести его в обжитой вид. Ну а со временем они так привыкли к тому, что их окружало, что уже и не замечали, насколько убого все выглядит.
Глен тихо убирал со стола, стараясь не потревожить своего Короля, заснувшего в кресле возле окна. Яков полулежал, уронив голову на вытянутую руку. Время после завтрака меньше всего подходит для сна, но распорядок дня Короля в изгнании был таким бестолковым, что вернее было бы назвать его «беспорядком дня».
Глен поднял тяжёлый поднос и как мог бесшумно направился к двери, но его остановил голос Якова – оказывается, он всё-таки не спал.
– Глен!
– Да, ваше величие.
– Глен, я не могу так больше. Я больше не выдержу.
Это Глен слышал уже семнадцать лет, но накануне в замок пришла весть, что покушение на Арна провалилось, поэтому Король вполне резонно рассудил, что имеет полное право на депрессию, и замкнулся в себе и своих покоях, не допуская к себе никого, кроме верного Глена. Но, честно говоря, никто и не рвался его посетить.
Глен уважал право своего господина на депрессию – да, по сути, других прав у того и не осталось – и превратился в молчаливую тень: бесшумно приносил еду (аппетит у Короля не пропал), беззвучно убирал посуду. Он знал, что скоро Якову надоест роль бессловесного затворника, и оказался прав: Король отомкнул свои уста. Это счастливое обстоятельство застигло Глена очень невовремя: он уже отошёл довольно далеко от стола, чтобы поставить свою ношу обратно, и теперь ему приходилось поддерживать не только королевскую депрессию, но и тяжеленный поднос. А силы были уже не те – Глен был значительно старше своего патрона. И всё же он не мог бросить ни одно, ни другое.
– Ваше величие, у Пармена ещё осталась Трава, – довод был слабый, но единственный – больше в утешение сказать было нечего.
– Предлагаешь подождать ещё год? А если опять не получится, то ещё. И ещё. И у кого может получиться? Ведь тот человек был лучшим, верно? Что с ним, кстати? Есть сведения?
– Сведения неутешительные, ваше величие, – Глен прислонил поднос к груди, чтоб было полегче. – Он не выдержал допроса с пристрастием. Его больше нет на этом свете. Но он никого не выдал, ни слова не произнёс.
– Ему и не надо было ничего говорить, – мрачно сказал Король. – Арн и так прекрасно догадался, чьих это рук дело. Глен, скажи, он вообще человек?! Он вообще смертный?
– Несомненно, ваше величие, – Глен прикинул расстояние до стола, но сдвинуться с места не посмел. – Просто он действительно очень сильный ворожей. Боюсь, что без помощи ворожбы нам его не одолеть.
Король взглянул на верного слугу с такой болью во взоре, что Глен на миг забыл про поднос.
– Ты про Селена?
– Это вам решать, ваше величие, но если и есть ворожей, сопоставимый по силе с Арном, то это только Селен.
Король задумчиво кивал:
– Да, знаю, знаю.
Он встал и принялся ходить кругами по своей непомерно огромной и непомерно мрачной спальне.
– Так ты считаешь, надо принять предложение Селена? Он больше не разрешит мне оттягивать с ответом. В последний раз он очень разозлился.
– Я не вправе вам советовать в этом вопросе. Никто, кроме законного монарха, не вправе распоряжаться его владениями. Решать только вам, – на самом деле, Глен сейчас отдал бы целое королевство за возможность поставить куда-нибудь поднос.
Слово «решать» всегда пугало Короля. Решать-то он и не умел. Но при этом понимал, что решать надо. И немедленно. Иначе он до конца жизни проторчит на этом проклятом острове.
– Пожалуй, если я откажусь, Селен, и правда, найдёт другого претендента на мой трон, – рассуждал Яков. – Он хочет непременно вернуть себе пост Верховного Ворожея Древии, а без законного Короля это невозможно. Но с чего он так уверен, что Арн откажется от власти?
– По словам Селена, он собирается предложить Арну какую-то сделку, – напомнил Глен.
– Намёки! Таинственность! Он хочет подвергнуть мою жизнь риску, но не хочет посвятить меня в свои планы! Семнадцать лет он сидел в своих владениях и почти не показывался мне на глаза – и вдруг! Что такое произошло, что он так спешит в Древию?
Яков тяжело думал. Раздумья его были так тяжки, что, казалось, причиняли ему физическую боль. Он смотрел на Глена и вдруг отчётливо осознал, что должен найти выход прямо сейчас. Или он навсегда завязнет в этом состоянии неопределённости. А решение было лишь одно. Как ни крути.
– Глен.
– Да, ваше величие.
Король долго молчал, глядя на своего слугу. Тот был как-то неестественно напряжён. Видно, тоже волновался.
Пора положить этому конец!
– Глен, пошли немедленно за Селеном. Скажи, я жду его сегодня же. Сегодня же!
Глен облегчённо вздохнул и почти бегом направился к двери. Глядя, как он выходит, Яков подумал:
– Ну, вот и всё. Жребий брошен. Обратного пути нет.
Внутри у него что-то болезненно сжалось. Но он сказал вслух:
– Я скоро вернусь домой в Древию. Всё будет отлично. Я вернусь победителем. Фанфары!
За дверью раздался грохот.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой артисты попадают в безвыходную ситуацию, которая оборачивается неожиданной удачей.
Когда Дарина вернулась домой из театра, у неё было звёздно-лунное настроение, и поэтому первое, что она сделала, оказавшись в своей комнате, это создала себе соответствующую атмосферу. Она не любила указывать замку что-то конкретное, ей больше нравилось предоставлять ему самому уловить её настроение. Поэтому, дождавшись, когда её Отражение войдёт в зеркало и синхронизируется с ней реальной, она не стала открывать глаза и позволила себе прочувствовать всё, что пережила недавно: и восторг, и сладостные слёзы, и волнение, и влюблённость. А когда открыла глаза, комната была залита ровным лунным светом, и звёзды тускло мерцали за окном.
На месте широкой террасы, на которой она днём читала книгу, теперь была массивная мраморная лестница, спускающаяся в таинственную темноту летней ночи. Похоже, ночь, и правда, была летняя. Не было и намёка на мороз, царивший за пределами замка. Дарине сейчас хотелось тепла и уюта, и замок отлично угадал её желание.
Уже выходя из комнаты, Дарина заметила недалеко от двери накрытый стол – невидимые слуги, как всегда, позаботились об ужине – и не смогла пройти мимо: сложила на поднос целую гору всяких вкусностей. Медленно спускаясь в манящую ночную прохладу, она подумала, что не хватает только вязаной шали – и, конечно, тут же нашла её на перилах.
Мраморные ступени уводили в парк с цветущими кустарниками и невысокими, но частыми деревьями, отчего казалось, будто ныряешь в бездонное море зелени. Погружённая в свои переживания, девушка и забыла, что собиралась проведать отца.
Пройдя по узкой тропинке, Дарина обнаружила чудное местечко – небольшой деревянный столик и широкую скамью с резной спинкой возле него. Она немедленно поставила на стол поднос, разулась и уселась, поджав под себя ноги. Уютно закутавшись в шаль, она посмотрела на звёзды. Теперь можно было заняться главным, тем, ради чего она сюда пришла, – размышлениями.
Обдумать предстояло многое. Театральный опыт её был немалым, но это чувство щемящей боли от того, что спектакль закончился, она испытала впервые. Этот спектакль был на самом деле особенным, не таким, как те, что она видела раньше. И не потому, что она влюбилась. Влюблялась она и прежде. Даже, честно сказать, редко случалось, чтоб она после понравившегося ей спектакля не влюбилась в кого-нибудь из артистов. Зачем же ходить в театр, если ни в кого не влюбляться?
Но сегодня произошло что-то из ряда вон выходящее. В какой-то момент спектакля в её душе вдруг сверкнула молния, сверкнула очень ярко, обозначив что-то новое и важное. Но когда это было, и что это было – она не могла вспомнить. Оно скрылось в вихре других впечатлений.
И теперь Дарина пыталась поймать это ощущение по горячим следам, пока оно не затерялось в дебрях памяти, не растворилось во времени, не скрылось под слоем других эмоций и чувств.
Когда она почувствовала это? Она перебирала в памяти весь спектакль. Много было приятных моментов. Но нет, всё не то.
