Любовь и война

Михаил Каюрин

Любовь и война

Глава 1

Иван стоял за толстым стволом старого тополя напротив дома Тони Степановой и терпеливо ждал её, поглядывая на крыльцо.

Ждать пришлось долго, Тоня почему-то задерживалась.

Мимо Ивана прошли парень с девушкой, которая висела у парня на руке и безумолчно громко тараторила, заглядывая ему в лицо. Парень снисходительно улыбался, и лишь изредка односложно отвечал на радостное щебетание подруги.

«Неужели мы с Тонькой со стороны выглядим также?» – неожиданно для себя подумал Иван. И тут же возразил сам себе: «Нет, Тонька не ведёт себя так, как эта вертихвостка, и не виснет на мне с таким бесстыдством».

Наконец, дверь отворилась, на крыльце появилась Тоня. Она спешно сбежала по ступенькам и стремительно направилась к калитке.

Иван вышел из-за дерева, помахал рукой.

– Заждался? – спросила Тоня, переводя дыхание.

– Есть немного.

– А я с заданием отца провозилась долго, – на выдохе отрапортовала Тоня. – Зато теперь он не будет больше упрекать меня, что я совсем забыла о его настоятельной просьбе.

– И о чём он тебя просил?

– Да так, пустяки. Хочет внести какое-то рационализаторское предложение, а изложить чертёж на бумаге у него не получается. Вот и пришлось помочь папаньке. Пусть порадуется, когда вернётся с работы.

У Тони было какое-то вызывающе-игривое настроение. Ивану даже показалось, что и глаза её искрились совсем не так, как всегда.

– Ну, что, на реку пойдём?

– Пойдём на реку, – согласился Иван. – На наше место?

– У тебя есть другое предложение? – удивилась Тоня, озорно сверкнув своими большими карими глазами, заглянув ему в лицо.

– Нет, – ответил Иван в замешательстве и покосился на неё. Тоня вновь показалась ему сегодня какой-то необычной. Такой, как сейчас, он её не припоминал. То ли более оживлённой, чем всегда, то ли более загадочной, поскольку её глаза лучились каким-то незнакомым прежде светом.

Улыбаясь, она протянула Ивану свою ладонь. Он взял её за руку, и они, не торопясь, направились к реке.

Их любимым местом был крохотный заливчик, проросший по краям густым ивняком. Лет пять назад здесь располагался небольшой затон, где стояли несколько катеров лесосплавной конторы. Потом по каким-то причинам катера перегнали на другое место, затон затянуло илом, от него остался этот маленький заливчик. Чтобы попасть сюда, нужно было делать большой крюк, огибая огромные штабели шестиметровых брёвен.

Никто здесь никогда не появлялся, и берег всегда был пустынным.

На этот заливчик Иван наткнулся случайно ещё прошлым летом, прошагав по берегу с удочкой в руках в поисках «клёвого» места.

Заливчик для рыбалки не подходил, он был слишком мелким и тёплым для того, чтобы в нём водилась рыба, поэтому сюда заходил один лишь малёк. Зато вид на реку и противоположный берег завораживал.

Река здесь делала изгиб и упиралась в Калапову гору, облачённую плотной порослью елей и пихт. По преданию, название горы связано с тем, что когда-то на ней разбивал шатры хан Калап.

Встречаться вместе Иван и Тоня стали месяц назад, с середины апреля, когда семья Тони переехала сюда, в маленький посёлок Стрелка, в дом умершей бабушки.

Это было так неожиданно для Ивана, что он, увидев её в первый раз выходящую из своего дома, остановился, как вкопанный, буквально окаменев от непредвиденной встречи. Он стоял и смотрел на неё во все глаза, потеряв от внезапности и удивления дар речи.

Они учились в одном классе, и Иван давно стал тайком заглядываться на Тоню.

В школе Иван видел её всегда только на расстоянии, в стайке подружек. Подойти к ней, заговорить о каких-нибудь пустяках, как это делали другие парни, для него было почему-то затруднительно, не находилось ни повода, ни удобного случая, ни слов.

Лишь однажды, на новогоднем вечере, с большим трудом преодолев в себе робость, сильно волнуясь, Иван всё же отважился пригласить Тоню на танец. На протяжении всего танца он молчал, как рыба, так и не решившись произнести ни единого слова. Иван старательно глядел в пол или в сторону, боясь встретиться с девушкой взглядом, словно этот взгляд мог поразить его насмерть.

Потом, весь остаток вечера с ней уже танцевал Валька Кудин из старшего класса.

Валька был сыном начальника смены, в которой трудился отец Тони, сталевар Савелий Степанов.

Иван тогда разозлился на Вальку и, не дожидаясь окончания вечера, ушёл домой. Внутри него всё кипело и клокотало. Он шел и убеждал себя, что шансов на дружбу с Тоней у него, конечно же, нет, и не будет никогда. И зря он сегодня пригласил её на танец. О ней нужно забыть навсегда.

Продолжая пялиться на Тоню округлившимися от удивления глазами и молчать, он, наверно, выглядел тогда глупо со стороны. Но Тоня словно и не заметила его состояния, заговорила первой:

– Теперь я буду здесь жить, мы переехали в бабушкин дом. Он просторный, с тремя комнатами и кухней. До этого мы жили в коммуналке у рынка, в одной комнате. Её освободили и сдали заводу, вот. А ты где живёшь?

Иван чуть было не брякнул «в бараке», но в последний момент, устыдившись перед ней за своё жилище, он сказал, неопределённо кивнув головой в сторону:

– Тут, неподалёку, на соседней улице.

– Значит, теперь мы с тобой будем ходить в школу вместе, правда? Будешь заходить за мной?

От таких слов у Ивана от волнения моментально пересохло в горле. Он не верил своим ушам. Даже в мыслях ему не могло прийти такое в голову.

– Пожалуйста, мне не трудно, – произнёс он незнакомым хриплым голосом и не узнал его. Сердце в груди стучало гулко и часто. Слова были сказаны с какой-то тусклой интонацией, и Иван тут же испугался своих слов. Ему показалось, будто Тоня сейчас расценит их как некое одолжение с его стороны, обидится, и из принципа будет ходить в школу одна.

Иван замер в ожидании её реакции и впервые заглянул в глаза девушки. В них не было ни обиды, ни презрения. Они светились искренней благодарностью.

– Как хорошо, что ты согласен, – радостно проговорила Тоня. – Когда я жила в коммуналке, в школу мы ходили с подружкой. С Ленкой Скворцовой из параллельного класса, ты её знаешь.

Иван, конечно же, знал эту худую, как доска, рыжую девицу в очках. Как ему было не знать её, если он тайком присматривал за Тоней.

Чтобы не выдать себя с головой, он с напускным безразличием высказался:

– Эта рыжая, что ли? С длинной косой, в очках, да?

– Да, но она очень умная девочка и добрая, – ответила Тоня, не уловив в словах Ивана пренебрежительной интонации. И без промедления спросила:

– Ты можешь показать мне ваш посёлок?

Сердце Ивана забилось ещё сильнее, гулко отдаваясь в висках. Он не мог поверить, что эта, как ему казалось в последнее время, недосягаемая для него девушка уже через какую-то минуту пойдёт рядом с ним, и он, возможно, даже сможет взять её за руку.

– Прямо сейчас? – задал вопрос Иван, не поверив до конца в происходящее с ним.

– Извини, но я, наверно, поступила бестактно, да? Не спросила даже, есть ли у тебя время для прогулки?

– Конечно, есть, – поспешил заверить Иван.

– Тогда пойдём?

– Пойдём.

В тот день Иван провёл Тоню по посёлку и показал свой любимый заливчик. С тех пор они каждый раз ходили туда и подолгу сидели на бревнах у самой кромки воды.

Сегодня они шли к заливчику дольше обычного. Тоня, вначале очень разговорчивая, на полпути к реке внезапно замолчала и не проронила ни слова, пока они не подошли к месту своего уединения.

Остановившись в двух шагах от толстого бревна, одним концом увязшего в прибрежном песке, девушка отстранилась от Ивана и неожиданно спросила:

– Ваня, а как ты относишься ко мне? Скажи сейчас, только честно. Мне это очень важно.

– Как это…как относишься? – не совсем понимая, что же конкретно хочет услышать от него Тоня, проговорил Иван с некоторой заминкой.

– Ну, как, как? Очень просто. Ты гуляешь со мной, о чём-то думаешь, мечтаешь. Мне хочется знать всё, что ты думаешь обо мне. Всё-всё. Кто я для тебя? Подруга или просто подвернувшийся человек для времяпровождения? Какое место я занимаю в твоей жизни?

– А ты сама что бы хотела услышать? – задумчиво спросил Иван, догадавшись о том, что пытает его Тоня неспроста. По всей вероятности, у неё произошло какое-то событие или же нелицеприятный разговор. Не могла она вот так, без причины, задавать ему подобные вопросы.

– Ты не уходи от вопроса, – настойчиво заявила Тоня.

– А то что?

– А то я посчитаю тебя трусом…

– Даже так?

– Да.

– Могу предположить, что у тебя недавно состоялся с кем-то разговор обо мне. И в этом разговоре меня охарактеризовали не лучшим образом, так?

Тоня резко развернулась к Ивану, резанула его взглядом, будто обожгла:

– Да, был такой разговор.

– С кем, если не секрет?

– С мамой, – призналась Тоня и сразу поникла, уставившись в какую-то невидимую точку далеко от берега.

Иван долго молчал, собираясь с мыслями. Потом неожиданно спросил:

– Ты помнишь неделю назад Валька Кудин пришёл в школу с синяком под глазом?

– Ну, помню.

– Так это я его разукрасил, – усмехнулся Иван. – И знаешь почему?

– Почему?

– Он потребовал, чтобы я оставил тебя в покое. Сказал, что я могу испортить твоё будущее. Дал понять, что сын врага народа не сможет сделать счастливой такую девушку, как ты. Что я не смогу поехать с тобой за пределы района. И твоя мама, наверно, высказала тебе что-то в этом роде, не так ли?

Тоня понуро кивнула головой.

– Я не знаю, что такое любовь, – продолжил Иван. – В книжках о ней пишут по-разному. Но если я постоянно думаю только о тебе, вижу во сне только тебя и потом с нетерпением жду наших встреч, мучительно переношу те минуты, когда ты смотришь парням в лицо и улыбаешься при этом – думаю, ты лучше меня ответишь на свой вопрос. И вообще, я не представляю даже, как может продолжаться моя жизнь, если тебя не будет со мной рядом. Вот.

Проговорив всё это на одном дыхании, Иван умолк и покраснел.

Тоня шагнула ему навстречу, остановилась на мгновенье, пристально заглянула в глаза, потом рванулась и обняла его.

– Больше не говори ничего, – прошептала она. – Мне вполне достаточно того, что я услышала.

Они присели на бревно, Тоня прижалась к Ивану и положила голову ему на плечо.

Наступило молчание, и в этой тишине было слышно тихое дыхание реки. Едва уловимый ветерок гнал к берегу мелкую волну и она, достигнув песчаной кромки, издавала чмокающий звук, потом бесшумно скатывалась назад.

– Скажи, Ваня, а ты способен на обман? – спросила Тоня спустя некоторое время.

– Ты это о чём? – удивился Иван.

– Ну, скажем, совершил ты какой-нибудь непристойный поступок по глупости или со страху, а потом опасаешься, что о нём будет известно людям, после чего они могут отвернуться от тебя. Способен ты солгать ради собственного благополучия? Солгать, исказив действительность?

– Никогда не задумывался об этом, – пожал плечами Иван. – Но подличать не способен, это уж точно!

– Давай договоримся с тобой: что бы не случилось у каждого из нас в будущем – никогда не лгать друг другу, хорошо?

Иван не ответил, только крепче сжал маленькую ладонь Тони в своей.

– Даёшь слово? – не унималась Тоня.

– Даю.

И опять наступило долгое молчание, видимо Тоня что-то решала очень важное про себя.

– Как ты думаешь, а Валька Кудин способен на подлость? – спросила она после длительной паузы.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что Валька не может смириться с тем, что я продолжаю дружить с тобой, а не с ним, как бы он не старался помешать этому.

– Он что, угрожал тебе? – Иван повернулся лицом к девушке. – Скажи, не молчи!

– Нет, не угрожал, – задумчиво произнесла Тоня. – Только чувствую я, задумал он что-то нехорошее, подлое.

– Ничего он не сделает, не волнуйся, – уверенно сказал Иван. – Трус этот Валька, к тому же он боится меня.

– Я знаю, что он побаивается тебя, потому и опасаюсь какой-нибудь гадости с его стороны. Ведь он ничем не отличается от того человека, который оговорил твоего отца и отправил его в тюрьму. Такие люди предпочитают действовать тишком.

– Ничего он сделать не посмеет, духу у него не хватит! – с внутренним спокойствием произнёс Иван и усмехнулся. – Кишка у него тонка, чтобы совершить подлость против нас с тобой.

– И всё же, Ванечка, поостерегся бы ты, не бей его больше, ладно? – попросила Тоня. – Он же после этого в милицию может сообщить, и тебя упрячут за решётку. Как же я буду жить-то без тебя?

– Не обещаю, но постараюсь не трогать его без повода, – сердито ответил Иван. – Не могу я прощать людям, которые совершили зло. Руки сами тянутся к их горлу, чтобы крепко пожать его в знак «благодарности».

– Ты обидчивый?

– Даже не знаю, – после небольшого размышления сообщил Иван. – Когда отца арестовали, я обиделся на всех: и на начальника, у которого отец работал, и на людей, которые вместе с ним работали, и на милицию, и на судью. На первых за то, что не пришли заступиться за отца, а на вторых за то, что не захотели разобраться по-настоящему. Я не верил, что мой отец преступник, не верю и сейчас.

Иван умолк на минуту, потом заговорил вновь:

– Три с половиной года назад я, конечно, воспринимал всё по-другому, по-мальчишески, наверно. Меня душила горькая обида, потому что я лишился отца.

– А сейчас?

– Сейчас? – переспросил Иван, раздумывая. – Сейчас я думаю иначе. Человек не должен обижаться на всю советскую власть, если в деле виновны вполне конкретные лица. Стукач и следователь. Один решил отомстить отцу за что-то, другой эту месть одобрил. Вот если бы я узнал, кто именно это сделал, я бы предпринял всё от меня зависящее, чтобы этот урод поменялся местами с моим отцом.

Тоня слушала Ивана и впервые почувствовала, какой он решительный, смелый и непримиримый.

– А теперь ты мне ответь, Тоня, – повернулся Иван к лицу девушки так близко, что она увидела в его глазах отражение узенькой полоски заката над горизонтом. – Не будешь ли жалеть, что подружилась со мной?

– Не буду, никогда, – Тоня несколько раз упрямо мотнула головой, потом добавила ещё, видимо, для пущей убедительности:

– В этом ты можешь не сомневаться.

И едва Тоня произнесла эти слова, которые Иван потом вспоминал много раз, как в небе плеснулась ослепительная молния, расколов посеревшее небо на части. Вслед за ней ударил оглушительный раскат грома.

Первая майская гроза заявила о себе совсем неожиданно и требовательно. Грозовая туча, крадучись, долго пряталась за Колаповой горой и только когда загромыхал гром, она выползла из-за скал и показалась над рекой – чёрная и страшная. Тут же взвинтился смерчем воздух и пробежался по берегу, расшвыривая в разные стороны обломки сучьев и древесной коры. В считанные секунды воздушный вихрь пронёсся по воде, закручивая её в воронку, и погнал к противоположному берегу. За минуту сделалось совсем темно.

– Бежим! – крикнула Тоня испуганно.

Не разнимая рук, они вскочили с бревна и вприпрыжку помчались к покосившемуся навесу у крайнего штабеля. Под навесом сохранился стол шириной в три доски и две лавки по бокам. По всей вероятности, это было место сбора сплавщиков, когда затон находился ещё в рабочем состоянии.

Как только Иван и Тоня очутились под крышей, первые капли тяжёлой свинцовой дробью пробарабанили сверху по иссохшему рубероиду. А потом обрушился ливень. Он шумел и бесновался, будто негодовал, что не догнал беглецов и швырял, разбрызгивая, под навес порции воды.

– Успели,– переводя дыхание, первой заговорила Тоня. – А то бы до нитки промокли.

Они сели на лавку в центре стола напротив друг друга и молчали некоторое время, искоса поглядывая на реку, которая в одно мгновенье как бы исчезла, соединившись с серой пеленой дождя.

– Ты окончательно решил оставить школу? – спросила Тоня.

– Не вижу смысла в дальнейшей учёбе, – сказал Иван. – Двери института передо мной закрыты, а поступать кабы куда – не хочется. Пойду на курсы шоферов.

– Значит, шофёром хочешь стать? – Тоня смотрела в темноте в лицо Ивана, уткнувшись локтями в стол и подперев щёки ладонями.

– Угу. Устроюсь в такую контору, чтобы по округе разъезжать, мир посмотреть.

Сверкнула молния и в свете кратковременной вспышки Иван увидел улыбку на лице девушки.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Представила тебя за баранкой грузовика, – Тоня тихо рассмеялась. – Меня будешь катать?

– Если тебя мама отпустит, – пошутил Иван, не предполагая, что задел больную тему.

– Это ты точно подметил, – сразу погрустнев, произнесла Тоня. – Мама может и не разрешить. После её разговора о тебе я даже не знаю, как себя вести с ней.

– А отец?

– Что – отец?

– Твой отец знает о том, что мы встречаемся?

– Ну, конечно, знает.

– И как он к этому относится?

– Зовёт меня Ивановой невестой. Шутит, конечно, но больше молчит, не ругает.

– Значит, нейтралитет занял, наблюдает за нами со стороны, – усмехнулся Иван. – Это уже неплохо. Пусть наблюдает. Ничего плохого мы себе не позволяем, правда?

– И не позволим! – немного повеселев, произнесла Тоня громко. – А если кто-то надумает распускать руки – рискует нарваться на неприятности.

Дождь закончился быстро. Сбросив излишнюю тяжесть, туча легко и сноровисто удалилась к горизонту. Воздух насытился влагой, стало свежо.

– Пора по домам, – сказала Тоня отрывисто, приказным тоном, не терпящим возражений, будто была здесь старшей.

Иван всегда поражался резким переменам, происходящим в этой девушке. Ещё несколько минут назад она могла казаться ему маленькой, сопливой девчонкой, задающей вопросы с какой-то детской наивностью, а потом вдруг с поразительным рассуждением углублялась во взрослую жизнь.

В такие моменты Иван смотрел на Тоню с большим удивлением и даже восхищением, она представлялась ему старше лет на пять, а то и больше. Возможно, именно за такие перемены и неординарность тянуло его к этой девушке.

Иван не удержался, приподнялся над столом и намеревался поцеловать Тоню. Та успела увернуться, и он губами уткнулся ей в шею. Тоня рассмеялась от своего озорства, и в этом всплеске короткого смеха угадывалась её тихая радость и первое девичье счастье.

Взявшись за руки, они зашагали по направлению к посёлку.

В окнах жилых домов одно за другим лопалось и пропадало желтое пятно света.

Глава 2

В бараке ещё царило сонное царство, когда Иван, схватив вёдра, скорым шагом направился к колодцу. Надо было срочно натаскать в бак воды. Мать с утра затевала большую стирку, а для этого требовалась уйма воды. Сам Иван запланировал отправиться на прополку вымахавших сорняков на картофельном поле.

Накануне он встретил отца Тони – Савелия Архиповича, когда возвращался из магазина.

– Привет, Иван, – весело проговорил сталевар, поравнявшись с ним. – Когда собираешься тяпать картошку?

– Здравствуйте, Савелий Архипович, – поздоровался Иван и пожал протянутую ему руку. – На завтра запланировал.

Иван намеренно ответил «запланировал», а не «запланировали». Так его ответ звучал более солидно, повышал собственный авторитет в глазах Тониного отца.

После памятного разговора с Тоней в ту майскую грозу, под навесом сплавщиков, Иван долго размышлял, что же нужно такое ему сделать, чтобы родители девушки поняли: он парень надёжный и не вредный, и нет причин для препятствия встреч с их дочерью. Он понимал, что ему, прежде всего, нужно заручиться доверием, основательно развеять их мнение о себе, как о неблагонадёжном человеке.

Он начал действовать. Когда родители Тони были на работе, Иван без их согласия принялся выполнять кое-какие ремонтные и хозяйственные работы во дворе их дома.

Доставшийся от бабушки дом только на вид казался крепким и добротным, на самом же деле он обветшал от времени, в нём понемногу рушилось всё.

За устранение этих мелочей и принялся Иван.

Тоня вначале противилась, боясь, что отец может рассердиться за такое самоуправство, и тогда будет только хуже. Но, подумав, всё-таки отступилась, предоставив Ивану полную свободу действий.

Савелий Архипович оказался понятливым мужиком в житейских вопросах и положительно оценил результат стараний Ивана, похвалив парня перед женой в присутствии дочери. Об этом Тоня сообщила Ивану на следующий же день.

Через пару недель Савелий Архипович уже здоровался с Иваном за руку и не препятствовал его присутствию в своём доме.

Отношение Тониной матери тоже немного потеплело, но лёд отторжения к нему, как к сыну врага народа, полностью не растаял. Какая-то внутренняя насторожённость в ней все же сохранялась. Иван это чувствовал по её немногословности, по пристальным, изучающим взглядам во время встреч. Он старался не придавать этому большого значения и делал вид, что не замечает плотно поджатых губ Тониной матери при общении с ним.

– На завтра, говоришь? – переспросил отец Тони, соображая что-то про себя.

– Ага, на завтра.

– Один собрался?

Иван хотел ответить, что вдвоём с сестрой, но неожиданно выпалил:

– Один.

– В таком случае могу перебросить тебя через реку, чего лишние километры отмахивать вокруг горы. Мы с Тонькой тоже наметили завтра потрудиться. Второй хлеб, как-никак, нужно вовремя заботиться о хорошем урожае.

– Спасибо, – ответил Иван, скрывая на лице подступившую радость.

– Только мы рано отправимся, учти, – предупредил Савелий Архипович. – По холодку оно трудиться легче, чем в зной, да и освободиться мне надобно пораньше – во вторую смену завтра заступаю. Доменную печь запускаем после ремонта.

– Я буду ждать вас на берегу, – вырвалось у Ивана, хотя он впопыхах даже не спросил, в какое время ему надо быть там.

– Ровно в шесть мы отчалим от берега, – сообщил отец Тони. – Если проспишь, придётся топать вокруг горы. Ждать не буду, понял?

– Не опоздаю, Савелий Архипович, – заверил Иван. – Приду вовремя.

– Ну, коли так – тогда до завтра, – Савелий Степанов шагнул мимо Ивана и, не оглядываясь, направился к реке по каким-то делам.

Иван натаскал воды, наспех съел миску холодной каши, потом завернул в тряпицу несколько варёных картофелин с кожурой, две головки лука, три солёных огурца и ломоть ржаного хлеба. Подумав, налил в бутылку кипячёной воды, заткнул пробкой из газеты. Затем снял с гвоздя холщовую торбу с вышитым сбоку крупным подсолнухом, положил в неё свёрток с обедом и бутылку с водой. Повернувшись к матери, сказал:

– Всё, я пошёл.

– Куда ты так торопишься, Ваня? – огорчённо спросила мать. – Даже кашу не стал разогревать, съел холодной. И чай не пил.

– Тороплюсь, мама. Один добрый человек обещал перевезти через реку. Если опоздаю – придётся чапать вокруг Калаповой горы, – скороговоркой проговорил Иван.

Он взял в углу тяпку, лезвие которой ещё накануне обмотал для безопасности тряпкой в несколько слоёв, и открыл дверь в коридор.

– К ужину вернусь, – произнёс он торопливо.

Дверь за ним захлопнулась, в коридоре послышались быстро удаляющиеся шаги.

На причале было безлюдно, казалось, Иван пришел сюда первым. Однако, устремив взгляд сквозь молочное марево на противоположный берег, он увидел несколько размытых силуэтов рыбаков. Их лодки покоились на водной глади под отвесной скалой Калаповой горы. Там были глубокие омуты, в которых хороводилась крупная рыба.

В ожидании Степановых он стал прогуливаться вдоль берега.

Утреннее солнце уже выкатилось из-за горизонта, но, запутавшись в вершинах высоких елей и пихт на Колаповой горе, не могло пока в полной мере обласкать землю и разогнать туман. Оно с неистребимым упорством пробивалось через плотную стену деревьев, разбрызгивая первые лучи.

Где-то в вышине, нарушив утреннюю тишину, зазвенела утренняя песня жаворонка. И в этот миг нельзя было даже представить, что в это же самое время далеко отсюда с жутким завыванием на землю посыпались первые немецкие бомбы.

Любуясь восходом солнца, Иван не заметил, как к нему приблизились Савелий Архипович с Тоней.

– Что, глаз оторвать не можешь от такой красотищи? – раздался позади басовитый голос Степанова.

Иван обернулся, восхищённо произнёс:

– Да, красивое зрелище. Смотрю, как солнце будто выпутывается из объятий деревьев.

– Оно-то выпутается, не сомневайся, – Савелий Архипович усмехнулся. – А ты?

– А что я? – пожимая руку отцу Тони, спросил Иван. Вопрос был для него непонятен и застал врасплох. Он жал твёрдую мозолистую ладонь Степанова и с тревогой смотрел ему в лицо.

«Что он имеет в виду под словом «выпутается»? – мелькнуло в голове. Неужели кто-то наговорил гадостей про меня? Но ведь Савелий Архипович не из тех, кто верит сплетням с первого слова? В этом я смог убедиться. Что же тогда он пытается выудить из меня?»