скачать книгу бесплатно
Защита вслепую. Детективные истории
Виктор Каев
Игорь Резников несколько лет не был в своём городе. Вернувшись туда после личной драмы, пробует начать жить заново. Но эта попытка оказалась серьёзным испытанием: убит человек, и Игорь пытается понять, кто убийца, и защитить близких ему людей.
Защита вслепую
Детективные истории
Виктор Каев
© Виктор Каев, 2017
ISBN 978-5-4485-4913-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«26 сентября 1999 года будут проводиться выборы главы городского самоуправления (мэра) города.
Избирательной комиссией области на должность главы городского самоуправления (мэра) города зарегистрировано 5 кандидатов.
В соответствии с областным законодательством о выборах в органы местного самоуправления области, выборы главы городского самоуправления (мэра) города считаются состоявшимися при участии в них не менее 25 процентов от числа зарегистрированных избирателей, а избранным признается кандидат, получивший наибольшее число действительных голосов избирателей, принявших участие в голосовании».
«Городской вестник»
29 сентября 1999 года.
1
Голова почему-то совершенно не болела. Правда, во рту была отвратительная сухость. Казалось, что задевая за зубы, язык издавал внятный шорох. Игорь потянулся рукой за сигаретами. Полупустая пачка питерского «Честерфилда» и зажигалка валялись рядом с переполненной пепельницей прямо на полу возле его раскладушки. Достав сигарету, он повертел её в руке, но не прикурил и швырнул на пол. Скрипнув пружинами раскладушки, он встал и, осторожно ступая босыми неверными ногами, побрёл на кухню.
Его взгляду во всей красе предстал стол, заполненный пустыми бутылками, грязной посудой и остатками закуски. В подсохшей на полу грязной лужице скрючились несколько окурков. То, что он почуял, вдохнув кухонный воздух, вряд ли можно было назвать ароматом.
Игоря замутило, и он резко распахнул окно, чтобы хлебнуть свежего утреннего воздуха.
На улице было прохладно и тихо. Солнце ещё только собиралось высунуться из-за ближайшей крыши. Наперебой щебетали птицы. Со своего пятого этажа Игорь увидел фигуру дворничихи, уверенно размахивавшей метлой, ритмичный шорох которой придавал утру ощущение особой чистоты и какой-то прозрачной умытости. Дурнота отступила.
Опустив глаза, он увидел себя в маленьком зеркальце, стоявшем на подоконнике. Лицо помятое, под глазами припухло, короткие волосы спутались и торчали в разные стороны. Щетина серо-рыжей масти украшала щёки. Игорь с отвращением уставился в муть собственного взгляда.
В нём опять вспыхнуло отчаяние. Снова сильно сдавило сердце, доставив мучительную боль, выталкивая откуда-то из глубины в эти мутные глаза жгучие капли злых и несвойственных мужику слёз.
– О, господи! – шевельнулось в нём сознание, – Неужели это меня так и не отпустит?
Он вспомнил, как вчера здесь на кухне со своим старым приятелем Володькой Степанцовым заливал водкой свою беду. Как, истерично похохатывая, глумился над собой, рисуя ему события последних двух месяцев. Он вспомнил, как после каждого стакана слабело, казалось, чувство ужаса перед обступившими его пустотой и одиночеством.
Нет. Это дурость полная. Только не опускаться! Надо как-то держать себя в руках. Но, боже мой! Что я вообще делаю в этом городе?
Сухость во рту на некоторое время отвлекла Игоря от мыслей, и он принялся искать, чем её утолить. Пиво выпито. Банка из-под солёных огурцов опрокинута, а рассол растёкся по столу и полу. Открыв кран, Игорь слил воду похолоднее и, ловя её ртом, жадно принялся глотать. Временно уняв пламя внутри, стараясь ни о чём не думать, он взялся за наведение порядка: лишь бы чем-нибудь себя занять.
Перемыв посуду и спрятав постель и раскладушку, он смахнул пыль, вымыл полы и вынес мусор. Только после всего этого Игорь отправился в ванную. Он долго и тщательно чистил зубы, скоблил бритвенным станком покрытые пеной щёки. Затем залез под душ и открыл горячую обжигающую воду. Затем холодную. Снова горячую.
После душа он, почувствовав себя лучше, растёрся хорошенько полотенцем и вышел из ванной несколько посвежевшим.
В квартире было чисто, тихо и пусто.
Чем теперь заняться, он не знал.
2
Ермоленко, сидя в мягком кресле, откинул курчавую голову на спинку, закрыл глаза и вытянул длинные ноги. Он здорово устал. Уже две недели не ложился раньше часа ночи, а вставать всё равно приходилось, как и раньше, в 5.30. Время утекало стремительно, как вода через решето, и его ни на что не хватало. Вот и сейчас уже, наверное, давно спят дома сынишка и жена, а он всё ещё не готов к завтрашнему дню. Снова и снова в этой душной штабной комнате он кроит и перекраивает сценарии вероятного развития событий на завтрашних встречах с избирателями. Хуже всего было то, что его основной соперник, нынешний мэр города Дятлов, практически открыто стал пользоваться поддержкой самой известной в городе бандитской группировки. Деньги на предвыборные манипуляции потекли к нему рекой. Попытки Ермоленко сопротивляться ничего не давали. Судя по всему, было уплачено вперёд и членам избирательной комиссии, и редакциям городских газет, и единственным в городе телевизионщикам. А может их взяли на испуг? Пока ещё как-то держалась редакция местного радио. А сегодня он впервые ощутил позицию областного начальства, которое вдруг разразилось в печати комплиментами Дятлову. И управленец-то он грамотный, и кругозор-то у него широкий, и в это трудное время сумел изыскать средства и обеспечил ветеранам льготный проезд на городском транспорте и т. д. и т. п. На контрпропаганду рассчитывать практически не приходится. Разве только на встречах с избирателями. Но это слишком маленькая аудитория! И как их убедить поверить?!
– Саша! Поставь, пожалуйста, чайник.
Саша Логвин, невысокий худенький блондин со смешливым лицом лет двадцати восьми, прекратил тюкать пальцем по клавиатуре компьютера, разогнулся и с хрустом потянулся.
– Николай Васильевич! Опять я? Теперь пусть идёт Свешников. А то дрыхнет, как счастливый ребёнок!
– Ладно тебе! Кончай лодыря праздновать! Человек устал, вырубился, а раз так – пусть отдохнёт. Хоть немного. А то завтра будет выглядеть как бомж с похмелья. А ему встречу вести. Да и тебе, слушай, размяться не мешает. Так ведь скоро закостенеешь в этой позе.
– Что – да, то – да!
Саша вздохнул, встал и, прихватив пустой чайник, вышел за дверь.
Некоторое время тишину нарушало только посапывание Свешникова и кряхтение художника Славика Ильина, темноволосого коротко стриженого парня с тонкими губами и сосредоточенными карими глазами, который в углу на полу, неудобно скорчив свою длинномерную спортивную фигуру, дописывал текст на афише.
Резко затрезвонил телефон. Свешников вздрогнул и проснулся. Ермоленко снял трубку, приложил её к уху и послушал.
– …Да я это, я! Чего тебе? …Нет. Ещё минут тридцать побудем здесь, но надо уже и по домам расползаться. А то я совершенно никакой, да и ребята чуть тёплые… Ну-у! Если успеешь, приходи… С машиной? Тем более. Развезёшь нас… Кто? …Нет. Не помню… У-уу! Так это уже сколько лет прошло! Нет, что-то не припомню… Ну, ладно, ладно. Ты же знаешь, я каждому помощнику рад. Давайте. Ждём.
Он положил трубку.
– Кто там? – спросил Свешников сиплым спросонок голосом.
– Степанцов. Какого-то парня везёт. Говорит, он толковый специалист по выборам. И сейчас совершенно свободен.
Свешников приспособил на нос свои очки с толстыми стёклами. От этого его подслеповатые глазки сделались огромными, и, казалось, он их специально таращит.
– Свободен от чего? – заинтересовался он.
– Н-ну-у! Не знаю… Я так понял, что от всего. От работы – точно. То есть, он сейчас нигде не работает.
– Так-так! Специалист, значит…? Славненько. Нам специалисты очень даже…
Свешников встал. Прошёлся, позёвывая, по комнате. Постоял возле согнувшегося Славика, туповато и равнодушно рассматривая его «шедевр». Потом, заложив за спину руки, быстро и ловко крутнулся на коротких кривоватых ножках и вновь оказался лицом к Ермоленко.
– А где Логвин? Ты что, уже отпустил этого лоботряса…? Вечно ты его больше всех жалеешь.
В это время вошёл, хлопнув дверью, Саша, торжественно неся впереди себя слегка помятый старый электрочайник, по запотевшему боку которого стекали капельки холодной воды, оставляя блестящие дорожки.
– А-а! Господин Свешников! Выспались? Теперь, наверное, свеженький, как огурчик! А мы тут все в заботах. И о Вас в том числе. Вот, как видите, сейчас Вам кофейку предложим. Мы Вас ценим и бережём.
– И это правильно! Я ведь ваш мозг. Интеллект, можно сказать, высшего уровня. Моё дело думать, а Ваше, Александр, – за водой для таких, как я, бегать, кофе подавать и мои умные мысли фиксировать.
В углу вздохнул Славик и проговорил хрипловатым тенорком:
– Эх, везёт же людям! Мне бы такие мозги! Я бы с 11 до 13 думал, с 13 до 15 обедал, с 15 до 16 изрекал придуманное. А всё остальное время – на баб, на баб…!
Свешников повернулся на каблуках в его сторону.
– Э-э-э! Ми-и-лай! Это мало – родиться с таким мозгом. Его потом всю жизнь тренировать и воспитывать надо. Не всем это дано. Не всем!
Сказав это, он гордо задрал подбородок и петушком прошёлся по комнате под одобрительные смешки присутствующих.
Ермоленко отодвинул штору и, молча, посмотрел через окно на ночной город. Из-за позднего времени огней было мало. Светили лишь уличные фонари да кое-где редкие окна квартир. В районе центра города света было больше. Там светились немногочисленные рекламные панно и неоновые вывески ресторанов. Такие только недавно стали появляться на улицах города, и было их ещё пока мало.
Входная дверь распахнулась.
– Всем привет! Ну, вы даёте! Неужели у вас столько работы, что надо сидеть до такого времени?
Говоривший это мужчина вошёл в комнату и впустил за собой своего спутника.
Они чем-то были похожи друг на друга. Оба заметно выше среднего роста, тридцати двух – тридцати пяти лет, с крепкими плечами, в джинсах и футболках.
– Не говори, Володя! Самим уже тошно…
Ермоленко усталым взглядом словно подтверждал свои слова. Когда все поздоровались и пожали друг другу руки, Степанцов представил второго мужчину.
– Знакомьтесь. Это Резников Игорь Николаевич. Он только на днях вернулся в наш город. Он наш земляк, но не был здесь несколько лет. Мы с ним вместе служили.
Ермоленко оценивающе посмотрел на новенького.
– Вам действительно раньше приходилось заниматься выборными кампаниями?
– Да. Дважды. Работал по найму в качестве социального психолога – имиджмейкера в командах претендентов. Их избрали.
Его голос был низким, хрипловатым и негромким, но было ясно, что это нарочитая, хотя и привычная, сдержанность манеры говорить. Ермоленко отметил про себя внимательный и колючий взгляд крупных серых глаз. Было такое впечатление, словно этот человек про него уже всё понял. Он поёжился.
– Ну, что ж! Я готов включить Вас в команду, но платить, к сожалению, не смогу. Мы тут все работаем на общественных началах. Можно сказать – за идею.
– А в чём идея, если не секрет?
– Какие секреты? Просто осточертел этот бордель: все чиновники продаются, бюджеты пуст, зарплату не платят, пенсию задерживают, предприятия задыхаются. Кругом нищета! А посреди всего этого безобразия растут особняки банкиров, чиновников, бандитов, и ездят лимузины и джипы с затемнёнными стёклами и вооружёнными мордоворотами. Я понимаю, что выиграть выборы почти невозможно, но хоть нервы им всем подпорчу. Но, если повезёт, и меня выберут, костьми лягу, но игру эту подлую поломаю.
Глаза Резникова потеплели. Или так показалось Ермоленко.
– Идея мне подходит. А что до зарплаты, то я смогу пока и без неё. Да так и лучше. Свободнее себя чувствуешь. Будем считать, что соглашение подписано.
– Прекрасно. Завтра здесь, в восемь утра, я Вам дам все необходимые материалы. Вы с ними познакомитесь. А в 11.30 я вернусь со встречи с избирателями, и мы посидим, пообщаемся. Мне очень интересно будет услышать Ваше мнение о нашей тактике.
Через некоторое время штабная комната опустела, и Степанцов повёз всех на своей «волге» по домам.
3
Некоторое время он ещё слышал неторопливые удаляющиеся шаги. Потом негромко хлопнула дверца автомобиля, зарокотал мощный мотор, и машина с визгом колёс рванулась с места. Через несколько секунд стало совсем тихо, только слабый ночной ветерок шелестел листвой, да где-то неподалёку еле слышно журчала вода. Он не мог пошевелиться. Сознание вяло фиксировало, что он лежит ничком на тёплом и грязном асфальте. Живот жгла острая боль. Он чувствовал, как из него редкими толчками вытекает тёплая кровь, уже образовавшая под ним вязкую лужу. Его мысли, как и его кровь, текли всё медленнее и медленнее. В глазах плыли разноцветные круги. Затем они потускнели, сделались едва различимыми, и он стал падать в глухую чёрную пустоту…
4
– Михалыч!
– Чего?
– Тащи-ка тележку вон туда! Гляди, сколь там хлама накидали!
– Щас. Только энту фигню всю догружу.
– Слышь, Михалыч! А Зинка тебе опять денег не ссудила? Голова – как пустой котёл! Аж звенит! Похмелиться бы…
– Да, ну её…, стерву! Зажала пензию…
Серый рассветный склон неба голубел. В доме начали зажигаться окна. Люди вставали, завтракали, собирались на работу. Процокала по тротуару шпильками девушка из первого подъезда, торопясь к остановке троллейбуса. Эхо её шагов весело метнулось по двору.
– Кольк! А, Кольк!
– Ну?
– …Иди-ка сюда. Погляди, чего здесь есть…!
Голос дворника Михалыча прозвучал странно, заметно дрогнув на последнем слове.
Его помощник, издали вытягивая небритую шею, чтобы разглядеть, чем так удивлён Михалыч, приблизился, потом вдруг замер, выкатил глаза, утробно рыгнул и шагнул в сторону к кустам. Его вырвало…
Наконец посеревшим лицом он обернулся к Михалычу, длинно и витиевато выматерился и сказал:
– Надо звонить в ментовку.
5
– Папа! Па-апочка!
Огромные глаза дочки, полные страдания и слёз, смотрели на Игоря, а её руки тянулись в его сторону сквозь толстые ржавые прутья решётки, загораживавшей дверной проём в борту здоровенного автофургона. Лариса с молчаливым равнодушием удерживала дочь за воротник пёстрой детской курточки, не давая ей дотянуться до отца. Фургон, утробно урча мотором, медленно удалялся от Игоря по разбитой колее грязной просёлочной дороги, тяжело проваливаясь колёсами в ямы и расплёскивая мутную холодную жижу дорожных луж.
Игорь пытался кричать, напрягался изо всех сил, но из раскрытого рта не мог выдавить ни звука. Он хотел бежать за этой странной машиной, но ноги словно приросли к земле. Голос дочки слышался всё слабее. Острая непереносимая боль разрывала ему сердце.
– Доченька! Родная! Вернись! – осатанело колотились в его мозгу слова, которые он никак не мог выкрикнуть…
Напряжённый и взмокший от пережитого горя он резко открыл глаза. Сердце едва не выскакивало из груди. В комнате стояла тишина, и было уже совсем светло. Сновидение всё ещё переполняло его своей страшной гнетущей силой. Он некоторое время лежал, не шевелясь, стараясь взять себя в руки и успокоиться. Тоска, которую он постоянно испытывал после разлуки с дочерью, медленно отступала куда-то в глубину его измученной этими страданиями души.
Внезапно он спохватился и бросил взгляд на часы. Было уже десять минут восьмого. Сообразив, что уже опаздывает, он вскочил с раскладушки, и торопливо забегал по квартире, наскоро приводя себя в порядок.
Добравшись на троллейбусе до нужной остановки, он отыскал Дом культуры строителей и бегом взбежал на второй этаж служебного крыла здания. Часы показывали 8.05. Дверь штабной комнаты была заперта. Он понял, что его ещё никто не ждёт, и облегчённо перевёл дух, т.к. терпеть не мог опаздывать. Через десять минут появился парень, которого он вчера видел в штабе рисующим плакат. Кажется, его называли Славиком. Они поздоровались.
