Мицелий. Лед под кожей

Он же вновь обрел равновесие после прыжка и взобрался наверх. Камёлё увидела его тело, темный силуэт, осторожно передвигающийся по крыше. Уши отведены назад и прижаты к голове для маскировки, так что вряд ли он что-то слышит. Глеевари прикидывала, что сначала он посмотрит за борт кабины и только потом на носовую часть. Подождала, пока он склонит голову, и бросилась на него.

Удар в шею подбросил зӱрёгала в воздух. Увидев, как он падает, обмотанный собственным пончо, Камёлё почти поверила, что ей и правда удалось так просто свернуть ему шею, однако он тут же остановил падение и вновь направился к ней. Его мысль бесцеремонно вторглась в ее голову. «Камёлёмӧэрнӱ! Я лишь хочу поговорить с тобой».

Жалкий трюк – но Камёлё знала кое-что получше. Она перескочила на следующее такси, появившееся в коридоре. Оно было совсем пустым. «Сядем сюда, тут спокойнее», – мысленно сообщила глеевари зӱрёгалу. И вновь принялась выдавливать окно.

Кабина затряслась, когда зӱрёгал приземлился на крышу. Выдавив окно с другой стороны, он начал забираться внутрь.

В этот момент Камёлё отступила и стремительно соскользнула вниз. Антигравитационное поле было опасно для жизни, но именно потому на нижней части кабины находился предохранитель. Камёлё сорвала печать, разбила защитное стекло и одним ударом его отключила. Затем резко отпрыгнула.

Кабина полетела вниз. «Пятьдесят метров над землей. Такси упадет быстрее, чем зӱрёгал успеет выбраться из проема окна и слоев собственного пончо. Быстрее, чем…»

По коридору пронеслось еще одно такси и отбросило Камёлё в сторону. Так она не увидела тот самый момент – лишь услышала страшный грохот падения кабины на дорогу, треск оконных стекол в ближайшем ресторане и крики посетителей. Она не стала устанавливать, что стало с зӱрёгалом, – левитация истощала ее, и сил на дальнейшие выяснения не оставалось. Еще одна кабина: Камёлё ухватилась за нее, с усилием забралась на крышу и осталась лежать на животе на диком ветру, пытаясь восстановить дыхание.

«Я избавилась от него?!.» Узнать она не могла. Кабина увозила ее прочь.

Но ответ не заставил себя ждать:

– Камёлёмӧэрнӱ!

Вновь тот же голос. Он проникал в ее мысли, не оставляя сомнений, что и его обладатель еще жив. Камёлё выругалась про себя.

– Лукас Хильдебрандт, – сказал зӱрёгал. – Его судьба. Я хочу с тобой поговорить.

Камёлё выпрямилась так резко, что ветер чуть не сшиб ее с крыши кабины. Она обернулась. В двух – нет, трёх кабинах за ней, на расстоянии не меньше ста пятидесяти метров, зӱрёгал стоял на коленях на крыше, сгорбленный и сопротивляющийся ветру, как и она.

– Лукас Хильдебрандт пусть валит в темноту! – злобно подумала Камёлё.

– Как скажешь. Но есть и другие аспекты. Я предлагаю перемирие, Камёлёмӧэрнӱ. Переговоры.

Камёлё опустилась на пятки, склонила голову к коленям и оперлась на локти. В ушах свистел ветер, но так было проще удержаться на крыше. «Мне все равно от него не убежать, – подумала она. – Или сегодня удастся… а завтра придется снова бояться. Так почему бы не решить все сейчас? Лучше бороться теперь, когда я знаю о нем, чем ждать, когда и где он застанет меня врасплох. Наберусь сил во время разговора. Если что и пойдет не так, хуже, чем сейчас, уже не будет».

Еще несколько мгновений она пыталась убедить саму себя, что ее решение никак не связано с лицом Лукаса, плывущим перед глазами.

Затем она предпочла оставить вопрос своей мотивации.

* * *

С

помощью левитации и пожарной лестницы они забрались на плоскую крышу одного из невысоких административных зданий. Здесь их никто не услышит. Хоть речь и шла о простом разговоре, Камёлё впечатала в свою память схему всех вентиляционных шахт и прочих опорных пунктов. Она была готова и к нападению зӱрёгала.

Он тем временем чинно уселся на стенку, ограждающую поле солнечных батарей, и посмотрел Камёлё в глаза.

– Я исполнитель его эминенции досточтимейшего Парлӱксӧэля, и на Землю я пришел с миссией, – начал он после формального трёигрӱ.– Ты следила за мной в храме Далекозерцания, а позже и на космодроме, так что знаешь, с чем она связана. – Зӱрёгал сделал выразительную паузу: – Фомальхива – один из миров, приведенных в книге Аккӱтликса, посвященной Космическим дорогам. Однако там она была упомянута как Хиваив. Это ее настоящее первоначальное название. Это мир, который, как и Ӧссе, давным-давно был почтен явлением Аккӱтликса. Но еретики с Хиваив не признали Истинного бога и отвергли его, потому им никогда не получить помилования Аккӱтликса.

– Это действительно ужасно, – согласилась Камёлё.

Ей не удавалось прочувствовать ожидаемую от нее меру возмущения, но она старалась.

– Это не просто формальный теологический вопрос – это острая проблема, – холодно отметил зӱрёгал. – Фомальхиване – неверующие. И один из них теперь здесь.

– Какой-то ничтожный варвар не поставит под угрозу доктрину Церкви.

Зӱрёгал не спорил с ней. Он нервно потирал уши.

– На этой неделе я слетал на Деймос, – признался он. – Хотел заманить фомальхиванина в ловушку, но сам попал в тяжелую ситуацию. Я не мог смешаться с толпой на базе, так как весьма отличаюсь от землян, но в то же время не мог и использовать технику невидимости, ведь, приблизься я невидимым к еретику с Хиваив и дай себя увидеть, он бы понял, что и у нас есть глееваринские способности. Потому я решил воспользоваться его подругой. Мне нужно было поймать ее в трёигрӱ, но она совершенно нелепо сопротивлялась. Я не смог ничего выведать и включить ее в свой план. Она предпочла умереть, не подчинившись мне.

Выходит, зӱрёгал сорвался. Нецелесообразно убил некую женщину, не рассчитав силы, и не выполнил свою задачу. Камёлё вежливо слушала и напрасно пыталась понять, к чему вообще исполнитель ведет своими рассказами. «Он ведь должен знать, кто я, – размышляла она. – Не кем я являюсь сейчас, а кем была в прошлом. Во что я ввязалась на Ӧссе. Если он смог меня идентифицировать, то получил доступ и к записям с допросов и суда! Так почему, черт возьми, он делится всеми своими злоключениями именно со мной?!» Этому можно было найти объяснение. Камёлё не сомневалась, что совесть зӱрёгала, несмотря на аргументы разума об объективных затруднениях, все же приведет его в конце концов к ритуальной жертве. «Может, он хочет мне предложить принести себя в жертву вместе с ним?» – пришло ей в голову. Это был один из самых логичных вариантов: зӱрёгал, будучи верным слугой Аккӱтликса, хочет оказать любезность грешнице и таким образом искупить свои грехи. Камёлё знала, что в таком случае, при прохладном отношении к вере, ее ждут некоторые проблемы. Коротко: никаких телесных жидкостей Аккӱтликсу она отдавать не собиралась. В конце концов, торжества Озарения она в свое время успешно избежала.

– И хотя я не отступаюсь, есть обстоятельства, работающие против меня, – продолжал зӱрёгал. – Как ты, очевидно, знаешь, в дело вмешался любимец Аӧрлёмёгерля – Лукас Хильдебрандт. Он не прислушался к моим предупреждениям, улетел на Деймос II и предложил фомальхиванину транспортировку на Землю. После чего убедил ӧссенский Корабль защищать его, в результате чего я не смог остановить их по дороге. Человеку, который дал ему этот Корабль на время, я уже доходчиво выразил наше недовольство, но это никак не влияет на положение дел. Хильдебрандт с фомальхиванином находятся на Земле.

«Лукас убедил Корабль?!.»

Камёлё передернуло. Зӱрёгал упомянул об этом мимоходом, будто это совсем неважно… но в ней это замечание подернуло поверхность воспоминаний, будто акулий плавник: вспышка во тьме, привкус страха, ноты горечи. Она чувствовала, как ее ладони вспотели. На фомальхиванина плевать. На путешествие Луса тоже плевать. Но тот факт, что Лус говорил с Кораблем, что был с одной из Них в непосредственном контакте, вскрыл в ее душе бездну ужаса. Камёлё носила их в себе – обрывки воспоминаний о давних ночах в Тёрё Мӱнд, когда ровно то же самое крутилось в ее голове снова и снова, пока она всматривалась в бледный серп месяца Рекег: «Могут ли Они попробовать… где-то там, в космосе, по дороге к гиддӧрскому храму… и насколько сильным окажется давление… насколько успешным». Ее самый большой страх и самая большая забота. Самая гнетущая тайна.

«Лӱкеас Лус внутри Корабля; чем же таким он смог Ее убедить? – хмуро думала Камёлё. – Если он связался с Ней и говорил пятеричными кодами, сколько этому Кораблю удалось узнать?!. А сколько узнал фомальхиванин?» Но вслух она ничего не сказала. Зӱрёгал был последним существом, кому бы она доверилась.

Вся эта ситуация была весьма странной. После того, что исполнитель ей только что поведал, Камёлё уже ничего не понимала. Если речь не о жертвах, тогда о чем? Конечно, в голову приходило разное – например, что зӱрёгал потребует найти Лукаса и переманить фомальхиванина, но это звучало абсурдно. Официальный представитель Церкви точно не предложит сотрудничать такой, как она, – еретичке, которая для верующего ӧссеанина не больше чем грязь под ногтями! Наверняка он понимал и то, что сеть над космодромом принадлежала ей. Ведь они сражались, а он даже не упомянул этого! Как, впрочем, и она. Камёлё была слишком хорошо воспитана, чтобы спрашивать прямо.

– Несмотря на все, что я предпринимал в этом деле, в мои задачи на Земле не входила встреча с фомальхиванином. Я сделал это по своей воле, – вновь заговорил зӱрёгал. – Фомальхиванин обладает глееваринскими способностями. По моему мнению, чрезвычайно сильными и опасными. Фомальхиване знают способ, как подобное дарование развить без какой-либо веры, что является прямой насмешкой над Аккӱтликсом. Однако пока никто не осознаёт, что эти глееваринские еретики могут представлять для Ӧссе угрозу.

– Какое мнение о ситуации сложилось у досточтимейшего Парлӱксӧэля? – спросила Камёлё.

Зӱрёгал явно замялся.

– Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль ответил мне, что я не должен заботиться о второстепенных вещах, выполняя свою миссию на Земле.

«Не собирается ли он мне раскрыть, в чем же дело», – подумала Камёлё. Все это было настолько неожиданным, что она давно перестала пытаться что-либо думать об этом разговоре. Сейчас все выглядело так, будто зӱрёгал просто спятил.

– Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль не видит в фомальхиванине противника. Фомальхиванин должен сыграть в его планах определенную роль, но планы эти касаются исключительно Ӧссе… или же, выражаясь точнее, известных споров между Ӧссе и Рекегом.

Зӱрёгалу было сложно об этом говорить. Камёлё слышала, как его голос дрожит. Но он продолжал:

– Мой господин подозревает, что абӱ Аӧрлёмёгерль – тайный глееварин. Как ты наверняка знаешь, воля Аккӱтликса, поддержанная решением собора, гласит, что людям с психотронными способностями запрещено выполнять высшие церковные функции. Его эминенция досточтимейший полагает, что абӱ Аӧрлёмёгерль не только скрыл свои способности, но, более того, никогда в действительности не принимал торжества Озарения, так как перед обрядом тайно применил вещество, которое тому препятствует.

Камёлё сухо сглотнула.

– Это серьезное обвинение, – выдавила она из себя. – Но, если у твоего господина нет микрода с записью непосредственно того, как Аӧрлёмёгерль договаривается с еретиками и пьет сӱёль, едва ли ему удастся доказать нечто подобное.

– Его эминенция об этом, несомненно, знает, – заверил ее зӱрёгал. – Однако это не отменяет его убеждения в том, что абӱ Аӧрлёмёгерль преступает божий закон. Великий Парлӱксӧэль не пытается отрицать его веру, ведь это не имело бы шанса на успех. Вместо этого он работает над тем, чтобы обвинить абӱ Аӧрлёмёгерля в предательстве.

– Ох.

Большего Камёлё сказать не смогла. Она с трудом сохраняла нейтральное выражение лица.

– Фомальхиванин станет удачным предлогом. У моего господина есть причины полагать, что абӱ Аӧрлёмёгерль знал о появлении чужака. Согласно информации, предоставленной разведчиками в Гиддӧре, это два десятка декад назад было предсказано священной гиддӧрской плитой за Порогом Рекега. Далее, у моего господина есть причины считать, что предатель попытается передать фомальхиванину одну из ценных реликвий, по милости Аккӱтликса хранимых в наших монастырях. Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль принимает все меры предосторожности, чтобы воспрепятствовать ужасной потере столь ценной реликвии.

Камёлё мгновенно разложила его слова по полочкам. Парлӱксӧэль, очевидно, не принимает никаких мер, чтобы препятствовать воображаемой потере, – он сам запланировал эту потерю, чтобы иметь под рукой достаточно тяжкое преступление, которое можно было бы повесить на Аӧрлёмёгерля. Камёлё знала, что он достаточно циничен, чтобы не постесняться украсть для таких целей что-нибудь из священных останков. Чтобы такая интрига не обратилась против него, необходимы годы осторожных маневров, несколько тонн безграничной преданности всех ассасинов и слуг, длинный ряд обетов молчания… и еще более длинный ряд трупов в случаях, когда обета не хватит.

Глеевари оцепенела. «И этот зӱрёгал, очевидно, давал обет. От меня же ничего не требует. Как великодушно с его стороны!

А еще очень глупо».

– Ты рассказал… рассказал мне очень много, – выдавила она из себя.

– Мне нужно твое доверие, Камёлёмӧэрнӱ.

Зӱрёгал вновь сделал паузу, на этот раз даже слишком долгую.

– Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль преступно недооценивает опасность. И хотя я предупреждал его, что потеря реликвии может действительно произойти, он, ослепленный своей идеей, настаивает на своих изначальных приказах. Он не хочет отказываться от плана, который так долго готовил. Потому необходимо, чтобы я перестал руководствоваться его решением.

Камёлё ловила ртом воздух. Это было просто невероятно. Неслыханно!

Зӱрёгал восстал против своего господина.

Глеевари смотрела на него и вдруг поняла, что он, по сути, мертв. Его лицо было совершенно спокойным, будто вылепленным из сероватого фарфора. Уши висели совсем неподвижно. Но именно это неестественное, оцепенелое спокойствие привело Камёлё к осознанию.

Он знает, что умрет здесь. Бесславно. Как предатель.

Зӱрёгал должен был понимать, что, преступи он свой обет верховному жрецу, ему больше не позволят вернуться на Ӧссе. К тому же, если он решил выдать все планы Парлӱксӧэля именно ей – изгнаннице, с которой ему даже общаться не пристало, – он заслуживает позорной смерти, так как изменяет своему господину худшим образом. Но он все равно это сделал.

У него должна быть причина, которая своей весомостью перекрывает обеты и даже страх.

– Я считаю своим долгом перед лицом Аккӱтликса убить фомальхиванина, – произнес зӱрёгал, когда тишина слишком затянулась. – Мне достаточно причины, что он представляет угрозу для нашей веры. Кроме того, он угрожает и нам, глееваринам. Тебя, меня и Аӧрлёмёгерля многое разделяет, Камёлёмӧэрнӱ. У каждого из нас своя судьба, и наши пути при обычных обстоятельствах никогда бы не пересеклись. Но фомальхиванин – это то, что нас объединяет. Я давно отказался от своего имени. Я посвятил службе Богу всю свою жизнь. Клялся в верности его эминенции Парлӱксӧэлю. Но Парлӱксӧэль – не глееварин.

Исполнитель посмотрел Камёлё в глаза:

– У ее эминенции Маёвёнё здесь нет глееваринов. Она оставляла троих, но в начале д-альфийского кризиса принудила двоих из них к психотронному вмешательству, в результате чего они умерли. А если говорить о третьем, думаю, о его смерти ты знаешь больше, чем я.

Камёлё побледнела. «Так зӱрёгал знает, что я пыталась повесить на него убийство!»

Она ожидала угроз и шантажа. Но ӧссеанин лишь ухмыльнулся:

– Оставим это, Камёлёмӧэрнӱ. У ее эминенции на данный момент не так много средств, чтобы выступить против меня. Без поддержки глееваринов ей даже не удастся меня найти. Это значит, что ее претензии по отношению ко мне не существенны.

«Не существенны?! Этот мерзавец смеет отрицать влияние самой могущественной представительницы Церкви на Земле?» Камёлё уставилась на него, не веря своим ушам.

– Непосредственной проблемой является чужак с Хиваив. На всей планете, кроме него, есть только двое глееваринов с боевой подготовкой. Это ты и я, – добавил зӱрёгал. – Я хотел бы взять с тебя обещание, что ты будешь продолжать борьбу с фомальхиванином, если я не смогу.

Так вот в чем дело. Трёигрӱ было гнетущим и долгим.

– Я не уверена, что могу тебе его дать, – наконец сказала Камёлё.

Зӱрёгал устало закрыл глаза и оперся на руки. Но не показал своего разочарования.

– Я скажу тебе кое-что, Камёлё, – произнес он куда менее воинственным тоном. – Д-альфийцы – не нормальные люди. Их мысли странным образом затуманены. Мне не удалось прочитать в них что-либо значимое.

– В этом виноват он?

– Не исключено.

Камёлё передернуло.

– Если он так действует на окружающих, то может быть опасен и для Земли.

– Да, – согласился зӱрёгал. – Это проявилось уже здесь, на палубе Корабля. Пока Хильдебрандт не закрыл каналы коммуникации, я слышал запись.

Он отвернулся и посмотрел на ночной город.

– Я не стану притворяться, Камёлё. Лично мне Лукас Хильдебрандт неприятен – и не только потому, что его выбрал абӱ Аӧрлёмёгерль. Мне не нравится его язвительная ирония, полная бестактность и жажда власти. Мы познакомились на Ӧссе, и я считаю, что он поверхностный сноб, в котором нет ни капли смирения. Но теперь мне все больше его жаль. Он не представляет, с какой силой ему придется столкнуться. Может, поначалу он осознавал. И думал, что справится. Такие, как он, не страдают от недостатка самонадеянности. Но в данном случае он ужасно ошибся.

Исполнитель опустил уши в знак тихого смирения.

– Теперь он провел с фомальхиванином несколько дней, и все его подозрения наверняка отступили. Хороший пример – судьба нескольких д-альфийцев, которых фомальхиванин убил. И хотя Хильдебрандт знает о погибших, он готов это игнорировать. Больше он спрашивать об этом фомальхиванина не станет. Просто забудет. Чужак становится ему все симпатичнее. Хоть ему это и не свойственно, Хильдебрандт полностью доверяет фомальхиванину.

– Мне нужно его предупредить.

– Рё Аккӱтликс! Пойми, о чем идет речь! – воскликнул зӱрёгал. – Здесь никакие предупреждения не помогут.

Камёлё склонила голову.

– Как ты хочешь убить чужака? – спросила она.

– Зависит от обстоятельств. Буду ждать шанса. Может быть, вдохновлюсь твоим примером… тем, как ты подстроила мое падение в кабине такси. А может, придумаю совсем другой трюк.

Зӱрёгал запустил руку во внутренний карман пончо.

– В любом случае – не это.

Он протянул Камёлё раскрытую ладонь.

Глеевари вгляделась. Ее взгляду предстала свернутая спираль из белого металла. Она содрогнулась от ужаса, который в следующее мгновение превратился в сосредоточенность. Ее тело тут же пришло в готовность к прыжкам длиной в восемь метров и к бою не на жизнь, а на смерть, едва зӱрёгал незначительно пошевелит пальцами и попытается задействовать эту штуку. Но его ладонь оставалась совершенно неподвижной.

– Ты знаешь, что это? – спросил он.

– Конечно.

– Умеешь с этим обращаться?

– Конечно.

– Фомальхиванин – глееварин. Это лучшее оружие, которое я могу против него предложить. Но фомальхиванину известно обо мне, а Хильдебрандт меня узнает и сможет его предупредить. Если я потеряю преимущество неожиданности, у меня не будет возможности использовать это. Потому я дам это тебе. А ты уничтожишь чужака.

Увидев, что Камёлё не шевелится, зӱрёгал взял ее руку и вложил в нее белый диск. Несколько мгновений он продолжал держать ее. Все это время Камёлё рассуждала, что есть еще возможность просто не брать это… несмотря на то, как было бы здорово подобную вещь иметь… но затем пальцы зӱрёгала сомкнулись, и шанса на отказ не осталось.

– Теперь я дал тебе все, что мог. Большего у меня нет. Ты не должна меня разочаровать, Камёлё, – сказал исполнитель.

Он отвернулся и без прощального слова медленно направился к краю крыши. Камёлё видела, как его уши дрожат от напряжения и усталости.

Она вдруг поняла, что едва ли может представить себе положение хуже, чем у него. Зӱрёгал. Существо, которое все ненавидят. Которого все без исключения боятся. А его предательство многие воспримут со злорадством.

Ей невольно вспомнилось, каково ӧссенское наказание для предателей.

Зӱрёгалу повезет, если он умрет в бою.

* * *

К

амёлё знала, что такое серебристый холод.

Во время подготовки глееваринов священники объяснили ей, что это орудие недовольства Аккӱтликса, поглощающее души и воспоминания тех, кто воспротивился Божьей воле. Слова и воззвания! Ее научили владеть и управлять им. От нее требовали понять и признать, что иногда необходимо и подобное насилие, когда речь идет о священных интересах Церкви.

Но Камёлё познакомилась с серебристым холодом и с другой его стороны. Увидела собственными глазами еще до того, как его показали они: ночью перед торжеством, во время которого ее брат Вёикирасӱ достиг Озарения.

И видела, как холод убивает.

Вёикирасӱ: сидит на плетеной рогоже в комнате медитаций; вокруг ничего, кроме белых стен. Темно-синий цвет ему идет – цвет Превращения и парадных платьев. Но Камёлёмӧэрнӱ боится. Этот торжественный синий цвет вызывает в ней ужас.

– Обычно такое планируется за несколько декад, Вёики. А тебе дали лишь три дня! Ты понимаешь, почему они так сделали?

Широкие величественные, бесподобные уши Вёики слегка затрепетали.

– Ты ведь тоже понимаешь, Камёлё. Иначе бы не спрашивала. Они мне не верят.

– Потому что ты глееварин?

Вёикирасӱ качает головой.

– Потому что я не верю им, – шепчет он. – Я сомневаюсь… в вере. Они не могут мне ничего доказать. И сами они это тоже заметили.

Он говорит так тихо, что Камёлё не уверена, что это не сон. Она чувствует его сомнения, может, даже нежелание. Вёикирасӱ старше на шесть лет. Это много, когда тебе пятнадцать. Он не рассказывает ей о своих делах, а она этого и не ожидает. Камёлё смотрит на него снизу вверх и завидует ему… но тихо – у младшей сестры нет права на большее. Но сегодня она собралась с силами и прибежала к нему. Уговорила саму аббатису, чтобы ее к нему впустили. Она не могла удержаться. Весь день ее преследует чувство, что времени осталось мало, что это последний раз, когда она еще может поговорить со своим взрослым и бесконечно мудрым братом. Завтра его ждет Озарение. Оно меняет каждого.

– Может, ты испытаешь нечто столь прекрасное, Вёики, что никаких сомнений не останется, – неуверенно выдавливает Камёлё.

– Конечно, – соглашается Вёикирасӱ.

И отворачивается.

Камёлё всхлипывает. И больше не может сдерживаться. Она бросается к нему и повисает у него на шее.

– Я тебя люблю, Вёики! Я боюсь, что с тобой что-то случится, – шепчет она в складку его уха, окаймленную рядом ритуальных колечек.

Вёикирасӱ гладит ее по спине. Он вновь сомневается. Камёлё ясно чувствует, как в нем все кипит: чувства и… осторожность?

– Хорошо, – вдруг говорит он. – Я возьму тебя с собой, Камёлёмӧэрнӱ. Надеюсь, ты не станешь об этом болтать. В конце концов, через несколько лет тебе самой может это пригодиться. Чтобы знать, что искать! Чтобы знать, что такое вообще бывает.

Брат сбрасывает с себя ее руки и ловко поднимается. Надевает обувь. Достает из сундука связку темных платков. Один завязывает вокруг ушей, второй через все лицо. Камёлё ни о чем не спрашивает. Просто делает то же, что и он.

Вёикирасӱ выключает свет и раскрывает шторы, выглядывает из окна и запрыгивает на подоконник. Ночь темная, безлунная, прозрачно-холодная. Вёикирасӱ отталкивается и прыгает на ближайший карниз. У него отличное чувство равновесия. Он редко пользуется левитацией.

Камёлё следует за ним по пятам. Они преодолевают несколько крыш и ограждений, избегая террас и открытых окон. Вёикирасӱ без колебаний прокладывает путь – судя по всему, он делает это не в первый раз. Перелетает через двор какого-то заброшенного дома и взбегает по восходящему карнизу пирамидальной башни бывшего монастыря. Несколько лет назад местным монахам пришло видение, которое гласило, что они должны коллективно принести себя в жертву. С тех пор монастырь пустует.

Вёикирасӱ запрыгивает на ограждение галереи на середине башни. Оглядывается. Прыгает внутрь. Делает шаг в темноту.

Время бежит. Камёлё стоит, скрытая в тени брата… без слов, без движения, без вопросов. Металлическая лестница внутри башни вдруг начинает дрожать от поспешных легких шагов. Они больше не одни. Кто-то другой – в черном и тоже с закрытым лицом – проскальзывает к ним на площадку.