Возвращение

– Не уходи… Осталось всего три дня…

– Вернусь, милая, вернусь… – пытался успокоить её Ревмир.

– Всего три дня! – словно не слыша его, повторяла Лейсания. – Всего три дня. Ради меня. Ради ребёнка, которого я ношу… Не уходи…

– Так надо, милая.

Лейсания с отчаянием бросилась на Ревмира, тряся его за грудки.

– У тебя же не только страна… – говорила она, доходя до грани отчаяния. – У тебя есть любимая. Есть я. В моём животе твой ребёнок… Хоть раз послушай меня… У тебя есть не только страна…

И, оттолкнув возлюбленного, она встала перед офицером:

– Товарищ офицер, прошу вас, не забирайте сегодня моего Ревмира. Оставьте его всего на три дня. Через три дня у нас должна была быть свадьба. Гости уже приглашены. А он уходит. Оставьте его всего на три дня, а… Я хочу побыть его женой… Пусть он не уходит всего три дня… Потом он пойдёт… Он ведь никуда не убежит… Товарищ офицер, вы меня слышите?

Офицер смутился. Он пытался отвести взгляд, но взял себя в руки.

– Нельзя.

– Почему нельзя? Это всего три дня!

– Вернётся– сыграете свадьбу, – попытался подбодрить офицер. – Вернётся…

– Товарищ офицер… – Лейсания в отчаянии схватила офицера за грудки, но её руки бессильно опустились. Она неуверенными шагами подошла к Ревмиру, который уже был рядом, обняла его и зарыдала: – Вернись, любимый. Вернись назло всем смертям. Я буду тебя ждать. Я буду ждать тебя до самой смерти.

И, внезапно вырвавшись из его объятий, она начала шарить по карманам. Немного повозившись, она достала кусок марли, нарезанный квадратиками.

– На! Это тебя убережёт. Вернёшься, сыну из неё соску смастеришь.

Ляйсания целует кусочек марли и вкладывает его в руку Ревмиру. Юноша тут же прячет его в нагрудный карман и заключает любимую в объятия:

– Я вернусь, Ляйсания. Ты жди… Вы ждите…

Ляйсания немного успокаивается и вдруг, словно охваченная внезапным порывом, крепко обвивает шею Ревмира руками, прижимается к его губам и всем своим существом словно растворяется в нём. Они замирают в объятиях, стремясь впитать тепло тел, тепло душ, всю любовь, что переполняет их сердца.

– Пять минут осталось! – кричит один из военных. – Через пять минут построение!

Эти слова словно подгоняют прощающихся, заставляют их торопиться сказать всё самое важное, высказать все пожелания. Но время в такие моменты летит неумолимо быстро. И вот уже звучит зычный голос офицера:

– Стройся!

Когда мужчины выстраиваются в шеренгу, офицер окидывает их взглядом и командует:

– По машинам!

Уходящие на войну забираются в кузов грузовика. Места нет, они и стоя еле помещаются. В толпе прощающихся раздаются крики, плач, пожелания – всё это сливается в оглушительный гул. Когда машины трогаются, толпа некоторое время бежит следом. Вскоре крики перерастают в дружный, всеобщий плач.

Плач не был для Танзили чем-то новым. Она росла, слыша его с самого детства. Где бы ты ни находился, из-за угла всегда доносился чей-то плач. Рано утром, днём, тёмными ночами. Плачут женщины. У кого-то умер ребёнок, у кого-то забрали мужа, у кого-то ещё какое-то горе. К этому в какой-то степени привыкаешь. Потому что эта деревня не перестаёт обливаться слезами.

Но такое Танзиля видела впервые. Когда плачет весь народ, это звучит невыносимо, выворачивает душу наизнанку. Если все плачи слились воедино, значит, беда пришла в страну немалая. Наверное, сегодня плачет вся страна. Прощаются навсегда, обливаясь слезами.

Наблюдать за людьми в таком состоянии было невыносимо, и Танзиля ушла от конторы, направившись вдоль берега реки. Даже отойдя на приличное расстояние, она всё ещё слышала этот плач. Вдруг девушка вспомнила об ушедших в лес. Они сегодня не плачут. Но их молчание кажется не счастьем, а предательством всеобщего плача, слёз всей страны. Всё равно это неправильно. Конечно, девушка их понимала. Она сама пережила нечто подобное, думала так же и ждала каких-то перемен. И войну она встретила с радостью не из-за желания совершить подвиг, а в надежде на изменение жизни. Кто знает, может, новая власть освободит её отца, а мать перестанет плакать ночами…

Словно желая доказать справедливость этих чувств, мысли Танзили устремились в прошлое, в тот день, когда началась трагедия. Для Танзили она началась с того момента, когда забрали отца.