На грани

Отсоединившись друг от друга и скинув парашют, мы что было сил начали убегать от полицейских, вопреки их угрозам открыть огонь. Я толком даже не понимал, что происходит, но всё же бежал, как и Пит рядом со мной. Бежали мы так несколько минут, пока не оказались в лесной местности. Уставшие и истощенные мы остановились, чтобы передохнуть. Тогда мы не знали, что этот отдых будет стоить нам свободы…

Птицы вокруг пели жалобную песню, словно провожали кого-то в последний путь. Это было так символично, словно мы уходим навсегда. Ошеломлённый я спросил у Пита:

– Почему за нами гонится полиция? Только потому, что мы приземлились не там?

– Билл… У него нет лицензии на взлёты и уж тем более на высадку людей с парашютами. Фактически мы с тобой сейчас преступники и нарушаем закон. Мы вторглись в воздушное пространство штата без разрешения, поэтому за нами и гонится группа местной полиции. С другой стороны, нужно смотреть на вещи позитивно. Считай, что это очередное приключение.

– Мне хватило Балтимора. Не хочу повторить тот опыт…

Договорить я не успел, так как шериф и несколько офицеров с ним уже догнали нас и окружили со всех сторон. Вот и отдохнули… Не знаю, законно ли они арестовали нас или нет, но я был уверен, что мы нарушаем порядок, поэтому должны понести за это наказание. Эту ночь нам предстояло провести в камере Лос-Анджелеса. Мы хотели уехать из этого города, а получилось, что вновь вернулись в него, хоть и не по своей воле. А птицы вокруг всё так же пели свою жалобную песню, провожая нас в нелёгкий путь – в тюремную камеру полиции Лос-Анджелеса…

XII

Через несколько десятков минут за наше правонарушение мы оказались в камере, куда нас посадили до выяснения обстоятельств. Шериф и его офицеры даже не повысили на нас голоса, не говоря уже о причинении какого-либо ущерба. Видимо, мы были далеко не первыми, кого местная полиция поймала за подобные дела. Мне кажется, что они даже знали, кто за всем этим стоит, ведь не зря же Билл у каждого гостя спрашивает пароль…

Удача не отвернулась: оставить нас без присмотра в камере почти что без замка, да ещё и сесть за письменный стол спиной к нам, было огромной ошибкой со стороны офицера. Теперь я открыл ещё одну, ранее неизвестную мне грань товарища. Присев в дальнем углу, он, казалось, опустил руки и потерял надежду на освобождение, однако внезапно, скорее ради интереса, чем ради конкретной цели, спросил:

– Ты можешь выяснить, в какой камере мы находимся?

– Без проблем.

После этого я, сидевший на полу в противоположном углу, был вынужден встать и, подойдя к двери, спросить:

– Офицер, не могли бы вы мне помочь?

– Чего тебе? Сиди себе да помалкивай, – ответил офицер, явно не довольствующийся тем, что его отвлекли от табачного изделия.

– Я бы с удовольствием, сэр, вот только мой товарищ уж чересчур верит в числа… Вроде того, что 13 – несчастливое число, а 7 – наоборот. Не могли бы вы подсказать, в какой камере мы находимся?

– Пятая, – недовольно ответил собеседник и вскоре добавил: – А теперь отстань, я занят.

Вернувшись в предыдущую позу, я увидел огонёк, внезапно загоревшийся в глазах моего наставника. Не в силах отвести глаз от двери, он сказал:

– Пятую камеру я люблю… несколько лет назад мне пришлось побывать здесь тоже из-за парашютного развлечения. Тогда, насколько помню, дверь можно было открыть, слегка приподняв её и потянув на себя. Кто знает, вдруг и в этот раз нам повезёт…

После этого он с той улыбкой, свойственной только великим затейникам, подошёл к двери. Не знаю, что он с ней сделал и выполнил ли озвученные действия, но спустя несколько минут раздался сигнал нашей свободы. Наивно полагать, что полицейские были столь глупыми, раз уж у нас появилась возможность сбежать. Нет, были и иные меры предосторожности, но ведь и мой друг не промах: если он уже сбегал отсюда ранее, то что помешает ему сделать то же самое теперь? Миновав сидевшего к нам спиной полицейского, всё ещё курившего свои дешёвые сигареты, мы оказались на свободе и, благополучно угнав одну из полицейских машин, наш дуэт вновь оказался в пути.

Вся сложность заключалась в том, что наша хоть и непригодная, но всё же машина была арендованной, а потому мы не могли вот так просто оставить её близ дома Билла. Или могли? К тому же, что мы этим теряли? Время? Комфорт? Деньги? Я уж точно не оставался в проигрыше… А всё-таки, с другой стороны, мы не могли оставить на произвол судьбы нашего верного друга, сопровождавшего нас повсюду. Поэтому мы вернулись к нашей верной машине, но всё ещё не знали, как нам поступить далее.

В результате мы нашли выход: на какое-то время оставить её Биллу, чтобы он присмотрел за ней, пока мы будем колесить на машине полиции. Но что же нам делать с угнанной машиной? Наверняка полицейские уже обнаружили пропажу, как и отсутствие автомобиля, а потому начнут искать нас. Для нас это означало лишь то, что от этой улики, свидетельствующей не в нашу пользу, следует избавиться. Здесь фортуна также не оставила нас: пока мы стояли на заправке, туда же подъехал элитный для тех времён автомобиль. С моей чрезмерной воспитанностью и нестерпимой совестью я никогда бы не посмел сделать то, на что отважился Пит.

Когда хозяин вышел из своего автомобиля, мой друг тотчас же подошёл к нему:

– Добрый день. Мы со стажёром издалека отметили вашу машину, так как она идеально подходит нам для спецоперации.

– Вы из полиции? Тогда представьтесь для начала, – ответил его собеседник, всё ещё с трудом веривший в правдивость услышанных слов.

– Прошу прощения сэр, мы секретные агенты и не имеем права разглашать наши имена. Служебная тайна. По этой же причине мы не в полицейской форме, а в гражданской. Всё, чего требует операция под прикрытием, – продолжал сочинять Пит.

– Так при чём здесь я и мой автомобиль? – с недоумением спросил водитель.

– Сэр, ваша машина точно такая же, как и нужная нам для операции. Если вы осмелитесь помочь полиции, наше руководство отблагодарит вас в материальном эквиваленте. Иначе говоря, вы получите неплохое вознаграждение. Так вы согласны помочь властям или нам применить силу?

– А что же, интересно знать, делать мне? Если я правильно понял, вы хотите отобрать у меня автомобиль?

– По этому поводу можете не беспокоиться. Мы дадим вам документ, подтверждающий вашу помощь.

– Ладно, делайте свою работу. Не хочу мешать властям во время исполнения их служебного долга.

Наши вещи, которые мы забрали, когда заезжали к Биллу, мы перенесли в наш новый транспорт. Затем Пит отдал так называемый документ и мы уехали в элитной машине.

О посчастливившейся нам роскоши можно было только мечтать: тонированные стёкла, кожаные сидения и мотор, издававший гораздо меньше шума, чему наши предыдущие машины. Сам же автомобиль был лёгок в управлении и элегантно ехал по дороге, чувствительно воспринимая любой наш каприз, будь то поворот или наше желание ускориться.

Когда мы отъехали на достаточно далёкое расстояние от той самой заправки, Пит наконец нарушил тишину:

– Том, ты видел когда-либо человека, более доверчивого? Ведь он поверил нам на слово, и, боюсь, у него даже не возникли какие-либо подозрения. Интересно, куда делись люди, которые хоть когда-то упираются рогом? В этом и состоит проблема как нашего, так и последующих поколений: их слишком легко обмануть. Они верят всему, что слышат, только потому, что более влиятельный, по их мнению, человек сказал, что это правда. И ни у кого даже не возникает идеи убедиться в правдивости навязанных мыслей. Вот любопытно будет: если врачи завтра скажут, что выстрелить в себя – путь обрести бессмертие, неужели все люди начнут убивать себя? Разве это не безумие – верить тому, что тебе говорят, даже не перепроверяя?

– Неужели тебе не жаль беднягу? Ты же фактически оставил его на произвол полиции!

– Конечно же, мне жаль всех, с кем я поступил плохо. Но сейчас тебе важно понять одно: выживает сильнейший. Я лишь ищу способ удовлетворить своё эго, чтобы остаться на свободе, продолжая своё безумие. Таков я. К тому же, не будь я столь эгоистичен, мы сейчас ехали бы на полицейской машине, а ты получил бы свой первый судебный приговор, когда нас всё же поймали бы.

Любой дальнейший спор с этим человеком, впрочем, как и всегда, был бесполезен. Он умел убеждать людей не меньше, чем упрямо отстаивать свою точку зрения. Я не стал спрашивать ни о наших дальнейших планах, ни о пункте нашего назначения. В моменты проявления эго и безграничной философии, моего друга лучше не трогать, в чём я уже убедился однажды.

Порядка трёх-четырёх часов мы ехали по дороге, преодолев примерно две с половиной сотни миль, чтобы вернуться в штат Невада и попасть в город, где люди проигрывают целые состояния. За окном уже наступила ночь, когда мы приехали в город казино – Лас-Вегас.

Кажется, я уже неоднократно упоминал ранее о моей любви к вечерним городам. Город покера и рулетки не стал исключение. Не знаю почему, но есть что-то манящее в темноте ночи и вечерних огнях, есть нечто неповторимое в звёздном небе, хоть я и являюсь в некоторой мере астрофобом.

Трудно представить этот мегаполис с огромной прибылью от туристов и азартных игроков в далёких семидесятых, когда о небоскрёбах, да и о казино в общем-то, не могло быть и речи. Но всё же к тому времени существовали места, где спокойно можно было проиграть все свои деньги и сбережения, без шанса когда-либо увидеть их вновь.

Стоило мне увидеть первое казино на горизонте, как я тут же неосознанно воскликнул:

– Я вижу казино! Скорее, поехали туда!

– Придержи свои амбиции. Я здесь не особо желанный гость.

– Это почему же ещё?

– Просто эти игроки толком не умеют играть в покер и скрывать своих эмоций, чем я всегда умело пользуюсь. После того, как несколько заведений подряд потеряли в сумме более двухсот тысяч долларов, меня перестали любить все казино города.

– За такое богатство можно купить целое состояние, обеспечив себе почти что безбедную старость.

– Конечно, я знаю, что ты с трудом поймёшь то, что я сейчас скажу, но деньги, да и любые материальные ценности в целом, – ничто по сравнению с богатством души. Я счастлив, находясь в дороге и знакомясь с новыми людьми. Мне не нужно богатство. Ты сам однажды сказал, что у меня нет ничего, но одновременно есть всё.. Для меня деньги – лишь бумажки с нарисованными на них картинками и цифрами. Ведь чтобы затеять что-то великое нужна фантазия, а не толстый кошелёк.

– Так где же ты дел свой выигрыш?

– Часть ушла на покрытие долгов. Несколько тысяч я потратил на себя и самосовершенствование. Часть денег я отдал людям, которых знаю, в том числе и моему отчиму, хоть он и был им лишь короткое время. Оставшиеся деньги я отдал на благотворительность людям, вроде Стива из Денвера или детям в Африке.

Никогда бы не подумал, что человек, которого за полсотни дней я старался понять, и который ещё несколько часов назад повёл себя столь эгоистично, способен на большое добро. Так кто же он? Оптимист? Человек с добрым сердцем? Безумец? Нет, он так и оставался всё тем же человеком-загадкой.

Но всё-таки мы пожаловали в одно казино, хоть оно и не имело официальной лицензии. Иначе говоря, мой товарищ привёл меня в подпольное заведение с сомнительной репутацией. Это были несколько комнат, полностью погруженные в дым дорогих сигар, смешанный с дымом от дешёвых сигарет. По одному только запаху легко было определить, кем являлись постоянные гости. Достаточно было лишь однажды заглянуть внутрь, чтобы догадка о контингенте подтвердилась. Все занимались чем угодно и как угодно: кто-то играл в «Однорукого бандита», одновременно принимая наркотики, кто-то был занят покером, не открываясь от алкоголя, а кто-то курил одну за другой сигарету, когда ставка не совпадала с числом рулетки.

Правила покера, пусть и поверхностно, я всё же знал. А вот мой спутник, судя по его рассказу, в азартных играх был просто профи. Не осмелившись рисковать, он выдал мне несколько долларов, чтобы на несколько минут я был занят игровым автоматом. Я уверен: он знал, что у меня нет шансов на победу, и что эти деньги составят прибыль владельцев. Когда мой «бюджет» закончился, я стал наблюдать за тем, что делал Пит, а именно – играл в покер.

Первые несколько партий ему не везло: с каждой раздачей он терял всё больше и больше денег. В какой-то момент я подумал, что рассказ о его успехе и доброте – лишь вымысел, его фантазия, которой нет места в реальности. Но я ошибся.

Спустя десять или более минут он выиграл, покрыв тем самым свои предыдущие проигрыши. Затем он побеждал ещё и ещё, а ставки тем временем стремительно вырастали. Все, кто был на тот момент в заведении, собрались вокруг одного-единственного покерного стола, чтобы посмотреть на безумца, которому непрестанно везёт. Не только игроки, но и зрители поймали этот импульс, эту волну азарта. Все одновременно и радовались каждой новой победе моего друга, и хотели, чтобы его соперники наконец-то отыгрались. Все болели за Пита, но в то же время каждый хотел увидеть его падение с вершины.

Когда его выигрыш составил примерно полмиллиона, у нас обоих совпало желание остановиться и уйти. Но заряженная зрелищем толпа не хотела останавливать представление. Все хотели продолжения. Пит уже решительно хотел выйти, однако зрители внезапно умолкли и игрок, едва ли сдерживающий свою злость и ненависть, сквозь зубы сказал:

– Если ты не трус то осмелишься играть на всё. Я ставлю на кон два миллиона и свою машину.

– Тогда я тоже ставлю всё – элитный автомобиль, стоящий снаружи и те деньги, которые я только что выиграл, – ответил мой товарищ.

Он обезумел? Неужели азарт взял верх и он утратил силы остановиться? Да и осознавал ли он тот факт, что проиграв сейчас, мы лишали себя транспорта?

При ставке на всё нет смысла скрывать свои карты. У нашего соперника была пара тузов. У Пита – пара двоек. Вот крупье раздаёт карты по одной и у нашего противника уже сильная комбинация, превосходящая нашу пару. Затем выпала двойка, но она ничего не меняет, ведь наши три двойки не ровня трём тузам. А затем выпала шестёрка и валет. Казалось, у нас нет шансов.

Но потом выпала ещё одна двойка. Каре – комбинация из четырёх карт одного ранга превосходит фулл хаус, получившийся у безумца, игравшего против нас. Мы выиграли и теперь у нас были два автомобиля и два с половиной миллиона долларов. Толпа восторженно заревела, мы были в восторге, и лишь наш соперник был в отчаянии. Возможно, сегодня он проиграл всё своё состояние двум бродягам, двум парням, которым нет и двадцати лет.

По той причине, что первый автомобиль был добыт не самым честным путём и потому нашим называться не может, мы решили нанять кого-то, кто мог бы вернуть его владельцу. С нашей суммой мы могли себе это позволить. Тот автомобиль, который мы выиграли, не шёл ни в какое сравнение со всеми предыдущими. Элегантный салон, лёгкость в управлении, новые технологии – и это далеко не весь перечень явных преимуществ, которыми обладало наше относительно новое транспортное средство. Описывать это чудо машиностроения можно довольно долго, но далее нас ожидали более интересные случаи.

Если мои воспоминания верны, то как таковой город являлся оазисом среди пустыни, а потому о какой-то особой роскоши или дорогих отелях, двери которых внезапно для нас открылись, не могло быть и речи. Вновь наша компания была вынуждена провести ночь пусть и в комфортабельном, но всё же автомобиле.

Той ночью, пока я напрасно пытался уснуть, мой разум стремился понять, что здесь происходит. Вегас, казино, победа, два с половиной миллиона… Полиция Лос-Анджелеса наверняка уже ищет нас. С завтрашнего дня останется ровно неделя до конца этой жизни в дороге. А что будет потом? Я вернусь к привычной жизни и вновь окажусь в окружении жертв обыденности? Увидимся ли мы когда-либо вновь? Лучше пока не думать об этом. Но почему я не хочу затрагивать эту тему? Уж не потому ли, что у меня возникла привязанность к этому безумцу? На самом деле, это довольно любопытный вопрос, потому что он непосредственно касается причины, по которой я находился здесь, и которую я всё это время пытался найти. Почему я позволил какому-то незнакомцу перечить моим, пожалуй, больше разбиравшимся в жизни, родителям, позволил ему увезти меня в неизвестную даль? Да и как я мог доверять ему? Несомненно, всё это время он проявлял заботу и хорошее отношение ко мне, но не было ли это лишь страхом перед моими родителями, которым он пообещал беречь меня? Полностью доверять безумному человеку, вроде Пита, нельзя, и с этой мыслью мне пришлось смириться, потому что именно так коварно и неправильно был устроен мой юношеский разум. Может, я так уважаю этого парня и считаю его другом потому, что его мир отличается от моего? Ведь это многое бы объяснило: к моему возрасту у меня уже сложились определённые представления о мире, картина, цветовая гамма которой, незадолго до нашей встречи, состояла из всех оттенков черного, и вдруг появляется человек, взгляды которого разрушают конструкцию, так бережно выстроенную мной в течение почти пятнадцати лет. То есть, я был в салоне автомобиля в Вегасе, да ещё и с миллионом и четвертью долларов, которыми я надеялся, Пит со мной поделится, только потому, что не сопротивлялся тому новому, что пришло в мою жизнь? Кто знает, возможно, моя проблема в том, что я ищу причины, ищу ответы на вопросы, искать которые не стоило бы. Да и не слишком ли много вопросов, как для простой летней ночи? Процесс поиска и мышления меня утомил, а потому, сам того не замечая, я провалился в безупречный мир своих фантазий или, иначе говоря, сновидений.

Не знаю, чувствовал ли Пит то же, что и я, или же он попросту читал мои мысли, но последнюю неделю мы провели на славу: побывали в ранее неизвестных мне городах, пережили несколько приключений, пусть и не столь увлекательных, как раньше, и, что самое главное, зарядились позитивной энергией. Да, за эти два месяца, сам того не осознавая, я привык как к необычайно яркой жизни в дороге, так и к безумцу Питу Рейду, всё это время сопровождавшему меня. Моё отношение к нему нельзя было ограничить каким бы то ни было чувством, ведь чего здесь только не было: и дружеская любовь, и уважение, и благодарность, и восхищение, и сочувствие.

До того момента, как неподалёку от моего дома в Аризоне Пит выключил мотор автомобиля, я и подумать не мог, что моя привычка быть в дороге превратится в зависимость и жажду большего. Когда пришло время прощаться, Пит повернулся ко мне и сказал:

– Вот и всё, шестьдесят один день позади. Знаешь, думаю, как и ты, я никогда никому не рассказывал о своих страхах и чувствах и никогда ещё не был ни с кем столь откровенен. Это хороший шанс превратить свою жизнь в открытую книгу, а потому вручаю её тебе. За эти два месяца у меня было много шансов и случаев, чтобы убедиться и понять, что я не ошибся. Надеюсь, ты поймёшь, если уже не понял, в чём суть всего этого путешествия. Думаю, мы ещё встретимся, а что касается денег… Лучше отдать их тебе, чем твоим родителям по той причине, что ты пока что не зависишь от этих цветных бумажек, а вот взрослые люди… Для них богатство подобно солёной воде: чем больше пьёшь, тем больше не можешь напиться. Мне кажется, с деньгами ты будешь спокойнее своего окружения. Больше мне добавить нечего, Том. Я постарался научить тебя всему, что знаю, и хотелось бы верить, что ты понял способ, каким я это сделал. Я изложил всё на своём языке. Дальше ты сам. У тебя хорошие способности к анализу, а потому проблем с этой «философией» у тебя возникнуть не должно. До встречи, Том. И последнее: никогда больше не смей так безответственно относится к своей жизни, впадать в депрессию и думать о смерти. Не грусти, ещё увидимся.

Время было позднее, на улице уже стемнело. Фары в последний раз сверкнули яркой вспышкой на горизонте, и автомобиль скрылся из поля зрения. Пит уехал. Стоя у своего дома, я надеялся, что сейчас он вернётся. Во всяком случае, мне так хотелось. Действительно, на горизонте начал мерцать огонёк, подобно свету автомобильных фар, который увеличивался, стремительно приближаясь ко мне. Моему разочарованию не было предела, когда оказалось, что это всего лишь сосед-фермер, который допоздна задержался на работе. Лишь стоя здесь и понимая, что, возможно, больше никогда не увижу своего единственного за множество лет друга, я вспомнил, что забыл попрощаться. Пожалуй, в тот момент, ни о чём на свете я так не жалел, как о двух вещах: о том, что забыл попрощаться и о том, что не ценил каждый миг, проведённый рядом с ним. Когда огонёк надежды в моём сердце окончательно погас, я тихо вошёл в дом, чтобы случайно не разбудить уже спавших к тому времени родителей. Мои же попытки уснуть оказались напрасными.

В темноте ночи, когда я принял горизонтальное положение в своей кровати, мне начало казаться, что рядом со мной в этой комнате есть ещё кто-то, а сам же я нахожусь где-то в Мексике. Перед глазами начали возникать картины первого дня этого путешествия, когда в горячем мексиканском городе Эрмосильо я начал постигать сущность своего товарища. Мне вспомнились ещё многие события: райская неделя в Акапулько, полное безумие, происходившее рядом с нами в Майами, мой юбилей в Вашингтоне, вынужденный больничный в Балтиморе, восхождение на гору где-то в Канаде, переживания в Денвере, тюрьма Лос-Анджелеса, в которую мы благополучно попали после невероятного прыжка с парашютом, казино Лас-Вегаса и, конечно же, тяжелое расставание после прощания.

Часто так бывает, что всю ценность чего-либо постигаешь лишь после потери. Нельзя сказать, что после грани между жизнью и смертью, на которой я уже был дважды, я научился ценить настоящий момент и полностью перестал думать о прошлом и будущем. Однако моему, ранее поглощённому обыденностью разуму, открылись многие прекрасные вещи, которые раньше не привлекали никакого внимания. Я чувствовал себя подобно ребёнку, который исследует этот мир и полностью увлечён своей жизнью, позволяя себе роскошь не думать о проблемах современности, отрицать которые было бы глупо. Наконец-то та истина, которую, как мне показалось, Пит оставил, полагаясь на мои аналитические способности, открылась и мне.

Это было словно просветление, которое время от времени снисходит на каждого из нас, и я внезапно осознал смысл пребывания в дороге, да и всех путешествий вообще. Я понял, что жизнь – это дорога. Здесь также бывают препятствия, но точно также бывает и их отсутствие, она бывает такой же лёгкой и сложной, ясной и тёмной, доступной и таинственной. В жизни, как и на дороге, встречаются различные люди, с которыми тебе либо по пути, либо же нет. В последние несколько недель нашего странствия, мы убедились в справедливости суждения: ехать ты можешь на любой машине, однако приятнее бесшумно ехать и проснуться отдохнувшим, чем смириться с постоянным шумом и пробуждаться от боли. Неважно, насколько развит твой разум, но приятнее хоть немного понимать мир, чем жить в неведении.

Ещё одно сходство жизни с нашим путешествием я обнаружил, когда вспомнил, как мы всё больше ехали в ожидании больших городов и чего-то невероятного. Но это невероятное, как правило, никогда не осуществлялось.

С огромным трудом я вынудил свой разум уснуть. Если так пойдёт и дальше, то мне перестанут сниться какие бы то ни было сны. Следующим утром, когда за моим окном уже пели птицы, но я ещё не открыл глаза, мой мозг вспоминал события предыдущего дня и более прошлого времени, что случалось постоянно. Сейчас я хотел лишь одного: чтобы наше путешествие не оказалось плодом моей фантазии. А когда я всё же осмелился открыть глаза, то обнаружил, что прожигающим взглядом на меня смотрят родители. Это для меня значило лишь одно: либо сейчас будет нравоучение, либо же огромная нежность. Если учитывать тот факт, что как первое, так и второе я терпеть не мог, можно сразу понять, что к этому разговору я отнёсся со всей опаской и неприязнью.

Не то чтобы я не любил своих родных и родителей в частности, просто понятие нежности и любви были для меня отдалёнными изначально. Почему-то у меня возник стереотип или даже пунктик касательно этого. Я не любил, чтобы ко мне как бы то ни было прикасались близкие люди, но в то же время я полностью позволял делать это особам, не столь близким ко мне и, фактически, чужим.

«Приступ нежности», как я иногда называл чрезмерную, на мой взгляд, любовь родителей ко мне, обрушился на меня с полной силой. Единственной вещью, которая хоть как-то обнадёжила мой хороший до того настрой, стал подарок на мой юбилей.

В тот же день мы добрались до реки Колорадо, которая на границе со штатом Юта образует нечто вроде огромного озера. Это действительно был подарок на славу. Красота природы, шум плещущейся о борта лодки воды и многое другое подарили мне ещё одно незабываемое впечатление.

Всегда во всём есть минусы с недостатками, и этот раз тому явное подтверждение – москиты, которые в тени не давали нам покоя с приближением вечера, стали недостатком. А вот минусом и глупой, на мой взгляд, со стороны родителей ошибкой было пригласить с собой друзей семьи, так как на самом деле они были друзьями моих родителей, но уж точно не моими. Я слегка недолюбливал семью «друзей», причиной чему была моя замкнутость и зависть. Всё это время мне казалось, что детей Сильверов, как и всю их семью, отец и мать любят даже больше, чем меня. Для этого мне было достаточно видеть, насколько тщательно, почти не жалея денег, Бальдбриджи-старшие выбирали подарки детям Сильверов. Эта поездка едва ли не вернула мою депрессию назад, почти прировняв наши достижения за два месяца к нулю.