На грани

VI

Спустя несколько месяцев, меня выпустили на свободу. Официально, как и в действительности, я был здоров. И хотя мои некогда друзья так и не были пойманы, а их судьбы сложились наилучшим образом, ещё в тёмном изоляторе я поклялся, что не оставлю поступки этих подлых людей безнаказанными. На это у меня ушло немало времени, но в конце концов я упёк доктора и его соучастников за решётку. Само государство проводило ревизию в лечебнице ничем не примечательного, на первый взгляд, города и обязалось сделать условия ещё лучше. Выходит, маленький человек при большом желании, может многое?

От беглецов совсем не было вестей, поэтому я не знал, где они были, каковы их дела. И так длилось несколько лет. Чтобы не терять напрасно времени, мне пришлось услышать зов сердца и начать работать уборщиком. Моя карьера началась в одной из местных забегаловок. По ночам здесь нередко устраивали кровавое веселье: разбитые носы, выбитые зубы, если они у кого-то были, красны пятна на полу и мебели. Да, работы после драк хватало. И хотя платили не так много, как владельцу компании по созданию архитектурных проектов, этого сполна хватало на проживание. Это, скажем, было своего рода хобби, ведь задолго до того я уже обеспечил семью финансами.

Странно, но бары ночью – единственные места, где их гости были собой. Попроси их в обычной жизни спеть или спародировать кого-то – они ни за что не согласятся. Лишь в состоянии алкогольного опьянения люди обретают свободу. Я никогда не соглашусь пропагандировать подобный образ жизни, но это заставило меня задуматься. Что же тогда мешает им жить так вне подобных заведений? Дневные смены, как правило, были скучны, а вот ночь определённо вызывала у меня чрезвычайный интерес. Это возможность наблюдать за истинной жизнью, это возможность стать частью чего-то важного. Может, я преувеличиваю. А, может, люди попросту не замечают того, на что обращаю внимание я.

Продолжилась моя карьера на улице, после того, как меня уволили с прежнего мета работы. Никто не смеет оскорблять тех, кому нужна помощь. Иными словами, меня выгнали за драку. Так вот, будь за окном адская жара, влажность или жуткий мороз, но утром я должен был находиться на рабочем месте, которое менялось едва не каждый день. Не много почёта у работников вроде меня, да я в нём и не нуждался, ведь моё отношение к этому было иным. Не нужно много ума, чтобы вставать вместе с солнцем, наслаждаться жизнью и делать этот мир лучше. И будь ты простой продавец, офисный клерк или важный босс – важно лишь желание. При желании можно найти массу возможностей.

У многих посетителей моего дома вызывал умиление тот факт, что я смотрю мультики вместе с детьми и читаю им сказки на ночь. Так уж сложилось, что и на это у меня был не такой взгляд, как у окружающих. В это жестокое и нелёгкое время для нас и уж точно для наших детей, это единственное, что может заставить поколение преследователей материального обогащения поверить в чудо. Во всём, если постараться, можно увидеть пользу: я старался обогащаться духовно, а люди видели во мне любящего отца.

Временами, когда наступала осень или весна, я промокал до ниточки. Но теперь моё положение было значительно лучше, чем когда-то: дома меня ожидал в такие дни горячий чай и любящая жена. Видимо, не так уж трудно достигнуть счастья. Семья, любовь, реализация себя, обеспеченность – что ещё мне было нужно? Ответ, думаю, вы и без меня знаете.

В один из очередных жарких июльских дней, несколько лет спустя после моего освобождения из больницы, мне исполнилось тридцать пять. Собрались все мои родственники, друзья и коллеги. Да уж, Холли постаралась во имя этого сюрприза на славу. Чего только мне не пришлось получать в подарок, начиная одеждой и заканчивая чем-то действительно значимым. Следующим утром я был совершенно свободен, поэтому праздник продлился до рассвета, пока кто-то не уснул от опьянения или усталости. В самом конце какая-то высшая сила, иначе это и не назовёшь, вынудила меня проверить почту. Как всегда, не напрасно.

Там вновь лежало, как и когда-то давно, оставленное письмо от Пита. Многих деталей я уже и не вспомню, но в целом он надеялся, что это письмо я получу вовремя. После побега его реабилитировали несколько китайских целителей, с которыми Дикки и несколько его друзей встретились по пути на свободу. Затем все они составили большую дружную компанию, проживающую где-то в горах. Длинными вечерами каждый рассказывал истории из своего прошлого. Не трудно догадаться, чьи именно рассказы преобладали. Также он поздравлял меня с юбилеем, желал счастья побольше и приказал не унывать. В конце старина Пит лишь добавил, что собирается приобщиться к намерениям своих азиатских друзей отправиться в паломничество.

Я был рад, что у него всё сложилось наилучшим образом. Надеюсь, он был счастлив. Мне было нелегко противостоять настойчивости гостей, и на мой бедный организм выпала немалая часть алкоголя, поэтому днём, после того, как я провалился в сон и снова проснулся, моя голова давала знать о себе, посылая сигналы в виде жуткой боли. И никакое обезболивающее не могло мне помочь. Вновь проявление того, что за всё следует платить.

VII

Это было обычное дождливое октябрьское утро. Тридцатипятилетний работник по имени Том что было сил убирал одну из улиц, на которую его отправили в тот день. Как всегда, я размышлял о том, какую книгу начну читать сегодня и какой подарок подарить на День рождения сыну. Параллельно я пытался слушать болтовню никогда не умолкавшего напарника. Но в один прекрасный момент раздался звонок на мой телефон. Холли просила как можно скорее вернуться домой. Я знал: что-то случилось, иначе и быть не могло. Много раз убедившись, что напарник справится один, и что босс одобряет моё освобождение на сегодня, я помчался домой.

– Что случилось? – взволнованно спросил я.

– Тебе письмо пришло. Ты же знаешь, некоторые послания вызывают у меня особое подозрение или интерес, поэтому изредка я читаю их. Но на этот раз ты будешь благодарен мне за это.

Это было письмо от Дикки. Спустя три дня после начала пути Пита и нескольких друзей, его застало врасплох, как и меня, пока я читал это письмо, известие о смерти моего друга. Дикки пришлось немало потрудиться, чтобы связаться со мной, поэтому наиболее надёжным оказался способ с письмом. И раз уж я читал это письмо, то старания оказались не напрасны. Но я физически не мог оказаться сейчас там, не зная, где именно. Спасибо Дикки, что он позаботился об этом, поэтому настоял на транспортировке тела ко мне в город, отправив человека, которому доверял, в качестве сопровождения.

После вскрытия, присутствовать на котором никому из нас не хватило сил, коронер указал причину смерти – передозировка наркотиков. И хоть все мы, всё его окружение знали, что он никогда не стал бы убивать себя в такой способ, да и вообще травить свой организм, для капитана полиции это не стало убедительным аргументом. Всем было глубоко наплевать на то, как он жил, и кем он был, сколько привнёс добра в этот мир и сколько изменил жизней. Для них он стал очередным мертвецом, а для людей – человеком, словно не существовавшим. И только я, моя семья и некоторые из его друзей знали настоящего Пта Рейда. Между тем, он мог бы ещё очень долго жить, так как ему было всего лишь сорок. Его жизнь только начиналась…

Не знаю почему, но в тот день планету покинул ещё один хороший человек. Поскольку теперь его тело не могло быть использовано ни одним медицинским учреждением, как он сам того хотел, ничего другого нам не оставалось, как кремировать его. Могила Пита, его прах в урне находится под огромным старым деревом возле озера, где мы впервые встретились. Надеюсь, что она простоит там ещё долгое время.

Но не только это осталось от него. Незадолго до смерти он говорил, что после паломничества собирается в очень долгое путешествие, во время которого не планирует останавливаться, а лишь объезжать весь мир. Что ж, я решил выполнить его последнюю волю сам.

– Ты не можешь вот так взять и брось семью, – сказала моя жена, когда я сообщил ей о плане.

– Это правда, но я и не собираюсь её бросать. Думаю, что будь Пит здесь, он хотел бы этого.

– А как же дети? Каково по-твоему расти без отца?

– Они ещё слишком малы. Уверен, никто даже не заметит моего отсутствия. В конце концов, в подобных делах ты смыслишь намного больше меня.

– И… куда ты отправишься сначала?

– В горы. Хочу увидеть Дикки с его компанией и догнать сопровождающих Пита.

– А потом?

– А затем отправлюсь вокруг света.

– Не иначе, как ты с ума сошёл. Отправиться за тысячи миль сквозь неизвестность только из-за того, что это был план твоего друга?

– Я слишком долго лгал всем вокруг, себе в том числе. Он был для меня намного больше чем просто друг. Прости, но тебе никогда этого не понять. И, прошу, не нужно скандалов. Я не думаю, что это сейчас уместно.

Первым же рейсом я отправился в Китай. Там, не без помощи знающих английский людей, я нашёл транспорт, чтобы добраться до Тибета. За окном было чуть больше тридцати пяти градусов по Фаренгейту. Иными словами, здесь наступали ноябрьские холода. Своего спутника я попросил помочь мне найти место, из которого Дикки отправил письмо. А дальше мне пришлось выкручиваться в одиночку. Я ни слова не понимал на китайском, и уж тем более на тибетском, которым владела внущающих размеров часть людей. Как объясняться – никто не знал. И хотя девушки и парни внешне выражали чрезвычайную приветливость, мысленно я был готов послать всех их к чёрту. И как, спрашивается, найти здесь нужных людей?

– Это бесполезно, они не понимают иностранных языков, – сказал сидящий за одним из гостевых столов старый человек.

– Как же мне тогда отыскать товарищей? – с досадой спросил я и сел напротив него.

– Лучше спроси у Вэйжа. Он всё знает.

– Как мне попасть к нему?

– Если не пожалеешь денег, я помогу тебе.

– Что угодно, только бы поскорее добраться.

Мы шли долго, около часа. В конце пути я сунул старику десятидолларовою купюру, и хотя это явно не то, чего он ожидал, каждый из нас остался доволен.

– Что дальше? – спросил я.

– Зайди в хижину, и сам поймёшь, – ответил старик и скрылся.

Это строение действительно больше походило на лачугу, нежели на какой-либо дом. Внутри стоял странный запах. Что-то подобное я уже чувствовал в магазинах, когда кто-то зажигал ароматические свечи. Сам же Вэйж, это точно был он, сидел с закрытыми глазами и, по всей видимости, предался медитации. Когда-то и я пробовал расслабляться подобным образом, но преимущественно засыпал. Поэтому сейчас было трудно сказать наверняка, спит ли он или просто слишком сосредоточен. Пока я находился в неизвестности, то решил осмотреться здесь, но Вэйж внезапно нарушил молчание, чем не на шутку напугал меня:

– Я вижу, ты спешил сюда с дальних краёв. Присядь, отдохни, путник.

– Вы знаете, кто я? – удивлённо вырвалось у меня.

– Разве старик Фанг не сказал тебе, что я знаю всё?

– Да, но откуда?

– Я вижу, что ты здесь не из-за этого вопроса. Так что тебя привело ко мне?

– Я ищу друзей. Они прибыли несколько лет назад, и я уже давно их не видел.

– Твоя душа полна благих намерений. Но не забывай, кем являешься именно ты. Иди на юг, и пускай ветер укажет тебе дорогу.

Я удалился, лишь догадываясь, о чём говорит этот человек. Видимо, придётся идти на юг. Лишь от других людей я потом узнал, что Вэйж слепой на оба глаза, но видит намного больше всех остальных. Ветер и правда нёс меня на юг, чтобы я, чего доброго, не заблудился. Порой встречные прохожие с улыбкой встречали меня и показывали в сторону видневшейся далеко на горизонте деревушки, словно мы давно были знакомы, а остальные пытались делать вид, будто попросту не замечают меня.

Место, в которое я пришёл, называлось Ланьнгацзхоинкан. Сама же деревня оказалась дальше – около половины мили на юг. Это были животные, свободно разгуливающие по улицам, люди, спрятавшиеся в своих домах, которые существовали, наверное, ещё со средних веков, и полнейшее отсутствие цивилизации. Да уж, далеко не то, что я представлял себе об этих краях.

После долгого пути мне хотелось пить и, решив вновь послушаться старого мудреца, вошёл в дом по направлению ветра. Глупая, конечно, затея, но что оставалось делать? Я надеялся, что встречу здесь Дикки и его друзей. Вместо этого в доме оказалась приятная девушка азиатской внешности, которой удалось понять мои жесты, и которая не отказала мне в простейшей потребности каждого человека без исключения. В неловкий момент вошёл молодой парень, видимо, её муж, который тут же начал кричать на меня, а затем на неё, и вскоре добрался до важной части любой ссоры – нападения и драки. Выбирая между бить или бежать, я принял решение бежать, но ревнивого человека даже это не остановит. Из своих домов начали выходить местные жители, пока вокруг меня не собралась толпа мало что понимающих, но в то же время злившихся людей.

Пока в мой адрес по-прежнему доносились упрёки и крики, что было понятно по интонации, чья-то рука схватила меня за воротник и протащила сквозь стену людей, к которой я стоял спиной. Едва перебирая с такой скоростью ногами и недоумевая о том, что происходит, я повиновался чьей-то силе. Когда мы уже достаточно отошли от всех, я взглянул на того, кто меня спас. Это был человек европейской внешности, давно уже не следивший за собой – он ходил почти что в лохмотьях и носил длинную, по моим меркам, бороду. «Волшебник, ты ли это?» – подумал я, но тут же опомнился – это же не страна чудес, а лишь Тибет. Здесь это нормально.

– Что ты здесь забыл? – спросил он наконец меня.

– Я ищу друзей. Хотелось бы побольше узнать о последних днях погибшего друга.

– Иди за мной.

Мы прошли ещё где-то с четверть мили, пока он не завёл меня в какой-то старинный дом. Из другой комнаты доносился разговор нескольких мужчин на тибетском языке, а тем временем мой спаситель вошёл сказать им, что привёл гостя. На меня выглянули четверо лиц, детально разглядывавших меня с ног до головы.

– Должно быть, это ни кто иной, как сам Том Бальдбридж пожаловал к нам, – сказал один из них, а затем добавил: – если, конечно, моё зрение ещё не так плохо.

Первая мысль, пронёсшаяся в моей голове: кто все эти люди? Особый интерес у меня вызывал не похожий на местных жителей пожилой человек. С трудом среди морщин, обвисшей кожи на лице и впавших жёлтых глаз я смог разглядеть черты того самого Дикки, которого когда-то знал. Он протянул мне свою хрупкую руку, чтобы поздороваться. На ощупь я не почувствовал ничего, кроме костей, не менее уязвимых, как и весь человек, стоявший передо мной. Собеседники послушались его просьбы и покинули дом, чтобы зайти позже.

– Что с тобой случилось? – с огромной жалостью к нему спросил я.

– Пустяки, это ненадолго. Рад тебя видеть. Приятно осознавать, что ты проделал весь этот путь, только чтоб повидаться со мной.

– Почему ты не писал мне, что болен? Я пришёл бы раньше.

– Это бесполезно. Мне не помочь, даже если бы я обратился к лучшему доктору. В конце концов, не все истории имеют счастливый конец. Должно быть, ты здесь из-за своего друга?

– Не только, но, в целом, да.

– Хочешь чаю? Поверь, это лучший из всех, которые ты когда-либо пробовал.

Я хотел ему помочь, но он что было силы в его ослабленных руках оттолкнул меня и заставил сесть. В этой жизни не врут лишь люди при смерти и дети, пока они ещё малы для лжи. Это правда был лучший чай в моей жизни. Пользуясь, наверное, последней возможностью, я попросил Дикки рассказать подробности о побеге.

– Мы прошли по специальной заброшенной шахте под больницей и в полумиле оказались на свободе. Признаться, нам просто крупно повезло. Все силы, которые были в наших относительно молодых ногах, мы потратили на движение к свободе. В кафе на углу тридцать пятой и третьей улиц мы встретили двух китайцев, которые спорили о том, кто лучше преуспел в иглоукалывании. Может, они и не были китайцами – я никогда не разбирался в людях азиатской внешности. А затем я пообещал по сотне долларов каждому, если они смогут привести в нормальный вид этих двух жертв лечения. Потом мы больше двенадцати часов мучились в грузовом самолёте и к концу дня сами стали пахнуть как рыба. В конце пути мы высадились неизвестно где, взяли что-то похожее на машину и ехали, куда глядели глаза, пока не закончился бензин, чтобы попасть в самую глушь. Только неделю спустя нам удалось понять, что находимся где-то в Тибете. Если бы ты был с нами, то тоже выучил местный язык за столько времени. Между тем, мы часто вспоминали о тебе добрым словом. Надеюсь, эти убийцы в халатах никому больше не причинят вреда.

– Уж за это не беспокойся – вряд ли им удастся это из-за решётки. Я дал слово, что упеку их в тюрьму, и я его сдержал. А ещё мой рассказ стал настоящей сенсацией, поэтому специальные службы и даже некоторые представители власти лично проверяли заведение.

Он ничего не ответил, а лишь молча взглянул в окно. Затем я спросил:

– Давно ты в таком состоянии?

– Два или три месяца. Поначалу я думал, что попросту старею – от этого никто не застрахован, но затем местный целитель сказал, что мне недолго осталось. Уж этим лекарям я верб. Знаешь, я всегда относился к смерти с каким-то безразличием. Умер человек, и что с того? Но лишь теперь, когда костлявая с косой наступает мне на пятки, я понял, насколько скучаю по всем этим людям. Мне жутко их не хватает. Могу ли я попросить тебя о кое-чём?

– Да, конечно.

– Где-то там, за океаном, осталась любовь всей моей жизни. Её зовут Бетти. Передай ей вот это, и скажи, что мне очень жаль, – сказал он и снял с шеи свой амулет в виде пули.

– Почему ты не связался с ней? Уверен, она непременно была бы с тобой.

– Не знаю, я слишком боюсь этой встречи. Нет ничего хуже для мужчины, чем казаться слабым в глазах любимой женщины. Во всяком случае, таким это было для меня во время жизни с Бетти Уильямс. Надеюсь, семья была счастлива увидеть тебя вновь.

– Да. Но почему ты не вернулся к семье, если она была у тебя?

– Сначала это был чересчур рискованный поступок, а потом стало слишком поздно. Видимо, такова цена моей свободы. Может, поговорим о чём-то другом?

– Расскажи мне о последних днях Пита, если это не будет тебе трудно.

– Я стар, я болен, и моё тело становится слабее с каждым днём, но память всё ещё живёт. И пока я помню слова, послушай, что я тебе расскажу. Поначалу Пит не проявлял к нам интереса, постоянно держал всех на расстоянии, и временами я думал, не зря ли взял его с собой. Но потом он оказался отличным малым, и мы полюбили его. Не каждый день встретишь подобных людей. Со временем Пит всё больше стремился к свободе и независимости. Он рассказывал о своих прошлых путешествиях, о намерениях, о жизни. Однажды группа местных жителей собиралась к горе Кайлас – здесь это популярный путь паломничества. Недолго думая, он присоединился к ним. Отсюда до горы порядка сорока с лишним миль. Насколько я знаю, наиболее преданные паломники проползают все тридцать две с половиной мили вокруг горы, некоторые просто проходят путь. Но взбираться на гору запрещено. Пит же плевать хотел на все запреты, поэтому он погиб, когда упал с обрыва. Сам понимаешь, если бы кто-то узнал, что он нарушил закон, ничем хорошим это явно не закончилось бы. Проводники принесли его почти мёртвым, за всё время он пришёл в себя лишь однажды.

– Он что-то говорил?

– Попросил облегчить его смерть. Он хотел умереть, смеясь. Мы знали, что долго ему не протянуть, вот поэтому я дал дозу, несовместимую с жизнью. А ещё Пит просил передать тебе, что он ни о чём не сожалеет, даже о ваших ссорах. Последние его слова были: «Всё в порядке. Теперь я свободен, как та стая лебедей».

Я поблагодарил Дикки за всё, но остаться с ним не мог, и он меня понимал. Найти проводников, которых я никогда не видел, взобраться на вершину горы, найти девушку умирающего друга, увидеть мир – внезапно у меня появилась масса задач, решение которых было нелегко найти. Это как читать книгу, не зная букв, или пытаться считать, не зная элементарного. Один среди незнакомой местности.

Он был особенным, теперь даже местные жители знали об этом. Он слишком рано взлетел на невиданную высоту, но обжёгся. Его жизнь стала борьбой между устройством мира и тем, что он считал едино верным. И если бы меня спросили, как бы я описал своего друга, то сказал бы, что ему удалось перевернуть мой мир с ног на голову. А потом жизнь взяла плату за, пожалуй, слишком счастливое бытие Пита. Даже в последние секунды существования своего тела, он был верен своему мировоззрению. И пока я проходил те сорок с лишним миль, на которые отважился, мою душу охватило раскаяние. Мне хотелось попросить прощения, за все наши ссоры. За всё то, что я ему наговорил, и за то, что не был с ним в последние минуты. Но передо мной была лишь дорога в тёмную неизвестность.

Местность вокруг медленно поглощалась мраком. Темнело всё больше и больше. Всё, что у меня осталось – лишь деньги, но какой от них прок теперь, когда я остался один в диких условиях? Раньше мне казалось, что выхода нет – нравится тебе это, или нет, но без этих бумажек долго тебе не протянуть. Дурак, да и только. Если бы я только мог, то жил бы где-то далеко за городом, и пускай мои дети не знали цивилизации, они также не имели бы и проблем. Однако, моя зависимость от людей была слишком велика. Когда же ты тет-а-тет со своей истинной сущностью, мир виден совсем под другим углом.

Подумать только: дети – это не только власть, пока они ещё слишком глупы, но и обречение ещё одной души на муки. Почему рождение детей не является грешным делом, разве обречение кого-либо на страдания не является грехом? В первую секунду, ту самую секунду рождения, каждый из нас подобен Богу, в чьём существовании я всегда сомневался, но к мысли о котором неоднократно возвращался. Со второй секунды начинается влияние внешнего мира. Наши дети должны терять лучшие годы своей жизни ради знаний, которые им не пригодятся, получать работу, которая вызовет депрессию, но принесёт деньги, и размножаться, чтобы было кому продолжать этот цикл. Остановите планету, я сойду.

Тишина – коварная вещь. Несомненно, она помогает услышать свой внутренний голос, но, когда она настигает тебя ночью в открытом пространстве, а ты будто оказываешься в вакууме – это уже повод насторожиться. Нет никаких строений поблизости, нет рюкзака с самыми необходимыми вещами, но нужно было как-то пережить эту ночь. Пока моё сердце продолжало тревожно биться в груди, мне не следовало останавливаться. Посидев немного на холодной земле под звёздным небом, я пошёл дальше. Без фонарика, без компаса или проводника, вглубь Тибета.

Не знаю, сколько сил должно было быть в моём стареющем, как не прискорбно это признавать, теле, чтобы почти без остановок идти порядка десяти часов. Порой, усталость брала своё, и моя скорость снижалась, но, тем не менее, путь был окончен, и когда на горизонте просыпалось солнце, я всё больше погружался в транс. А когда проснулся, то солнце было прямо надо мной и слепило глаза, которые болели после резкого перехода от длительного мрака к яркому свету. Помимо этого, болела одна половина лица – ей досталось больше всего, ведь это ей я упал на землю и проспал так длительное время. Не обошлось и без пары-тройки камешков, оставивших след на моё теле, особенно на коже. К тому же, я замёрз. А в полумиле виднелась Кайлас.

Здесь также находилось небольшое поселение в трёх с половиной сотнях футов от меня. Я прошёл немало миль за одну ночь, но совсем чуть-чуть не дошёл до более-менее приличного ночлега. Но здесь, в отличие от предыдущего населённого пункта на пути, не было ни моих друзей, ни подобных им, поэтому миновать это место, на мой взгляд, было разумным решением. Чем дольше я шёл, тем больше возрастало моё желание взобраться на вершину, которая погубила моего друга. Почему-то теперь она притягивала и манила меня с невероятной силой. Порой, думаю, это ни для кого не секрет, мне приходилось останавливаться в силу физиологических причин, вроде голода или жажды. Теперь я мог себе позволить это.

Вблизи гора казалась ещё выше – четыре с половиной мили, или около того. Вспоминая свой далеко не удачный опыт в Аляске, когда высота горы была примерно такой же, меня охватывал пронизывающий страх. Кто спасёт меня теперь, если что-то внезапно пойдёт не так? Кто избавит меня от паники или позаботится о семье или моём бездыханном теле, если мне суждено встретиться со смертью здесь? Вынужден признать, мыслить позитивно и сохранять ум трезвым не так уж легко, особенно когда тебе в затылок дышит опасность. А ещё мне нужно было отыскать тех самых проводников.

Стоял полдень, я надеялся на более или менее тёплый день, но температура всё снижалась, а ветер заставлял меня дрожать. Внезапно недалеко появились несколько людей, чьи фигуры ещё несколько минут назад отсутствовали на моём горизонте. Я начал что-то кричать им, всё больше глотая чистый воздух, но они не слышали меня. Тогда мне пришлось ускориться – я должен был догнать их, или хотя бы попытаться. Надежда – одна из тех, кому суждено умирать последней.