скачать книгу бесплатно
На шум от происходящего в комнату заглянул охранник. Но он ничего не сказал, только быстро оценил масштаб разрушений и закрыл дверь. И всё, после этого никто к ней не заходил.
И когда в середине ночи Дара почувствовала, что мерзнет, так как из разбитого окна веяло ночной свежестью, она стала сомневаться в правильности своих действий. А на следующий день, когда к ней так никто и не пришел, она пожалела, что разбила телевизор. Ведь в доме отца она не могла его смотреть. Это было запрещено – телевизор смотрели только мужчины. Сейчас же она сама лишила себя такого блага и теперь сидела в полном бардаке на кровати, кутаясь в покрывало и сходя с ума от происходящего. Конечно, телевизор бы сейчас скрасил ее существование, но она его разбила.
***
Переговоры с цыганами были долгими и практически бесполезными. Гер, уставший от всего этого, полулежал в машине и курил, смотря на колечки дыма.
Ковало понимал его состояние и не мешал ему. Затем он вспомнил о телефоне, у которого выключил звук. Взяв его, он увидел несколько пропущенных вызовов.
Полуприкрыв глаза, Гер слушал то, что говорит Ковало в телефон. Он в целом уже понял, что с этой девчонкой у них проблемы.
– Говори, – видя, что Ковало убрал телефон в карман, сказал Гер.
– Буянит… Не ест, погром в комнате устроила, – сухо и кратко пересказал Ковало события, происходящие в особняке Полонского.
– Езжай туда и разберись. И помни – она мне нужна… Пока нужна.
***
Этот день тянулся бесконечно долго. Дара сходила с ума, ощущая, как время издевается над ней. Казалось, минуты растягиваются в вечность. Она так и сидела на кровати в эпицентре разрухи, теперь уже не зная, чем себя знать. Этой ночью она даже немного поспала, но с первыми лучами солнца проснулась и теперь просто ждала, что будет с ней дальше. И вот, наконец, дверь открылась. В нее вошел тот, кого звали Ковало.
Дара сгруппировалась и придала лицу безразличное выражение, хотя при виде этого налысо бритого мужчины с внешностью средневекового палача у нее всё холодело внутри. Вместе с Ковало в комнату вошли несколько его людей. Подойдя к девушке, они схватили ее и, стянув с кровати, подвели к стулу, на который и посадили, при этом продолжая держать ее. Только теперь Дара увидела в руках у Ковало миску. Судя по запаху, там была каша. Он подошел к ней, а дальше произошло то, чего она никак не ожидала. Один из охранников оттянул ей волосы назад, а Ковало, схватив за подбородок, заставил ее открыть рот. Воспользовавшись этим, он впихнул ей ложку с кашей в рот.
– Жри, – грубо сказал он, и следующая ложка с кашей опять оказалась у нее во рту.
Ничего другого сейчас Даре не оставалось, как давиться кашей и глотать ее. Мало того, что ее кормили ненавистной овсянкой, так еще и так позорно пихая ложки этой каши в нее. Ковало даже не ждал, когда она прожует. Он просто методично запихивал ей в рот кашу, а она давилась и ела, стараясь сдержать набегающие на глаза слезы обиды и унижения. Часть каши падала на блузку, а часть стекала по подбородку, от этого становилось еще противнее.
Когда миска опустела, Ковало, довольно посмотрев на нее, похлопал ее по щеке и, переведя взгляд на стоящего позади него охранника, кивнул тому. Охранник легко и не церемонясь потащил девушку к кровати и бросил на нее. Дара и опомниться не успела, как ее руки были подняты кверху и скованы наручниками, цепь которых проходила через кованный вензель изголовья кровати. Теперь она не могла вообще что-либо сделать, только лежать с поднятыми кверху руками и прожигать всех ненавидящим взглядом.
– Захочешь писать – позовешь, – сказал Ковало и двинулся к выходу из комнаты. – Да, писать ты теперь будешь тоже только в присутствии моих людей, чтобы ничего больше не разбила.
На этих словах он вышел из ее комнаты, а за ним все остальные его люди.
Вот теперь Дара осознала всю глупость своего поступка. Ничего, кроме унижения, она не добилась, да и лежать прикованной к кровати было намного хуже, чем просто ходить свободной по комнате. Она с ужасом подумала, что теперь ее постоянно будут так кормить. Причем вместо вкусной еды, которую она даже не тронула, ее будут кормить кашей, которую она ненавидела. Потом, вспомнив последние слова Ковало о посещении ею туалета, она покраснела и постаралась сдержать выступившие на глазах слезы. Такого позора она не переживет – ходить в туалет в присутствии мужчин. Что теперь делать – она и не знала. Повернув голову набок, Дара попыталась стереть с лица остатки каши рукавом блузки, так хоть стало легче. Засыхающая каша на лице в этой ситуации была совершенно лишняя.
Через полчаса дверь в комнату открылась, и вошла та же женщина, что приносила ей еду в первый раз. Только теперь в руках у нее были веник, совок и мешки для мусора.
Видя, как убирается в ее комнате эта женщина, Даре стало безумно стыдно за свои действия. Она всегда сама убиралась, это нормально для цыганки – следить за чистотой и порядком. А здесь за нее убирают то, что сделала она. При этом в комнате присутствовал еще и охранник. Видно, Ковало не хотел, чтобы Дара заговорила с домработницей.
Дальше Дара только лежала и наблюдала, как постепенно комната приобретает прежний вид. Причем, несмотря на вечер, окно в ее комнате заменили на новое, даже привезли новое трюмо взамен разбитого, а потом и новое зеркало в ванную комнату.
Поздно вечером все последствия разгрома были устранены.
Опять в комнату зашел Ковало и, походив по ней, заглянул в ванную. Он довольно улыбнулся, хотя улыбка на его лице была жуткая. В комнату зашла домработница, принесла миску и отдала ему. Дара догадалась, что в миске опять каша; настал час ее вечернего кормления. С нее сняли наручники и, опять подтащив к стулу, посадили на него.
– Сама жрать будешь или опять насильно в тебя это запихивать?
Дара с ужасом смотрела на стоящего перед ней мужчину.
– Сама, – тихо прошептала она.
– Рот открыла, – Ковало поднес к ее лицу ложку с кашей.
– Можно я сама?.. Пожалуйста, – Дара подняла на него полные слез глаза.
Ковало кивнул держащим Дару охранникам, и те отпустили ее. Он дал ей в руки миску, и Дара, понимая, что это без варианта, стала есть кашу, так и сидя в центре комнаты на стуле, окруженная охраной и стоящим рядом Ковало.
– Я не люблю кашу… Можно я не буду это доедать, – понимая, что еще пару ложек, и ее просто вырвет, тихо произнесла Дара и подняла глаза на Ковало.
– Тебе принесли нормальную еду, но ты решила поиграть… Не стоит этого делать,
Ковало подошел к ней и, больно схватив за подбородок, поднял ее лицо.
– Теперь, я надеюсь, ты уяснила этот урок?
– Да.
– Ты затратила мое время, за это я жестоко наказываю.
– Пожалуйста… Не надо.
– Об этом нужно было раньше думать, – Ковало отпустил ее подбородок. – Иди в ванную.
– Я не пойду… Не смогу… Если они будут со мной… – на глазах Дары опять появились слезы. Но мысль о том, что с ней в туалет пойдут вот эти, была невыносима.
– Обещаешь, что больше такого не повторится?
– Да! – практически выкрикнула она, с надеждой смотря на Ковало.
– Иди. И недолго там – я жду тебя.
Дара метнулась в ванную и закрыла за собой дверь. Жалко, что дверь не запиралась, хотя такие мужчины могли ее легко плечом выбить. Тогда действительно – зачем замки? Понятно, что принимать душ она не стала, а вот умывалась долго, смывая с лица следы каши и слез.
Ковало, сев на стул, терпеливо ждал, когда девушка выйдет. Он и не думал, что ему удастся так быстро ее сломать… Опять же, у него был опыт ломки мужчин, а если и женщин, то явно не таких вот трепетно-нежных. Так что неудивительно, что небольшая грубость – и девушка испугалась. Хотя его порадовало, что не пришлось прибегать к другим методам. Смотря в эти глаза испуганного олененка, он еле сдерживал себя, чтобы не дать слабину. Так что хорошо, что она всё поняла, напугалась и не будет больше дурить. Уж в этом-то он точно был уверен.
Когда Дара вышла из ванной комнаты, ее опять, грубо схватив, бросили на кровать и опять, подняв руки, приковали. Она в ужасе перевела взгляд на Ковало. Тот, подойдя к кровати, набросил на нее одеяло.
– Полежишь так всю ночь – подумаешь о своем поведении.
Она хотела попросить не приковывать ее, но видя его глаза, поняла, что он не переменит своего решения. Все присутствующие в комнате люди вышли, и последний выходивший выключил свет. Хорошо, что летняя ночь была лунная, и было не слишком темно. Дара лежала и смотрела в окно, туда, где была свобода и ее другая жизнь. В этих нерадостных раздумьях она и заснула.
***
Проснувшись, как всегда, с первыми лучами солнца, Дара лежала и ждала, когда придет этот страшный человек и снимет наручники. Ей повезло, что в эту ночь она от пережитого стресса провалилась в сон. Но, проснувшись, она ощутила, насколько это неудобно – лежать со скованными руками. Тело затекло и ныло. Даре хотелось встать, но приходилось просто лежать и ждать. Она прокручивал в голове произошедшие с ней события. Ей было обидно, что она упала с коня. Ведь если бы не упала, можно было попробовать и ускакать от них. Но только шансов удержаться в седле, когда на тебе надето столько юбок, практически нет. А ездить в брюках отец ей запрещал. Он вообще был очень строг к ее одежде – если не национальные юбки, то юбки, но длинные, практически до щиколотки, и никаких других вариантов он не приемлет. Дара смирилась с этим, да и нравились ей юбки, она всю свою жизнь так одевалась. Но, садясь в седло, она хотела бы надевать специальные бриджи – Дара видела такие в журнале. Они очень красиво смотрелись на всадницах и, наверное, в таких удобнее ездить верхом, да и шансов усидеть в седле больше. Только что теперь об этом думать?
Еще она постоянно вспоминала о своем коне. Хотя она и знала, что цыганская лошадь найдет дорогу домой, но всё таки беспокоилась за него и очень надеялась, что он добрался до конюшни целым и невредимым.
Она думала и об отце – как он волновался за нее, узнав, что конь вернулся один. Интересно, он уже знает, что ее похитили? Наверное. Ведь эти люди похитили ее не просто так, а чтобы что-то от него потребовать. Может, денег? Хотя вряд ли – судя по дому, у этих людей предостаточно денег. Тогда зачем? Она, как и любая цыганская женщина, не допускалась до дел мужчин и поэтому не знала, чем занимается ее отец. Хотя, конечно, она иногда и подслушивала мужские разговоры, как любопытный ребенок, но не очень понимала, о чем идет речь.
В таких раздумьях она и провела время, пока в комнату опять не вошли. Сейчас Ковало был один. Он, подойдя к кровати, снял наручники и смотрел, как она трет руки и пытается подняться после такого неудобного лежания всю ночь.
– Надеюсь, ты усвоила урок? – видя, что девушка кивнула, он продолжил: – Снимешь с себя все эти юбки и помоешься хорошенько. Одежду наденешь другую – в шкафу сама подберешь себе, – Ковало кивнул на шкаф в углу комнаты. – И запомни – еще один такой фортель с твоей стороны, и я не буду добрым дядей. Ты поняла?!
Дара вздрогнула от его голоса и закивала.
– Все поняла?!
– Да.
Ковало вышел из ее комнаты, зная, что он свою работу выполнил. С этой девчонкой проблем больше не будет… Нет, будут. Но эти проблемы будет решать уже Гер. Раз он так хочет ее. Хотя, что удивительного – она красива. Только вот он уже свое отгулял, и у него Ирэн. А на всех других он теперь просто смотрит. Хватит ему уже развлечений – в свои сорок пять он нашел ту, с которой хочет быть. А эта цыганка – да, красивая, да и жалко ее… Вот странно – никогда никого не жалел, а тут жалость закралась. Ковало даже себе сам удивился – неужели у него может быть жалость?
Глава 3
Работающий кондиционер создавал в кабинете Полонского комфортную температуру. Герман, развалившись, сидел в кресле, через огромное, во всю стену окно созерцая Москву с высоты птичьего полета. Он слушал отчет секретаря о делах в Калининграде на его нефтеперевалочной базе и отправке танкера с нефтью в Японию, и если что-либо его не устраивало, вносил свои правки. Наконец, секретарь завершил отчет и, получив указания, удалился из кабинета.
– Выпить налить? – видя уставшее лицо Германа, спросил Ковало и, получив утвердительный кивок, прошел к бару в стене.
Он приготовил им два бокала виски со льдом, достав кубики льда из морозилки.
Отпив пару небольших глотков, Гер почувствовал себя значительно лучше.
– Отчет от наших с Калининграда пришел, сухогруз готов для отправки. Африканские братья по разуму ждут пшеницы с начинкой, – Ковало задумчиво крутил бокал с виски.
– Отправляй. Деньги они уже перевели. Всё оружие, что они заказывали, им собрали?
– Всё. Насчет этого не переживай, все-таки африканские царьки у нас постоянные клиенты. Любят они перевороты устраивать.
Гер согласно кивнул на слова Ковало, затем вспомнил, что хотел спросить:
– Как, кстати, цыганка? Вроде там с ней были проблемы, еще перед моим отлетом на Канары.
– Никаких проблем больше нет. Ведет себя тихо. А как отдых на Канарах?
– В целом неплохо. Даже Лера особо не надоедала своими разговорами. Прям медовый месяц провели.
– Вы там были два дня. Или для тебя с ней два дня как месяц идут?
Гер улыбнулся, понимая, что Ковало прав. Месяц с Лерой он бы не выдержал, а вот два дня ничего так прошли. Затем Гер помрачнел и спросил:
– Что наш цыганский барон? Убрал своих людей с вокзала или всё упирается?
– Упирается… Но обещает решить.
– Меня достали его цыганские разводы. Готовь людей, вечером проведешь там зачистку. Тем, кого отловишь, – накостыляй хорошо, но без жертв. Пусть это будет нашим первым предупреждением.
– Хорошо. Сделаем. Может, кого пристрелить для острастки?
– Рано еще. Да и войны с ним я не хочу… Хлопотно всё это. Странно, что он даже ради дочки не идет на уступки.
– Говорит, не может он. Табор – его семья.
Ковало еще отпил виски из бокала.
– Ну, раз у него такая большая семья, что ж, это тоже неплохо. Тогда посильнее накостыляй тому, кого отловишь – пусть барон попереживает за семью.
– Ты сам-то когда к цыганке поедешь? —
Почему-то Ковало не очень хотел, чтобы Гер ехал к ней. Вроде за эти дни жизнь вошла в нормальное русло. Ему сообщали, что девчонка тиха и послушна, и его это устраивало.
– Через пару дней. Давай с другими делами разберемся, а потом и отдых можно себе позволить.
Гер, отпив виски, продолжил:
– Я хочу под реконструкцию взять старую нефтеперерабатывающую базу на границе Московской и Тульской областей. Ее прежний владелец продает, и недорого.
– Это земли барона…
– Знаю, и даже более того – всё это время барон нормально с этой базы нефть качал в левую. Можно сказать, сидел на трубе. А теперь я хочу ему эту трубу перекрыть.
Ковало молча отпил виски, понимая, что миром их конфликт с бароном теперь уже не закончится. Полонский постепенно влезал на земли цыган. Начиная с малого – полностью взять на себя оборот наркотиков там, а теперь еще и нефтебаза. И дочка барона стала разменной монетой в большой игре…
***
Дни Дары потекли в мнимом спокойствии и ожидании. Ждать, пребывая в неизвестности – это тяжело. На стену ей повесили новый телевизор, и она была в душе благодарна за такой подарок. Иначе так вообще можно себя и с ума свести своими же мыслями. Она много думала о произошедшем. Никогда не вникая в дела отца – дела мужчин для женщины недоступны, – она лишь мельком слышала о проблемах, возникающих у него в последнее время. Сейчас Дара, прокручивая в уме обрывки подслушанных разговоров, вспомнила даже имя – Герман Полонский… Гер. Это имя она слышала и здесь, от охранников, когда они переговаривались между собой, пока она давилась кашей. Значит, этот Гер и есть тот самый мужчина, при взгляде на которого она поняла, что он главный. В ее памяти возник его образ. Лицо такое, что кажется – еще секунда, и конец тебе придет; такой не пощадит. А вот глаза медовые. Странно, что такое образное название цвета глаз возникло у нее в голове при воспоминании о нем. О таком цвете глаз в таборе говорили «глаза цвета меда». Хотя, когда он смотрел на нее, это скорее были глаза тигра, глядящего на свою жертву.
В последующие дни Дара стала замечать, что часто думает о Гере. Почему-то все ее мысли, несмотря ни на что, возвращались к нему. Вроде и видела она его пару минут, а помнила так ясно, до мельчайших деталей внешности. Она старалась переключить свои мысли на другое, но они возвращались к Полонскому. Наверное, он поразил ее тем, что она не видела в своей жизни таких мужчин, и конечно своей внешностью – так Дара оправдывала свои мысли о нем. Вот только воспоминания не проходили, и всё чаще глаза Гера всплывали перед внутренним взором.
***
Об избиении цыган Мирчи Чечар узнал рано утром, когда его разбудили крики и шум. Он, встав с постели, спустился на первый этаж своего коттеджа, чтобы узнать, что произошло. Цыгане при появлении барона замолчали. Когда Мирчи взмахнул рукой, давая разрешения говорить, старший из цыган рассказал, что поздно вечером крепкого телосложения парни отловили на вокзале подмосковного городка всех людей Мирчи. Кого избили сразу, а кого затолкали в машины и вывезли в ближайший лесок, и там били уже долго и основательно. В результате весь товар эти ребята забрали себе, а троих цыган пришлось отвезти в больницу, так как травмы у них оказались серьезные. Остальные цыгане сейчас дома, залечивают свои раны. Вот такие новости узнал барон, понимая, что это месть Полонского за его несговорчивость.
Посовещавшись еще в течение часа, цыгане вышли из кабинета барона. Мирчи устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Теперь он обдумывал, что ему делать дальше. Его мысли вернулись к любимой дочке. Дара, дитя любви, любимая дочь, которой он ни в чем никогда не отказывал, хотя и старался оставаться строгим родителем. Как же он сейчас жалел, что разрешил ей ездить на коне. Только вот он думал, что она вокруг их коттеджей по полю скачет, а оказалось – она в такую даль ездила. Потом его люди нашли место, откуда забрали Дару. Там, в пыли дороги, они нашли ее бусы, порванные и рассыпанные. И еще они увидели массу следов и отпечатавшиеся в дорожной пыли широкие протекторы машин. По всему этому можно было составить картину произошедшего. Хотя Мирчи все понял сразу, как только ему сообщили, что рыжий жеребец вернулся на конюшню без всадницы. Конечно, сначала он гнал нехорошие мысли и сам себя убеждал, что дочка просто упала с коня. Вот и отправил цыган на ее поиски, а они нашли то место, где всё это произошло.
Мирчи опустил голову на руки, понимая, что ничего не может сделать, чтобы спасти дочь. Он барон, и за ним его табор и все цыгане, которые есть на его земле. Они едины своими предками, тем, кем они являются. А он, их барон, не может ради спасения одной жизни предать всех, даже если это жизнь его ребенка. Да и Полонский похитил его дочь не с целью выкупа, денег или условий. Полонский хочет отыграться за то, что цыгане не готовы уйти со своей земли. Ведь Полонский считает, что эта земля его, и, наверное, даже не подозревает, что веками здесь всё принадлежало цыганам. Да ему вообще всё это безразлично. У него есть цель, и он к ней идет. Только во всем этом самое страшное то, что Дара для него – лишь способ отыграться за происходящее и заставить Мирчи сломаться. Герман ведь даже за ее возврат условий не выставляет.
Барону было страшно думать о том, что сделает Полонский с его дочерью. Только он понимал, что неспособен помешать этому, и от осознания такой действительности внутри всё выворачивалось наизнанку. Мирчи знал, что даже если он приползет к Полонскому на коленях, тот не вернет ему дочь. Гер вернет ее только после… Барон даже боялся озвучить в уме эту мысль, что значит «после». И это «после» означало приговор ему и Даре. То, что Мирчи потерял свою дочь, он уже знал, но как же хотелось верить в чудо. Чудо, которого не произойдет…
***
VIP-зона была расположена на втором этаже, и через окно на всю стену Гер, сидя на диване, мог созерцать танцующих людей внизу. Дергающиеся в экстазе молодые парни и девушки отвлекали от мыслей и дополняли картину отдыха. Ковало поднял свой бокал с виски, и Гер поднес к нему свой. Их отдых продолжался уже несколько часов. Гер за это время достаточно выпил, чтобы затуманить сознание, и все скопившиеся проблемы растворились в алкогольном дурмане. Сидящие на соседнем диване мужчины были ровесниками Гера. Мужчины были не одни – рядом с ними сидели молодые девушки яркой наружности, ведущие себя достаточно раскованно.
– Я думаю, разговор о делах мы на сегодня завершим, – глядя на Германа, сказал один из мужчин и, видя, что тот утвердительно кивнул, продолжил: – Тогда почему ты один? – мужчина прижал к себе захихикавшую девушку.
– У меня на сегодня другие планы. Так что там цыганка? – отпивая из бокала, спросил Гер.
– Проблем не создает. Послушна…
– Прекрасно! – перебил Ковало Гер. – Так что я тогда здесь время теряю? Поехали, хочу проверить ее послушание.
