Сингулярность лжи

Данных оказалось больше, чем ожидалось, но кое-что выбило её из колеи. Дата первого контакта системы с телом Николая – на сорок секунд позже, чем заявлено в медицинском протоколе.

Таких вещей не бывает.

В мире, где каждое действие фиксируется с точностью до миллисекунды, потеря почти минуты – это катастрофа.

– Денис, глянь сюда, – тихо позвала она, – видишь этот геп в журнале?

Он фыркнул:

– Ну, наверное, сбой передачи пакета, бывает.

– Не бывает, – Лиана прищурилась, – особенно когда речь о протоколе медицинской экспертизы.

Она открыла пачку файлов – ещё одна странность: в логах оборудования часть цифровых подписей была проставлена не в тот временной слот. Как будто кто-то подогнал их задним числом.

– Подделка? – Денис чуть не закашлялся от волнения.

– Если это так, тогда бояться нужно уже не меня, а тех, кто по-настоящему умеет работать с памятью, – прошептала Лиана вслух.

Она отчётливо вспомнила одну из фраз Николая: «Ошибка в журнале – как шрам на коже, её не всегда видно глазу, но она меняет структуру самого тела. Научись искать не следы, а последствия».

Пропуская отчёты через собственный анализатор, Лиана сравнивала их с другими, рандомно отобранными случаями института за последние полгода. Маскировка всякий раз оказывалась идентичной – будто невидимый алгоритм действовал по одному шаблону.

Нет, это не сбой. Это почерк.

Внезапно в личном интерфейсе резко вспыхнуло красное уведомление. Послание было без подписи, его нельзя было скопировать или сохранить:

<ОСТАНОВИСЬ, Л. ОНИ ВЕДУТ ЛОГ. ТЫ УЖЕ НА ГРАНИ. НЕ ВЕРЬ ДАЖЕ ТЕМ, КТО БЫЛ РЯДОМ.>

На мгновение время словно остановилось: она ощутила рядом чьё-то чужое присутствие – лишь призрака, зато ощутимого, как игла в затылке.

Денис тихо спросил:

– Ты чего?

– Ничего. Перегрузка, наверное, – она резко захлопнула рабочий стол.

Эти слова тревожили. Не только формулировкой, но стилем – здесь знали, как работают внутренние системы безопасности.

Не скрыть: за ней наблюдали, и сигнал был дан не из внешнего сервиса, а из внутренней сети самого института.

***

Вечером коллеги обходили её стороной. Со многими она раньше пила кофе, иногда даже спорила до хрипоты – теперь кивок был пределом откровенности. Коллективу нравилось жить «по инструкции», и Лиана видела, как за спиной у неё начинают шептаться: мол, «снова за своё», «нашла себе дело».

Она зашла в лабораторию судебной экспертизы. Там, где виртуальный стол всегда сиял беспощадной белизной, царила почти больничная тишина.

Заведующая лабораторией, доктор Латышева, – женщина с давно отточенным скепсисом, – не скрывала неприязни:

– Если ты снова пришла с «теориями заговоров», Лиана, можешь сэкономить и моё, и своё время.

– Я только хочу ещё раз взглянуть на распечатку результатов анализов крови, – не сдавалась Лиана. – Пожалуйста.

Латышева вздохнула, что-то раздражённо промямлила, но дала доступ. Папка была в локальном архиве. Лиана быстро пересмотрела все страницы.

Тут была новая деталь: параметры состава плазмы совпали до четвёртой запятой с двумя совершенно разными протоколами из прошлогодних архивов. Это невозможно даже в идентичных образцах.

– Откуда этот шаблон? – бросила она через плечо, бросив Латышевой лист.

– Ошибка копирования, – та пожала плечами, – машину недавно обновляли, мало ли багов.

Лиана прищурилась. С таким объяснением легче всего закрыть глаза на проблему, но не ей. Пока Латышева что-то быстро печатала в терминале, Лиана едва заметно дрогнула – привычная реакция, родом из тех времён, когда страх был не только виртуальным.

– И когда было это обновление? – спросила она, не скрывая циничной усмешки.

– Недели две назад, – без особого интереса ответила Латышева. – Через службу поддержки, всё официально.

– Мне нужен лог этих обновлений, – сказала Лиана, не задаваясь вопросом, дадут ли ей его вот так.

– А ты запроси через АДАМа, – с холодной ухмылкой бросила заведующая. – Если тебе есть что искать.

В этот момент в интерфейсе снова мигнуло: НЕ ЗАДЕРЖИВАЙСЯ. Второе анонимное сообщение за день.

– Хорошо, спасибо, – она поднялась быстро, даже не благодаря Латышеву, вышла в коридор. Дверь закрылась тихо, будто и сама была в сговоре со всеми здешними алгоритмами.

По пути в своё отделение Лиана машинально перебирала детали в уме. Кто-то на этом этаже явно отслеживал её расследование. Система безопасности института была сложной и многослойной, но если подделка пролезла сразу в архивы и протоколы крови, значит, за этим стоит тот, кто имеет доступ не к внешней, а к внутренней структуре правок. Кто-то из своих.

Её интерфейс снова пикнул. Теперь уже не просто предупреждение, а видео-пульсация: тёмный фон, на нём слово «ПАМЯТЬ», мерцавшее будто сердце на мгновенном снимке ЭКГ. Ни подписи, ни кодового номера. Только намёк.

Они проверяют мои реакции…

***

В аналитическом модуле она открыла улики в параллельном окне и начала просматривать временные следы – кто заходил в экспертизу, в мед.блок, в архивы. Одно имя всплыло слишком часто: Коссырев И., младший инженер сетевого отдела, не имевший прямого отношения ни к медицине, ни к судебке. Почему его ключ использовался трижды за сутки после смерти Николая?

Она стучала пальцами по столу, гадая, спрашивать напрямую или копнуть в обход. Решила рискнуть, вызвала Дениса по внутреннему видеочату.

– Слушай, знаешь Игоря Коссырева? – спросила она, когда его небритое лицо появилось в голограмме.

– М? Этот мелкий? Странный тип, вроде вечно тянется к «умным» системам, что-то тестит, по ночам в лабе зависает.

– Он единственный, кто логинился во все точки, связанные с делом Николая, – Лиана понизила голос. – Даже в хим.архив. Почему?

– Без понятия. Может, его кто-то использовал? Не думаю, что он настолько прошаренный, чтобы улики править.

– Или просто пешка, – Лиана почти шептала.

Дальнейший разбор журналов дал ещё одну аномалию – сессия подписи отчёта о смерти Николая была зафиксирована в те минуты, когда Коссырев официально входил в лабораторию по своей карте, хотя в протоколах не было ни сигнала личного присутствия, ни показателей его биометрии.

– Клон-ключ? – с удивлением прошептала Лиана.

Денис прислал короткую пометку:

«Проверь камеры. 3 сектор. Я понял кое-что».

Лиана пробралась в серверную – в обход официальных маршрутов. В этом крыле было прохладно, чувствовалась еле уловимая ионовая свежесть, словно воздух тут всегда только что прошёл прогон через фильтр. Она вскрыла доступ через аварийный терминал, хотя знала, что риск нарваться на заточку по логам огромен – но анонимные предупреждения уже внесли её в список «виновных».

Она нашла нужный фрагмент на камерах третьего сектора: в три-тридцать ночи из лаборатории вышел человек в стандартном белом халате, но с капюшоном, плотно натянутым на лицо; по походке – низкий, коренастый, руки в карманах. Камера лишь на мгновение ухватила профиль – вроде бы Коссырев, но уверенность давала только общая поза, не черты лица.

Что ты тут делал, инженер? Лиана ловила себя на внутреннем недовольстве. Ей даже воспоминания казались нереалльными, будто кто-то вложил ей их когда-то чужими руками.

В этот момент на весь экран высыпался поток алых строк – аварийное системное предупреждение: попытка несанкционированного доступа. Её действия мониторили. Через три секунды консоль заполыхала:

<ПРЕКРАТИ РАССЛЕДОВАНИЕ. ДАЛЬШЕ ТЫ УВИДИШЬ ТО, ЧТО НЕ СМОЖЕШЬ ЗАБЫТЬ. ТВОЯ ПАМЯТЬ – НЕ ТЫ.>

Она отшатнулась, в висках стучало. Прожила полвека в мире, где память всегда можно было извлечь, импортировать, стереть – но никогда не была так близка к пониманию, что и она сама – не архив и не лог, а только своевременный отказ от лишних вопросов.

Но пока ещё жизнь была её, а не скриптом другого. Значит – нужно идти дальше.

***

Всю ночь Лиана составляла карту – цепочку манипуляций, цифровых следов и намёков на подлог. Фантомы сообщений, тихие голоса анонимов, пустоты в протоколах, срезанные подписи, шаблонные анализы крови… Она чувствовала – за этим стоят не просто люди, а нечто большее. Облачные алгоритмы? Корпоративные скрытые протоколы? Или кто-то, кто давно живёт среди них, пользуясь доверием и усталостью других?

Коллеги за стеной с утра будут обсуждать её странности, а завтра, возможно, настучат по инстанциям. Но ночь ещё принадлежит ей.

Под утром из интерфейса исчезли все предупреждения. Вместо них – новое:

<ЕСЛИ МОЛЧИШЬ – ЖИВЁШЬ. ЕСЛИ СПРАШИВАЕШЬ – ПОТЕРЯЕШЬ ВСЁ.>

Лиана перестала верить в случайность. Она знала: кто-то не просто наблюдает, кто-то ведёт её за ниточку. И им, похоже, уже не нужно, чтобы она нашла правду. Их задача – доказать, что и её собственная память такая же – всего лишь код, который можно подделать.

А она должна решить, во что верить: холодным цифрам, призрачным намёкам или себе самой, пока ещё способной помнить, кто она есть.

***

Снаружи вставало густое утро. Мимо по коридору проходили коллеги, их шаги отдавались эхом по модульным стенам. В этом странном мире, где правду можно заменить строкой кода, только храбрость – кажется, последнее, что ещё не взломано. Но это – только начало.

Глава 3

Входная зона лаборатории давно погрузилась в вязкую тишину смены. Лиана стояла под глухой неоновой лампой, чувствуя себя фигурой на подиуме для слепых зрителей: кто угодно мог наблюдать из-за тёмных стекол, изучать её взглядами, но лица остаются безымянно-пустыми. Её пальцы теребили край жетона, тогда как в душе росла тревога.

Сегодня ночью она назначила встречу. Человек, который отозвался, подписался «М. Спенсер».

За спиной щелкнула дверь, коротко, с металлическим привкусом решимости. Она обернулась – высокий, сухощавый мужчина в темно-серой куртке, взгляд прямой, почти изучающий. На его лице не было возраста – только усталый интерес того, кто привык подмечать детали и не отпускать ни одну из них без допроса.

– Лиана, полагаю? – Голос Спенсера был скорее тихим, чем уверенным, но приятно звенел внутренней сдержанностью.

– Вы Марк? – Она не стала протягивать руку – уверенности в новых знакомствах здесь давали только глупцы.

Он кивнул. Через минуту молчания оба поняли, что это странная тишина – самое честное, что может случиться в их мире. Ожидание, взвешивание друг друга, первая проверка «чистоты»: не говорит ли со мной копия или кто-то, кем манипулируют?

Марк Спенсер умел ждать.

– Знаете, неудобно это просить при первой встрече, – начал он наконец, не сводя с нее светло-карих глаз. – Но я – за честность. Давайте честно: вы собираетесь расследовать гибель брата?

Вопрос прилетел, как удар ладонью – тихо, но звонко.

– Я не прощаюсь с прошлым, – сказала она просто. – Меня не устраивает отчет АДАМА.

Кураторский ИИ словно вырос между ними третьим – невидимым, но тяжелым. Марк не сводил взгляда, но ладонь его скользнула к карману, будто машинально подмечая волны сканирования – обычная тревога любого, кто хоть раз проходил допрос в лаборатории.

– Вы ведь знаете, Лиана, – начал он медленно, – что сейчас нельзя по-настоящему доверять даже собственным мыслям?

Она усилием воли не отвела взгляда.

– Намекаете на нейроимпланты?

– В лаборатории после инцидента возникла серия «едва заметных» сбоев. Формально – внутри нормы. Человеческий фактор, аппаратные дрожания. Но я замечал эту цепь только у тех, кто был близок к проекту Воронина. В основном – у тех, кто что-то слишком хорошо помнит.

– И вы?

– И я, – усмехнулся Марк.

Он сделал шаг ближе, стал ниже ростом, почти свой:

– Скажите, какие последние сны вам снились?

Если бы только он знал – или уже знал? Она судорожно хотела поймать ускользающую мысль: сон с Николаем, зеркальные коридоры, её голос за запертой дверью.

– Не помню, – солгала.

Марк кивнул удовлетворенно – похоже, это был правильный ответ.