Эйвели. Часть вторая

скачать книгу бесплатно

Эйвели. Часть вторая
К. Хеллен

Восстанавливая историческую справедливость, через историю одного рода автор знакомит читателя с бессмертным народом эулиен, его историей, культурой, традициями и обычаями, развенчивая мифы о нём и приоткрывая завесу тайны о его происхождении и труде среди людей. Если Вы думаете, что всё знаете об эльфах… Вы будете немало удивлены открывшейся правде.

Эйвели

Часть вторая

К. Хеллен

Переводчик Илона Борисовна Коложвари

Корректор Ирина Октябриевна Федотова

© К. Хеллен, 2023

© Илона Борисовна Коложвари, перевод, 2023

ISBN 978-5-0059-8731-0 (т. 2)

ISBN 978-5-0059-8726-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Звенье сто семнадцатое. Одуин Маленький воин и Ильшиини

Искусство подобно верному другу и наставнику. Оно не предаст, оно не обманет. В час нужды и беды – оно протянет свою верную руку Надежды. Но если Надежды нет – берегись! – тебя обманули, и это – не искусство! (1)

Был рождён Одуин от Эктина Беспечального, сына многоулыбчивого Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от прекрасной Телени, жены Эктина, вместе с братом своим Дисэ, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. Не был Одуин похож на беспокойного брата своего Дисэ ни нравом, ни лицом, и был рассудителен и тих, хоть и верным львёнком стал праотца своего. Дружен был Одуин с близнецом своим и высоко почитал сестёр своих, но всё же предпочитал уединение и книги, прогулки в саду и беседы с Ирдем, старшей из дочерей всесветлейшего Аларимвети, и прекрасной Исенер. Много беседовал Одуин с Путешественником и самим Финиаром, и высоко ценили они беседы с ним. Искусству было отдано сердце Одуина, и верным служителем и защитником его вскоре сделался эу. Жалели в роду Щита о том, что не их Одуин, но восхищались им и Маленьким воином – Амахелаи [Amahеlai] – называли его.

От Ирдем и наставников своих многим искусствам обучился Одуин. Был он и певцом, и музыкантом, и прекрасным рассказчиком, и танцором, и словом владел, как мечом, и улыбкой, как копьём, но – благословенны руки Одуина, ибо дан был дар им запечатлевать то прекрасное в подзаконном мире, что видел эу, и Свет, сосредоточенный и положенный всему живому, передавать изображению его. На песке, на воде, на бумаге, на листьях – на всём писал Одуин, он же вдыхал Надежду и Свет во всё, чего касался, живописуя. И золотился песок, и искрила бликами вода, и белела и укреплялась бумага, и наливались соком и цветом листья – ибо таков был дар Маленького воина. Не писал и не являл Одуин взгляду смотрящему то, что есть, но всегда пытался исправить всё уродливое, уязвлённое нелюбовью, незаботой и обидой, а также раскрыть пропущенный по невнимательности и несосредоточению сердечного взора Свет, разлитый вокруг столь щедро и милостиво, что диву давались даже сами эулиен! И вскоре приходили к нему надеющиеся Светлого Дома и отдалённых мест, а иные и вовсе возвращались со служения своего просить картин его, ибо что бы ни написал Одуин – то была Надежда совершенная, мир, исполненный Любви Господней и Света. – Дыхание и взор Ийдена в твореньях его, – говорил Финиар. Так учил Одуин находить Свет там, где прежде непривычно было взору искать его: в верных мелочах, пропущенных утомлённым взором сердца, в тени печалей и бед, в самом блистании, от которого слепнут даже эулиен. Мир сотворённый назвал Одуин наставником своим и верно служил ему, исправляя Любовью и Надеждой то, что ещё можно было исправить, и открывая глаза на совершенную красоту всем, кто не был слеп. Отправившись же на служение, прозревал Одуин и слепцов искусством своим и заставлял воинов и бессердечных плакать, ибо касался самого сердца их и взывал к их подлинному Свету. Тогда же учил Одуин много и многих, и наставлял их в искусстве, и много рассказывал о нём; и люди шли за ним, и всегда был Маленький воин окружён учениками и теми, что следовали за ним во всякий день, уверовав в речи его и очарованные улыбкой его, её же не было светлее и лучистее. Так вскоре нажил себе Одуин и немало врагов из числа людей, что следовали учению Неоглашаемого и служили ему, и паче всех самого Неоглашаемого обратил эу против себя словом и искусством своим, ибо всё хотел подчинить себе Изосар и всё желал управить по-своему, и потому учение его, что распространял он в людях, прижилось так крепко, что было не только о ненависти к эулиен, но и об искусстве также, и о науке, и о политике, ибо всё оно полагалось лишь инструментом для обретения власти и возвышению человека над прочим миром. Так учил Неоглашаемый: Всякое искусство наиболее полно должно отражать то, что есть, и так, как оно есть, без прикрас и всякого обхождения. Лишь только полностью запечатлев правду, мы, через созерцание её, получаем над ней власть. Ибо искусство – молот власти человека и служить должно ему. Не должно искусству украшать и отводить взор от постыдного или уродливого, но отображать и их, подводить под власть человека! Пусть научается всякий и в самом пороке находить наслаждение и тем утешается от того малого, что дано ему, и так отвоёвывает себе большее, что ему не положено! О, прости же меня, о Господин Садов, что повторяю я, не боясь гнева Твоего, слова этого несчастного человека, и смилуйся надо мной! Oh eynаril` a ?ne, oh Evhеme evmеene, ke аit hi, ni iss?rteman vo ?ratol Tоe, ?l`men hаol ankhаrmiol nоre, im ?mantil` ?ne![1 - О, прости же меня, о Господин Садов, что повторяю я, не боясь гнева Твоего, слова этого несчастного человека, и смилуйся надо мной! (эмл.)]

И был день, и послал Неоглашаемый убить Одуина, и пошли люди его искать эу, и нашли, и окружили его. Тогда же, по несопротивлению его, взяли его и привели в стан свой. Там подвесили эу вниз головой над кипящей водой и насмехались над ним жестоко, вопрошая, что теперь скажет он. Одуин же сказал: – Il` h?ol – ?zret h?ol! I h?ol – Il` h?ol![2 - Свет мой – щит мой! Господь мой – Свет мой! (эмл.)] (2) И тогда опустили его в кипящую воду и снова подняли над ней, и сделали так несколько раз, пока не лопнул глаз эу и не смолк крик его. Когда же решили люди, что умер эу, обрезали они путы его и бросили на дороге.

Долго блуждал Одуин в тени перед порогом, но отвратила Смерть своё лицо от него, и Господь уберёг эу, а потому вскоре вернулось дыхание жизни в обожжённую грудь его, и поднялся Маленький воин, и был жив. Но ушла прежняя красота и сила Одуина, ибо был он обварен весь и говорить не мог, разве что страшным хрипом, и дышать мог лишь как хрипящий зверь. И устыдился эу уродства своего и стал прятать его под тканями, и весь покрыл себя ими так, что виден остался лишь один глаз его. Тогда же сделался Одуин молчалив, ибо не желал пугать людей голосом своим и расстраивать, а потому перестал разговаривать вовсе и изъяснялся жестами, когда могли понять его. Себя же, казня за убогость, что пугала смертных, вверг эу в жестокую аскезу и лишь в тёмное время выходил из укрытий своих, чтобы попить воды и собрать себе ягод и мёда. Так сделался прежде сильный и прекрасный эу тенью себя самого и трудился тихо и скромно, пока был в тени, и соследовал тайно. Когда же не видел никто – писал на воде, песке, земле и листьях и жил тем. Тогда же решил Одуин не возвращаться в обитель свою к отцу и матери, дабы не огорчать их и не смущать эулиен уродством своим. И так много лет провёл Маленький воин в аскезе и скитаниях, верный искусству и людям, но скрывающийся ото всех.

Я каждый день прошу —

Будь милостив, Господь,

Ко грешникам, к не знающим Тебя!

Но больше всех, молю, Господь, побереги

Сердца, что только ждут своей Любви!

Надежды вздох им дай

И укажи им путь,

А если нет его – то Словом проложи.

Дай силы им и мужества шагнуть

К единственной и истинной Любви! (3)

И был день, когда удалился Одуин далеко от смертных и нашёл реку, и спустился к ней, ибо были одежды его уже все в грязи и пыли, и снял он с себя многие ткани, которыми укрывал уродство своё, чтобы вымыть их. Тогда же молился он вслух и пел песни-молитвы свои, и писал на воде так, что искрилась вода, и рыбы приплыли послушать его и посмотреть на чудо. Тогда же была неподалёку прекрасная эу, которую звали Ильшии?ни [Il`shi?ni], что следила за Одуином и следовала за ним в отдалении некоторое время после спасения его, и увидела она блеск воды и пришла посмотреть на него, и так нашла Одуина и услышала его. И не ужаснулась эу и сердца своего не отвратила от Маленького воина, но приблизилась к нему и предложила свою помощь. Много смущён был Одуин и пытался отвернуться от эу и скрыть увечья свои, но сказала ему Ильшиини, что нет ей дела до увечий его, ибо видит она доброе сердце Одуина и красоту души его по великому Свету, что исходит от дел его. Она же сказала, что то, что прекрасно, не может быть посрамлено и увечно, ибо красота – не снаружи, но в истине сердца, истина же – неуязвима, ибо она есть – Свет. Тогда же повернулся к ней Одуин, и увидела эу все изъяны его, но улыбнулась сыну Эктина и Телени, в её же улыбке не нашёл Одуин ни лжи, ни притворства, лишь Свет диковинный, какой не доводилось ему видеть никогда прежде, и потому улыбнулся и он в ответ Ильшиини, и так засмеялись оба, и поднялся от воды блеск её, и засверкал сам воздух вокруг эулиен, будто блики солнца заплясали вокруг них. Тогда же взяла Ильшиини руки Одуина и исполнила ифхёлье над ними, и взял Одуин руки Ильшиини и исполнил ифхёлье над ними также. И сказала эу, что полно Маленькому воину истязать себя и скрываться, ибо ждут его в Светлом Доме сердца, любящие его. Она же, Ильшиини, привела Одуина в обитель эулиен и просила Финиара об амевиль, ибо верной опорой и щитом пожелала стать отважному Одуину. Тогда спросил Финиар, желает ли того сам Одуин, и ответил ему эу, что если так видит Господь высшую из наград за труды его, то смиренно и с радостью примет он милость Создателя. И потому был праздник амевиль вскоре, и приветствовали все и благословляли отважного Одуина, Маленького воина, и прекрасную Ильшиини. Их же Любовь коснулась небес и сосияет Ирдиль!

Так утвердились Одуин и Ильшиини в пределе Ирдильле в сиянии радости, и посвятила эу себя мужу своему и труд его разделила с ним. С нею же, вернейшей спутницей его и подругой, отправляется Одуин часто на служение к людям и возвращается с нею вместе. И более не прячет он изъяны свои, но улыбкой, что дана ему, оттеняет их. Да благословит Господь Ильшиини, вернувшую всем улыбку Одуина!

Звенье сто восемнадцатое. Нимрэ и Калху

Была Нимрэ рождена от Эктина Беспечального, сына Луаны, сына благодеятельной Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от прекрасной Телени, жены Эктина, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. И было это так. Погиб под ветром и осенним градом любимый цветок Телени в саду Светлого Дома, и не отходила она от него, пытаясь вернуть к жизни. Видя же горе жены своей, был Эктин с нею, но ни он, ни кто другой не мог вернуть жизнь цветку, погибшему прошедшей ночью. А потому взял Эктин жену за плечи и увёл её в покои их, он же принял её в объятья свои, дабы разделить печаль с возлюбленной. И долгой была печаль их, что в объятьях любящих сделалась светлой грустью, а светлая грусть стала песней, что сложили они о погибшем цветке. Тогда же небывалая нежность сошла на них, и легли Эктин и Телени как муж с женою, и так был ребёнок у человека от мужа её. И в срок свой, вопреки всем печалям и скорбям Светлого Дома, родила Телени дочь, и Финиар дал ей имя Ни?мрэ [N?mre].

Подобна прекрасному цветку была маленькая эу с глазами цвета весны любящих. Обо всех печалях позабыли с ней Эктин и Телени, ибо всем радовала их светлая Нимрэ. Она же охотно училась и не знала плача, её же первое место было среди львят Луаны. Во всех детских играх была она первой и опекала младших, а потому ещё до исполнения знанием ожидали её среди майарен, но выросла Нимрэ и занялась наукой, хоть попечение о детях и не оставила вовсе. Всё было интересно юной Нимрэ, и подзаконный мир, и мир надзаконный, и миры соназванные, и всё, что в них. Сбивались с ног мудрейшие из эулиен отвечать на вопросы её и беседовать с ней, неутомимой и ненасытной в знаниях. Когда же настал срок, взялась Нимрэ за долгий труд, именуемый «История видов». Не покидал тот труд её стен Светлого Дома, ибо не был завершён Нимрэ, и в том многая печаль, так как многим в подзаконном мире был бы сей труд полезен и мог бы вразумить и остеречь многих, но, верю я, всему своё время, и знание людей не слабее любопытства эулиен.

Бесстрашной эу была Нимрэ. Прежде знания своего испросила она разрешения родителей и Финиара состранствовать с братом своим, Одуином, чтобы подготовить себя к служению людям под его опекой. И по её желанию было так, и под наставничеством Одуина сошло знание на Нимрэ и расцвело в ней. Тогда же отослал Одуин сестру в Дом родителей, и предстала Нимрэ перед Финиаром просить благословить её на служение людям.

Спасите человека прежде всего от него самого, затем от врагов рода его, затем от нужды в попечении вашем. (1)

Была Нимрэ благословлена Финиаром и покинула Светлый Дом ради человека, ему же служила она ревностно и покорно, спасая смертных от дел неразумения их и поспешности. Тогда же продолжала Нимрэ писать труд свой «История видов», и много в нём было слов правдивых об арели, именах их и истории народов их, и многие из арели невзлюбили Нимрэ за правду её, хоть в той правде нет вины эу (2). Много там было слов и о народе эулиен, ибо историю своего народа изложила Нимрэ как есть – от первого Слова до того дня. И это не менее прогневало арели, ибо в каждом эу видят многие из них укор себе и Свет, от которого отвратились прежде. Никто же, кроме Нимрэ, не касался и не касается более труда её, ибо ныне полагают эулиен проклятым (3) дело написания истории народа своего, и в опасности всякий, кто возьмётся за неё, а потому живёт история эулиен в песнях и ингах, сказках, преданиях и легендах, люди же и вовсе не знают этой правды и не желают знать, ибо у них своя правда об эулиен и даже имя народу надеющихся – своё.

И был день, и повстречала Нимрэ эу именем Калху [Kаlhu], что был её погодкой и сердцем своим был скромен и чист. Был Калху сиротой, ибо погибли родители и братья его, в Нимрэ же нашёл эу утешение и опору. Крепкая дружба пролегла между эулиен, и долго трудились они вместе ради человека в светлейшей радости, приумножая благие труды свои. Когда же пришёл срок, признались эулиен друг другу, что священная дружба их стала святой Любовью, и были вынуждены вернуться в Светлый Дом, дабы просить Финиара об амевиль их, потому как и помыслить не могли о разлуке и ждать более не желали не то что дня – ни мгновения!

Моё сердце – ручей, а твоё – Океан.

Не тебе запрещать мне не желать нашей встречи!

На звонкую весну пришёлся праздник амевиль их, и потому утопал праздник Нимрэ и Калху в цветах и танцах. Не было во всём Светлом Доме тогда эулиен счастливее их и пары смешливее их, ибо, лишь взглянув друг на друга, смеялись Нимрэ и Калху, потому как радость переполняла их и звенела всюду. Но напрасно просили Эктин и Телени повременить влюблённых и задержаться в Светлом Доме – оба спешили вернуться к людям, ибо теперь получили ещё большую силу и поддержку, обретя друг друга. А потому, едва затих праздник их, отправились Нимрэ и Калху в путь и снова вернулись к служению своему, ещё усерднее и радостнее, чем прежде.

Вот мой ответ вам – всякий человек есть священный сосуд, Грааль, испить из которого никто из нас недостоин, как и приблизиться к нему. С поклонением и трепетом должны мы служить тайне его, не рассуждая, не сомневаясь и не посягая на неё, ибо она, совершенная, вне нашего разумения. В человеке заключена сама Воля Господа – возможный грех и избавление от греха, смерть и спасение от смерти, чудо жизни и полнота её. Ни в ком другом не пожелал Господь явить совершенство замысла Своего, как только в человеке, что происходит Свет от Света и дух от духа Его. Мы же смиренно да назовём зарёй – улыбку человека и закатом – печаль его. Как при Творце-Создателе бессчетное всесветлейшее воинство Его, благокрылое и песнопевное, так и мы, эулиен, при человеке – малое воинство его, его оружие, его доспехи и охрана, всё же, чего Господь ожидает от нас – насмерть и с честью стоять за Грааль, доверенный нам. (4)

В заботе о детях и смертных, одолеваемых сомнениями и горем, утвердились Нимрэ и Калху. Был труд их тих и скромен с виду, в соследовании же и молитвах были они доблестными воинами, заступниками всякой мятущейся души. Велика была светлая сила жены и мужа, соединённая Любовью их трудом. Много врагов среди арели нажили себе Нимрэ и Калху, ибо были сильны против них и против тех, кто прислуживает им во тьме всякого невежества и гордыни. Первым же из тех, кого уязвило служение их, был Владыка Смерти, он же искал эулиен погибели, но никак не мог подступиться к ним. А потому всюду, где были эулиен – пестовал учение Неоглашаемого и способствовал обличению эулиен, так что были вынуждены они скрываться и переходить с места на место, бросив всё. Тогда же случилось Нимрэ быть опекаемой Калху во время погони за ними, и взял эу жену свою за руку, и была тревога и нежность его столь велика, что коснулся Свет Калху Нимрэ, и так был у неё ребёнок от мужа её. И узнала эу тут же о том по Свету, что сошёл в неё, и поделилась с мужем. Тогда исполнился Калху радости и на руках своих нёс Нимрэ. Впредь же стал он ещё внимательнее к ней, чем был, и вовсе лишал себя сна, опекая Нимрэ и заботясь о ней. И было так долгие месяцы, что продолжали они служение своё.

Но вот сделалась Нимрэ болезненной и слабой, ибо близок был уже срок её. И просил её Калху поберечь себя, но снова и снова шла Нимрэ к людям, ибо много забот положила она себе в народе Адама. Тогда же, видя упорство эулиен и полную радость их, что лишь крепла и утверждалась с каждым днём, был Анкхали сильно разгневан, а потому снова внушил людям ненависть к эулиен и обличил любящих посреди труда их, так что были вынуждены Нимрэ и Калху бросить всё и бежать от людей. Бессветлый же тогда ликовал, ибо много эулиен было убито по всей округе в те дни, но Нимрэ и Калху спаслись и бежали.

Долго бежали Нимрэ и Калху и совсем выбились из сил, а потому решил Калху остановиться, чтобы могла возлюбленная его передохнуть. И вот остановились они, и осмотрелся Калху и увидел прекрасный замок неподалёку, от него же навстречу ехал к ним гонец. И был тот гонец из арели и пригласил эулиен в замок, ибо его господин прислал за ними и ожидает их. Удивился тогда Калху как такое возможно, но ответил гонец, что благородный господин его К'Эгьеру [K’Egyеru] – давний противник Бессветлого и следил за влюблёнными, а потому почтёт за честь принять их в своём замке наилучшим образом. Много обрадовались эулиен, и взял Калху жену свою, и так прибыли они в замок К'Эгьеру, и сам хозяин встретил их во всём блеске своём и великолепии, какое подобает гордому арели благородной крови. В тот же вечер устроил К'Эгьеру пир для эулиен, и без счёта яств и вин подавалось на стол, и был арели любезен в беседах и щедр. Музыканты же его старались вовсю, и был вечер в замке арели по-королевски изыскан и приятен. Но вот только не пили вино эулиен, но воду, и распорядился хозяин дома подать им воду из своего колодца. И поднесли слуги воду эулиен, и отпила Нимрэ несколько глотков, так как страдала жаждой. И едва сделала она три глотка – как смолкла вся музыка, и осыпалась роскошь, окружавшая их, и исчез сам замок, как будто не было его, а вместе с ним и радушный К'Эгьеру и все слуги его, ибо был К'Эгьеру подговорён Нурши, чтобы угодить господину своему и погубить эулиен. В тот же миг стало Нимрэ худо, ибо яд приняла она вместе с водою, и жар охватил эу, и боль завладела ею. Тогда же взмолилась Нимрэ и просила мужа своего освободить их нерождённое дитя от смерти и достать его из чрева матери, прежде чем яд одолеет его. И ужаснулся Калху и сказал, что это невозможно, ибо ради того надлежало ему погубить жену свою. Но плакала Нимрэ и заклинала Калху именами Любви их и всем Светом, что знали они прежде, а потому достал эу именной клинок свой и рассёк чрево жены своей, и достал оттуда младенца, и тут же нарёк его Адан [Аdan], ибо не было времени у дитя до благословенных рук Финиара, и смерть уже стояла над ним. Едва же покинул Адан чрево матери своей – скончалась Нимрэ, и Свет оставил её. Горек был плач Калху, поднявшего сына своего к небесам с мольбами даровать ему жизнь, ибо скорбные слёзы были при нём тогда вместо слёз радости. И ныне там, где падали они – не растёт и трава, там же ныне и могила Нимрэ, отважнейшей эу из тех, что я знаю.

Вскоре вернулся Калху с Аданом на руках в Светлый Дом, но не было праздника в их честь, ибо в глубокой скорби пребывал эу по возлюбленной своей, что погибла от его руки. Весь род Ирдильле пришёл на поклон к маленькому Адану, дабы поприветствовать его, но был Калху далёк от мира, где народ его приветствовал сына его. Чёрное горе овладело им, и не мог эу без содрогания смотреть на дитя своё, ибо снова и снова напоминал ему Адан о цене своего рождения. Тогда же руками зажимал Калху себе рот свой, чтобы не кричать от горя и ужаса, что одолевали его, и никто из эулиен не мог утешить его, ибо по-прежнему был в крови Нимрэ именной клинок эу, и никакая вода и никакие слёзы не могли исправить этого.

И был день вскоре после возвращения Калху, и пришёл он к дверям покоев светлейшей Ирдем и передал Адана ей. То был последний день и час, когда видели эулиен Калху, ибо вскоре нашли его без жизни в покоях Нимрэ, потому как горе эу оказалось непосильным, и Свет оставил его, равно как и Надежда. Тогда же настал день скорби в роду Ирдильле, и зазвучали прощальные песни о Калху всюду. Больше о Калху не скажу ничего и я, кроме молитвы. Да смилуется Создатель над беспримерным горем его и да пошлёт влюблённым утешение в Эйдене и в улыбках их светлоликого сына!

Arahnаne arahnаn Mayndеr arahаmt —

Ism?nle kowb eаl`lne ? odr?thaeni ?ntareahen. (5)

Звенье сто девятнадцатое. Фиррэ и Лиеи. Отдание Телени

Был Фиррэ рождён от Эктина Беспечального, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Телени, прекрасной смертной – любимой жены Эктина, по исходу, на мирной земле, в Сумеречные времена, после братьев своих и сестёр. И было это так. Раз отправились Эктин и Телени в предсумеречный час полюбоваться на звёзды, что сияли над дубравами в сердце Светлого Дома. И вышли тихо и тайно, и лишь песни Илькайрата приветствовали их. Тогда же остановились любящие в восхищении послушать их. И увидели они, как в сиянии звёзд вышел Илькайрат из тени дерев, и спустился к фонтану влюблённых, и пел у него. Тогда же и небо очистилось над Светлым Домом и сияло ярче, и казалось, что отблески звёзд играют в водах фонтана, и сам фонтан и фигуры его одеты в золотое сияние. И держались любящие за руки, и восхищение росло в них, и блестели глаза их, подобно звёздам, через прозрачный покров Светлого Дома, и вот поднялись Телени и Эктин в покои свои и легли вместе как муж с женою, и так был ребёнок у Телени от возлюбленного мужа её. И в срок положенный был крик Телени громок, и долгими были роды её, но вот на исходе дня родила она мальчика, что был силён, здоров и крепок, и вот уже на его крик пришёл Финиар, он же дал младенцу имя Фи?ррэ [F?rre].

Много радости принёс маленький Фиррэ родителям своим, ибо всё было в нём ладно – и крепкий стан, и громкий смех, и великое почтение к человеку. Подобны звёздному свету были локоны Фиррэ, каких не было ни у отца его, ни у матери, ни у сестёр его, ни у братьев, будто кто-то растолок звёздное серебро и посыпал им голову маленького эу. Эктин же и Телени знают, что это благословенный Свет той ночи, когда пришёл Фиррэ в подзаконный мир, лёг на голову его. С ним же вместе передалась Фиррэ и тяга его к песням, и охотно обучался им Фиррэ и все предания и песни народа своего желал знать, а вскоре и сам начал слагать песни, чем радовал родителей своих и наставников. И учили маленького эу родители его и наставляли его. Они же пели ему песенку, что поют эулиен всем детям своим, чтобы запомнили и заучили они с первых лет, как устроен мир эулиен и кому они служат (1).

И был день, и услышал Илькайрат песни юного Фиррэ и пришёл, чтобы наставлять его, тогда же не было предела радости юного эу и Эктина с Телени, они же в ноги поклонились Илькайрату. А вскоре он сам преподнёс тонекли сыну их, когда знание коснулось сердца эу и закончилось обучение его. И вот стал Фиррэ взрослым эу и умолял родителей своих отпустить его к людям, ибо всё в нём было готово к служению. И видели это Эктин и Телени и знали, а потому благословили Фиррэ, и оставил он Светлый Дом ради человека и ушёл искать труд свой среди смертных.

Среди народа Адама трудился Фиррэ, добывая и плавя металл, трудом кузнеца и пахаря, брался за самые тяжёлые работы, которых сторонились люди, и нигде не задерживался долго, ибо шёл вслед за нуждою смертных, бесконечно далёкой от внешнего мира.

Найди себе надёжное дело для жизни. Пусть видят тебя при нём и знают. Пусть не видят глаз твоих в темноте, как и рук твоих без дела. Ты же сам знай, что дело твоё верное дано тебе для сердечной работы, и не должно оно отвлекать тебя от зоркого соследования и борьбы. Её же по возможности не оставляй и ночью, ибо особенно после заката враг человеческий силён и одолевает смертных. А потому найди себе час отдыха днём до полудня или в иной не пороговый час, чтобы в часы битвы быть начеку и отвести беду. Люди же пусть видят и думают, что трудишься ты трудом рук своих, и не знают о Великой войне твоей. Раны же свои врачуй в улыбках смертных и в Эйдене ищи Надежду, ибо там её вдоволь, а тебе без неё не жить. Если же благословил тебя Творец щедросердечный, вспомни об улыбке своего дитя – и всякий страх и сомнение тебя отпустит, ибо сам Эйден улыбается нам в детях наших, в них же и с ними вся Надежда его! (2)

Был Фиррэ могучим и красивым эу, много силы жизни было в нём, много Света. Никакой работы не страшился он, ибо песня и молитва всегда помогали ему, а также беззаветная Любовь к человеку. Прогневал Фиррэ Бессветлого упрямством труда своего, невзлюбил коварный арели молодого эу и наслал на него чары, что лишили Фиррэ силы. Покинули все силы эу, так что и стоять на ногах он не мог от слабости, и всегда хотел спать, и уснуть мог в любой миг. Потешался Анхкали, видя беспомощного эу, но плохо он знал народ надеющихся. Как мог, боролся со сном Фиррэ, и пусть не мог ходить – ползком добирался к людям и трудился ради них, как мог, простой и чёрной работой, что могли бы доверить и слабому ребёнку. И не было ропота в сердце эу, но радость, что есть ещё в сердце его сила, которой может послужить он человеку. Подивился тогда и Владыка Смерти и болезненность наслал на Фиррэ, так что восстали все кости в теле его друг против друга и стали болеть и ныть, и суставы сделались больными, как у старых людей. Но снова полз Фиррэ к людям, и так как ничего уже делать не мог – учил юных и помогал советом, ему же доверяли присмотреть за детьми. Ужаснулся Владыка тогда и наслал заклятие вечного сна на эу, и уснул Фиррэ, как был, среди людей, тогда же открыл Бессветлый природу его, и решили люди убить калеку-эу. Но была среди людей эу из Светлого Дома, что жила и трудилась неподалёку. Она же услышала шум и крики и пришла, и защитила эу. Она же сказала, что надо соорудить плот и положить на него эу и предать воде, она же, великая госпожа, сама заберёт своё подношение. И вот сделали люди, как велела эу, и соорудили плот, и положили на него спящего Фиррэ, и пустили по воде. Ли?еи [L?ei] же, так звали эу, незаметно вошла в воду и нырнула под плот, и так провела его до дальнего берега. И вытащила плот на берег, и построила из него сани, и положила на них Фиррэ, ибо не могла нести его, и так пришла с ним к дверям Светлого Дома, где Луриен помог ей. Они же вдвоём по наставлению дяди принесли Фиррэ в покои Аларимвети и положили его там. И сорок дней поста и молитвы положил себе Аларимвети над спящим Фиррэ, и Лиеи была всё время с ним, оставаясь за дверями покоев. Когда же зашла луна сорокового дня поста и молитв – упала Лиеи без сил и чувств у дверей Аларимвети, а Фиррэ очнулся полным сил и здоровым, как прежде, и с трудом мог вспомнить о недуге своём. Тогда же рассказал ему Аларимвети всё, как было. И спросил Фиррэ, как он может отблагодарить дядю за спасение своё, ибо готов был исполнить любое его прошение. Тогда же наказал ему Аларимвети сорок дней сослужить в Светлом Доме вместе с эу Лиеи, что прежде спасла и вернула его, а прежде того – быть с ней и вернуть её также, ибо ныне лежит она без сил и чувств за дверями покоев. Послушался Фиррэ Аларимвети, и отворил двери покоев его, и нашёл Лиеи. Тогда же спрашивал он, где покои её, и взял её, и поднял её, подобную пушинке, и отнёс в её покои, положив там. И принёс бедняжке еды, воды и ягод, ибо не ела и не пила Лиеи все дни, что сомолилась о Фиррэ с Аларимвети. И Исенер пришла и наставляла Фиррэ, как позаботиться об обессилевшей эу. Когда же остались они одни, смотрел Фиррэ и не мог отвести взгляда от спящей эу, ибо сквозь резные стены лучики солнца играли и плясали на лице её, и шелест дубрав доносился до покоев её, так как были они прямо внизу, по левую сторону от покоев её, что были высоко под сводами Светлого Дома. Кудри же Лиеи разметались по лицу её и прикрыли робкие веснушки её, и хоть и обессилена была эу, но улыбалась. А потому и Фиррэ не смог скрыть улыбку, и отвёл кудряшки с лица прекрасной Лиеи, и сам опустился напротив неё следить неотрывно за каждым вздохом её, чтобы только дождаться мига, когда вздрогнут пушистые ресницы её и откроет эу огромные глаза свои. И пришёл час, и свершилось, и вздохнула Лиеи и открыла глаза, тогда же увидела она улыбку Фиррэ, и пришёл смех счастливый и долгий в покои её. И напоил Фиррэ Лиеи, и накормил сытно, и говорили они и говорили, и не могли наговориться, и пел Фиррэ Лиеи песни свои, и смеялись эулиен так звонко и громко, что эхо от смеха их гуляло по дубравам Светлого Дома, и эулиен, что были внизу, поднимали головы и искали источник смеха, что звенел и растекался всюду.

Сорок дней, как положил Аларимвети, сослужил Фиррэ Лиеи в трудах в пределе Ирдильле. Сорок дней молитв, труда и смеха разделили они между собой. Когда же зашла луна сорокового дня, положенного Фиррэ и Лиеи – предстали эулиен перед Аларимвети и Исенер просить их заступничества перед господином Светлого Дома в просьбе об амевиль их.

Среди цветения и Света – твой трон, душа моя!

Там, где бессильно горе и прав печали нет!

Твой взор, исполненный чудес,

Из сердца моего, послушного тебе,

Престол твой высекает каждый раз,

Когда улыбка глаз твоих, искрясь, коснётся! (3)

Громок и пышен был праздник Фиррэ и Лиеи, исполненный песен, музыки и танцев. Превознесены был на нём и мудрый Аларимвети, и отважный Фиррэ, и бесстрашная Лиеи. Когда же отыграло торжество их, пожелали эулиен остаться вместе, чтобы, как и предшествующие сорок дней, сослужить друг другу в Любви и заботе и вместе разделить свой тайный труд ради человека в малых делах своих о нём. Малые же и великие дела не различаются по славе и известности многим. Всякое дело велико, какой бы труд вложен в него ни был, если цена его – улыбка человека и душа его. Так учат эулиен с малых лет.

И был день на заре смертной жизни прекрасной Телени, когда выросли уже их дети с Эктином, и сделалась Телени, как и все смертные, стара и слаба, и вот вошёл к ней муж её и обнял её, она же устыдилась и укорила его, и сказала, что не должен он смотреть на неё, так как нет в ней прежней красоты. Беспечальный же возразил ей: – Не та красота воскресила моё сердце к жизни. Ничего не отнять времени у тебя, Любовь моя! Для меня же и каждая морщинка твоя – дорога Любви, проложенная нашими улыбками. Но сказала Телени, что не должно быть им более рядом, ибо Эктин по-прежнему прекрасен и молод, она же немощна и стара, и это неправильно. Но взял эу лицо жены в руки свои и сказал ей так: – О чём говоришь ты? Неправильна ли моя Любовь или твоя? Может, кто-то обидел тебя осуждающим взглядом или словом? Или тайный недруг внушил тебе ложный стыд? И отвечала ему Телени: – Разве такое возможно? Ни разу не встречала я здесь ни осуждающего взгляда, ни обидного слова, но ты эу, а я – человек. Я не молодею. Моё время уходит. Ты же остаёшься прежним. Не должно соседствовать красоте и уродству и молодости со старостью, особенно если соединены они как муж и жена. И отвечал ей эу: – Всё, что стоит между нами – лишь часть твоей природы, подверженной времени. Сбрасывая листву перед приходом зимы, дерево больше не радует взор, как весною, само же дерево остаётся неизменным. Разве перестанет яблоня быть яблоней, отпустив все свои листья?! Разве бросимся мы тотчас рубить её или искать ей новое имя?! Я эу, и в жёны я взял человека. Ужели ты полагаешь – не знаю я о природе и доле твоей? Но вижу, что напрасно страдаешь ты от недуга, которого нет. Не видят глаза мои и сердце изъяна, любуясь тобой, ибо сегодня, как и прежде, – ты единственный Свет мой, Любовь моя, Телени! Если же и найдётся глупец во всём мире, что позволит тебе огорчиться и устыдиться – то прости его, и давай помолимся за глубину сердечного невежества его. Тогда же поцеловал Эктин возлюбленную жену свою, и сказала она ему так: – Ты смотришь на меня всё тем же взглядом, которым смотрел на девушку, что стала твоей женой. И ответил ей Беспечальный: – В моём сердце всё та же Любовь, и ничего не изменилось. И не изменится – никогда.

А потому вместе были они весь срок, что был дан жизни Телени, и даже когда в назначенный час её не стало – верен остался Эктин своей Любви к ней, в его же словах, глазах и сердце – жива Телени, и будет жить вечно.

Звенье сто двадцатое. Энгерми

И был день, когда причалил корабль Алнаира к берегам родной земли, и ступили они с Сагвен на мирную землю. Была тогда Сагвен, жена его, уже на последнем сроке, ибо ожидала дитя первой ночи их. И привёл Алнаир возлюбленную свою к порогу Светлого Дома, но устрашилась Сагвен и устыдилась прежних дел своих, она же смутилась много и к груди своего мужа припала в отчаянии, ибо не верила, что посилен ей порог Светлого Дома. Но улыбкой ответил ей Алнаир и взял Сагвен на руки, и так внёс её в Дом свой, и тут же были они окружены многим Светом его и встречены самим Финиаром, что спустился поприветствовать их. Он же, видя любящих, проводил их в покои их и велел им отдыхать, ибо весть о возвращении Алнаира уже, должно быть, разошлась по Светлому Дому, и вскоре придут все желающие увидеть его. И было так, как сказал Финиар. Но уснули прежде Алнаир и Сагвен, утомлённые долгой дорогой, а потому разбудили их пришедшие братья его, ибо Аларимвети, Алиант и Эктин пришли поприветствовать брата, а за ними и родители их – всесветлые Луана и Аниз, скорые в расспросах. Аниз же, видя, как сделалось тесно платье прекрасной Сагвен, прислала ей многие новые платья, и тесно и шумно стало в покоях Алнаира. Тогда же вывел всех отважный Эктин из покоев брата и обещал сам встать на страже покоев его, дабы никто более из желающих видеть Алнаира, будь то любопытные львята или многозаботливые эулиен рода Ирдильле, не потревожили их с Сагвен, и могли они отдохнуть с дороги. Тогда же и уснули Алнаир и Сагвен в объятьях друг друга, а в ночь третьего дня пришёл час Сагвен, и родила она сына, его же нарёк Финиар Э?нгерми [Еngermi].

Так был рождён Энгерми от бесстрашного Алнаира, сына Луаны, сына Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от воинственной арели Сагвен, жены Алнаира, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена. Но случилось так, что по рождению своему был Энгерми глух к звукам внешнего мира. Весь род его, весь Ирдильле был с ним и окружил его великой заботой и Любовью, но по натуре своей был Энгерми тих и застенчив. Редко цвела улыбка его, разве что общался он с цветами. В них, в служении им и нашёл он своё утешение, и много для сада Светлого Дома сделал он, ему же, светлейшему, благоволила сама Госпожа цветов и верным другом была Энгерми и наставницей. Кроме неё, рани-арели, все спешили наставить Энгерми, дабы поделиться с ним Любовью и Светом. И добрая душа, что не знала зла и тени, утвердилась в юном эу, даже когда раннее знание коснулось Энгерми, не стал он печальнее и не стал иным, но всё же умолял отца и мать и господина их Финиара отпустить его к людям, ибо был готов и исполнен Любви и недуга своего не страшился. А потому вскоре отпустили его отец и мать, и Финиар благословил Энгерми.

Много странствовал юный эу, и везде, где был – находил возможность послужить человеку через цветы и растения. Много дивных садов насадил он, много рощ и лесов поддержал своей защитой и опекой, много добрых семян посеял и добрых урожаев собрал. Но вот пришёл однажды эу в большой город, что зовут эулиен Самарад [Samarаd], и остановился там. Был город тот скуден на зелень, и не росло там цветов. Посевы его были нищи, и питались люди его от охоты и рыбной ловли. Тогда же положил себе эу дать городу цветущий сад и надёжных семян для посевов его. И день и ночь трудился над этим, посвятив себя труду на земле, разыскивая семена цветов и взращивая их, будто бы детей – не цветы, в сердечной заботе и попечении.

И был день, когда нашёл Энгерми благородные семена прекрасных цветов, редких и ароматных, готовых к труду прорастания и цветения. Тогда же собрал он их в свои ладони и понёс в свой сад, где трудился он день за днём. И шёл эу медленно и осторожно, боясь просыпать и потерять хоть одно из семян. Но люди на площади заметили его и смеялись над ним, будто над нищим. Стали люди задирать Энгерми, и кричать ему вослед, и поносить его стали, и глумиться над видом его. Сам же эу не слышал их и потому не ответил им, но и будь при нём слух его – не ответил бы он людям, ибо был так сосредоточен на бесценных семенах своих и так миролюбив и застенчив, что промолчал бы. Однако не поняли люди беды его и чаяний его не узнали – разозлил их мальчик, что не ответил им, и возмутилась толпа, что собралась вокруг и прогневалась жестоко. Тогда же окружили они Энгерми и толкнули его так, что рассыпал он все семена свои и упал на землю, и когда упал он – кто-то крикнул, что это эу – колдун (1), и били его ногами всей толпой, что была на площади, и всю злобу свою и гнев вложили в удары свои. И втоптали люди в пыль и грязь все семена, что нёс он, и ничто не остановило их. Когда же насытились люди и отступили – был Энгерми уже ни жив, ни мёртв, и жизнь покидала его, и Свет его угасал в нём. Но был тогда рядом мальчик, немногим младше самого эу, и видел он, как избили Энгерми, и увидел теперь глаза его, что были ещё живы и молили. Сжалилось сердце человека, и поднял он камень, что лежал у дороги, и подошёл к эу, и камнем тем размозжил голову его, и так закончились страдания Энгерми, и жизнь оставила его. Люди же, посовещавшись, решили прибить тело несчастного эу за руки над воротами города в назидание таким, как он. И один из тех, что прибивал руку эу, спросил:– Если этот юноша колдун, то почему у него руки крестьянина и мозоли, как у меня? Тогда же смотрели все на руки Энгерми и не могли ответить. Да даруют верные руки Энгерми многое цветение садам Эйдена под любящим взором!

На заре, когда просыпается мир едва,

Ото сна не отличает росу и слёзы —

Распускаются первые цветы, что всех прочих нежнее,

Ибо они исполнены самой чистой Надежды.

И приходящие в сад, где ещё зябко и сизый туман,

Дышат Надеждами их и ароматом.

Самым нежным из всех, самым отчаянным из всех —

Ароматом первых цветов, не побоявшихся распуститься.

О сердце влюблённое – не плачь, не плачь!

Первыми завянут ароматные цветы раннего утра,

Но их аромат уже наполнил твою грудь,

И их мечты стали тебе известны.

Звенье сто двадцать первое. Кадруи и Ита

Безутешен был плач Сагвен, и скорбь Алнаира сделалась ядом для доброго Света его. Не могла арели смириться с потерей сына и винила себя прежнюю в недуге и смерти его, никто же не мог разубедить её, и никого не желала видеть она рядом, даже дражайшего Алнаира, ибо сокрушена была и убита горем. Сам же Алнаир почернел и поблек. Не мог он ни есть, ни спать, и слёзы, пролитые о сыне, иссушили его. Тогда же взял Алнаир топор и трудился день и ночь, не зная сна и отдыха. Когда же был закончен труд его – был построен им прекраснейший из кораблей, которому дал Алнаир имя Э?нгермиль [Еngermil`] – Свет Энгерми. Не было ему и нет равных среди кораблей эулиен, ибо подобен «Энгермиль» огромному бутону цветка, которого едва коснулось цветение. Пурпуром окрашены летящие паруса его, красен надёжный стан его, дыханием ветра наполнен каждый изгиб. Всякий же, кто взглянет на «Энгермиль» – увидит бутон, качающийся на волнах, чьи листья треплет морской ветер и несёт его прочь. Когда же был закончен труд его, вернулся Алнаир к госпоже своей и привёл её показать ей труд, что посвятил он потерянному сыну их. Тогда сказала Сагвен: – Истинно лишь Любовь моего господина могла сотворить такое! И тогда взошли эулиен на корабль, и перерубил Алнаир канаты, что удерживали его, и отплыли они прочь от Светлого Дома и прочь от скорби, ибо взял эу руки возлюбленной жены своей и припал к ним в ифхёлье, путь же корабля своего доверили они волне и ветру, и понесли они «Энгермиль» в рассвет, что зарождался тогда, и нежный Свет его был всюду, он же поддержал скорбящих.

Не ветер и волны выхолащивают скорбь и боль из страдающего сердца, но упорный труд любящего сердца рядом, явный или тайный и исполненный Надежды на исцеление. Такому труду посвятили себя верные Алнаир и Сагвен, ибо истинна была Любовь их и благородна, и не было никого в соцветье миров соназванных, кто бы мог помочь им, кроме Любви друг друга. Она же, мудрейшая госпожа, послала надёжное исцеление им в час, когда вовсе его не ждали…

Как и в прежние дни, соединили служение своё Алнаир и Сагвен, они же неотступны были в молитвах друг о друге, оставившем их Энгерми и человеке.

И был день, когда всюду пожары осени охватили деревья, и солнце блестело, распадаясь на лучи в ажурных листьях. Величие осени всегда почитают эулиен, а потому и Алнаир с Сагвен любовались ею, ибо падали листья на воду перед ними и усеяли золотом и пурпуром палубу корабля их. Тогда же держались они за руки и сияния улыбок своих скрыть не смогли, светлых, как первые осенние дни, тёплых, как приветливое осеннее солнце. И коснулась чародейственная осень сердец их, и пожары осени вспыхнули в них, и танцевали любящие эулиен с листопадом и ветром на палубе корабля своего, пока не стало Любви их тесно в танце, тогда же опустились они рядом, и уже белый танец взял их.

О Осень, о листопад!

Стыдливо прячу глаза я,

Ибо платьем роскошным и взглядом

Я поражён, о Осень моя!

В мечтах нездешних и я, как древо,

Объят твоим пламенем и отчаянным ветром,

С тобой кружу в золотых хороводах…

О Осень моя с непокорным взглядом!

О возлюбленная моя, моё жаркое пламя!

Во искупление скорби и исполнение молитв, ради великой нежности их и пламени восторга их было дано дитя Алнаиру и осени сердца его, и вскоре узнала Сагвен, что исполнена новой жизни, и радость вернулась в сердце её, как и Надежда. И потому немедля вернулись Алнаир и Сагвен в Светлый Дом, и до самого срока своего была Сагвен окружена заботой многих эулиен, и вернейшие из лекарей обители не отходили от неё, и сама Тэйели была с ней неотлучно. Но не было покоя прекрасной Сагвен, ибо боялась она судьбы Энгерми для дитя своего, а потому со страхом и трепетом ожидала рождения дитя их Любви с Алнаиром. Но был день, и пришло дитя в мир, и родила Сагвен сына, что был силён и крепок, и был совершенно здоров, и громок был крик его в её покоях. Тогда же пришёл Финиар и, взяв дитя, нарёк его добрым именем Кадруи [Kаdrui] – Дорогая опора, твердыня. И счастливый смех Алнаира и Сагвен звенел в Светлом Доме в тот день. Так был рождён Кадруи, от Алнаира, сына Луаны, сына благословенной Иллиат, дочери Эливиена Путешественника, сына Финиара, и от Сагвен, вернейшей госпожи Алнаира, по исходу, на мирной земле, в Светлом Доме, в Сумеречные времена, исцелив сердца родителей своих от печали и чёрного яда скорби.

Был Кадруи силён и крепок, громок был голос его и ясны глаза, полноту красоты и силы взял он от матери своей, добрый нрав и мягкость – от отца своего. День и ночь пребывали Сагвен и Алнаир со своим сыном, и радость их была бесконечна, хоть и лишил их Кадруи сна и отдыха. Тогда же приходила к нему Оннелие, ибо лишь её колыбельные могли успокоить его, и учила их Сагвен и пела сыну. Когда же засыпал Кадруи и замолкал – возвращался страх в сердце матери его, и не находила она себе покоя, ибо казалось ей, что прежняя тьма обступает её всюду, и стоит закрыть ей глаза – сомкнётся и тьма над сыном её. А потому был день, и пришла Сагвен к Всеспрашиваемому со спящим Кадруи на руках, ибо терзания не оставляли её. И спросила арели Финиара, в чём вина её, что родился Энгерми глухим, и как должно быть велика вина за ней, раз погиб он так рано? Но опустил Финиар голову свою и ответил так: – Не Господин Садов я, чтобы ответить тебе, Сагвен. Но нет и не может быть твоей вины в доле сына твоего, ибо был он, бесспорно, достойным эу, и в том твоя заслуга. Ты же видела мир и знаешь его, так не благо ли, что не слышал Энгерми всей злобы его, насмешек и плача? И ныне осталось нам лишь радоваться за него, ибо в садах Ийдена трудится он перед Создателем нашим, вместе с народом своим, с братьями и сёстрами своими, окружённый их Любовью и заботой. Как знать нам, Сагвен, кому нужнее был Свет нашего Энгерми? Как знать нам, не будь так велика скорбь о нём, пришёл бы ли Кадруи в этот мир? Не терзай себя, милая Сагвен, и не мучь себя понапрасну. Не «за что?» погиб наш Энгерми, но «для чего?». Подумай о том и утешься. У тебя одной есть Кадруи и Алнаир, и все ваши дети, что придут ещё в этот мир. У Энгерми же ныне весь Ийден и Свет его. И подняла арели глаза к господину Светлого Дома и Свет Эйдена увидела в них, его же улыбка стала твердыней её и развеяла тьму страха её, ибо умел Финиар добрым взглядом своим успокоить любого и отвести всякую тьму. Тогда же просияло солнце для Сагвен, и успокоилось сердце её за Кадруи, и вознеслись в тот день молитвы её к престолу Создателя с благодарностью и смирением.

И был день, когда получил Кадруи именной клинок свой, тогда же поручили отец и мать его Алианту и Оннелие и отбыли на корабле своём из Светлого Дома, ибо служение их призвало их. Так приняли Алиант и Оннелие Кадруи на воспитание и многой заботой и Любовью окружили его. Наставников же себе нашёл юный эу в пределе Оленьего рода, и были учителями ему Ильт и Тщилин, а Элкарит учил Кадруи работе с деревом, и вскоре научился эу изготовлять из дерева различную мебель и арки, а также стал делать затворки и съёмные стены для покоев Светлого Дома, и поспешил Финиар вписать имя Кадруи в золотую книгу вместе с детьми своими, Ислии и первыми из эулиен, воздвигшими светлейшую обитель народа надеющихся. Так обрёл Кадруи в роду Оленьем не только наставников и друзей, но и верное знание своё.

В день же, когда попросил Кадруи благословить его на служение людям, и Элкарит, и Ильт с Феарнин, и Тщилин, и Алиант с Оннелие, и Луана с Аниз, и все, кто любил его, пришли к Финиару соблагословить его и попрощаться с ним, так как все любили Кадруи, и путь его был им всем известен, светлейший и опаснейший из путей в подзаконном мире для эу и человека, ибо взял Кадруи Слово Божие в сердце своё и на плечи свои, его же положил он себе нести по миру туда, где прежде не было Света его. И отдал Луана Кадруи корабль свой, и увесили эулиен его праздничными лентами, и проводили по воде с музыкой, тогда же многие корабли отплыли вослед Кадруи, провожая его, едва занялась заря. В неё же направил свой путь эу, и долго над водой ещё слышалось эхо радостных криков эулиен, провожавших его и благословляющих.