Эйвели. Часть третья

скачать книгу бесплатно


В великой Любви и с великим смирением перед таинством новой жизни заботились эулиен о Свете того, кого ожидали. И в свой срок родила Ниала прекрасного мальчика, их с Андани сына, которому Финиар дал имя И?о [?o], что значит Право. Так был рождён Ио от Андани, сына Ильтерильмина, сына Имани, сына Хеллаха, сына Лиина, сына Седби, сына Финиара, и от прекрасной Ниалы, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Сумеречные времена. Видя Свет, положенный Ио, наказал Финиар дать ему лучших из наставников своего рода и тех, кто мог бы утвердить его крепость. Добрым и смелым рос Ио, с малых лет проявляя заботу и попечение о всякой жизни. Госпожа Иллиат наставляла его, Керни также был наставником маленького эу, Элигмрин и Тщилин опекали его и мудрая Тейемин. Много добрых друзей и товарищей было у маленького Ио, и рос он с ними. Своими же братьями и сёстрами почитал эу пятерых детей Инарлли и Лийфеор [Liyfеor], с ними в играх отдыхало сердце его, и в молитвах о них его душа прикасалась Света Эйдена.

Сам же Ио по юности был строен и крепок, и всякий взор, падавший на него – отдыхал и находил усладу, всякое же сердце находило в Ио доброго друга и верного помощника, скорого в послушании и чуткого к нуждам. Сам Седби нередко приходил беседовать с Ио, предлагая ему долю воина, но отвечал ему эу, что прежде должен он испытать себя, узнать пределы своей крепости и отваги, чтобы надеяться когда-либо быть достойным послужить своим братьям. Приходил к юному эу также и Златовласый, предлагая ему перейти в предел Оленьего рода и встать с Ильтом, ибо не было и дня, чтобы светлейшему не нужны была верная помощь и надёжный соратник. И то же отвечал Ио старшему сыну Финиара. Звали мальчика к себе также и странник Луана, и Тейемин, но то же и им отвечал Ио, боявшийся подвести тех, кто доверял ему, ибо из всех возможных противников, достойных испытать меня, я выбрал самого сурового – себя самого. (1)

И был день, когда было юному Ио шестнадцать его лет, и по обыкновению своему молился он на вершине башни своего предела. Тогда же увидел он своим юным и зорким оком, как тень легла на край неба у самого горизонта, и поднялся посмотреть, что случилось. Присмотревшись же, увидел Ио, что то не тень, но дым от огня, и, не медля, поспешил туда в величайшем волнении. Дым же коснулся неба из-за того, что у морских границ мирной земли загорелся торф, и никем не был огонь усмирён, а потому перекинулся на лес и быстро объял его. Как мог, спешил Ио, ибо знал, что много зверей в том лесу, и многие из смертных селились там по щедрости тех мест. Когда же пришёл эу к вратам леса – огонь уже окружил его и взбирался на пушистые кроны. Сбросил Ио плащ свой и, разорвав его, укрыл им лицо своё и вошёл в лес. Там искал он в дыму и чаду живые души и выводил их на свет, под опеку морского ветра. Сам же ветер морской всё время менялся и направлял огонь то в одну, то в другую сторону, и так в короткое время голодное пламя охватило и корни, и кроны, и всю траву в лесу, и подожгло землю. Когда же вывел Ио несколько человек и животных из леса – то стоял в нём уже такой дым и шум, что не видно было эу и своей ладони перед глазами, а за шумом не слышно криков. Снял тогда Ио повязку свою, что держала его буйные золотые кудри, и повязал её на глаза свои, ибо от жара уже обгорели волосы на руках его и подпалились кудри. И во второй раз бросился он в лес, следуя не за звуком и образом, но по велению сердца, отчасти ступив на дорогу соследования и находясь на границе подзаконного мира и предела сердца. Так вывел Ио и вынес на плечах своих ещё несколько человек и семейство ежей и белок. Когда же окинул эу взором полыхающий лес, то увидел, что огонь уже валит деревья, и чёрная гарь поднимается в небо, и плачет земля, и за шумом пламени не слышно и прибрежного ветра. Огонь же тогда уже взял власть над лесом, и сам воздух горел, выжигая эфир, и красное марево поднялось стеною и дышало жаром раскалённого жерла. Посмотрел эу своим внутренним взором, и великий испуг сошёл в его сердце, ибо в нём прознал Ио, что лес ещё не лишён жизни, и остались в плену его те, кто не видит пути или не имеет сил выйти. Сорвал с себя Ио всё до сабана, стряхнул с кудрей гарь и пепел и в третий раз бросился в пламя, а вскоре и кудри огня поднялись под небо. Увидели их братья Фанханден и Элрельта и, всё оставив, поспешили к пожару. Но всё, что нашли – полыхаюший и ревущий остов леса, приблизиться к которому означало погибнуть. Тогда опустились эулиен на колени и воздели руки в своей молитве, хотя им, как и всем из их народа, было известно, что ev el`?nar brаyt Il`[16 - В огне рождается Свет (эмл.)].

Богу, несомненно, известны все наши чаяния и устремления сердца. Ему одному от начала и до конца известна положенная нам сила, и все наши таланты и наши слабости открыты Ему и послушны. Не стоит думать, что мы, как и люди, одарённые совершенной свободой выбора и действий, чьи последствия определяют нашу судьбу и воздаяние, при всём этом имеем власть над собою в той же мере, как и Тот, кто призвал нас. Ему дозволено распоряжаться нашим Светом, ибо Ему одному виднее, где и когда он наиболее потребен и как должен быть применён для большего блага. Судьбою я называю закономерное производное наших поступков – подвигов и промедлений, сомнений, страхов, сражений, суетных дел и ошибок, – всего того, что составляет ежеминутно всю нашу жизнь, – и так всю вечность. Он же, Господь, управляет не нашей судьбой и даже не нами, но, подобно ветру в открытом море, направляет корабль к лучшей цели, хоть капитан и уверен, что лучше знает, куда нужно плыть, и часто противится попутному ветру. Всё, с чем соприкасается Господь – это Свет нашего сердца. С ним Он говорит, ему повелевает, его укрепляет своим соприродным присутствием и наставлением, его посылает по своему усмотрению вершить то или иное дело, потребное для недоступной нашему разумению цели. Полагаю, что страх наш происходит из-за великого недоверия самому Свету. Свету Спасителя, который есть ветер в парусах нашего судна, и Свету сердца, своему Свету. Недоверие же, как я полагаю, проистекает лишь от незнания. Незнание – от незрелости нашей Любви, которая единственная во всём сочленении миров и пределов способна смиренно и с радостью принять всё, что посылается ей или к чему её употребляют. (2)

И был день, который выгадал Владыка, пока будет трижды и трижды светлейшая Эликлем, одна в служении своём в отдалении от обители, и принял трижды и трижды прекрасный облик свой, не скрываясь, и явился ей. Были кудри его золотые пышны, и ветер дышал в них привольно, глаза же его были так голубы, что терялись в них сами Свет и тьма, и лик его был чертами тонок и так прекрасен, что ни среди смертных, ни среди бессмертных не найдётся того, кто опишет его достойно, но и я не возьмусь. И пришёл Бессветлый к призвавшей его и спросил её, разве не надоела ей вражда народов их, разве не напились земли подзаконного мира человеческой крови достаточно, чтобы прекратить войну? И сказал Анкхали, что достаточно одного слова Эликлем, чтобы запретил он своим воинам и всем силам и именам, и остановилась бы война между ними и эулиен, и оставили бы все арели и имена их народ смертный. И спросила Эликлем, что же хочет Владыка. Тогда ответил данаи, что желает согласия её быть женою его, чтобы признала эу над собой власть мужа своего и подчинилась ему, и Свет свой и силу свою принесла в услужение его, тогда отменит он вражду и прекратит войну, тогда же отговорит он все силы и имена, что ополчились против рода Адама, и отступятся они, и искушения свои оставят. И вскинула Эликлем бровь свою – и устрашился арели, ибо лишь Эликлем боялся он более всего и всех. И сказала Эликлем, что есть она жена Итерлена, никто же не вправе более желать её, ибо ему одному принадлежит Свет её и вся сила её, что отдана виэ. И упрекнула эу Анкхали в бесчестии и низости его, и многими именами погубленных эулиен и людей устыдила его. И нахмурились брови её, и возвысился глас её, тогда же обличила она Бессветлого в делах его и коварных помыслах, и почернел он лицом и стал мал перед госпожой своей, как будто изошёл весь и уменьшился стократно. И объял его небывалый страх, и попятился он, но от взгляда эу скрыться не мог. Тогда же сказала эу, будь воля её – заточила бы она Бессветлого во тьме его так же легко, как и призвала его. Но открыто ей в Свете, что не была минутная слабость её в урочный день случайной, и через неё должное и положенное свершилось, и так стала она невольницей Фортуны, ибо через неё пришли арели в мир, хотя, возможно, в иное время и другой путь открылся бы им. Но отказалась она от власти над арели, как и от всякой силы, что не положена эу, и не ей теперь решать судьбу арели и Владыки их, но ему самому и каждому из них, ибо, восстав против правил и сойдя из тьмы предвечности в сочленение миров, под правила их подставили они плечи свои по доброй воле. И пришёл Итерлен, что был прежде виэ, которого за это также страшился Анкхали, ибо виэ древнее арели и всех имён бесплотных, и всех названных и неназванных, ибо они – суть, ибо они – огонь, ибо они – вода, ибо они – ветер и Свет, что рождается в огне пылающем. И позвал Итерлен жену свою. И откликнулась Эликлем. Тогда же оставила она Бессветлого и тотчас вошла в объятья мужа своего, и вместе вернулись они в Светлый Дом. Владыка же был обличён и унижен, и крик его сотряс горы и тверди земли и неба. Тогда же трепетала Эликлем, ибо сама оказалась напугана и дрожала. Но взял Итерлен руки её и сказал ей так:

– О, мир велик,

Я был им, но не знал его,

Пока не стал весь мир —

Возлюбленной моей!

И склонили любящие головы на плечи друг другу, и Свет их был всюду, и мир был в сердцах их. Эликлем же рассказала отцу своему о том, что было, и поклонился он мудрости дочери своей и силе её, и мужу её, что был силой её, поклонился также. И в сердце своём сохранил случившееся и запомнил. Анкхали же так прогневан был, что, вернувшись в предел свой, воплотил и убил многих, других же мучил страшно, но крики их не умягчили его. Когда же пришло его время отходить во тьму, то призвал он Нурши на ложе своё воплощённым, ибо унижен был и желал отмщения в мрачной глубине естества своего.

Наутро же искал Бессветлый Нурши и нашёл его воплощённым и слабым, ибо было ему противно и мерзко, и всё, что принял он ночью от своего господина – выходило изо рта его. Тогда же усомнился Анкхали в преданности его и Любви, и приблизился к Нурши и приласкал его, а затем взял клинок его и перерезал горло ему, ибо не мог вынести лицемерия бывшего своего мелаи. Когда же упал Нурши и умирал тяжко, склонился над ним господин его и о последней смерти рассказывал ему, пока не испустил слуга его последний хрип свой. Тогда же созвал всех Владыка и показал им Нурши, и сказал, что так будет со всяким, в ком не будет Любви и верности к господину своему. И призвал к себе Алаканона и поставил его на место Нурши, оно же и ныне есть подле него.

Звенье двести тридцать шестое. Айилье

Любовь, ответь, как выбираешь ты,

К кому придти и улыбнуться?

Велению Создателя послушна,

Ты можешь поженить огонь и воду!

Ты можешь жизнь и смерть соединить,

Тебе подвластны камни, океаны, звёзды,

Цветы, и всё, что живо иль уснуло —

То пробудится под дыханием твоим.

Любовь – провидица слепая,

Всевластная и всеблагая госпожа,

Смотри, – мы все у ног твоих смиренны,

И нет того, кто назван был бы Им

И существом своим, дыханием тебя не прославлял!

Как-то раз отправилась Кихин к мужу своему в стан воинов и взяла коня. Был тогда один арели, что, увидев эу, возжелал её, и страсть жестоко завладела им, ибо не было и нет равных Кихин по красоте в подзаконном мире, ни среди эулиен, ни среди людей, ни среди арели. И вот дождался он, пока оставит Кихин пределы Светлого Дома и мужа не будет при ней. А потому прибег арели к магии и силой её, положенной народу его, изменил облик свой и стал во всём похож на Китли, мужа Кихин, и голосом, и телом, и красотой и силой. И вот раздобыл арели коня и направился навстречу Кихин как Китли, который будто бы не смог унять жар тоски по любимой, что снедала его, и потому решил сам отправиться к ней. И так встретилась они, и не была эу удивлена, ибо пылкий нрав был у голубичноречивого Китли, огневласого арели её. И пожелал арели тут же совершить задуманное, но достала Кихин меч из ножен навороженного мужа своего и принудила его к бою. Был арели удивлён немало, но принял бой и бился с Кихин. Недолог был бой их, ибо одолела эу арели и повергла его наземь и показала, что желает ему смерти. Тогда взмолился арели, испугавшись последней смерти своей, ему же сказала Кихин: – Встань и убирайся прочь, потому что ты не муж мой, и нет в тебе его силы, ибо ты проиграл мне, а не поддался! И так Кихин продолжила путь свой, и вскоре соединились они с мужем в Любви и на поле битвы, и сила их соединённая была велика, и от неё устрашились арели, её же да остерегутся все зложелатели Светлого Дома, ибо ни Кихин, ни Китли её не знают покоя. Любовь же во всех мирах такова, что можешь ты не знать до конца возлюбленного своего, но принимать его совершенно и полно в его прошлом и с ним, и в его настоящем и с ним, ибо то, что принято – то часть тебя, а потому и принадлежит тебе. Так – то, что безраздельно и без сомнений принято тобой – тем ты и владеешь, – говорил Финиар. И без сомнений – Кихин и Китли знают друг друга лучше самих себя, ибо Любовь даровала им принятие друг друга, она же и сделала их счастливыми, вопреки законам и традициям их народов, на её же стороне сила и мудрость могущественнее магии и лживых чудес её. К чудесам же Любви преклоним взор и мы ныне.

Всякая Мечта в почтении у эулиен, Мечта же свершившаяся и воплощённая – священна. Любовь – есть Мечта воплощённая и свершившаяся, у неё в верных подданных ходим мы, ей, Госпоже нашей, служим, её исповедуем, ей посвящаем жизни, за неё отдаём их, её же творим во всяком дыхании и во всяком дыхании видим. Честна и светла Любовь отважной Ибхин и светлосердечного Ретирни, радуются ей любящие и всякий, кто видел их, ибо входил в Свет Любви их и обретал мир в нём, как обрели они, соединённые в Свете. С великим почтением чают эулиен, что примет Ибхин детей их под наставничество своё, как и дружбы с Ретирни искали тогда, ибо в союзе с эу просияло сердце его великим Светом смертных, которым очарован народ надеющихся от века. Сам же Ретирни, Мечтатель, да сияет имя его, верным другом был эулиен и от слова своего, данного Ибхин, не отступился, ибо благодарным рыцарем Госпожи Любви сделал себя и жизнь свою, священную жизнь смертных – подвигам её посвятил и благодатному делу её, разделив служение возлюбленной своей и сотрудясь с эулиен Светлого Дома.

Иногда вселенной не хватает лишь объятий, чтоб родиться. (1)

Случилось же так, когда первая седина коснулась волос Ретирни, и был день амевиль их – провели его Ибхин и муж её в соединённой молитве, ибо между собой от первого дня положили так. В ночь же вошла Ибхин в покои возлюбленного своего, ибо пришла пора, и пожелала она утвердить Свет мужа в подзаконном мире, тогда же принесла она ему отрез белой ткани и повязала на глаза ему, дабы не был Ретирни смущён видом шрамов от истязаний, что покрывали тело её. И сомолились любящие и в Свете Любви своей легли вместе как муж с женою, тогда же благословлён был союз их, и моление их услышано было. И так был ребёнок у Ибхин от верного её Ретирни, и в срок светлый и долгожданный родила она дочь мужу своему, и поднес её человек Финиару, и нарёк Всеспрашиваемый маленькой эулнори имя Айи?лье [Ay?l`e], что значит Великий Свет. Так была Айилье рождена от Ибхин Гэнвэ, дочери светлейшей Ильинор, дочери Эвнара Яблоневого меча, сына Фанхандена, сына триждыпрекрасной Кихин, дочери Седби, сына Финиара, и от мужа Ибхин – Ретирни из народа Адама, по исходу эулиен, на мирной земле, в Светлом Доме родителей своих, в Сумеречные времена.

Как есть финиардины, зажигающие свечи, чтобы наполнить Светлый Дом, отходящий ко сну, светом их, так и всякий из нас призван к жизни ради Света смертного сердца. Подзаконный мир имеет тысячи солнц и светил, и в каждом из миров свои источники Света, но Сам Создатель пожелал, чтобы был лишь один Свет, равный Его Свету, и даровал его человеку. Тот из нас, кто следует за Светом смертного, верен ему и верит в него, не следует ли след в след за самим Христом? Нет Света ярче, нет чище и радостнее, чем тот, что исходит от души человека, в улыбке его и благодеянии, в ликовании сердца его и счастливом сиянии глаз, и тот, кто потрудился ради этого Света – да будет свидетелем его, ибо Самого Создателя узрит и узнает в нём. Не положено, не дано от рождения каждому из смертных осведомлённым быть о ценности и величии Света, которым наделён он, оттого не радеет о нём человек, не заботится, попустительствует угасанию его и осквернению, происходящему через него самого. Нет слова у меня, нищесловного, чтобы рассказать о Свете смертных. Нет у человека и слуха, услышать и уразуметь подобное. Но всякому из нас должно трудиться и не щадить себя, дабы показать человеку Свет его и оградить его от оскверняющей тени. К тому же, кто просиял и чей Свет явлен, припадём мы, как к источнику, как к водам исцеляющей Аэн, ибо так Господь благословляет нас, через Свет тех, ради кого мы отдаём свой Свет и жертвуем вечность. Сомнения и отчаянье, страх и боль – старые спутники эулиен в подзаконном мире. Но пусть не будут они поводырями сердец ваших, ибо нет такой тьмы, где невозможен Свет, потому что сама тьма – бессилие ослепшего, отказавшегося от Света. Да будет труд ваш – против бессилия смертных! Мои ли слова поддержат вас или сердце само вразумит к труду, но да будет и вашей наградой – улыбка смертного, Свет человека. И всякий путь, что ведёт к нему – светел, и всякий путь, что ведёт к нему – славен, и всякий путь, что ведёт к нему – единственный из тех, что должен знать эу, ибо не мы – спасение человека, но он – Спаситель. (2)

Большие светлые глаза, как у всех надеющихся, взяла Айилье от матери своей, и облик, и черты эулиен, но улыбку взяла эу от отца своего – человека, ею же, чистейшей, бывал покорён всякий, кто видел её, и тот, кто видел – не позабудет. В то же время весь род Щита пришёл поздравить и благословить маленькую эу и родителей её, многие эулиен желали наставлять Айилье и до знания проводить её, но лучших наставников выбрала эу для дочери своей. Так стали первейшими наставниками эу – достопочтенные Орморэ [Ormоre] и Н?мардан [N?mardan], спасённые Ибхин и жившие в покоях рядом с ней, и Ретирни, им же Ибхин прислуживала сама с величайшим почтением. Из них была седая Орморэ мудрым ежом древнего леса, она же первой наставницей была для Айилье. И Нумардан был барсуком светлых рощ, он же опекал Айилье и был с ней с первых дней её. Никому не могла доверить Ибхин сон дочери своей и покой её, только Нумардану и Орморэ, они же сопровождали эу в играх и древнейшей мудростью своей наставляли её. Велика и светла мудрость благородных эулиен, щедра и надёжна мудрость смертных, мудрость же малых детей Господних – не знает равных, ибо всякий в подзаконном мире стремится к мудрости своей и в труде и годах обретает её, им же, смиренным, пожалована она Создателем в неизреченной полноте своей от самого рождения и до смерти, как и священная честь их, и милосердие, и полнота жизни.

Куда бы ни направлялась Айилье – были Орморэ и Нумардан с нею, и как прежде отважный Гэнвэфир сопровождал мать их, так и они сопровождали маленькую эу. Ибхин же и Ретирни с рождения дочери их – не отлучались от неё, и втроём неразлучны они были, и всюду были вместе, и вместе проводили всё время. Велика Любовь Айилье к отцу своему, во всём желает она походить на него и руки его не отпускала с первых дней своих. Во всяком совете и деле был Ретирни поддержкой Айилье и в каждом дне спешил ей дать так много, как только мог. Он же дал ей Свет свой, и Айилье приняла его, и Ибхин дала ей свой Свет, и его приняла эу. В Свете детей да умножается Свет родителей их! Когда же пришёл час, то и Ибхин стала наставлять дочь свою, и Фиэльли, и Иллиат, и многие светлейшие эулиен, друзья Ильлинор, и Луриена, и рода Седби. Мечтательна и прекрасна юная Айилье, звонок смех её и чисто сердце её, ищет она труд свой во всех пределах Светлого Дома и часто сопровождает Эликлем в трудах её, и скорое исцеление приходит ко многим под руками её, и утешаются отчаявшиеся от улыбки Айилье или в доброй беседе с ней. Часто желает юный ретенти Фи?ннэ [F?nne], чтобы сомолилась Айилье с ним, и ищет наставничества у Ибхин, хоть есть у него наставник свой, и тот из ретенти. Сам же Финнэ из предела Ирдильле, но каждый день приходит в предел Седби и бродит, таясь, среди колонн и арок, там, где проходит Айилье, когда наставники ожидают её. Айилье же лёгок шаг, едва ли юный охотник может уследить за ней, но очевидно всем старание и рвение его. Всем, кроме самой Айилье, ибо ещё не время великих нужд светлейшего сердца её, да не коснутся печальные нужды его вовеки!

Неведом юной Айилье путь её до конца и труд её, и дело своё ещё не обрела она, ни в Доме своём, ни среди смертных. Сердце же её ожидает знания, как ожидают саму Айилье сердца, тоскующие по Свету её. Да будет время милостиво ко всем, кто ждёт, и многощедро к тем, кто смирен в терпении!

Звенье двести тридцать седьмое. Кахиррэ

И вновь был праздник в Светлом Доме, ибо эулиен изо дня в день ищут лишь повод, так как сердца их склонны к радости и веселью. О, как легко обмануться, глядя на чинного и скромного эу! Как легко ошибиться, поверив чужому слову, в его суровость, или же своему быстрому взгляду! Всё, чего ищет эу – одна лишь улыбка. Всё, чему он обучен – служить её рождению. Эулиен знают толк в веселье, поэтому арели ещё больше ненавидят их, ибо веселье эулиен – происходит от Света в сердце, от торжества Любви в нём, ради смеха, ради улыбок, ибо прежде всего – веселье эу начинается в сердце, оно же не ждёт ни повода, ни предлога, не просит вина или наслаждений, но музыки, смеха, доброго слова и, конечно же, танцев. С рождения приучается маленький эу к каждодневному торжеству, если не в Доме своём, то в своём пределе, и если не в нём, то в сердце отца и матери, в их объятьях, в улыбках их. Это не делает эу праздным, это не затмевает его разум, погружённый в пучины немощей и нужд подзаконного мира, но эулиен не арели – им не по силам изменить свою природу, а она направлена к ликованию, и потому всегда жаждет праздника и торжества улыбок. Такова природа любого эу, как бы любой из них глубоко и умело её ни прятал. Когда же в Светлом Доме появляется повод, пусть и малейший, но огласить праздник и выкрикнуть хэ?ийях [hеiyah] (1) – не будет в обители того эу, кто промолчит или останется безучастным. А потому был день, и оставили Калтерин и Ивтэйн все дела и труды и пришли на праздник в предел рода Золотое дерево, ибо один из эулиен народа Эликлем пожелал устроить праздник в честь возвращения своего сына в обитель. И те, кто знал того эу, пришли его встретить и поздравить, и те, кто не знал его, пришли посмотреть на него и послушать его историй, и те, кто был в пределе Эликлем или в других пределах – собрались на праздник, ибо таков закон – не оставлять ликующих без почтения. Так пришли Калтерин и Ивтэйн в предел рода Золотое дерево и веселились от всей души, и танцевали столько, сколько ноги могли держать их, и пели, и выкрикивали благословения, пока опасная боль не поселилась в их груди и горле. Когда же праздник ещё продолжался, а многие эулиен уже были без сил, отошли Калтерин и Ивтэйн вглубь предела и опустились на золотую скамью у сверкающего фонтана, и, обессиленные, склонили головы друг другу на плечи. И каждый из них вспоминал в своём сердце недавний праздник и молился о светлом эу, ради которого он был устроен, а также вспоминал и перебирал в сердце и свои поводы к торжеству улыбок. Солнце тогда уже садилось, и последние блики его играли в потоках воды и, отражаясь, плясали на полу и стенах, как и самые стойкие из эулиен в торжественной зале. Восторженные и утомлённые Калтерин и Ивтэйн вскоре уснули под шум воды и танец солнечных бликов. И спросила Ивтэйн в сердце у мужа: – Как скоро будет наш повод устроить праздник? И ответил Калтерин в своём сердце: – Пусть он будет! Тогда же Свет их был соединён, и если бы эулиен не спали, то могли бы видеть, как солнце, что заходило, последним лучом своим коснулось кудрей их, озарив головы любящих золотым сиянием. Господь был милостив к уставшим супругам, Он дал им повод для праздника в их пределе, ибо Ивтэйн исполнилась новой жизнью, и оттого на лицах спящих расцвели улыбки, и руки их, встретившись, не пожелали разъединяться.

Тяжко давалось эулиен ожидание, ибо и Калтерин, и возлюбленная его пребывали в большом нетерпении, заранее придумав и решив между собой, как будет устроен их собственный праздник. Вскоре же труд их терпения получил награду, и в срок положенный родила Ивтэйн сына мужу, и Финиар, поспешивший к ним, дал ему имя Кахи?ррэ [Kah?rre], что означает Добрая память, Крепкая, отважная, верная память или Воспоминание. Так был рождён Кахиррэ от Калтерина, прозванного Фарвинским, сына Ирнан, дочери Энари Широкий полог, сына отважного Фанхандена, сына прекраснейшей из эулиен Светлого Дома Кихин, дочери Седби, сына Финиара, и от Ивтэйн – вернейшей супруги Калтерина, по исходу эулиен из Эйдена, на мирной земле, в Светлом Доме, в пределе рода Щита, в Сумеречные времена, как их называют эулиен. И на второй день, как только смогла Ивтэйн подняться – исполнили эулиен задуманное ими и объявили праздник в своём пределе, где собрались их сородичи ото всех пределов, и эулиен их, и гости Светлого Дома. Все они благословляли Кахиррэ, посвящали ему песни и танцы и щедрыми улыбками и дарами сердца радовали родителей маленького эу, что сидели в центре торжественной залы на специально поставленном для них возвышении и руководили торжеством, поощряя соликующих с ними сладкими яствами, песнями, ингами и объявлением танцев. Когда же закончился праздник Кахиррэ, началось торжество амевиль двух эулиен в пределе Ирдильле, и уже другие эулиен ждали его завершения, чтобы огласить hеiyah в своём пределе и разделить со своим народом сердечную радость. …Ибо радость – есть естественный удел, положенный всему живому по Воле Его. И она ничего не требует для себя и сама не нуждается ни в чём, потому как радость происходит от служения, когда отдаёшь, возвращаешь, разделяешь ликование, и, пусть даже ничего не имея прежде, ты обретаешь улыбку другого – ценнейшее сокровище, задуманное Творцом, то, что, я уверен, предстояло Слову. Радость в подзаконном мире пуглива, жизнь выживает её из сердца многими скорбями, сомнениями и страхом, неверием в совершенство положенной судьбы, незнанием о том, в чём обретается радость. Я слышал от людей: о я, несчастный! Я лишён дохода, я лишён коня, я потерял друга, я похоронил брата, я никогда не стану богатым и знатным, не отправлюсь за море, не вкушу от стола господ… Для многих радость – в обладании чем-либо, в утешении самого себя, и потому радость подзаконного мира так слаба и болезненна и не живёт долго. Её одолевают и жадность, и скорбь от потери, и бесчувствие сердец рядом. Как же прожить радости смертных, если она в том, что удержать невозможно, в том, что всего лишь вдохновляющее наваждение?! О, я не смею лгать, ибо был совершенно счастлив, как никто, быть может, во всём подзаконном мире, когда имел возможность и смелость поднять взгляд на свою супругу и видеть, пусть и один лишь миг – её улыбку. Я был счастлив, я испытывал беспредельную радость, глядя на то, как спит мой ребёнок. Но, оставив их, я не сделался несчастным, как не сделаюсь им, и лишившись того, что имею. Я не тот, что поставит радость служения выше скорби смертного от его потери, но я тот, кто убеждён всем своим сердцем, что и в этот час – радость всегда остаётся возможной, ибо она – не в обладании чем-либо, она – в причастности к рождению чужой улыбки. Я боюсь, что вечно будут страдать от жажды те из страстно ищущих радость, что прежде не найдут тот заповедный её источник, не требующий ничего для себя и не нуждающийся ни в чём! (2)

Добрым и светлым эу рос маленький Кахиррэ. Были даны ему три блага детства: беззаботная радость, весёлые приключения и цепкое любопытство. Много друзей имел маленький эу в пределе Ирдильле и много в пределе рода Золотое дерево. С ними в играх совершенствовал он свою силу и ловкость, мастерство рассказчика и зоркость сердца. Хоть радость и веселье сопровождали Кахиррэ, он всё же рос рассудительным эу и тяготел к знаниям, особо к тем, что не положены детям по суровости их и жестокости оберегаемых ими законов. Однако Кахиррэ умел быть настойчив и вскоре нашёл тех, кто не смог ему отказать, ибо эулиен не отказывают в знании даже детям, если видят в том нужду их сердца и готовность принять истину, пусть она и не будет счастливой и сладкой, или обнажит перед юным эу суровую долю служения в подзаконном мире. Так Кахиррэ, начиная с начала, решил узнать о тайне имён и звуков, о значении букв, о языке своего народа и том учении, что он являет. Ради этого оставлял Кахиррэ свои забавы и садился у ног Ивтэйн, чтобы внимательно её слушать и запоминать каждое её слово. Тогда же ничто не могло отвлечь Кахиррэ, и он бы мог не заметить, даже загорись край его одежды – так жаждал он знаний и раскрывал своё сердце им навстречу. И вот спрашивал эу об имени своём, имени Кахиррэ. Так учат эулиен, когда они ещё малы, открыв им тайны квентиэселлес, учили и Кахиррэ так. Запомни, милое дитя. Все буквы выстроены в ряд. Они как воины в бою – плечом к плечу стоят Против невежества и тьмы. Учением своим – ты их союз разбей. Ведь буква каждая важна – и что стоит за ней.

Так «к» – и всё, что от неё – лишь воплощение «и», всё тот же прежний Свет. Как kеmi (друг), как ?e (жизнь), как kаylah (солнце), иль как kayrаt (судьба) – то свет, обретший воплощение. Но «к» – тверда. Твердыня Света – буква «к».

Так «а» – смиренна и тиха, как аldar (благо), но и величье в ней. Недаром за смиреньем все буквы следуют за ней.

Так буква «х» – и что за ней – что мы не видим и не слышим, но то, что смягчает и c заботою созиждет мир, как наш, срединный, так и вышний.

Так «и» – есть Il` – всего начало – Свет. Она во всём, везде, всегда, пусть даже и невидима порой. Она есть Божия Любовь, Его частица, что в каждом сердце говорит. Она же тьме противостоит.

Так «р» – есть крепость и броня, а также верный щит. Кто обладает буквой «р» – тот именем стоит на страже и защите светлых врат. Тех, за которыми иные буквы построены к бою в ряд.

Так удвоенье в имени твоём – есть знак, что буква, стоящая под ним[17 - В эмланте написание двойных букв указывается надстрочным знаком, обозначающим удвоение. Прим. И. Коложвари], и что стоит за ней – в тебе одном, в тебе самом – сильней.

Так «э» – есть часть тебя, принятие твоё, согласие и нераздельности живого знак. Она законом говорит: да будет так!

Также сама суть имени его была объяснена Кахиррэ, как и то служение, которое могло быть для него возможным по силе имени и его Свету. Всё это с большим восторгом слушал эу, но, конечно, ему этого было мало, ибо в именах – великая тайна. И спросил Кахиррэ Итерлена, как виэ получил своё имя, и ответил ему Итерлен так: – Нет у виэ имени, нет плоти, и не мыслит виэ себя отдельно от своих собратьев, не перечит им, не обладает свободой собственной воли, но внимает долгу. Меж тем виэ – живое создание, и то, что свойственно всякой жизни – не чуждо и виэ. Любовь соединяет мир, творит его и сохраняет. Она послужила отчуждению одного виэ, что стал Итерленом. Лишь взяв плоть, вопреки своей тонкой природе, может виэ сам выбирать себе имя, ибо сам отныне творит свою судьбу, отрекаясь от положенного ему удела. Я выбрал имя Итерлен, ибо желаю пройти свой путь рядом с любимой. Ничего другого я не желаю в жизни, лишь быть с Эликлем, разделив с ней отведённое нам время. Потому я Итерлен, хотя, возможно, и мог бы назваться иначе, но никогда-никогда не сделал бы этого, потому что я знаю, кто я, и ради кого сотворено всё это. Но и ответ Итерлена не унял любопытства эу, и он отправился к самому Финиару и преследовал его, и осаждал его покои и самого Финиара своими вопросами об именах. Наконец Всеспрашиваемый сдался на милость Кахиррэ и одному ему посвятил своё время, чтобы ответить на все вопросы юного эу. Разузнав об именах так много, как это было для него возможно, отправился Кахиррэ к госпоже Эликлем, дабы она ему поведала квентиэселлес, ибо в языке – душа любого народа. Отважное любопытство маленького эу склонило к нему милость прекрасной Эликлем, и вот, оставив все свои заботы, она посвятила себя Кахиррэ, дабы утолить его жажду знаний. Но, едва вняв госпоже Светлого Дома, отправился неутомимый Кахиррэ в покои Седби искать у него иных ответов. О верный уголёк[18 - Возможно, данный эпитет употреблён не случайно. Дело в том, что, вполне возможно, имя Седби образовано от слов sed (sеdat) – иметь в себе, содержать и bi – огненосный уголь; то, что рождает Свет. К правомерности подобной трактовки отсылает и сам эпизод зачатия Седби в Эйдене. Прим. И. Коложвари]