Одиннадцать дней вечности

скачать книгу бесплатно

«А как же Элиза?» – удивилась я.

– Элизу она еще при жизни отца отдала на воспитание в небогатую семью с суровыми нравами, чтобы та научилась смирению и выросла неизбалованной, – негромко сказал принц, правильно истолковав мой немой вопрос. – Мы навещали ее днем, но она, конечно, не могла даже подумать, что это мы, ее братья. Ну а с закатом двери и окна в том доме запирали, и нам оставалось разве что вломиться силой!

«Почему же вы этого не сделали?» – удивилась я.

– Как бы мы понесли ее через море? Маленькую девочку, у которой даже хорошей теплой одежды не было… Она могла простыть насмерть, и это было бы на нашей совести, – проговорил Эрвин. – Мы долго спорили о том, что именно для нее будет лучше, и к ее пятнадцатилетию уже решили, что можем выкрасть ее, но… опоздали.

«Как?!»

– Элиза исчезла как раз после своего дня рождения, и нам удалось узнать, что ее забрали во дворец. Оттуда она и пропала, а вскоре умер отец… Ты скажешь, мы могли бы пройти во дворец после заката? – правильно понял мои мысли Эрвин. – Мы так и хотели сделать, потому что оставаться здесь долго не могли, иначе не сумели бы вернуться за море… Но случай распорядился за нас: мачеха выставила и Элизу, и та забрела на побережье, где мы как раз готовились к отлету. В этот раз мы забрали ее с собой, и не спрашивай, чего нам это стоило! Даже Михаэль признал, что куда легче было бы принести с собой теплые вещи и унести за море десятилетнюю девочку, а не взрослую девушку!

Он помолчал и добавил:

– Право слово, мы сглупили. Проще было купить у какого-нибудь рыбака лодку. Хоть и не принято торговать после заката, но за большие деньги кто-нибудь да уступил бы. Или можно было нанять кого-то, чтобы купил лодку днем… Словом, мы могли бы тащить за собой суденышко и сами отдыхать на нем… хотя Андреас возражал, что на двенадцать человек нужна изрядная шлюпка, а то и баркас, а буксировать их не так-то легко. Может, был он прав, может, нет, но уж что сделано, то сделано.

Я кивнула – я видала и шлюпки, и баркасы: без руля и ветрил они не больно-то поворотливы. Там нужен хотя бы рулевой, а еще гребцы, чтобы держать судно по курсу и не дать волнам развернуть и захлестнуть его. Сомневаюсь, что даже одиннадцать сильных птиц справились бы с этим! С другой стороны, если они могли нести сестру… хотя она все же весила меньше, чем баркас, которому вдобавок противились бы ветер и волны! Но вот нанять кого-нибудь, чтобы отвез Элизу, куда следует, они могли, раз уж были деньги, а я поняла, что братья не бедствовали. Интересно, как им это удавалось?

– Мы переночевали на той скале, – произнес Эрвин, словно не замечая, что я глажу его пальцы. Да я и сама не сразу заметила. – Был шторм, должно быть, поэтому ты не появилась…

Я кивнула и виновато улыбнулась. Мне и так-то нельзя было подниматься на поверхность, я была еще слишком молода! Однако все нарушали правила, даже бабушка – она как-то обмолвилась об этом. И сестры мои поступали точно так же, и пока никто не попался и не пострадал, на это закрывали глаза. У людей, я знала, дети поступают так же… Наверно, нехорошо обманывать родителей, пообещав слушаться и нарушая запрет, но что делать, если большой мир манит прямо сейчас и нет никаких сил дожидаться своего совершеннолетия?..

Словом, Эрвин был прав: я не рискнула выбираться из дворца в такую бурю – я не столько боялась отцовского гнева и бабушкиных нотаций, сколько опасалась, что штормом меня унесет далеко-далеко! Конечно, я сумела бы отыскать дорогу назад, но ведь все это время родные сходили бы с ума от страха за меня… И я, как ни хотелось мне покачаться на бурных волнах, осталась дома. Это ведь не последний шторм на моем веку, подумала я, успею поразвлечься, когда подрасту. Может быть, и не одна, в компании так резвиться всяко веселее!

Именно после той бури я не видала больше лебедей…

– Мы больше не возвращались на родину, – подтвердил мои мысли Эрвин. – Элиза теперь была с нами… правда, недолго. Будь добра, подай мне воды, в горле пересохло…

Я налила ему воды из графина и смотрела, как он пьет большими глотками.

– Хорошо-то как! – сказал Эрвин наконец. – Что ж… рассказать осталось не так уж много. Нужно заканчивать – уже ночь на дворе, слышишь, как соловьи распелись?

«Не только они», – улыбнулась я: в саду кто-то терзал лютню, но, к счастью, соловьиные трели заглушали эти ужасные звуки.

– Выйдем в сад? – спросил вдруг он. – Там прохладно сейчас…

Я кивнула: мне хотелось ступить босиком на мокрую от вечерней росы траву – так меньше чувствовалась боль. Во дворце Клауса была купальня, и я проводила там много времени, да и сам он любил воду.

– Не надо, – сказал Эрвин, когда я подняла и расправила его плащ. – Чужих здесь нет, а свои не станут таращиться, даже если и увидят меня ненароком в таком виде. Накинь сама, если тебе холодно…

Я решительно помотала головой: разве это холод? Вот зимой на льдине нежарко, но в весеннем саду уж точно не замерзнешь!

– Тогда идем, – произнес принц, отпер дверь и провел меня каким-то коридором, которого я не знала.

Впрочем, в этом доме я могла попросту потеряться, потому что бывала только в своих покоях да вот еще в кабинете Эрвина, а в замкнутых пространствах, которые так привычны людям, ориентировалась куда хуже, чем в коралловых или скальных лабиринтах. Там хотя бы можно было всплыть повыше и посмотреть на хитросплетение коридоров сверху, отыскивая путь.

В саду было темно, а черемуха и сирень благоухали так, что у меня закружилась голова, и я невольно схватилась за локоть Эрвина, но тут же отдернула руку, опасаясь причинить ему боль.

– Я не стеклянный, не бойся до меня дотронуться, – негромко сказал он и запрокинул голову. – Гляди, какая луна! А звезды… В августе их видно лучше, зато весной они будто умытые, такие ясные…

Я тоже посмотрела вверх: небо было так похоже на ночное море, когда оно светится, и за каждым плавником остается сияющий след…

– В такие ночи земля с высоты кажется прекрасной, – словно прочел мои мысли Эрвин, – такой, будто на ней нет места грязи, злу и боли. А потом ты спускаешься все ниже и ниже, и вместо пасторального пейзажа видишь вблизи все то, о чем не хотел даже думать. А тебе какой кажется земля после твоего подводного царства?

Вопрос застал меня врасплох. Да и как я могла ответить, не имея под рукой доски и грифеля?

Я придумала все же: оглядевшись, я коснулась кончиками пальцев нежного соцветия черемухи и восторженно улыбнулась, а потом выискала колючую ветку, прикоснулась к ней – и отдернула руку, больно уколовшись.

– Понятно, – негромко произнес Эрвин. Его белое крыло было почти незаметно в зарослях белой сирени. – Я отвлекся, а ведь собирался дорассказать тебе свою историю… Итак, мы принесли Элизу на другой берег. Думали нанять ей дом и слуг… что ты так смотришь?

Я потерла палец о палец, как делали торговцы, мол, откуда же у вас деньги?

– Мне стыдно говорить об этом, но мы вынуждены были промышлять ночным ремеслом, – сказал Эрвин. Его профиль четко вырисовывался на фоне подсвеченных луной белых соцветий, и сейчас он был до такой степени похож на Клауса… – Мы были молоды и сильны, но днем мы могли лишь следить за кораблями, за гонцами, подслушивать разговоры… Но и то – лебедю не так просто спрятаться даже в портовом городе, мы слишком бросались в глаза. Зато ночами нам не было равных…

Он невесело улыбнулся и потянулся за веткой сирени, спрятав в ней лицо.

– Убивать нам тоже приходилось, – услышала я. – Мы прослыли удачливой бандой, и нам хватало на жизнь, даже с лихвой. Я вот стал отличным вором: я ведь был самым младшим, еще ухитрялся пробраться в дома через форточки, а то и дымоходы! Старшие… Старшие промышляли иначе.

Он замолчал, но я уже достаточно прожила среди людей, чтобы понять, что имеет в виду Эрвин.

– Представляешь, среди воров очень мало грамотных, – сказал он. – Нам доставались дорогие заказы – компрометирующие письма, секретные документы… Правда, будь мы голубями, нам было бы проще работать: лебеди все же очень приметные птицы!

Я обошла принца и осторожно коснулась белых перьев.

У русалок нет души. Когда мы умираем, то просто растворяемся в соленой морской воде и так остаемся со своими близкими. Люди же верят в то, что у них есть бессмертные души, которые забирает Создатель и которые смотрят потом на своих близких с небес, а бывает, спускаются к ним, осеняя их такими же белоснежными невесомыми крыльями…

– Михаэль устроил Элизу на время в одном домике неподалеку от города, – продолжил Эрвин. – Старшие думали, как быть, что делать с нею, а Элиза вдруг перестала говорить и принялась, будто одержимая, плести рубахи из крапивы. Андреас позвал колдуна со старого рынка, а тот только взмахнул руками да убежал, хотя до того лет десять не вставал с места и требовал нести его на закорках или везти на тележке, если кому-то нужны были его услуги.

«Это было сильное волшебство», – подумала я.

– Мы понадеялись, что у нас есть шанс, – тихо сказал принц. Лебединое крыло бессильно волочилось по мокрой траве. – А потом Элизу увидел местный правитель – она всего-то вышла в соседнюю лавку за приправами, а он проезжал мимо. Он возжелал ее и забрал в свой дворец, сделал своей женой, и ему было все равно, умеет она говорить или нет! Он даже позволил ей взять с собой рукоделие…

Эрвин остановился под аркой, которую образовали ветви сирени и черемухи, и его темные волосы посеребрила луна.

– Ты, думаю, догадываешься, что при дворе Элизу невзлюбили, – продолжил Эрвин. – Немая красавица неизвестного роду-племени… Знакомо, правда?

Я кивнула.

– Вдобавок – ведьма, – выговорил он. – Она же, не переставая, плела эти рубашки из крапивы! На всех нас… И наконец муж ее не выдержал слухов и сплетен и отдал Элизу на суд народа… Народ же постановил сжечь ее, как ведьму.

Я только отвернулась: он был прав – это так знакомо!

– Она до последнего часа плела и плела эти рубахи. Даже на повозке, которая везла ее к костру, Элиза не оставляла работу… – Эрвин пошевелил крылом. – Мы едва успели, окружили эту проклятую телегу… Знаешь, лебедь – не такая уж слабая птица. Оказывается, я могу ударом крыла сломать нос стражнику! – Он негромко рассмеялся. – Ну а Элиза взялась накидывать на нас эти рубахи, и братья один за другим становились людьми. Только вот ее бросили в темницу прежде, чем она закончила последнюю рубаху, и хоть ей оставили рукоделие, крапивы все равно не хватило. Старшие братья стали людьми, а я…

Эрвин замолчал, и мне показалось, будто я ощущаю и стыд его, и облегчение от того, что он выговорился наконец, пусть даже не близкому человеку, а просто тому, кто мог и хотел выслушать его.

– Знаешь, – произнес он вдруг без тени усмешки, – сперва я считал, что, если бы крыло осталось лебединых размеров, мне было бы легче. Потом передумал: у птиц хрупкие кости, а переломанное бесполезное крыло намного хуже, чем просто бесполезное… Ну и вдобавок я теперь могу обойтись без одеяла, а в жаркие дни – прикрыться от солнца!

Эрвин улыбался, но я видела, как ему больно. Это была не телесная боль, хотя и ее он испытывал вдосталь…

– Элизу признали невинной, сказали, что она не колдунья, а вместо нее сожгли главного наушника, – тихо сказал он наконец. – Она счастливо живет со своим мужем, а Михаэль занял трон нашего отца. Нам с братьями досталось не так уж мало… Куда подевалась Лаура, не знает никто.

«Такие не пропадают бесследно», – подумала я.

– Вот и вся моя история… – негромко произнес Эрвин. – Я думал, это уже конец, но, кажется, ошибался.

«Я останусь с тобой, – сказала я про себя. – Хотя бы ради того, чтобы узнать, почему умер Клаус! Ты поможешь мне отомстить…»

О, горе тем, кто считает русалок нежными морскими девами, способными лишь петь о любви и заманивать моряков в пучину! Я умела делать и это, в ранней юности все так балуются… Но если убийца Клауса попадется мне в руки, клянусь, я разорву его на части, и помощь мне не потребуется!

– Дождь собирается, – сказал Эрвин, подняв голову. – Первая гроза в этом году. Идем в дом?

Я покачала головой и сделала то, что давно хотела: скинула туфли и ступила на прохладную влажную траву босыми ногами. Принц молча наблюдал за мной, а потом, когда порыв ветра бросил в лицо белые лепестки, сказал:

– Похоже на снег, правда? Люблю снег, но до зимы теперь далеко…

Раскат грома раздался совсем близко, и я вздрогнула от неожиданности. Пошел дождь, пока слабый, мелкий, но чувствовалось, что он скоро разойдется и будет поливать до рассвета, а то и сутки напролет.

– Не мокни, снова простынешь, – произнес Эрвин и расправил крыло. – Хотя о чем это я, в зимнем море куда холоднее, чем теперь! Я прав?

Я кивнула. Тогда, зимой, я заболела не столько от холода, сколько от горя. Я всегда считала, что это случается только с людьми, ан поди ж ты, оказалось, мы похожи куда больше, чем можно представить!

С лебединых перьев вода скатывалась, не смачивая их, и на меня попадали только случайные капли. А что ноги намокли – не страшно, это было приятно…

Сам Эрвин вымок до нитки, темные волосы облепили его виски, но он улыбался, подставляя лицо струям дождя.

– Жаль, я не могу жить в бочке с водой, – сказал он вдруг, а я вспомнила: Анна рассказывала мне, что Эрвин всем твердит о пользе закаливания и зимой запросто разгуливает в одной рубашке, а бывает, обтирается снегом. Летом же он пропадает на побережье, купается, бывает, в самый шторм, и никакой холод его не берет!

Должно быть, снег и холодная вода могли хоть немного утишить боль от ожогов… И я понимала теперь, почему Клаус так много времени проводил в молельне – в ней очень холодный каменный пол, и, должно быть, распростершись на нем, Клаус испытывал облегчение. Со стороны же это выглядело молитвенным экстазом и вызывало уважение придворных. Клаус всегда слишком много значения придавал чужому мнению, Эрвин был совсем иным!

Грозовые тучи, сдержанно погромыхивая, уползали прочь. Дождь понемногу утихал, хотя это ни о чем не говорило: он может снова разойтись к утру.

– А ты умеешь пла… – начал вдруг принц, но не закончил фразы и рассмеялся. – У кого я спрашиваю, вот глупец! Тут неподалеку есть бухта, там довольно глубоко, а со стороны ничего не разглядеть – скалы. Это мое любимое место с недавних пор… Составишь мне компанию?

Я закивала: у Клауса во дворце была купальня, но это совсем не то же самое, что вольные волны!

– Вот и славно, – произнес он и, подняв руку, качнул ветку белой сирени, обрушив на нас водопад душистых брызг.

От неожиданности я отшатнулась и упала бы, не поддержи меня Эрвин. Босую ногу что-то обожгло; я наклонилась и сорвала стебелек молодой крапивы, размяла в пальцах… Жжение быстро проходило, хотя пальцы немного чесались.

– Выбрось, – поморщился Эрвин, когда я показала ему растение. – Не хочу даже смотреть на это.

«Ты не понимаешь! – нахмурилась я, взяла его за руку и прижала измочаленный стебелек к его пальцам. – Не чувствуешь?»

– Трава как трава, – произнес он через несколько секунд. – Вовсе не жгучая… А! Я, кажется, понял, что ты имеешь в виду… Должно быть, я забыл сказать. Элиза поведала нам, когда мы стали людьми, а она снова заговорила: ей ведь явилась фея и научила сплести рубахи из крапивы, чтобы спасти нас. Но не из простой… – Эрвин помолчал. – Из кладбищенской. Обычная-то перестает жечься, как зацветет, а кладбищенская зла всегда. Потому, кстати, Элизу и обвинили в колдовстве, что видели ее ночью на кладбище, где она рвала эту дрянь… И нет, она не могла послать туда слуг, она все должна была сделать сама…