скачать книгу бесплатно
Время летело незаметно. Анна пеняла мне на то, что я вовсе забросила занятия и не выпускаю карандаша и кисти из рук. Правда, всякий раз радовалась, как ребенок, получив очередной рисунок с замысловатыми цветами, орнаментами, пестрыми птицами на ветвях рябины или рыбками среди кораллов. Помню, я решила подшутить над своею доброй служанкой и нарисовала летучих рыб среди цветущей сирени и разноцветных птиц с длинными хвостами в зарослях морских лилий. Анна не сразу заметила подвох, а потом долго смеялась…
А я, когда она не видела, пыталась нарисовать Клауса, пока его черты не истерлись из моей памяти, пока я видела его лицо, как наяву… Выходило скверно, и я изорвала и сожгла не один лист, прежде чем у меня получился, наконец, достойный портрет – на нем Клаус улыбался, как в тот день, когда я впервые увидела его: искренней, но в то же время немного грустной улыбкой. Теперь я могла время от времени посмотреть на него, стараясь не думать о том, сколько переврала в своем не слишком-то умелом рисунке…
– Сударыня! Сударыня! – вихрем ворвалась ко мне Анна, и я не успела спрятать портрет. Впрочем, служанка его и не заметила. – Радость-то какая! Его высочество вернулся раньше, чем думали! Его и ждать не ждали, не готово ничего, а он… Ох, побегу!..
Она испарилась, а я застыла в своем кресле.
Сколько времени прошло? Не меньше месяца с тех пор, как я встала на ноги. Буря отгремела, умытые дождем сады буйно расцвели – из своего окна я видела белоснежные, розовые, лиловые, желтые и алые кроны цветущих деревьев, а ветер доносил волшебные ароматы. Немудрено, что принц торопился вернуться в это дивное место у самого синего моря…
– …вот это славная новость! – услышала я знакомый уже голос. Видимо, хозяин дома поднимался по лестнице. – Хоть что-то хорошее, право слово. Но, ты говоришь, она так и молчит?
– Ни словечка не промолвила, ваше высочество, – ответила чуть запыхавшаяся Анна.
– А я говорил, что это медицинский феномен, – произнес мастер Йохан (его я тоже узнала по голосу). – Ни гортань, ни голосовые связки не повреждены, но девушка нема, как рыба! Даже немые от рождения могут мычать, издавать иные звуки, а она – нет. Если предположить, что говорить она просто не желает, то в беспамятстве все равно не сумела бы контролировать себя, но – Анна с товарками свидетели – даже в забытьи ваша гостья не проронила ни звука!
– Мастер, я слышал это уже много раз, – нетерпеливо отозвался принц. – Анна, надеюсь, наша гостья одета?
– Конечно, господин, только позвольте, я хотя бы предупре…
Дверь распахнулась, и на пороге появилось сразу несколько человек – я едва успела сунуть рисунок в альбом и встала при их появлении.
Высокого сухопарого старика в черном я узнала сразу – он в самом деле походил на ученого аиста. Весь вид его, одежда и манеры, а в особенности пенсне в золотой оправе (которое вовсе не было ему нужно, уж я ли не видела!) выдавали в нем почтенного лекаря, состоящего при важной особе: только они держатся так надменно и уверенно.
Рослый небритый мужчина в дорожном костюме – должно быть, Ганс. Видимо, телохранитель и доверенный слуга.
А это…
– Создатель, до чего же она изменилась! – воскликнул принц и порывисто шагнул ко мне.
Если бы я могла, я бы вскрикнула, а так мне удалось лишь отшатнуться да вскинуть руки. Должно быть, на лице моем был написан если не ужас, так потрясение точно, потому что принц остановился.
– Что случилось? – спросил он недоуменно. – Я напугал тебя, дитя мое?
«Он говорит так же… – Спазм душил меня, я тщетно пыталась вдохнуть и не дать прорваться слезам. – Что это за наваждение?»
– Анна, в чем дело? Ты же сказала, что научилась понимать ее? – обернулся он к служанке, но та только молча развела руками, с испугом глядя на меня. – Да объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит?!
Я объяснила бы, если бы могла говорить. Да и то, должно быть, не сумела бы промолвить и слова, потому что… Потому что передо мной стоял Клаус.
Нет, все же не он, поняла я, чуть оправившись от потрясения.
Того же роста и сложения, но, должно быть, немного легче в кости. Или просто моложе, сложно сказать… Волосы чуть темнее, длиннее и причесаны иначе, а вот глаза те же, только взгляд другой – настороженный, тревожный и отчего-то недоверчивый. А еще у Клауса не было такой вот тревожной морщинки между густых бровей. Складку у рта помню, отчего-то горестную – у этого почти такая же, – а морщинки не было, точно… И глаза Клаус так не щурил даже на солнце. Вернее, щурил не так… Мне показалось, будто этот мужчина способен смотреть на солнце, не мигая, а прищур этот – вовсе не от яркого света.
И еще – почему-то я заметила это в последнюю очередь – он не скинул тяжелого дорожного плаща. Тот полностью закрывал его от правого плеча до пят, и я удивилась – отчего так, неужто принц левша? Ну а потом взгляд мой выхватил еще одну деталь, и все стало на свои места.
Правое плечо этого мужчины было заметно выше левого, а спина… Он был горбат и, должно быть, сухорук, иначе к чему прятать половину тела? Однако двигался он так быстро и легко, что невозможно было заподозрить в нем калеку до тех пор, пока взгляд не падал на уродливый горб.
Мне, однако, удалось взять себя в руки и даже сделать реверанс.
– Это, должно быть, от неожиданности, – скрипучим голосом выговорил лекарь. – Я же предупреждал, ваше высочество, что не следует врываться к гостье, кем бы она ни была, без предупреждения. Вдобавок девушка перенесла тяжелую болезнь, а до того – какое-то сильное потрясение, а это не могло не сказаться на ее нервах…
– Да, я сглупил, – негромко ответил принц и взглянул на меня в упор глазами Клауса, но чужим взглядом, холодным и острым, как осколок льда. – Надеюсь, гостья простит мне мою бесцеремонность. Мне не терпелось удостовериться, что с нею в самом деле все в порядке. Увы! В этой глуши я растерял все манеры, что прививали мне с детства, а потому повел себя непозволительно.
Я опустила глаза и склонила голову – дескать, в своем доме хозяин волен поступать как угодно.
– Вы, ваше высочество, довольно долго пробыли при дворе, – напомнил мастер Йохан, – и у вас было время освежить манеры.
– Мне было несколько не до них, – бросил тот через плечо и, обойдя меня, будто статую, подошел к столику у окна. – Анна сказала, ты рисуешь днями напролет, так?
Он не поворачивался, но краем глаза, должно быть, уловил мой кивок.
– Узнаю эти альбомы… – проговорил принц и поднял руку. – Молчи, Анна, я ничуть не сержусь за разбойничий налет на мой кабинет. Мне это все равно ни к чему… Однако у нашей гостьи талант!
– Да, господин, я сама как увидела, так обомлела! – зачастила Анна, пропустив мимо ушей приказ помолчать и успокаивающе пожав мне руку. – Красота какая, вы сами взгляните! Не хуже ваших картин, а то и получше, уж простите…
Мастер Йохан поправил пенсне и подошел поближе.
– Да, у вашей гостьи, ваше высочество, несомненно, отменные способности рисовальщицы, – заметил он.
Я же только молила про себя: «Только не трогай второй альбом, не смотри на него, не открывай, ну пожалуйста!»
Но, конечно же, мольба моя пропала втуне…
Принц открыл этот альбом – ему неудобно было действовать одной рукой, я это видела, – перелистнул… и замер.
– Это же Клаус, – сказал он негромко. – Верно, Клаус…
Он резко повернулся ко мне – только плащ взметнулся, и мне показалось, будто под ним мелькнуло что-то светлое. Подкладка, быть может? Создатель, о какой ерунде я думаю!..
– Откуда ты знаешь Клауса? – негромко спросил принц, делая ко мне шаг. Еще один. И еще – до тех пор, пока я не вжалась спиной в стену, а он не навис надо мной. – Почему ты молчишь? Куда ты шла в такую пургу и почему совсем одна? Что связывает тебя с моим старшим братом? С моим покойным братом!..
«Покойным?» – успела я подумать перед тем, как провалиться в беспамятство.
* * *
В себя я пришла от резкого запаха нюхательной соли, беззвучно чихнула и открыла глаза.
– Сударыня, – проговорила Анна, словно бы осунувшаяся за прошедшие несколько минут (ну не час ведь я лежала без чувств!), – как вы? Всегда так веселы были, на поправку пошли, а тут вдруг сомлели! Или его высочество впрямь вас напугал? Я и забыла предупредить, сама-то привычная… А он нетерпеливый – страсть, просила же – дайте, хоть предупрежу, нет, полетел вперед всех… – Она всхлипнула и добавила: – Вы на него не серчайте, он сейчас сам не свой. Бодрится, как может, а на сердце камень, уж мне ли не знать – я его высочество вынянчила…
Я взяла ее большую натруженную руку в свою и прижала к груди, а другой рукой погладила по щеке. Анна снова всхлипнула и без спросу присела на край моей кровати.
– Он и сам перепугался, – сказала она. – Еле успел вас подхватить, чтобы не ушиблись, ну тут уж мы с Гансом подоспели… Просил, как очнетесь, идти к нему в кабинет, ну, где мы с вами уж бывали. Он еще и рисунки ваши забрал, уж не знаю зачем. Вроде спросить о чем-то хочет.
Я со страхом взглянула на верную служанку, и Анна поспешила заверить:
– Не бойтесь, ради Создателя! Его высочество никогда на беззащитного руку не поднимет! А если вы тех браконьеров вспомнили, о которых я вам рассказывала, ну так… Их над еще теплыми тушами матки с олененком поймали.
Я кивнула и крепче сжала ее руку.
– Его высочество тоже понять можно, – негромко добавила она. – Уезжал он к старшему брату на свадьбу, а вернулся с похорон…
Меня будто по голове ударили – в ушах зазвенело, в глазах помутилось…
Значит, я не ослышалась? Клаус мертв – а я жива? Как же так? Почему?
– Не бойтесь его, сударыня, и лучше идите поскорей. – Анна помогла мне сесть, а потом и встать.
Я в панике развела руками, мол, как же я стану с ним объясняться?
– Если я, простая служанка, вас понимаю, неужто его высочество не сообразит? – ворчливо сказала она. – Идите, сударыня, не укусит он вас. Он скорей сам себя поедом съест…
Что мне оставалось? Незваная гостья в чужом доме, не способная даже сказать, кто я и откуда родом, я могла лишь послушаться.
Уже у дверей я взглянула на большие часы (помню, они изрядно напугали меня среди ночи, но вскоре я привыкла к их громкому тиканью и глухому металлическому бою). Как, уже вечер? В самом деле, солнце клонится к закату, обеденный час давно миновал…
– Может, сперва изволите отобедать? – спросила Анна, заметив мой взгляд.
Я покачала головой: что зря время тянуть?
– Ну, тогда сразу поужинаете, – решила она. – Вряд ли его высочество станет долго вас томить! Идемте, сударыня…
Уже когда она постучала в дверь, а из кабинета раздалось нетерпеливое: «Войдите!» – я поняла, что у меня дрожат руки, и сцепила пальцы, чтобы это было не так заметно.
Дверь распахнулась, и мне вновь показалось, будто я вижу Клауса – так падал свет на знакомое и в то же время чужое лицо.
– Ты можешь идти, Анна, – сказал принц и, взяв меня за руку, заставил войти. – И будь любезна не подслушивать под дверью. Если понадобится твоя помощь, я позову.
– Как прикажете, господин, – кивнула она и прежде, чем уйти, бросила на меня ободряющий взгляд и осенила знаком Создателя. И снова другой рукой, что ж ты будешь делать…
Принц дождался, пока она скроется за поворотом коридора (хотя Анна всегда могла вернуться), закрыл тяжелые двери и задвинул засов. Потом в замочной скважине дважды провернулся массивный ключ, и его высочество повернулся ко мне.
– Так нам никто не помешает, – серьезно сказал он. – Проходи, прошу. Будь моей гостьей.
Я, повинуясь его жесту, пересекла уже знакомую комнату и оказалась в другой, видимо, служившей библиотекой. В усадьбе была еще другая, большая, а здесь, должно быть, хозяин хранил те книги, которые желал постоянно иметь под рукой.
Присев на краешек узкого жесткого дивана с прямой спинкой, я сложила руки на коленях и осторожно взглянула на его высочество.
Он переоделся, сменил дорожный плащ на другой, легкий, но тот все равно окутывал его до пят и, я заметила, был не просто накинут на плечи, а закреплен тонкими ремешками с застежками на шее, на груди и на поясе, должно быть, чтобы не распахнулся случайно и не сполз.
«Что же такого ужасного кроется под этой тканью? – подумала я. – Вряд ли принц искалечен настолько, что этого нельзя показать даже приближенным, – подумала я. – Должно быть, ему самому не хочется видеть своего увечья. И, наверно, получил он его уже будучи взрослым – Анна ведь говорила, что прежде он и рисовал, и…»
Тут я припомнила подписи к рисункам, сделанные твердым красивым почерком, и те каракули, адресованные Элизе, что мне удалось разобрать на листке. Наверно, теперь ему приходилось писать левой рукой, а разве переучишься с ходу?
– Еще раз прости, если напугал тебя, – промолвил принц, придвинув поближе кресло с гнутыми ножками и усевшись напротив меня. – Признаюсь, я устал и с дороги, и… от всего. Думал порадоваться тому, что ты очнулась наконец-то, но увидел это…
Он протянул руку и взял со стола портрет Клауса.
– Это ведь в самом деле он? Мой брат?
Я не знала, как объяснить ему, что представления не имела, что у Клауса есть братья, поэтому просто развела руками, покачала головой, постаравшись взглядом дать понять, что я в растерянности.
– Это Клаус? – повторил он, и на этот раз я смогла кивнуть. – Ты знала его?
Снова кивок.
– И он никогда не упоминал при тебе о младшем брате? Ах ты, я даже не представился! Ну да, должно быть, ты слышала мое имя – Эрвин.
Анна никогда при мне не называла его по имени, но что за дело? Эрвин… Я попробовала имя на вкус: оно напоминало легкий прибой на галечном пляже, когда цветные, окатанные морем камушки перекатываются и сталкиваются с легким перестуком под тихий рокот волн – Эр-р-вин…
Создатель, как же с ним общаться? Но, может, Анна права: если даже она сумела понять, вдруг и принцу Эрвину хватит терпения и разумения распознать мои неуклюжие жесты?
Я вдохнула поглубже, потом указала на портрет, на Эрвина, и еще раз, и еще, посмотрела выжидательно.
– Не понимаю, – удрученно произнес он. – Я и Клаус? Да? Мы братья, я самый младший, повторяю.
Я снова указала на портрет, потом на свои уши, и на пальцах сосчитала – один, два, три… десять!
Эрвин молчал, и морщина между его бровей делалась все глубже. Он не понимал, и я решила попробовать снова: коснулась его руки, затем портрета, показала на пальцах – двое! Двое братьев! И еще восемь. И опять – портрет, мои уши, Эрвин – и отрицающий жест. Никогда я не слышала о нем, ни разу!
– Он обо мне не упоминал? – догадался, наконец, принц. – Да? И верно, нас было одиннадцать братьев… Погоди, я перечислю их, а ты кивай, если слышала эти имена! Михаэль… Андреас… Клаус…
Я кивала, как заведенная механическая игрушка, и только на его имени – Эрвин – помотала головой.
– А сестра? У нас есть еще сестра, – произнес он, нахмурившись. – О ней Клаус тоже не говорил?
Я снова покачала головой.
– Как странно, – проговорил он, потерев лоб. – Я – понятно, не удивляюсь, что обо мне стараются вспоминать пореже, но Элиза…
«Элиза, – вспомнила я, – значит, он писал сестре. Почему же не отправил письмо? Или это был черновик?»
– У меня голова идет кругом, – признался Эрвин, – и я не знаю, с чего начать. Анна сказала, что пыталась научить тебя писать, но толку не вышло. Ты бы назвалась, если бы сумела?
Я согласно кивнула. Увы, написать свое настоящее имя я бы не смогла, а называться так, как звал меня Клаус, не желала.
– Я вижу, ты хочешь о чем-то рассказать мне, – произнес он наконец. – И, наверно, у меня получилось бы задавать тебе вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет», как делает Анна, если бы я мог их придумать! Если тебя тяготит немота, то меня мучит собственная глупость!
Эрвин в сердцах ударил кулаком по колену, но тут же разжал пальцы и криво усмехнулся – мол, что за несдержанность?
Воцарилось молчание, потом он сказал:
– Что ж, попробую узнать хоть что-то… Ты немая от рождения? Нет? Я так и думал… Ты лишилась голоса из-за болезни? Тоже нет? Ладно, пока оставим это… Ты не из наших краев, Анна верно поняла?
Тут я могла кивнуть – я в самом деле появилась на свет очень далеко отсюда.
– Ты, видно, благородного происхождения, – произнес Эрвин серьезно. – Ты красива, грациозна, обучена живописи и… кстати, умеешь ли ты музицировать?
Я кивнула. Еще там, во дворце Клауса, я слышала оркестр и заинтересовалась. Старый музыкант показал мне ноты, но мне они показались всего лишь закорючками. А вот арфа… арфа звучала почти так, как у меня на родине, и, немного позанимавшись, я научилась извлекать красивые созвучия из этого инструмента. Вряд ли это можно было назвать настоящей игрой, но придворным – и особенно Клаусу – моя музыка нравилась.
