скачать книгу бесплатно
Безобразная Жанна
Кира Алиевна Измайлова
Колдовские мирыФеи #4
Верно сказано: бойся своих желаний, ибо они могут исполниться. Однажды на призыв ревнивой и завистливой девчонки откликнулся тот, кто пообещал ей мечту. Договор есть договор, и нечисть сдержала слово. А потом пришел черед призвавшей…
Не принцесса Жанна накликала беду на свою семью и королевство, не она заключила опасную сделку с потомком фей, однако все беды валятся на ее голову. И полагаться она может только на себя да на странного бродягу по прозвищу Рыжий, который сумел зажечь в ее сердце огонек новой надежды.
Кира Измайлова
Безобразная Жанна
©?Измайлова К. А., 2017
©?Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Глава 1
За окном уныло выл ветер. Я сидела у камина с книгой, но не читала, так, перелистывала страницы, не вдумываясь в сюжет. А впрочем, во что там прикажете вдумываться: если в завязке имеется невинная девица и храбрый рыцарь, которому отказали в сватовстве, то будьте покойны, к концу романа любящие сердца всенепременно воссоединятся!
Внизу, в так называемой гостиной, что-то упало и покатилось со звоном, но я не обратила на это внимания: наверно, кошка озорничает, а может, не кошка, а мышь. Нужно будет сказать служанке, чтобы перемыла посуду, да как следует. Ничего не имею против кошек, мышей не боюсь, но есть с ними из одной тарелки все же не желаю.
Мне показалось, будто кто-то отодвинул стул, но, верно, это было игрой воображения. Кому, скажите на милость, двигать стулья посреди ночи, когда слуги давно спят? Это только я засиживаюсь глубоко за полночь, отпустив горничную, потому что страдаю бессонницей и могу не спать до утра. Ничего хорошего в этом нет, после бессонной ночи у меня дурное настроение, а чувствую я себя отвратительно, но, увы, ничто не помогает. Ни травяные настои, ни заговоры, ни попытки утомиться за день так, чтобы упасть и уснуть… Что ни делай – несколько ночей в месяц я вовсе не сплю, забываясь лишь изредка и ненадолго.
Так вот, у меня очень тонкий слух, поэтому посторонние шумы в пустом доме я прекрасно отличаю от привычных. Внизу творилось что-то странное, и я решила спуститься посмотреть: пока я добужусь горничной, ночной гость успеет испариться!
Я угадала – кто-то шнырял по гостиной, не зажигая света, а стало быть…
– Кто здесь? – негромко спросила я.
У меня был фонарь, но я закрыла на нем шторки, чтобы незамеченной спуститься по лестнице. Скрипучие ступеньки я знала наперечет, видела в темноте неплохо, да и в любом случае – в своем доме мимо двери не промахнешься!
– Отзовитесь, иначе я крикну слуг!
Шорох раздался впереди, я подняла шторку на фонаре, и в луче света обнаружилась темная фигура.
– Не надо никого звать, хозяйка! – скороговоркой произнес незваный гость, зачем-то показывая мне пустые руки. Хотя, возможно, он просто закрывался от света. – Я ничего не сделал!
– Да, всего лишь забрался в чужой дом, – кивнула я, держа фонарь на вытянутой руке так, чтобы самой видеть незнакомца, но не освещать своего лица. – Кто ты такой?
– Никто, – усмехнулся он. – Просто голодный бродяга. Думал перехватить тут хоть хлеба корку, а если повезет, то и еще чего-нибудь, да в шкафах – шаром покати! В смысле, съестного ничего, только вот соль нашел, и той щепотка…
– Не там смотрел, – фыркнула я. – Неужто не понял? Это гостиная, тут в шкафах припасов нет. Кстати, а не прилип ли у тебя к рукам какой-нибудь кубок или еще что? А ну, подойди ближе!
– А ты что же, вовсе меня не боишься? – спросил он, делая шаг вперед. – Одна, без слуг… Вдруг я разбойник?
– С чего бы мне тебя бояться? Я одна, как ты сказал, но и ты один. И еще неизвестно, чья возьмет, если ты вздумаешь ко мне руки тянуть.
– Ну так и стулом можно огреть, и кочергой…
– И топором, – в тон ему добавила я, свободной рукой выдернув сзади из-за пояса маленький, но очень острый топорик. – Хочешь поспорить, что я смогу раскроить тебе голову с десяти шагов?
– Да нет, знаешь, не рискну, – пробормотал он. – Рука у тебя, сразу видно, привычная, пускай и левая, а голова мне еще пригодится… Хозяйка, отпусти подобру-поздорову? Могу все карманы наизнанку вывернуть: ничего не успел прихватить! Думал, хоть подсвечник или ложки серебряные найду, а тут сплошь чугун да олово!
– Ты вроде бы еду искал, – напомнила я, – а не ложки с канделябрами.
– Так одно другому не мешает…
Ночной гость тяжело вздохнул, а я услышала, как заурчало у него в пустом животе. Говорю ведь: у меня очень хороший слух!
– Иди направо, вниз по лестнице, – велела я. – Да не оглядывайся…
Он послушался, а я пошла следом, держась в нескольких шагах позади него.
Конечно, оставаться один на один с таким человеком было опрометчиво: бродяга оказался очень высок, широкоплеч и, даже если ослабел от голода (хотя я бы не сказала, что он слишком отощал), наверняка мог быть опасен для одинокой женщины. Но я скучала, вдобавок эта треклятая бессонница… Ну а когда у меня в руках оружие, я вовсе теряю голову.
Отец частенько говорил, что мне следовало родиться мальчишкой, а мама ужасалась нашим забавам: он учил меня ездить верхом без седла, стрелять из лука и арбалета, драться на шестах, ножах и топорах (до благородного меча я тогда еще не доросла), метать в цель те же ножи с топорами… словом, всему тому, чему отцы обучают сыновей, а никак не дочерей. Но что поделать, Создатель не даровал ему сына, только меня и мою сестру – вот она-то как раз была настоящей благородной девицей и за нас обеих отбывала повинность по рукоделию и прочим изящным наукам. Я тоже умела вышивать, рисовать и музицировать, но при первой же возможности удирала прочь от дамского общества…
– Это что, кухня, что ли? – недоуменно спросил бродяга, оглядевшись в тусклом отсвете моего фонаря.
– Она самая. Ты же сказал, что голоден, так садись и поешь, от ужина наверняка что-нибудь да осталось. Подавать не стану, руки заняты, – сказала я без тени усмешки. – Вон там, в ларе глянь да в печи.
– Вот спасибо, хозяйка… – пробормотал он, открыв заслонку и заглянув в печь. – Недурно твои слуги живут, если от ужина почти целая миска каши остается! А тут что? Ух ты, и хлеб совсем свежий, и сыр…
Тут он поднял голову и пристально взглянул на меня, но я снова отвела руку с фонарем в сторону, спрятавшись в тени.
– Не отравлено, не бойся. Можешь даже окорока себе отрезать и пирога взять, кладовая во-он там, – указала я.
– Если ты мне еще вина предложишь, я решу, будто помер и оказался в садах Создателя, – искренне сказал он, отрезав себе изрядную краюху хлеба.
– Чего нет, того нет, – отозвалась я. – Я хмельного не пью, а пиво слуги уже выхлестали, теперь маются, ждут, когда подвода с припасами придет. Всякий раз так выходит.
– Сами бы вино состряпали, дел-то… – пробормотал бродяга, набрасываясь на еду. Похоже, он и впрямь сильно оголодал: холодную кашу со шкварками проглотил в один миг, запив водой из бочки, а хлеб с сыром и кусочком окорока смаковал так, будто это был королевский ужин, уж молчу о пироге с потрохами! – Ягод в ваших краях всегда видимо-невидимо, жаль только, ни их, ни грибов еще нет, а то я бы на подножном корму как-нибудь перебился. Только парой земляничин сыт не будешь, а другое все сплошь незрелое.
– Какие уж грибы, сушь стоит с самой весны, да и зима бесснежная была, – вздохнула я. – Странно, что ягоды попадаются, яблоки вон осыпаются, всю ночь паданцы по крыше барабанят.
– Да и ягод, видно, не будет, так зелеными и пожухнут, – кивнул он. – В лесу страшно костер разводить: этак полыхнет – до самого перевала все выгорит. Еще и ветер – мигом огонь разнесет, а если сосны да ели вспыхнут, никакой дождь не потушит. Хорошо, у вас тут торфяников нет, а то там, за перевалом, я низиной шел – старое болото горит, а хуже того не придумаешь.
– Неужто?
– Ну да. То ли костер кто-то не затушил, то ли молния ударила… помнишь, была в прошлом месяце сухая гроза? Или не дошла она сюда?
– Какая-то дошла, а та самая или нет, не знаю, – покачала я головой. – Вроде бы побрызгало дождем, едва пыль прибило…
– Может, и она, – кивнул бродяга лохматой головой. Теперь, присмотревшись, я видела, что он черен то ли от грязи, то ли от загара. Спутанные волосы казались темными (но поди пойми, были ли такими от природы или от той же грязи!), а цвета глаз я разобрать не смогла. – Словом, сперва верховой пожар прошел, но несильный, до деревни не добрался, там просека широкая, а ветер утих, на удачу… Ну а торф-то затлел. Говорят, уж порядочно выгорело. В одну ямину несколько коров ухнуло: он же там, внизу тлеет, а сверху трава как трава, разве что пожухшая, но скотина разве разбирает? Пастух сам чудом за ними не угодил, успел отскочить…
Я представила несчастных животных, обреченных заживо сгореть в огненной ловушке, и содрогнулась. А уж запах, наверно…
– Дым там стоит такой, что руку вытяни – ничего не видать, – добавил бродяга. – Даже ветер не спасает, гоняет его по кругу, вот и все. Дождей бы на месяцок, может, и залило бы пожар, но, похоже, не будет их. Зимой, может, потухнет, а может, и нет… Если еще одна зима бесснежной выдастся, то по весне заново разгорится, такие пожары, бывает, годами не утихают!
– А тебе что за дело, если ты не здешний? – спросила я. – Иди себе куда глаза глядят, подальше от дыма, вот и все дела.
– Ну, я не вовсе уж чужак тут, – серьезно ответил он, прожевав. – Отец мой отсюда родом, а я хоть и рос по большей части в других краях, все одно сюда тянуло. Пришел однажды – и влюбился…
– В девицу? У лесорубов дочки хороши: крепкие, рослые, статные, как сосны молодые!
– Да нет, не в девицу! – Бродяга показал в улыбке до странного белые зубы, такие не у каждого придворного щеголя увидишь. – В те самые сосны. В скалы, в закаты ваши сумасшедшие, а уж как тут дышится… Легко, привольно, так бы и полетел, особенно если ветер с моря!
– Давно бродяжничаешь? – спросила я не без улыбки, такими забавными показались мне его слова. Нашел невидаль: скалы да сосны! Они тут повсюду, куда ни посмотри…
– Считай, еще до рождения начал, – серьезно ответил он. – Матушка моя с отцом вместе скиталась, и где уж они меня зачали, сами не скажут, не помнят, каким ветром меня надуло. Видно, здешним: родился я далеко отсюда, а меня все равно сюда тянет, хоть ты расшибись! Нет края лучше, либо же я его еще не нашел, но если найду…
– Ты наелся? – перебила я, и так уж видя, что он подобрал снедь до крошки. Мне просто наскучило стоять на лестнице как диковинная статуя. – Если так, то иди с миром. Не стану предлагать тебе ночлег: ночи нынче теплые и сухие, авось, и под открытым небом не продрогнешь. Возьми с собой хлеба да солонины – она там же, в кладовой, – и попрощаемся.
– Это с чего бы такая щедрость? – спросил он, наклонив голову к плечу.
– У меня бессонница, – честно ответила я, – а ты меня развлек. Считай это платой.
– Знаешь, хозяйка, я бродяга, но не шут гороховый, – серьезно сказал он, – и развлекать тебя не нанимался. Жаль, угощение обратно вернуть не смогу, хотя…
– Стой, прекрати немедленно! – воскликнула я, когда бродяга сунул два пальца в глотку. – Испачкаешь пол – вылизывать заставлю! Я не шучу!
– Какие уж тут шутки… – сглотнул он, увидев, как я поудобнее перехватила топорик. – Ладно, не серчай. Занесло меня малость, очень уж я гордым уродился, мне и отец с матерью так говорили…
– Забавно, мне твердили то же самое, – хмыкнула я. Фонарь давно стоял на перилах лестницы, и я переложила топорик из левой руки в правую. Ею я владею хуже, но с такого расстояния не промахнусь, приди нужда. – «Гордячка» – так меня называли и требовали смирить нрав да вести себя как подобает благородной девице.
– Вижу, не вышло, – вздохнул бродяга. – Знаешь, хозяйка… Я, пожалуй, взял бы хлеба ковригу и сыра кусок на дорогу, но не за болтовню. Может, у вас тут починить что-нибудь нужно, прибрать? Крышу на сарае перекрыть или стены выбелить? У меня руки нужным концом приставлены, от работы я не бегаю, просто… – он пожал могучими плечами, – на месте мне не сидится, а пришлым мало где рады, своих работничков хватает!
– Хозяйство у нас в порядке, – ответила я, – лишние руки не нужны. Жаль, что ты не хочешь поговорить еще, за это я бы тебе не только провизии, а и денег на дорогу дала.
– О чем ты? – нахмурился он.
Брови у него были очень густые, темные, и хоть я видела, как блестят под ними глаза, вряд ли сумела бы разобрать их цвет, даже подойдя вплотную. Разве что при свете дня, но никак не в тусклом луче фонаря.
– Расскажи мне, что творится в столице, о чем говорят, о чем сплетничают, и я щедро тебя награжу, – произнесла я, чувствуя странную дрожь внутри. – Ты же бродяга, ты должен слышать много всего, вот и перескажи мне, о чем болтают на улицах и в деревнях!
– Зачем это тебе? – помедлив, спросил он.
– Затем, что иначе мне никак этого не узнать, – сказала я, решив, что бродяге нет смысла выдавать меня, а если попробует… мне хуже не станет, а вот он вполне может лишиться головы. – Не так уж много людей пишет мне, и письма их читают. Слуги сами не высовывают носа из поместья, а с теми, что привозят припасы, мне никак не переговорить и передать с ними записку не выйдет: сами не прочтут, не сумеют, так передадут кое-кому… Крестьяне ничего не знают, да я и вижу их разве что издали… Ну а гостей и тем более чужаков здесь не бывает, ты первый незнакомец, которого я повстречала за последние три года!
Воцарилась тишина, только сверчок стрекотал где-то за печкой.
– Так ты что, в изгнании здесь, хозяйка? – вымолвил он наконец.
– А ты недурно соображаешь для простого бродяги.
– За что же тебя так? Я слыхал, знатных дам ссылают в отдаленные поместья за то, что умышляли против своих мужей, изменяли… или просто им надоели. Но ты, мне кажется, еще слишком молода для такого! А хотя… тут ведь выдают замуж очень рано… Я прав? Судя по твоему норову, благоверный и впрямь мог испугаться! Или ты ему рога наставила?
– Фу, какая пошлость! – фыркнула я. – Бери выше, бродяга. Я здесь потому, что меня обвинили в государственной измене!
– Чего?.. – выдохнул он и облился водой из кружки.
– Я злоумышляла против его величества, – с удовольствием выговорила я. – И не перестаю этого делать, только вот возможности осуществить планы у меня нет, он постарался оборвать все мои связи с внешним миром… чтоб ему провалиться!
– Хозяйка… – опасливо протянул бродяга. – А ведь за такое казнят… Я слыхал, про короля слова дурного не скажи – мигом отволокут куда надо, а там… Или на галеры, или на виселицу, смотря что болтал. А ты… говоришь такое, ссыльная, а живая… Заплатила много? Или родня у тебя знатная, спасла от виселицы-то?
– Конечно, как же без этого, – зло улыбнулась я, пользуясь тем, что он не видит моего лица. – Знатнее моей родни ни у кого в этом королевстве нет!
– Да кто же ты такая? – удивленно спросил он.
– Я – принцесса Жанна, – ответила я, и бродяга уронил-таки кружку…
После долгой паузы он сказал:
– Я уж не стану спрашивать доказательств. Не по чину мне… И так понятно: государственная измена… за такое спасибо, если не на кол посадят, а сразу голову с плеч, а ты жива-живехонька… Я пойду, а?
– Стоять! – приказала я. – Куда это ты собрался? Я, кажется, сказала, что хочу услышать, о чем говорят в столице!
– Ты-то сказала, а мне вот совсем не хочется на виселицу, – проворчал бродяга. – А ну как слуги меня застукают? Они, поди, о каждом твоем шаге доносят! Тебя-то не тронут, может, сладкого лишат, а мне каюк…
– Верно, не стоит разговаривать на кухне, – кивнула я. – Иди за мной. Да не бойся!
– Ничего себе, у нее топор в руке, а я «не бойся»… – бормотал он по пути. – У меня только нож, да и тот паршивый, супротив топора с таким соваться смысла нет, и не важно, что тот у девицы в руке… А рука-то, сразу видать, уверенная, не дрова колола, ох не дрова…
– Хватит чушь нести, – велела я, распахнув двери в свои покои. – Входи. Надеюсь, блох у тебя нет?
– С утра не было, – вздохнул он, пытаясь разглядеть, куда ступает. – И мылся я третьего дня. В речке. А вчера в ручье умывался, да…
– Я тебя не в постель зову, – фыркнула я и поставила фонарь на столик. – Впрочем, ты и не согласишься.
– Почему это? – сразу заинтересовался бродяга. – Ты, хозяйка, молодая, фигура… мм-м… Волосы вон какие, ниже пояса, чистый шелк! Вот лица не видел, и…
– И не надо! – резко оборвала я, усаживаясь в кресло. – Присядь. Вон там табурет. В графине вино, стаканы рядом, налей себе, если хочешь.
– Ты же сказала, что хмельного не пьешь! – припомнил он.
– Не пью, – согласилась я. – Родственники… хм… присылают мне лучшие вина к праздникам, а я выливаю их в окошко.
– Отчего так? Отравы боишься?
– Нет, – помедлив, ответила я. – Себя. С вином слишком легко забыться… и забыть о том, что я должна сделать.
– И что же? – негромко спросил бродяга.
– Ты не захочешь этого знать, – усмехнулась я. – Промочи горло и говори! Хотя постой… сперва скажи: слыхал ли ты когда-нибудь о принцессе Жанне, а если да, то что именно?
Бродяга задумался, прихлебывая вино, как воду.
– Слыхал, – сказал он, наконец. – Но не в этих краях. Тут правят король Рикардо с королевой Аделин, а принцесса только одна – их дочь, Эмилия.
