Хайноре. Книга 2

Рунлейв неохотно кивнула, глядя на сына:

– Девочка права. Я не видела человека с материка или его посланца. С ним встречался конунг, он же и заключил с ним сговор. Материковый обещал, что если твой отец поднимет бунт против Фалавена на островах, нарушит уговор с Короной, то ему помогут освободить острова. И с тобой притом ничего не случится. Не ведаю, какие слова нашел этот человек, чтобы Биръёрн ему поверил… он хотел свободы Северу, хотел, чтобы именно ты занял его место. Избранник богов. Все это было… Ради Севера. – Или конунгского тщеславия, благо оно отвечало интересам и богов, и вольного духа их славной родины.

Слушая мать, Бриган хмурился все больше, будто каждое ее слово вешало на его плечо по связке корабельной снасти. Жрица понимала. Решение конунга довериться материковому человеку и ее, Рунлейв, ввергало в тревогу и сомнения. Беда пришла к ним с материка годы назад, стоит ли доверять помощи оттуда же? Верно ли поступил конунг? Верно ли поступала она, следуя приказу мертвеца? Что ж, теперь решение будет принимать ее сын.

Бриган угрюмо хмыкнул и снова навалился ладонями на стол.

– Я хочу знать детали сделки.

Рунлейв вздохнула, пытаясь припомнить крупицы того, что доверил ей северный владыка. В висках снова заныло. Эта боль возвращается к ней почти каждый день уже целую луну… наказание Гримурха? Может статься, может статься.

– Человек с материка обещал нам помощь в освобождении Севера, – повторила она, как заклинание. – А мы в свою очередь должны продолжать борьбу, сколько есть сил. Конунг не посвящал меня во все подробности, но кое-что я сама поняла… похоже, на большой земле идет своя война. И наш материковый помощник хочет ее выиграть.

– Это все детали? – Чернокосая де Мельн со скучающим видом разглядывала свои руки.

– Нет, – жрица вновь вздохнула и посмотрела на еще одну девочку, которую привез на острова ее сын. Бледная и белокурая, противоположность той, другой, как белая луна людского мира и черная – Чертогов Гримурха, ютилась на стуле, вся в теплых шкурах. – Ты должен будешь жениться на девушке с материковыми корнями. Ваше дитя станет наследником Севера и залогом мира между островами и Королевством. Новыми его хозяевами, как я поняла.

Девочка вздрогнула и метнулась пугливым взглядом в сторону стоящего рядом Ярока Предателя, что отрекся от трона конунга перед входом в этот кабинет. С этих пор он более не будет зваться сыном Биръёрна, отныне он Ярок Отрекшийся, и поделом ему, глупому мальчишке.

Когда жрица закончила, помрачнела не только ее белокурая невестка, но и сам жених. Только чернявая девка глумливо улыбалась, затаив что-то на дне своих ведьмовских глаз.

– Ясно. Значит, главарь фалавенского подполья, кем бы он ни был, поможет мне вернуть Корхайм, взамен я поддержу его восхождение на трон Фалавена и породнюсь с местной герцогиней, чем обеспечу мир между островами и материком. Мой наследник, видимо, как и я когда-то с братьями, должен будет какое-то время провести при фалавенском дворе. Ничего, побери его Гримурх, не меняется.

– Тоже заметил, да? – Хайноре де Мельн наконец оторвалась от своих ногтей. – Нет-нет, да придется под кого-то лечь.

В кабинете будто стало холоднее, сын шагнул в сторону насмешницы, норовя, видно, придушить мерзавку ее же косами, но на его пути встал Ярок.

– Брат. Я отрекся от отцовского наследия и честного имени, мне теперь идти на пир к сиренам или очистить имя в бою, иного пути нет. Я хочу испросить прощения у тебя и богов и стать тебе верным хельвардом. Я посвящу жизнь тому, чтобы защищать тебя и твою семью.

Конунг оскалился. Скованная судорогой злости рука, что предназначалась для шеи девчонки, сомкнулась на глотке Ярока, и Рунлейв лишь усилием воли заставила себя не встревать. Не хватало здесь еще одного кровопролития, будто бы мужи этого клана мало убивали друг друга! К тому же, каким бы негодяем не был Ярок Предатель, жрица хорошо знала его мать, последнюю жену владыки Севера, нежную, что первый подснежник, деву, рожденную для любви и баллад, но никак не для суровой руки конунга и его раскаленной, что кузнечный горн, постели. Аварика бросилась на ладью с покойным Биръёрном, как того требовали обычаи, и ушла вместе с ним к богам. Рунлейв не была женой конунгу, но даже если бы и была, не сунулась бы в огонь с его телом. Поскольку знала, что встреться она с Биръёрном Сыном Сирен на том свете, схватила бы оплеуху за глупость. Он всегда считал эту традицию старушечьей чушью, впрочем, как и многие другие обычаи, к примеру, не брать в постель жрицу бога…

– Не думай, мелкий бес, что отвертишься так просто! Я еще хорошенько поразмыслю над твоей судьбой! А сейчас… прочь пошел.

Ярок невозмутимо склонил голову. Он будто готов был принять любое решение своего брата и конунга, будь то смерть или мучения. Уже шагнул к двери, как белокурая леди крепко схватила его за руку.

– Идите отдохните, миледи, – произнес Бриган мягче. – Комната вам уже нагрета.

Девочка тихо поблагодарила ее сына, и, не поднимая глаз, ушла вслед за Предателем. Ох, непросто девушке будет с ее жестоким мальчиком. Он яростен с пеленок, ревел и кричал не переставая, пока не заполучал в свои маленькие цепкие ручонки вырезанный отцом деревянный баркас размером с питейный рог, и с годами Бриган в своей ярости только укрепился. А этот материковый цветик, уже несколько поблекший от долгого и совсем не изысканного путешествия по Северному морю, с виду едва ли выдержит лишнего дуновения местного ветра. Но ничего. Ей придется окрепнуть, и Рунлейв в том девочке поможет. Иначе как она вынесет наследника, что вылупится из семени этого буйного лиса, с годами превратившегося в настоящего медведя?

– Ну что ж, – снова послышался медовый голосок из тени в углу. – Вижу, заседание палаты представителей окончено. Пойду и я отдохну с дороги. Надеюсь, в моих покоях тоже натоплено, сир Конунг? – Девчонка поднялась со своего стула, плавно, точно язычок свечи, и, чудом избежав хваткой руки Бригана, юркнула к двери. – Подан ли штоф крепленого меда? Ожидает ли в постели северный молодчик, готовый утолить мою тоску?

– Иди уже прочь, – бросил ее сын, и мерзавка, смеясь, удалилась.

Поймав пристальный взгляд Рунлейв, вышел следом и молчавший все время Груни. Этот дуралей так обрадовался встрече со старым другом, что откупорил бутыль с горячительным медом, припасенным на случай, если надо будет согреться, и распил его с Бриганом прямо в лодке, на пути к дому. Отсюда и веселые речи, и нетвердый шаг, и знамя из рубахи, с которым он вышел на берег под стрелы горцев. А теперь ходит мрачный и протрезвевший, все потому, что прогудел божье благословение и так и не принес северянам обещанной жирной рыбы. Что с них взять, с мальчишек, подумала Рунлейв. Она не злилась на Волчонка. В конце концов, он привел ей сына, живого и здорового, а ведь мог подчиниться и не пойти в море. Лишь боги знают, что было бы тогда.

– Боюсь и спросить, – начала жрица, когда все ушли, оставив ее наедине с сыном, который до сих пор казался ей призраком то ли самого себя, то ли собственного отца, – что ты пережил на материке.

– Вот и не спрашивай. – Бриган стоял у стола и, казалось бы, рассматривал старые карты, но взгляд его глядел куда-то сквозь.

– Не буду. Но дам совет. Вижу, ты растерян, не знаешь, что делать, и со мной пока делиться мыслями не готов. Но… помнишь ли ты Старую Гриму, что жила на Поляне Дев? Когда мы уходили в горы, я звала ее с нами, но она не пошла. Сказала, что с родных земель ее сгонит только смерть. Сходи. Если фалавенцы не тронули ведающую… она подскажет путь. Груни хотел навестить ее на день Воителя, думал просить у темных сил дать нам войско, дурак… Я удержала, но теперь уж… – Жрица покачала головой. – Если бы Барги нас не предал, верных людей и советчиков у тебя было бы больше.

– Барги? Барги Медвежья сыпь?

Ее мальчик, уже такой взрослый мальчик, вдруг посмотрел на мать, словно ребенок, которому укушенные проказливым Юлоком друзья запустили в макушку колючим мирским камнем. Да, мой дорогой, твой старый друг Барги, заполучивший свое смешное прозвище еще в детстве после стычки с бешеным медведем, которого обуял лишай. Глупые и жесткие друзья напугали мальчишку, сказав, что теперь на нем тоже вырастут кровавые струпья. С тех пор они год от года дразнили его: «Смотри, у Барги на шее лишай! Смотри!». Шутка ли, но он и уже будучи взрослым мужем никак не мог избавиться от привычки слишком уж часто чесать шею.

– Да, сын мой. Барги поверил речам лярв с материка и обернулся против нас. Нам… пришлось…

Мне жаль, очень жаль, подумала жрица, глядя в потемневшие глаза сына, которому не в первой ощущать предательство. Ему, конечно, не нужно ее утешений, и уже давно. Лет с пяти-шести он отталкивал ее руку, стоило только Рунлейв попытаться обнять своего мальчика в редкие минуты, когда в ней просыпалась нежность. Жаль было и дурака Барги, северянина, некогда друга и верного человека. Жаль было лишать Север еще одного защитника.

Жрица осторожно положила руку на плечо сына.

– Грима ведает пути. Иди и спроси у нее совета.

***

Лира смогла выдохнуть и расслабиться, только когда закрылась дверь ее новых покоев.

Леди Оронца вдруг ощутила ярость и силу, сорвала с себя меховую накидку и с рычанием, испугавшим ее саму, швырнула на устланную шкурами постель.

Дура! Маленькая, глупая, трусливая мышь! Ну почему?! Почему?..

Ей так хотелось быть другой, вести себя иначе, сказать всем этим взрослым и снова все решившим за нее людям, чего она хочет, а на что ни за что не согласится. Но… как она ни старалась, стоило только перешагнуть порог того промерзлого кабинета, больше похожего на слегка облагороженную каменную пещеру, как все силы, воля и родовая гордость приказали долго жить. И как только этой змее, этой желтоглазой стерве, удается чувствовать себя везде к месту, везде вольготно, везде вставлять свое слово, по делу и нет, и не испытывать за это стыда?

– Ненавижу ее! Ужасно ненавижу!

– О ком ты? – Биро стоял к ней спиной, разливая что-то по кружкам из большого штофа.

– Ты знаешь, о ком я! Зачем заставляешь говорить?!

Лира охнула и зажала рот руками. Злой, гадкий рот… Не надо было срываться на Биро. Боги, есть они или нет, свидетели – северянин всю дорогу заботился о ней, как верный надрессированный пес. Такой жил в их поместье на юге Фалавена, следил за малыми детьми прислуги, точно пастырь за бестолковыми овечками. Только Лира не хотела чувствовать себя бестолковой овечкой. Она не за тем всю дорогу до Севера пыталась научиться у этой стервы, некогда так умело сыгравшей ее подругу, бессердечности, бесстыдности и жестокости. Ну хоть немного! Хоть капельку… Теперь леди Оронца понимала, что без этих ингредиентов ей не выжить самостоятельно. Снова придется сидеть под чьим-то крылышком, будь то родительский дом, любящий отец или муж. Муж…

– Боги, я не хочу!

Биро, стерпевший уже не мало ее вздорностей и истерик по пути, только вздохнул и спокойно спросил, протягивая Валирейн наполненную густым золотом кружку:

– Чего не хочешь?

– Замуж за твоего брата. Я так мечтала об этом несколько месяцев назад, а сейчас…

– Твои прекрасные представления о замужестве испорчены, я понял. Выпей и согрейся.

Лира подчинилась, но пригубив едва не выплюнула все обратно. Привыкшая к легкому фалавенскому вину, она и подумать не могла, что бывает… такое. Крепкое, аж язык вяжет, перченое и цветочное, и в то же время сладкое. Северный мед. От такого зелья немудрено обернуться в мех и убежать навеки в лес.

Попривыкнув, Лира сделала еще пару глотков и затихла, прислушиваясь к яростно бьющемуся сердцу. И все же она злилась на Биро. Он был так спокоен, словно… словно даже безразличен. Он так легко отдал себя на растерзание брату, что Валирейн хотелось ударить его по щеке и сказать, что он ей нужен, так сильно нужен, что просто не имеет права с эдакой легкостью отдавать кому-то власть над своей жизнью! Но это снова было слишком в духе эгоистичной и легкомысленной леди, и Лира промолчала. В конце концов, это его жизнь, и он сам решает, кому ее вверять… Оставалось надеяться на милость нового конунга. И Лире тоже?.. Как же надоело надеяться…

– Если ты думаешь, что Альма…

– Не называй ее так.

– …хорошо, Нора. Если ты думаешь, что она с рождения такая… такая, то нет. Ваши судьбы в чем-то схожи. В детстве она не знала бед, хоть и не была дочерью лорда, а вот потом… Потом она столкнулась с моим братом, и поверь, был он с ней далеко не так учтив и ласков, как с тобой. Такой ее сделала жизнь. – Биро пожал плечами и залпом осушил свою кружку, даже не поморщившись. – Нечему тут завидовать.

Так вот почему Биро столь терпеливо сносил колкости желтоглазой стервы, вдруг осенило Лиру. Он жалел ее, потому что знал… Кстати, откуда? Ужели она с ним… откровенничала? Альма… ее Альма не переносила мужчин, считала их инструментом или средством «справить нужды», стала бы она открывать свою душу ему? Хоть южная ведьма и была скорее выдумкой, чем явью, Лира уже заметила, что в эту игру Нора вложила много от настоящей себя.

– Постой… откуда ты знаешь? Она, что, сама тебе рассказала?

Биро снова вздохнул. Эти тяжелые вздохи, немного косая улыбка, нахмуренные брови над темными лошадиными глазами, пожалуй, больше всего другого делали северянина тем, кто он есть. Это было и трогательно и одновременно успело Лире осточертеть за недели в море. Ох, похоже тяжесть пути и пережитого все ж таки вынули из леди Оронца щепотку лишней доброты.

– Было время, когда мы… дружили. Я давно ушел к противникам Короны, ей было поручено вводить меня в курс дела. Мы, наверное, сошлись на ненависти к…

– К Оронца, – закончила за него Лира.

Биро промолчал.

– Меня ты тоже ненавидишь?..

– Нет, – спокойно сказал он. – Тебя-то за что?

Валирейн улыбнулась и вдруг прижалась к широкой груди северянина, как в старые добрые времена. Стало легче. И все же надо, мысленно говорила себе леди, надо отрываться от этого доброго и ставшего родным мужчины, иначе она снова завязнет в чьей-то заботе. Завязнет, пригреется и так и не научится самостоятельности. Лира зажмурилась, повторяя про себя: «Вон-вон, птенчик из гнезда, вон-вон, цветочек, хватит нежится, отпусти его, отпусти, будь сильной!», и с трудом заставила себя отпрянуть.

– Как нам быть? Ты правда готов сдаться на милость брата? Он же может казнить тебя! Прадед нашего нынешнего короля в ярости чуть не вырезал одну из своих побочных ветвей! Его остановила только лихорадка!

Взгляд северянина стал тверже.

– Это наше с ним дело, леди, тебе не за чем об этом беспокоиться.

– Как не беспокоиться?! – Закудахтала, точно старая Сорка… – Прикажешь мне утешиться, зная, что брат может с тобой жестоко поквитаться?!

– Ну тихо, – отрезал Биро, суровея лицом. – Если бы хотел, уже бы поквитался, возможности у него были и не одна. И, правды ради, я заслужил любую из кар, какую он мне назначит. Это закон Севера, не тебе и не мне ему перечить. Хочешь голову себе поморочить, подумай снова о своем утраченном светлом будущем, а мое оставь мне.

Вот он и сорвался. Терпел, терпел, все терпел и сорвался, поняла Лира и тут же стала винить себя во всем. Интересно, ее сестрица доводила так своего мужа? Вынуждала его быть грубым и жестким в словах? И ее ли это вина? В конце концов, что такого в том, что она все ему сказала, как на духу?

Утраченное светлое будущее… прав он, как ни думай. Валирейн всю дорогу так или иначе, о том и о сем плачется. Может, так проходит ее перерождение из бутончика в ядовитый плющ? Такое же переживала Хайноре? Нет, спрашивать Лира не станет. Ей по-прежнему тяжко вести какие-либо разговоры с этой ведьмой, даже взглядами с нею встречаться – боится, что сглазит, проклятье наведет или посмеется так, что в жилах стянет. Но этот страх, подумала Валирейн, ей тоже однажды придется побороть.

– Не надо было мне так, – помолчав, негромко произнес Биро, видно, заметив, что Лира ушла куда-то в себя. Леди Оронца невесело улыбнулась, поднимая на него взгляд, полный горького осознания.

– Нет, – сказала она тихо. – Надо было.

Глава 3. Старая Грима

В холодной комнате уже все пахло ею.

Хайноре разместили здесь всего пару дней назад, а казалось, она живет тут уже несколько лет. И не скажешь, что весь этот каменный мешок был завален ее вещами – с материка повстанка забрала только пару удобных платьев, теплый по фалавенским меркам плащ и чемоданчик с неведомым содержимым, откуда пару раз доставала зелье, усыплявшее его брата по пути из Близ Гри. Спуская чемоданчик с корабля на северном берегу, Биро заметил, что тот стал значительно легче, чем, когда он только поднимал его на борт.

– Ну и что же? – Нора зевнула, потягиваясь в постели. – Ты пришел, чтобы стоять на пороге, младшенький? Если тебе нужно разрешение, то проходи.

Утро занялось уже несколько часов назад, а эта вертихвостка все еще нежилась в кровати, точно принцесса.

– Я уже зашел. А тебе пора вставать.

– Почему? Хочу поваляться еще. – Желтоглазая снова зевнула и легла на бок, подложив под голову вытянутую руку. Острые ногти скребли деревянную спинку кровати, и это напомнило ему о конюшенной кошке. Пожалуй, та пушистая дурочка – единственное в Близ Гри по чему северянин будет скучать. – Если очень попросишь, разрешу тебе прилечь рядышком.

Биро вздохнул. Это они уже проходили.

– Вставай. Ты захочешь это увидеть.

Нора приподняла голову и злобно прищурилась.

– Да говори уже прямо, подери тебя бес.

– Бриган собирается к Старой Гриме.

Через несколько минут они с Хайноре уже ждали его брата у тропинки в ущелье, ведущей к спуску с гор. Спуск, Биро заметил это почти сразу, постоянно охранялся стрелками в серых с белыми заплатами плащах, потому фалавенцы сюда и не совались. Очень уж невыгодная позиция в бою. Да еще и зима… зима соколам не на руку.

Северянин посмотрел на ведьму, ежившуюся от холода в своем шерстяном плаще. Такой спас бы ее от материковых зим, здесь же нужно что-то посерьезнее.

– У горцев есть теплые вещи. Жрица могла бы выдать тебе меховую накидку, – сказал Биро и не удержался от колкости: – Если очень попросишь.

Краем глаза он заметил заострившийся взгляд Норы, но продолжил смотреть в сторону заснеженных вершин, не подавая вида.

– Она скорее предложит проварить меня в котле для согрева, чем сделает добро.

– Если бы ты не стала насмехаться над ее сыном на совете и строить из себя важную птицу, может, вы бы и подружились.

Хайноре фыркнула, задрожав сильнее от внезапного порыва морозного ветра. А Биро зажмурился от удовольствия. Сотню лет не чуял этого ледяного запаха родных земель. Не снег, а ледяные стрелы, но раны от них приятно ноют, напоминая о детстве.

– Я и есть важная птица, и ей лучше об этом знать.

– Как скажешь, – пожал плечами северянин.

Вскоре они услышали голоса, а следом за голосами выше по спуску показалась рыжебородая фигура. За Бриганом шла жрица, давая наставления по пути:

–… Не заходи слишком далеко в лес, лучше обойди по кромке. Груни видел там ловушки фалавенцев, едва не попался. Не груби ей, будь вежлив. Она стара, а значит уже не так терпелива.

– Я понял, все понял. Ты пойдешь со мной прямо до ведьмовой хижины? – Биро усмехнулся, узнавая брата. Таким он всегда был. Нетерпеливым к настойчивым советчикам, особенно к женщинам. – А вы тут что встали?

– Как что? – Хайноре склонила голову набок, улыбнулась – словом, вся обратилась в мед. – Мы твои смиренные стражи и слуги, сир Конунг! Понесем твой меч, подол и гордость, чтоб не так тяжко было спускаться с горы.

– Вон пошли, – коротко бросил Бриган и продолжил шагать вниз. Биро раздраженно глянул на Нору и поспешил следом за Лисом.

– Один ты не пойдешь, брат.

Конунг резко обернулся.

– Да неужто? – засмеялся, уперев руки в бока, а в глазах – шторм морской. – Ну раз уж ты так говоришь, брат. Раз уж велишь мне и приказываешь. Как ж тут не подчиниться.

Северянин нахмурился сам себе. Столько лет ворочался в подпольных играх повстанцев, а слова мерить так и не научился…

– Там опасно. Дай мне пойти с тобой, я хорошо читаю лес и твердо держу меч. Позволь мне тебя сопровождать.

Бриган поиграл желваками, посмотрел на мать, все еще стоящую на пороге ущелья, снова на Биро, а потом ему за спину:

– А ты что хочешь? Любовного зелья у ведьмы просить?

Нора деланно засмеялась, неспешно спускаясь по неровным камням, будто по дворцовой лестнице.

– Если так, то бойся, конунг, а то еще приручу тебя, с рук есть будешь.

– Тут останешься.

– Нет, – отрезала желтоглазая, вдруг из меда обернувшись в сталь. – Я представляю вторую сторону сделки, конунг. И как человек повстанцев я буду сопровождать тебя везде, буду присутствовать на каждом совете, буду под кроватью твоей сидеть, если понадобится или смотреть, как ты приходуешь будущую женушку. И лучше нам не ссориться, а то иначе, кто знает, что я напишу в докладе по итогу всего? – С каждым ее чеканным словом лицо Бригана становилось все больше похожим на окружавшие их скалы. Биро хотел было заткнуть несносную ведьму, чтобы снова не разверзлась буря, но тут она вдруг и сама улыбнулась: – Потому, чтобы не было так мучительно больно, давай представим, что мы, как добрые друзья, просто решили все вместе прогуляться по лесу. В путь?

Помрачнев, будто перед битвой, Бриган молча продолжил спуск. Нора, как ни в чем не бывало, пошла следом, и только напряженный, словно тетива охранников горной крепости, Биро постоял немного, прежде чем пойти за ними. Видят боги, удерживать этих двоих от кровопролития теперь будет еще сложнее, чем во время побега из Близ Гри.

Спускались долго, в конце концов даже юркая желтоглазая змея стала тяжко дышать от холодного воздуха и ухабистой дороги. По пути всё ворчала, что с венценосной особой, дескать, нужно отправлять целый отряд матерых воинов, а этот «остолоп», видишь ли, даже от одного пытался отказаться. Видно думает, дурак, что на его родных землях все, как прежде, и по закоулкам не снуют враги. Но Бриган на удивление терпеливо объяснил ей, что защита крепости не менее важное дело, а сейчас воинов хватает только на это. Нора лишь головой качала, а Биро молчал – понимал обоих. На Севере правитель не золотая статуя, которой день и ночь нужна охрана. На материке же о короле пекутся куда сильнее, важно сохранить династию, особенно пока его величество не дал наследников.

Впрочем, они-то с братом все равно знали эти места лучше фалавенцев, в случае засады или патруля, нашли бы, где схорониться. К тому же, если верить словам жрицы, королевские соколы давно не появлялись у леса и предгорья. Здешняя зима опасна не меньше самих северян.

Когда троица спустилась с гор, Бриган велел всем идти осторожно и тихо, сам положил руку на меч и не снимал всю дорогу. Биро тоже навострил чувства, внимательно смотрел по сторонам. Нора обернулась в бесшумную лисицу с блестящим кинжалом в руке заместо когтей. Все таки повстанцы обучали ее не только манипулировать, играть роли и писать зашифрованные письма. Пару раз северянину доводилось видеть желтоглазую в деле, и была она в нем умела.

Тихо. Только со стороны леса доносятся птичьи крики и потрескивание промороженных за ночь стволов елок и сосен, разбуженных ветром. Фалавенцы и впрямь редко хаживали сюда – дичи мало, высоко, а значит холодно, еще и горцы рыщут, зная каждый угол. Они заняли или разграбили все местные деревушки, а теперь засели и явно чего-то ждут. Видно, какого-то решения от командования, которому сейчас палки в колеса суют повстанцы. В этом, видно, и был план подпольных крыс – пока немалая часть войск Фалавена пытается сладить с Севером, кусать Корону за бока на материке. Оронца наверняка сейчас мечется в своей башне в столице, подобно бешеной сирене – сестра и северный принц сбежали или в плену, а в подполе бегают кусачие твари.

Пока северянин размышлял над будущим островов, Бриган привел их к лесу и, вопреки совету матери, решил пойти не вокруг, а сквозь.

– Под ноги смотрите, – негромко сказал конунг, накидывая капюшон на голову. – Если кто в капкан угодит – ждать не стану.

– Ну конечно, – тихо прошипела Нора. – Послушать совета мудрой женщины для тебя это как из нужника покушать.

– Мы-то с Яроком еще пару часов пути в обход выдержим, а ты в своей рыбьей шубке?

Повстанка закатила обрамленные заиндевевшими ресницами глаза, но спорить больше не стала. Биро предложил девице поменяться накидками, на его вороте хотя бы мех был, но упрямица отмахнулась. Дура гордая, наверняка просто выделывается перед его братом. Не простила до сих пор и хочет что-то доказать. Настаивать без толку – северянин это уже хорошо знал.

Прошло несколько часов прежде, чем они увидели над соснами в низине леса струйку дыма, потом еще полчаса плавного спуска – и вот троица вышла на Поляну Дев. Когда об этом месте ему рассказывала мать, маленький Ярок воображал, что вокруг хижины цветут белые вейсы и ломящиеся от плодов кустики ягодника. Поляна никогда не покрывается снегом и льдом, она целиком укрыта мягким зеленым мхом, на котором нежатся молодые хорошенькие девушки. Так все они мальчишками думали. На деле же Поляна Дев – это проплешина посреди леса с остовами давно умерших деревьев. На каждом трухлявом черном стволе повязаны разноцветные ленточки, какие-то почти полностью истлевшие, а какие-то совсем свежие. Их в час нужды шили клановые девицы, а потом оставляли здесь, на поляне, в знак почтения Старой Гриме и с просьбой беречь их очаг, чрево и мужей, отправившихся в море. Говаривали, что так девы отдавали ведьме часть своих жизненных соков, благодаря которым она все еще не ушла с мороками.