скачать книгу бесплатно
Засыпая, он вспомнил Людмилу, и её грустное сообщение перед отъездом. Рухнула очередная надежда в отношении возможного появления ребёнка. Пожалуй, это было единственной проблемой в их семье. Всё остальное, решалось как-то, само собой. Теща, всё чаще косилась на Матвеева, подолгу закрывалась с дочерью на кухне, выясняя, что и как, и кто виноват в отсутствии внуков. Будто кто сглазил…
Мягко ступая босыми ногами по половицам, к кровати, на которой спал Сергей, приблизилась Людмила.
– Так всё на свете проспишь. Думаешь, удрал от меня за сто вёрст, так и жена не нужна стала.
Матвеев понимал, это лишь сон, но прогнать, приятное, бередящее его сознанье виденье, не торопился.
– Родная, ты как здесь?
Людмила улыбнулась и не раскрыв тайны, своего внезапного появления, прошептала.
– Пойдём скорее. Я нам, в баньке постелила.
Семь свечей освещали баню. Сергей приметил, каким-то странным образом, перина деда перекачивала из избы в парную, где ещё не выветрилось тепло, а остывшие каменья без всяких дров, вновь зардели алым пламенем, словно приветствуя и радуясь, столь позднему появлению людей. Откинув кружевное одеяло, Люда юркнула в постель и, прикрывая сорочкой свои стройные ноги, позвала.
– Иди ко мне.
Утопая на мягкой перине, Матвеев обнял любимую женщину, удивляясь воспарившему под потолок кружевному одеялу. Разом, ярче вспыхнули свечи, потешаясь увиденной наготой; затем словно смутившись, стали поочерёдно вздрагивать, подчиняясь ритму разгорячённых тел. Свечи гасли одна за другой, пока не осталась последняя. Свеча потрескивала, билась в экстазе и как могла, сопротивляясь наступающей тьме. По углам бани метались тени, всё больше окружая свет от последней свечи. Свеча дрожала, тускнела под напором темноты. Тьма оказалась сильней. Она изловчилась и чёрной кошкой прыгнула на последнюю свечу, накрыв её всей своей тяжестью, торжествуя о содеянном. Свеча погасла…
Матвеев кубарем слетел с кровати, поднялся с колен и растерянно посмотрел по сторонам. В комнате никого не было. Бабка Анастасия ещё утром ушла за молоком. Со двора доносился шум работающей бензопилы. Это Алексей, вместо зарядки, обучал Стенина пилить дрова.
4
В июле 1990 года, еще до возвращения в Москву, Талызин дни напролёт безрезультатно обивал ноги в аэропорту Чульман, пытаясь достать билет на самолет и навсегда покинуть Якутию. Ему оставалось только завидовать льготникам, из числа, невесть откуда взявшихся в этих краях участников всех известных войн и гражданам, спешащих на похороны любимых родственников, которые словно сговорились и ушли на покой, именно когда Алексей собрался улететь домой. Талызин, конечно, мог попросить помощи у главного эскулапа и тот, позвонив, куда следует, с радостью отправил его в Москву, первым же ТУ-154, с глаз долой. Но обращаться к человеку, которого он презирал все эти годы, Алексей не согласился ни при каких обстоятельствах, даже под угрозой очередной зимовки. Была у Талызина одна отчаянная идея: купить на заработанные в Якутии деньги жигули и махнуть на машине через всю страну домой. Две причины мешали осуществить возможный автопробег. По большому счёту, автомобиль Алексею был не нужен и главное, у него отсутствовали водительские права, а без них, как известно, далеко не уедешь.
Так, никуда не улетев, Талызин в подавленном настроении забрёл на переговорный пункт и позвонил Матвееву.
– Привет москалям! Никак меня Серёга, Якутия не отпускает. Видимо, придется брать ноги в руки и прямым ходом в Москву. За год думаю, доползу.
Направляя разговор в нужное русло, Матвеев посоветовал Алексею отказаться от утомительной прогулки по сопкам и добираться домой иным способом.
– Ты говорил, машину выплатил, а я как раз сейчас в отпуске. Всё одно к одному и права у меня есть. Заодно – страну посмотрим, себя покажем. Встречаемся в Чите. Возьмём машину и где наша не пропадала, через неделю в Москве будем.
Талызин облегчённо выдохнул.
– Знаешь, говорят у дураков мысли сходятся. Примерно такой вариант моего освобождения, я и хотел тебе предложить.
Сергей рассмеялся.
– Ладно, решено. Я самолётом, быстрей, чем ты в Чите буду. До встречи.
В этот же день, оставив в прошлом свои мытарства в негостеприимном аэропорту, Алексей прибыл на железнодорожную станцию Беркакит и без проблем приобрёл билет на ближайший поезд. Через некоторое время состав дёрнулся и отошёл от платформы, пересчитывая колёсами стыки бамовских рельс. Тук, тук, день за днём, так и пролетели шесть лет, кобелю под хвост.
На жесткой плацкарте Талызина всю ночь одолевали кошмары. Вдруг, кто-то неожиданно сорвал стоп кран и под душераздирающий визг тормозных колодок, остановил поезд. От резкого толчка, Алексей свалился с верхней полки и угодил в руки, неизвестно откуда взявшихся эвенков. Аборигены заставили Талызина покинуть вагон, спуститься в распадок между сопок и привязали к дереву.
– За что?
Алексей с ужасом взывал к эвенкам, пытаясь освободить путы на немеющих руках.
– За что? Меня дома ждут. Я так давно не видел маму.
Только сейчас Талызин заметил, верховодил аборигенами, его заклятый враг – главный врач, сидевший на облезлом северном олене, почему-то задом наперёд, в драном, испачканном какой-то гадостью халате.
– Не торопись – сволочь московская. Удрать от меня захотел? Ну, уж нет! Держись! Сейчас тебе двухведёрную клизму с битым стеклом поставлю, за все твои подвиги в Якутии. Снимай штаны!
Не в состоянии вынести такого позора, Алексей схватился с эвенками в рукопашную, пнул оленя ногой в нос, но неудачно оступился, и падая куда-то вниз…, проснулся с больной головой, задыхаясь от едкой гари, пропитавшей весь поезд. Странно, но никто из пассажиров не метался в панике по вагону и не орал благим матом.
– Горим!
От дыма, у Талызина заслезились глаза, и перехватило в горле. Выясняя, что происходит, Алексей выглянул в окно. Повсюду, подбираясь к железнодорожной насыпи, сплошной стеной горела тайга; со слов бывалых, обычное дело для этих мест.
На вторые сутки, поезд, наконец, вырвался из дымовой завесы и прибыл в Читу. Как и договаривались, Матвеев встретил Алексея на вокзале. С самого начала, всё сложилось, как нельзя лучше: без проволочек оформили новую пятёрку, из семейства жигулей, прицепили транзитные номера и, не задерживаясь, поехали в Улан-Удэ. Сразу за городом, асфальтовое покрытие дороги, сменилось, только что отсыпанной щебёнкой и приходилось сбрасывать скорость, прижиматься к обочине, спасая машину от града камней, вылетающих из-под колёс встречных автомобилей. Не считая нескольких царапин на кузове, пятёрка не пострадала. Недалеко от столицы Бурятии, пришлось остановиться на первую ночёвку, вблизи быстрой сибирской реки. Матвеев вскоре захрапел, а Алексею не спалось. Он настороженно всматривался в тёмное небо, не узнавая привычное расположение звёзд, хмуро косился на луну, такую же круглую, как и лицо Далай – Ламы. Талызин почти пожалел, что впутал Сергея в это авантюрное путешествие, на не обкатанной машине, по забытым богом местам. Утром, наспех перекусив, поехали дальше, надеясь к полудню добраться до Байкала. Несмотря на тридцатиградусную жару, в холодной воде великого озера, искупаться не пришлось, и смыв дорожную пыль с потных физиономий, покатили дальше, с каждым километром приближаясь к Иркутску. Вечером, дорога по серпантину стала забирать вверх. Быстро темнело. Матвеев напряженно всматривался в даль, притормаживал на спусках, то прибавлял газ на очередном подъёме. По горам, да ещё ночью, он никогда не ездил, но, подбадривая себя, продолжал упрямо двигаться вперёд.
– Ещё немного, ещё чуть, чуть.… Ну, где же этот Иркутск?
Внезапно, Талызин подпрыгнул на своём месте, и, вцепившись руками в ремень безопасности, крикнул.
– Берегись! Уходи вправо, пока не поздно!
Как снаряд, выпущенный в лоб, на пятёрку, кувыркаясь по дороге, летел автоприцеп, видимо секундами ранее, отвалившийся от проехавшей по встречной полосе Нивы. Сергей резко вывернул руль и, срубив бампером две небольшие берёзки, чудом остановил машину в сантиметрах от пропасти. Унимая дрожь в руках, Матвеев сделал пятиминутную остановку и вновь пополз по неведомой дороге. Заночевали в пригороде Иркутска, притулившись к группе дальнобойщиков, к таким же авто бродягам, как и они сами. Пребывание в Иркутске началось с проблем. Оказалось, бензин и продукты питания, в этих краях, отпускались только по талонам и для транзитной публики были не доступны. Рванув из центра за Урал, Перестройка, придуманная Горбачевым, докатилась в Сибирь, и всё шло к тому, что с мешком денег, можно было запросто застрять в какой-либо дыре или того хуже – умереть с голода. На удачу, Алексей на одной из автозаправок, осуществил нехитрый бартер, обменяв несколько банок тушёнки на бензин. Так, не солоно хлебавши, но зато с полным баком горючего, пятёрка устремилась в сторону Красноярска. Во время непродолжительной остановки, Матвеев, поручив Талызину подкачать колёса, выведал у местного водителя КАМАЗа, какие ещё неприятности ждут их на дороге, в самое ближайшее время.
– Дело дрянь, Алексей. В Красноярске, вторые сутки дождь поливает, а нам, через Бирюсу переправляться. Это речка такая. Для Сибири, так ерунда, не сравнишь с Енисеем или Иртышем, но нрава крутого: после дождей, бывает, вода метров на пять выходит из берегов, и тогда паромная переправа встанет, на неделю, а может и больше. Придется без остановок ехать.
– А ты сможешь?
Талызин оценивающе посмотрел на Сергея.
– Итак, полдня за баранкой.
Матвеев крутанул ключом в замке зажигания.
– Попробую. Деваться некуда.
Шестнадцать часов непрерывной езды вымотали Сергея. У него едва хватило сил, успеть к последней переправе, заехать на деревянный настил парома, пробить торчащим гвоздем покрышку и под свист, выходящего из колеса воздуха, отключиться от усталости. Самой переправы, Матвеев не помнил. Очнувшись утром от тряски автомобиля, он понял, Алексей устанавливает запаску.
– Помочь?
Талызин отмахнулся.
– Сам справлюсь.
Размяв застывшие за ночь суставы, Сергей взглянул на противоположный берег реки. Там, безнадежно скопились более сотни машин, в ожидании, когда на убыль пойдет вода и начнёт действовать переправа.
До Канска, дорога петляла через вековую тайгу, ныряя в распадок, или карабкалась по заросшим лиственницей сопкам. Отдельные участки, так называемой магистрали, представляли остатки древнего гужевого тракта, где здесь и там, из полотна дороги торчали отполированные колёсами брёвна, не успевшие сгнить ещё со времён царя – гороха.
Красноярск запомнился могучим Енисеем и повсеместной продажей водки, в небольших, на стакан ёмкостях, именуемых в народе чекушками.
Недалеко от Кемерово, трассу перекрыл груженый Урал. Тяжёлая машина провалилась под мост, да так удачно, что своей кабиной заменила сломанный настил. Шофёр грузовика, проклиная всех на свете, позволял проехать по крыше своего автомобиля на другую сторону, только легковушкам. За услугу, он требовал с каждой малолитражки по десять рублей, ссылаясь на необходимость, заплатить трактористу из ближайшей деревни за вызволение, которому жизненные принципы не позволяли делать что-то бесплатно.
Очередную ночь коротали в Новосибирске. Настроение было приподнятым. Все живы, машина исправна, а завтра будет снова дорога, уходящая куда-то в даль. Сколько их ещё впереди? Утром выяснилось, после обильных дождей, на трассу М-5 на жигулях лучше не соваться; впереди, вплоть до Омска, девятьсот километров разбитой в пух и прах магистрали, по сравнению с которой, прогулка из Парижа в Дакар, выглядела бы детской забавой. Пришлось свернуть на юг и пробираться окольными путями через Северный Казахстан. Миновав селенье со странным названьем Карасук, Матвеев пару часов ехал по пустынным просёлкам, пока не сбился с пути. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались засеянные пшеницей поля, и ни одной захудалой деревушки поблизости. Приехали, одним словом. Когда Сергей уже собирался повернуть обратно в Новосибирск, рядом остановился красный автомобиль москвич с тюменскими номерами. Хозяин легковушки узнав в чём дело, предложил следовать за ним.
– Здесь, если не знаешь, всю жизнь по степям плутать будешь. Давай за мной, выведу.
Москвич, подняв пыль столбом, рванул прямо по пшеничному полю. Матвеев надавил на газ и, не отставая, понёсся следом, перемалывая колёсами почти созревший хлеб. Алексей вжался в сиденье, предчувствуя, по-хорошему такая гонка не закончиться. Так и произошло. Сквозь клубы пыли, Сергей едва успел затормозить, чудом не протаранив, застывший среди поля москвич. Шофёр из Тюмени скорбно стоял возле своей машины и матерился.
– Ну что за напасть такая! Два года назад, в этих местах, пробил бороной все четыре колеса, забытой ещё с посевной каким-то негодяем. И вот, снова то же самое. Спалить бы это поле. Всё равно, хлеб под снег уйдет. Запахали для галочки все дороги. Уроды.
К счастью, нашлись несколько запасных камер и общими усилиями раненный автомобиль поставили на колёса, что позволило в полдень добраться до основной трассы. Пожелав, друг другу удачного пути, москвич свернул на Павлодар, а Матвеев по разбитой грунтовке поехал на север.
До Омска, ещё нужно было ехать и ехать, когда дорогу в попутном направлении заполонило неизвестно откуда взявшееся стадо овец, бредущее без всякого присмотра, само по себе. Объехать эту лохматую живность, не представлялось возможным; со всех сторон к дороге подступали зыбкие пески и небольшие озерца с пересоленной водой. Оставалось смириться и пилить на первой передачи, пока не обкатанный двигатель машины, не стал перегреваться. Сергей скрипел зубами, расталкивая бампером животных, но, в конце концов, сдался и остановил автомобиль.
– Всё, перекур. Движок запорем, до Москвы пешком придется идти.
Талызин, негодуя, выхватил из-под ног монтировку.
– Ну, я сейчас им дам!
Он с яростью бросился на штурм бестолковых овец и, размахивая железкой, попытался расчистить дорогу. Но куда там. Поначалу, овцы шарахнулись врассыпную; через секунду, две, они вновь сгрудились перед жигулями.
– Брось. Гиблое это дело.
Матвеев, почти силой, усадил Алексея в машину.
– Переждём. Ещё не вечер.
Неожиданно, позади пятёрки, призывно просигналил грузовой фургон. Матвеев вылез из автомобиля и, показывая шофёру КАМАЗа на овец, развел руками. Водитель грузовика осмотрелся вокруг, аккуратно объехал легковушку и резко надавил на акселератор. Увеличивая скорость, КАМАЗ, как по волнам устремился вперед, по орущим овцам, перемалывая их своими колесами. Не мешкая, Матвеев рванул за фургоном, опасаясь, что взбесившиеся животные, замкнут свободный участок дороги. Тем временем, грузовик миновал живую преграду, и как ни в чём не бывало, покатил дальше. Сергей проехал ещё немного и, убедившись, овцы остались далеко позади, сделал привал вблизи небольшого озера. Состояние жигулей было ужасным: от налипших овечьих внутренностей и шерсти, белая пятёрка превратилась в красно-желтую, источала зловонье и смахивала на телегу, для сбора нечистот с местной скотобойни. Отмывать автомобиль пришлось основательно, и только ближе к ночи, Матвеев и Талызин, уставшие от дорожных потрясений, наконец, прибыли в Омск.
Следующий день был потрачен на дорогу в Челябинск, где задерживаться не рискнули, из-за тошнотворного запаха какой-то химической гадости, пропитавшей буквально весь город. Отъехав от Челябинска на почтительное расстояние, Сергей свернул с трассы и остановился рядом с пустырём, обнесенным колючей проволокой. Тогда, никому и в голову не могло прийти; спокойное, тихое местечко для ночлега, ни что иное, как одна, из многочисленных челябинских свалок радиоактивных отходов. Ранним утром, Алексей забрел в заросли ближайшего кустарника, но не прошло и минуты, как он, застёгивая на ходу штаны, вприпрыжку прибежал обратно к машине и криком разбудил Матвеева.
– Вставай! Пропадём ни за грош!
Не понимая спросонья, что происходит, Сергей на всякий случай потянулся за монтировкой.
– Да, погоди ты.
Произнес Талызин и жадно закурил, как будто это была его последняя в жизни сигарета.
– Представляешь, я на пустыре столбик нашёл, а на нем, черно-желтый треугольник, сваркой приварен. Подхожу ближе, присмотрелся и чуть не упал от страха.
Матвеев округлил глаза, почесал затылок, постепенно сознавая суть проблемы и ругаясь на не видимого врага, бросился за руль пятёрки.
– Вот попали! То овцы, то радиация. Всё, Алексей! Приехали. Теперь мы с тобой, радиоактивные импотенты. Поворачиваем оглобли обратно в Якутию, так как в Москве нам делать нечего. Никто на порог не пустит, даже с жигулями. Вот такие дела, брат.
Талызин вздрогнул и, на всякий случай оберегая достоинство скрестил на коленях руки.
– Не городи хреновину. Лучше, давай быстрей сваливать отсюда.
Сергей вдавил в пол педаль газа и, не разбирая дороги, в секунды выехал на трассу. Последние двое суток в пути, обошлись без особых приключений. Матвеев, гнал пятёрку, почти не останавливаясь; проскочил транзитом Уфу, Самару и, бросив взгляд на спящего Талызина, решил ехать ночью, насколько хватит сил. Где-то под Пензой, он на некоторое время потерял контроль над дорогой, уронил голову на грудь и заснул. Не управляемые жигули выехали на левую полосу автомагистрали, что, например, в далекой Англии, является вполне нормальным способом передвижения. Устраиваясь поудобней, Сергей повернулся на бок и непроизвольно убрал ногу с акселератора, чем спас себя и Алексея, от неминуемой гибели. Не получив очередной порции бензина, двигатель пятёрки дернулся несколько раз и заглох; машина по инерции проехала метров двадцать и мягко уткнулась в придорожный столбик, застыв до утра с не выключенными фарами. По мере приближения к столице, Матвеев больше не испытывал судьбу, ехал осторожно и уже в сумерках пересёк московскую кольцевую автодорогу, устремляясь по Волгоградскому проспекту к Таганской площади. Затем, свернув на Большую Садовую, Сергей за десять минут добрался до Тверской, пересёк центральную часть города и, провожая взглядом Белорусский вокзал, выехал на Ленинградский проспект.
Всё это время, Талызин волчком крутился на своём кресле и с восторгом рассматривал подзабытые за последние шесть лет московские достопримечательности, постоянно отвлекая Матвеева от дороги.
– Крути баранку, Матвеев! Скоро приедем.
* * *
– Да, кстати, ты не знаешь, как там Люда, моя соседка поживает? За последние три месяца, от неё ни ответа, ни привета.
Сергей резко затормозил, перестроился в правый ряд и остановил машину около метро Динамо.
– Тут такое дело, поговорить надо.
Талызин удивленно взглянул на Матвеева.
– Ты чего? Два шага до дома осталось. Поехали.
Сергей заглушил двигатель и пристально посмотрел Алексею в глаза.
– Я и Людмила, месяц назад, подали заявление в ЗАКС. Мы хотели раньше оформить отношения, но решили, нужно дождаться твоего возвращения. Так честнее, и нам получается, по пути.
Оглушенный этой новостью, Талызин вжался в сиденье, не зная, что лучше: вцепиться в горло бывшему другу, отстаивая свою первую любовь или сломя голову броситься из машины, забраться под купола ближайшей церквушки, и бить, бить в колокола, чтобы вся Москва, весь мир, услышал, как от горя, разрывается на части его сердце.
5
Утро в доме Анастасии началось со сборов. Матвеев с Талызиным взялись приводить в порядок походное снаряжение, а Виктор отправился разузнать, на чём можно перебраться на другой берег Оки; там в ближайшие несколько дней, предполагалось отдохнуть и порыбачить.
Стенин спустился по крутому склону, нахватал репейников на свои волосатые ноги и вдобавок, смачно вляпался новыми кроссовками в навозную кучу. На берегу реки, он, брезгливо орудуя ивовым прутиком, стал чистить обувь, напевая под нос, о том, как хорошо в деревне летом, если бы не коровы, досаждающие туристам. В десяти шагах от Виктора находилась паромная переправа и представляла собой сцепку, из трёх понтонов, управляемых стареньким катером. Плав средство оказалось обитаемым. На носу катера одиноко скучал не бритый мужик, по всей видимости, паромщик, пребывающий в каком-то заторможенном состоянии. Обхватив голову руками, он застыл в позе греческого мыслителя, скорбно уставившись, только ему известную точку. На приветствие Виктора, паромщик с трудом вышел из забвения и чуть слышно пробурчал, намекая, чтобы его оставили в покое.
– Здоровее видали.
Стенин, не задумываясь о возможных последствиях и подчёркивая свою значимость в этом мире, по отношению к провинциалам, полез напролом.
– Мужик, продай катер! У меня срочное задание, лично от президента. Хочу ферму обследовать на той стороне, и с доярками о надоях побеседовать.
Паромщик исподлобья посмотрел на Виктора, как на нечто неземное и, не признав в нем проверяющего из Москвы, послал его куда подальше. Понимая, что мирные переговоры закончены, Стенин ругаясь, подхватил с земли обломок старого весла. Хозяин переправы не стал дожидаться, когда ему наломают бока и в свою очередь, схватив с пожарного щита багор и ловким ударом, выбил весло из рук неприятеля.
– Ох, я сейчас тебе рёбра пересчитаю!
Виктор отскочил в сторону, проворно забрался на вершину холма и, заняв круговую оборону, стал швырять в паромщика куски сухой глины. Стенин уже хотел окапываться, когда к нему на помощь, из села Константиново, подошло подкрепление. Сначала, появился Матвеев. Размахивая удочками, он ринулся вниз, поручив бежавшему рядом Талызину, совершить обходной маневр и завладеть переправой. Паромщик бросил багор, матюгаясь, и утопая сапогами в прибрежном песке, предпочел отступить. Ему удалось обогнать Алексея, вбежать по трапу на палубу своей посудины и скрыться за железной дверью в капитанской рубке. Чтобы заставить хозяина парома выйти наружу и начать переговоры, пришлось пойти на хитрость: Матвеев выудил из рюкзака фляжку с родниковой водой, многозначительно пощелкал пальцем по шее и, наигранно морщась, сделал несколько глотков. Затем, Сергей наполнил все той же водой кружку, поставил напротив окна, на обозрение паромщику и предложил заключить перемирие.
– Испробуй. Напиток лучше любого самогона. Примешь на грудь, и все твои желания исполняться.
Жара ли одолела хозяина переправы или похмельный синдром победил, сказать трудно, но, тем не менее, после разыгранного Матвеевым представления, дверь рубки заскрипела, и на палубе появился долгожданный капитан, попросивший величать его, Михеичем. Сергей поднес паромщику кружку с водой, отступил назад, на всякий пожарный случай; опасаясь, если Михеич распознает подвох, тогда о переправе можно будет забыть. Капитан принял подношение, глубинно выдохнул, залпом выпил и, возвращая кружку, как ни странно, поблагодарил за напиток.
– Хорошо пошла. Надо же и не пахнет. Минуту назад, голова трещала после вчерашнего, а теперь и в помине этого нет. Обратно поплывете, мне рецепт подарите. Я, это снадобье, на поток в Константинове поставлю.
Все видели, Михеич окончательно пришел в себя; с необычной расторопностью убрал трап, запустил дизель и, надвинув капитанскую фуражку на лоб, встал за штурвал. Катер взревел всеми своими силенками, дернулся, и не спеша, отчалил, уволакивая за собой вереницу понтонов. Вскоре, преодолев течение, паром мягко зарылся в ил на противоположном берегу реки. Отсюда, Константиново почти не было видно. Только купола местной церквушки, переливались под солнцем желто-красным заревом, словно кто-то, зажег для одиноких странников, полуденный маяк.
Виктору, чуть не сорвавшему переправу, предоставили возможность реабилитироваться, доверив нести самую тяжелую сумку с провизией. Ему, и так приходилось не сладко от наседавшей мошкары, а тут еще такой подарок, прибавился от друзей. Стенин пыхтел, старался спрямить дорогу, перешагивал через колючий кустарник, который даже коровы обходили стороной; в конце концов, обессилил настолько, что рухнул на землю, требуя привала.
