Сестры Кавалеровы

скачать книгу бесплатно


Какая там работа! Конечно, никуда я не пошла. Сидела и тряслась. Потом меня осенило: позвоню-ка я Женьке. Позвонила. Конечно, та ничего не знает, кроме того, что по «Маяку» передают. Счастливые люди – сидят себе в деревне и плюют на политику…

Через полчаса Мишка выяснил, что сотовая связь накрылась на всем Кавказе. Ещё через час позвонил Женькин мужик и сказал, что через радиолюбителей (во, и от этих польза бывает!) выяснил, что там вовсю идёт война (а то я не знала), что есть погибшие, что ополчение держит оборону, а российские десантники уже вступили в бой… Интересно и важно, конечно, но где моя сестра???

Мишка тем временем звонит деду и пытается у него выяснить, в какой именно город направилась Надежда. Дед отвечает на таких повышенных тонах, что я слышу на приличном расстоянии от телефона. Но и он ничего точно не знает.

В общем, суток трое бились мы в истерике, каждый по-своему. Я – так очень даже натурально, и дома, и на работе, сын – молча дёргая сигарету за сигаретой и терзая Интернет. Он даже спутниковые снимки района боёв откуда-то скачал. Жаль, Надьки на них не разглядеть…

Утром двенадцатого позвонила Евгения.

– Меньшая, всё, успокойся. Надежда дома.

Я так и села мимо табуретки.

– Кто… откуда… почему…

– Сейчас отец звонил. Иди к ней, ей там плохо, я выезжаю и буду к ночи.

Выглядит Надежда – краше в гроб кладут. В триллере играть с таким лицом. Я её заставила выпить полстакана водки и уложила в постель, но она вылежала минут десять, встала и пошла на кухню.

– Дай сигарету.

– Ты же не куришь!

– Дай.

Она затянулась, закашлялась, бросила сигарету в раковину.

– Викуша, они же их убивали… Просто так… Я сама видела…

– Ладно, ладно. Всё уже прошло. Всё хорошо. Ты дома…

– Да не в этом дело! Ты понимаешь… Всё так начиналось хорошо. Погода замечательная. Водит Саша виртуозно. Доехали быстро, устроились у прекрасных людей… К вечеру решили на горку залезть, закат посмотреть…

Сестру помаленьку отпускало. И голос уже другой, без этой безнадёги. Мы с ней выпили ещё по рюмочке, и начала она рассказывать.

– …Примерно с час мы лезли в гору – всё выше и выше, сначала по тропинке среди садов и рощ каких-то красивых деревьев, я из всех только дуб и узнала. Потом был луг с травой по грудь, потом скалы, но несложные – даже руками помогать себе не приходилось. Пришли на маленькую полянку, окружённую скалами, вид оттуда был великолепный. И городок виден. Сначала просто так смотрели, потом Саша бинокль достал, стали улицы разглядывать. Здорово, нашла даже дом, где мы остановились. Александр утверждал, что и машину свою во дворе видит. Потом он вытащил примус, маленький такой, как банка тушёнки, сварил кофе, и мы этот кофе стали с ним попивать под ликёрчик. Хорошо было, тепло, уютно… И тут на шоссе, что к городу идёт, какие-то вспышки засверкали. А потом и в городке начало мелькать. А ещё через минуту – бабах, бабах! Раскаты такие. Я сначала ничего не поняла, а потом смотрю – Седов наше барахло быстро-быстро в рюкзак суёт. Дождались, говорит, от этих чурок. Я спрашиваю: «Чего дождались?» А он как заорёт: «Ничего не понимаешь? Война! Собирайся, уходим! Чтоб они сдохли все со своими проблемами…»

Как мы на этой тропинке шеи не переломали – до сих пор удивляюсь. Бегом до дома добежали, навстречу люди, кто в чём, с какими-то сумками, узлами, дети орут, бабы воют – ад кромешный. Какие-то мужики с автоматами, с белыми повязками на руках по улице бегут. Броневик промчался, из пулемета – тррр, и женщина упала… Вот тут мне страшно стало.

Забегаем в дом – всё настежь. Хозяин со старшим сыном – с автоматами, какие-то узлы собирают, в подвал бегом носят. В нашей комнате на косяке записка: С а ш а у х а д и т е г о р ы н а с е в и р г а р а н и ц р а с и я… Спрашиваем, что случилось – они только отмахиваются: э т и… Они их даже не называют, вот какая дружба народов… Похватали мы документы, да Седов ещё на кухню забежал и что-то из продуктов прихватил. Завёл он машину, и погнали мы. Задело меня малость, что он никого не подобрал, но это уж я потом подумала. А тогда просто страшно было. Ничего не соображала. Радовалась только – хорошо, что машина есть, часа два, и граница.

На выезде из города напоролись мы на «этих»… Два броневика, солдаты. Показывают, чтоб остановились. Седов только матюгнулся и – газу. Почти проскочили, дальше поворот был, но тут они по нам из пулемёта стрелять стали. Колёса в клочья, машина с откоса так и ухнула, до низу докатилась, только мы выскочили – как бабахнет! Пламя, дым. Я ещё, помню, подумала – как в кино. Солдаты наверху, на дороге галдят, вниз постреляли, но лезть не стали. Там какие-то трубы железные лежали, мы с ним в трубу заползли и сидели, тряслись. Потом потихоньку вылезли и вдоль дороги пошли. Смотрю, а у него чемодан. Когда успел? Идти неудобно, но он его всё равно тащит.

Нагнали на дороге старуху с мальчуганом лет шести. Бабка из местных, на вид лет сто, тащит какой-то узел. Пошли вместе. Бабка по-русски неплохо говорит, всё вспоминала, как в сорок втором году от немцев по горам уходили. Потом – как от грузин в девяностом. Потом – как в двадцатом ещё от каких-то абреков. Насыщенная, в общем, жизнь. Мальчишка – её правнук. Идёт молча, на спине пальтишко в скаточке, а на поясе кинжал, самый настоящий.

Сначала шли по дороге, но потом нас чуть не пристрелили с броневика. Нагнали и давай из автоматов палить. Пьяные, орут что-то… Еле спрятались в камнях. Потом бабуля нас по каким-то тропкам повела, шли, пока хоть что-то видно было. Ночевали на куче веток, которые мальчик с Александром нарезали. Кстати, Мишкины заначки в рюкзаке очень пригодились. Нож отличный, спички эти, которые даже мокрыми горят. Укрылись всем, что нашлось, до утра продрожали, поели, что было, да и дальше пошли.

Второй день был – кошмар в натуре. Помню какими-то клочками. Седов прётся со своим чемоданом, отстаёт, ноет, что ноги стёрты. В общем, потерял лицо. На привале прицепился ко мне – будто я виновата, что мы сюда поехали, а не на Валдай, скажем. Слово за слово, в крик, слюнями брызжет, рожа как помидор… Я тоже в истерике… И тут этот малыш встаёт между нами, вытаскивает свой мясорез и серьёзно так говорит: «Нэ смэй абижать ету женчину!!!»

В общем, исчерпали инцидент. А ещё через час вышли на другую дорогу, и не успели и километра пройти, как навстречу колонна бронетранспортеров. И флажки на броне наши, российские. УАЗик возле нас тормознул, офицеры вылезли – что, как, откуда, потом по радио с кем-то связались, и через пару часов нас попутный армейский грузовик подобрал и довёз до границы. Бабка с правнуком подались к какой-то родне, нас ещё немного подвезли солдаты, а потом на рейсовом автобусе до Ставрополя. Ну, а в Ставрополе я его на автовокзале с удовольствием потеряла.

– …М-да, – только и нашла я что сказать. – Ничего себе, отдохнула… Ну, теперь всё позади. Сейчас поспать – и к утру будешь в порядке…

– Да не могу я спать… Глаза закрою – то горы эти вижу, то женщину убитую, то Седова с его дурацким чемоданом…

И тут меня как будто шилом в задницу. Седов… Папочкина находка… Весь в талантах с ног до головы… Спрашиваю эдак небрежно:

– Седов – это его так звать? А как он выглядит-то?

– Ну, как… Ничего из себя мужик. В кудрях весь, а спереди так, пореже…

– Плешь, что ли? – уточняю я.

– Плешь не плешь, а вроде залысины.

Узнаю сестрицу. Боится обидеть даже явного гада. Знаю я этого Седова. Ещё бы не знать. Опять он здесь… Но Надьку лишний раз огорчать не будем.

– Ты всё-таки давай в люлечку. Тебе сейчас сон нужнее воздуха, – уверяю я её и в конце концов добиваюсь своего. Надежда покорно лезет под одеяло и через некоторое время засыпает. Спит она страшно. То и дело стонет, скрипит зубами. Что-то говорит – не разобрать. Тогда я тихонько глажу её по руке, и она успокаивается.

Говорят, страшные сны о пережитом полезны. Они стирают плохие воспоминания, и человек быстрее возвращается к нормальной жизни, которая все-таки прекрасна несмотря ни на что. Кстати, о жизни. Что в этом доме есть пожрать? Что Надька будет есть, когда проснётся? Так. В холодильнике кефир, виноград и помидоры. В хлебнице ни кусочка нормального хлеба, только пакет с какими-то сухариками. Набор для здорового образа жизни, бл-лин… Где собственно еда? Ах да, в морозилке. Готовые пельмени «Боярские» (да боярин производителя этих пельменей собаками бы затравил). И гречка «Быстров» – чтобы не напрягаться, значит. Не тратить драгоценное время творческого экстаза на удовлетворение дремучих инстинктов. Кота вон сухим кормом кормили, изверги.

В прихожей заблямкал звонок. Пока я шла из кухни, он ещё два раза поблямкал. Терпения нет у папочки?

Ну да, это он. Принёс из магазина овощи и мясо – теперь можно готовить. Пока я иду с пакетами в кухню, он тащится сзади и бухтит. Не прислушиваюсь, потому что эту пластинку знаю наизусть. Все кругом – дураки, некоторые даже сволочи, никто ничего не умеет и уметь не желает… Впрочем, сейчас обвинения сформулированы точнее. Дочь приехала, а о питании думать приходится самому, в квартире грязь и беспорядок, в коридоре на полочке для обуви стоит какой-то сидор… В общем, конкретный наезд.

Я честно попробовала спустить скандал на тормозах:

– Видишь ли, папа, Надя спит. Ей сейчас плохо.

– Но это никак не отменяет обязанностей по отношению к семье!

Вот это да… И это нормальный человек? Беспредел какой-то. Ну, я вам не Надька. Я такого выносить не собираюсь.

В общем, приняла я устойчивую позу и высказалась:

– Да, папа, не повезло тебе с дочерями! («С дочерьми», машинально поправил папа). – Только и можем, что обеды варить, стирать да убираться. Бездари, в общем. Никакого полёта мысли. Напрасно ты нас в детстве не списал в детдом как свою творческую неудачу. Закончили бы ПТУ и работали на какой-нибудь фабрике «Красная синька». Только кто бы вас, гигантов мысли, кормил-обшивал-обстирывал? Седов твой, гениальный и нестандартный? Так ведь он если чего и может, то только дальше всех плюнуть или громче всех пёрнуть! Как это ты догадался Надьку с ним отпустить? Зачем ты его опять в дом приволок? Ты что, тогда ещё не понял, что это за тип? Откуда вообще этот урод взялся на наши головы? Хлорофосом таких надо!!! Орёл, бл-лин! Где ни пролетит, везде нагадит!

Отец сидел и молчал. Даже не спорил. Он тоже переживал – по-своему. И ему уже восемьдесят…

Потом он махнул рукой и ушёл спать. А я налепила котлет, пожарила картошку и стала ждать Женьку. Она приедет на последней электричке из Твери (если на неё успеет), и если, приехав, успеет в метро. Мишка её, конечно, встретит, но мало ли что.

Молодец у меня Мишка. Как я, дура безбашенная, умудрилась такого парня вырастить? Всё знает. Всё умеет. Ерундой не страдает. Ну, было как-то – пришёл домой кривой как турецкий ятаган, так за это сразу получил и выводы сделал. Знает чего хочет, учится отлично, уже зарабатывает сам. Вести себя умеет, не то что мамочка его психованная – на отца вот наорала…

Испеку-ка я тебе, Миш, завтра сладкий пирог. Шарлотку, например. Связала бы тебе что-нибудь красивое и тёплое, но – не умею…

В общем, так я и сидела – то на кухне, то с Надеждой. А около двух ночи Женька приехала. И стало мне хорошо и спокойно, потому что мы с Надькой дуры известные, а Евгения всегда точно знает, что делать. Теперь не пропадём!

Евгения

Великий путь не имеет дверей,

Тропинок тысячи к нему приводят.

Прошедший бездверную эту дверь

Свободно идет меж землею и небом.

    Мумонкан

Маленькой Жене, как и её старшей сестре, была уготована стезя гениального ребенка. Дети Василия Кавалерова обязаны быть гениальными, поскольку сам Василий ощущал в себе безграничные способности к аналитическому, логическому и ассоциативному мышлению. Когда-то, ещё в студенчестве, Василию подвернулась потёртая книга дореволюционного издания – Шопенгауэр, «Мир как воля и представление». Нельзя сказать, что всё, что он отуда вычитал, ему понравилось, кое-чего он просто не понял, но, что называется, книга нашла своего читателя. Книга нашла Васю или Вася нашел книгу – неизвестно, но именно с тех пор он почувствовал в себе способности прозревать в будущее и прошлое, в даль, глубину и ширину. Вскоре Вася согласился с желчным немцем, что окружающие его люди – невыносимые тупицы, тугодумы, а кое-кто и просто дебил, и соответственно изменил отношение к ним.

Конечно, это имело свои минусы – Васю стали менее охотно приглашать в компании. Но это его не удивляло и даже не огорчало: настоящий гений обычно бывает не понят и не признан современниками. Настоящий гений должен быть одинок. Понимая это, Василий гордо шёл по жизни сквозь неприязнь посредственностей и зависть неудачников. Особенно несносны были женщины…

В результате женился Василий Эдуардович только на четвёртом десятке, будучи преподавателем одного из ведущих московских вузов. Одна из его студенток однажды замерла в восхищении перед неординарностью мышления, смелостью и широтой взглядов своего преподавателя. Да и красив был Василий Эдуардович, спортивен и подтянут – словом, идеал мужчины. Ровесники-раздолбаи на таком фоне не смотрелись. Так симпатичная девушка из Подмосковья, дочь учительницы ботаники, стала его женой и родила Василию Эдуардовичу трёх дочерей.

Женя была второй. С самого начала она чаще огорчала отца, чем радовала. По малолетству не зная, что смех без причины – признак дурачины, она смеялась всему, что попадалось на глаза – воробей ли скачет вдоль дорожки, снежинки ли кружатся за окном. Вообще она гораздо чаще смеялась, чем плакала. А типично бабье пристрастие дочери к тряпочкам и цветочкам огорчало Василия Эдуардовича до глубины души. Несерьёзный рос ребёнок.

Василий Эдуардович знал, что в дворянских семьях прошлого, давших России столько великих людей, дети умели читать уже в три года. Откуда он это знал – не говорил, так ли это на самом деле – его не волновало. Но он поставил перед супругой задачу – научить ребенка читать, а как это сделать – не объяснил. Возможно, просто не знал.

Супруга подошла к задаче творчески. Читая дочке сказки (а до них Женька была большая охотница), она помаленьку показывала и называла буквы, учила складывать слова. Женя очень удивилась: она была уверена, что чёрненькие закорючки между картинками – нечто вроде узора, на котором картинки смотрятся лучше, и тоже привнесла элемент творчества в процесс обучения. Одолев в сказке первое «жили-были», она пускала фантазию в свободный полёт и по-своему описывала приключения героев. В ход шли другие известные ей сказки, мультики и телевизионные репортажи из горячих точек планеты. Истории получались бессвязные, но увлекательные.

В конце концов Василий Эдуардович заметил отсутствие прогресса в деле ликвидации безграмотности и остался этим очень недоволен. Подтвердились его подозрения, что в жёны ему досталась женщина недалёкая и бездарная, в общем, клуша деревенская. Дочку он меньше любить не стал, но понял, какую нелёгкую задачу поставил перед собой. Он впервые задумался о том, что не всё в мире определяется волей и что хотя Шопенгауэр во многом прав, но кое в чём всё же заблуждался. А Женя, сама того не замечая, отвоевала право на некоторую личную свободу.

В школе Женя училась легко, но не изнуряла себя пятёрками, как в своё время её старшая сестра. Твёрдые, как говорят педагоги, четвёрки её вполне устраивали. Однако историю, географию, литературу она знала в объёмах, заметно превосходящих школьную программу. На английском языке к шестому классу она уже могла достаточно свободно разговаривать. Попутно освоила татарский, общаясь со старухой соседкой, а съездив на каникулы в Петрозаводск, заинтересовалась финским – и к окончанию школы сносно на нём читала. Василий Эдуардович возликовал: его дочь – явный вундеркинд! Однако Женя проявила характер. Уклоняясь от демонстрации талантов перед гостями и знакомыми отца, она к тому же завела себе странное хобби.

Ещё в раннем детстве Женю ужасно привлекали люди, не похожие на привычных ей москвичей. Она могла привести в смущение какого-нибудь негра, долго и внимательно разглядывая его. Могла ужасно расстроиться от того, что мама не позволила поплясать с цыганскими ребятишками, которых они встретили на Казанском вокзале. А как-то раз, увидев двух бородатых сикхов в тюрбанах, засмотрелась до того, что споткнулась и полетела прямо в клумбу с цветами… В общем, она уже тогда поняла, что мир населён очень разнообразными людьми со своими обычаями, языками, одеждой. И прекрасен мир именно тем, что разнообразен!