скачать книгу бесплатно
4
Я рассказала Фарф всё, что мне сообщил проректор Нардик Стенсен. В том числе сообщила и об охоте на ламий, якобы устроенной Истинными.
– Что за чушь?! – возмутилась она, всплеснув руками. – Мы бы уже знали. На ходу придумал, так полапать тебя не терпелось!
– Не думаю, – протянула я в задумчивости. – Полагаю, наш учитель светской этики и танцев напрочь лишён воображения. Разве можно такое выдумать?
– Почему бы и нет? – фыркнула подруга и снова куда-то засобиралась. – Перед Приветственным балом нам разрешат одно посещение столичных магазинов. Надеюсь, ты не потратила все сеуты на сладости?
Сеутами называют здешнюю валюту, как и положено в институте, нам платят стипендию, хотя и называют её громким словом «довольствие». Какое там довольствие, если приличное платье в столичной лавке стоит не меньше пятисот сеутов, а за один месяц ламиям, даже самым успешным, выдают не больше пятидесяти! Хоть форма, еда, бельё и прочие жизненные потребности бесплатны для адепток, и на том спасибо!
От природы я бережлива, да и знакомый полевик Хадриан иногда приплачивает за особо ценные секреты, поэтому накопления у меня были. Скромные, на два шикарных платья, не более того, но всё же. И хранились надёжно, у местного казначея Института, домовика Юстиниана.
– У меня всё записано, ничего не пропадает, – небольшого роста человечек смешно, по-кошачьи растягивал слова. Он обожал мяту, подпрыгивал при ходьбе, будто кто-то колол ему пятки, и ел только овощи. И всё же мне он нравился, несмотря на то, что любил рассказывать байки, обижаясь, когда видел, что ему не верят.
Только вот идти на балы, напоминающие невольничий рынок, полный плененных красавиц, совсем не хотелось. Иногда мне удавалось отмазаться от сей почётной награды, сославшись на дежурства, болезни или специально провинившись аккурат перед очередным балом. Чаще, нет.
И сеуты тратить тоже жаба душила. Они пригодятся, когда я после окончания Кломмхольма, получу назначение в Отдел дознания или Тайную канцелярию.
Жить в комнатухе, которую давали всем новичкам, не хотелось. Нет, я сниму, если и не меблированные комнаты, то приличную комнату у какой-нибудь добросердечной вдовы, бывшей служанки сиятельной госпожи. Они часто дарили верным людям домики или землю.
Словом, я замечталась и не заметила, как Фарф выскользнула из комнаты. Она торопилась на свидание с кавалером. Из Истинных, кстати. Вроде бы даже Магом, она как-то вскользь упоминала, но я слушала вполуха. Не потому что не интересовалась жизнью подруги, а потому что все рассказы Фарф сводились к описанию головокружительных постельных утех.
А о кавалере подруги я знала только то, что он пьёт много кофе, носит очки и зовут его Агвид.
– Он просто огненный! – визжала от восторга Фарф, когда речь заходила о поклоннике. – Идеал. Мой сиятельный гранд.
– Ты знаешь его месяца три, – произнесла я с сомнением в искренности чувств таинственного Мага, которого никто в Кломмхольме не видел. Фарфелия бегала к нему на свидание под покровом ночи, подкупая охрану Института на деньги, которые дарил её весьма щедрый любовник.
И всё бы ничего, если бы не слова Стенсена об охоте на ламий. Я была уверена, что проректор сказал правду, просто чувствовала это всей своей змеиной сущностью. Но, с другой стороны, где же жертвы?
Если ламий убивают, то здесь бы уже за каждым кустом стояло по дознавателю. Или что там имел в виду Стенсен под словом «охота»? Он что-то плёл про новомодный артефакт, лишающий Дара.
Я вздрогнула. Такое и представить сложно, это дома, на Земле, можно было неплохо устроиться и безо всяких способностей, а здесь, существо, лишённое Дара, было обречено на полубезумное существование. Пустая оболочка, тоскующая по тому, что нельзя вернуть. Додумать мысль я не успела, знак на запястье обжёг руку.
Меня снова хотела видеть Персилия Лагра. Ах да, она же предупреждала, что познакомит меня с первокурсницей, которую я должна буду нянчить и наставлять на путь истинный, пока та не выберет себе в поклонники определённого Волкодлака.
Снова возникла ассоциация с рынком невольниц. Что так, что сяк, а нами по-прежнему торгуют как живым товаром, только теперь это считается проявлением доброй воли потенциальной невесты. Те же яйца, только в профиль.
Междуглавье 1
На этот раз голубая метка выпала ему, единственному Магу.
– Везунчик! – каждый член этого кружка по интересам подходил и хлопал его по плечу, а на самом деле радовался, что метка выпала другому.
Впрочем, справедливости ради, не все испытывали отвращение к делу. Он видел глаза тех, кто приходил на следующий день и гордо клал использованный артефакт на стол, будто честно заслуженный трофей.
Всё-таки в Илиодоре мало развлечений для тех, кому доступно почти всё. Почти.
– Когда идёшь на дело? – спросил его Волкодлак, чья левая щека в моменты волнений нервно подёргивалась, будто его вот-вот разобьёт паралич.
Соратник по делу рассказывал любому, кто желал слушать, о кровавом поединке за право обладания некой девицей, возомнившей себя ценностью. Мол, её девственность пала в эту лунную ночь.
На самом деле они все знали, что причина нервных тиков рыжего Рауда в детской немочи. Родился увеченным и всю жизнь пытался быть храбрее храбрых и смелее безумцев, доказывая стае, что он её полноправный член.
– Надо подготовиться. Стэйн велит поостеречься.
– Стэйн – трусливая шавка!
И Волкодлак отошёл, показательно сплюнув в сторону. Остальные двое стояли в стороне, делая вид, что увлечены беседой, но мужчина знал: наблюдают. Оценивают, не даст ли он слабину, не посетят ли светлую голову сомнения.
Конечно, нет. Пожиратель отбирает силы у жертв, но щедро награждает тех, кто дёргает за нити, кто даёт ему шанс напитаться чужим Даром. Да и Адамантова жила разгоняет кровь не хуже постельных утех. Впрочем, одно другому не мешает.
– Ты прикончишь её сам? – спросил Главный.
Для Дракона он был слишком неказистым. Но за маленькими вечно бегающими глазами мутного цвета скрывался великий ум. Даже жаль, что соплеменники не желали воздать ему по заслугам.
– Я бы не хотел. Возьму другую.
– Только не тяни.
Главный кивнул и отошёл, а мужчина вздохнул свободнее. Хорошо, что Дракон не стал настаивать, устранять собственную любовницу некрасиво, негалантно. Мерзко и подло. Если необходимо, а он знал это с самого начала, пусть хотя бы чужие руки решат судьбу его смешливой змееликой.
Жаль, искренне жаль, но чёрное не станет белым, как его ни оттирай. Дрянная кровь даст дрянные всходы.
– Зло умеет надевать личину красоты и жертвенности, – Главный пожал ему руку. Впервые не как начальник, а как брат. – Иди, не медли.
Глава четвёртая.
Дракон
Я только что получил письмо из дома и распоряжение из родной Академии. Келисия, утащи её в запретную рощу дубовики, не солгала.
Мне придётся взяться за расследование двух случаев отнятия Дара у ламий, хотя раньше я ничем подобным не занимался. И выбрать одну из змееликих в помощь. Всё будет тайно, разумеется.
Ректор продумала всё до мелочей: жертв отселили в отдельное крыло Кломмхольма, устроив по соседству с лазаретом, но так, чтобы никто их не увидел, кроме лекарицы-травницы. Преподаватель целительной магии сразу сообщила, что «такое» не вылечить.
– Я уже испробовала все известные мне способы и зелья, – вздохнула немолодая гранда Тулия, пригладив огненного цвета волосы. В них почти не было проседи, хотя поговаривали, что саламандра настолько стара, что Персилия Лагра, декан змееликих, по сравнению с ней юная девчонка.
– Может, вы что придумаете, – развела она натруженными жилистыми руками. По венам целительницы тёкла кровь напополам с огнём, поэтому иногда её кожа искрилась, светилась изнутри, будто вот-вот вспыхнет.
Подавив чувство опасности, которое вмиг зашевелилось в груди, я подошёл ближе. На соседних койках лежали две светловолосые девы c одинаково пустым выражением глаз. Обе смотрели в потолок так, как если бы над ними было бескрайнее синее небо.
– Они не разговаривают, только ходят, пьют, справляют естественные надобности, – продолжила объяснять целительница, когда я осторожно присел рядом с одной и взял её холодную и бледную, как мрамор, руку. – И не реагируют на обращённую к ним речь. Вообще ни на что.
Я перевернул кисть жертвы ладонью кверху и поднёс её к глазам. На подушечках пальцев остался чуть заметный след чёрного порошка, похожего на сажу. Принюхавшись, я уловил знакомый запах.
– Подайте мой саквояж, пожалуйста, – попросил я гранду, с любопытством заглядывающую мне через плечо. Целительница с рвением застигнутого врасплох кинулась выполнять просьбу.
В глубине небольшой сумки хранились различные артефакты, выполненные зеркальных дел мастером специально для меня. Я аккуратно открыл небольшой чехол, похожий на очечник, и достал овальное зеркальце безо всякой оправы.
– Кого из них нашли первой? – не оборачиваясь, спросил я.
– Гардению, – вздохнула целительница и указала на соседнюю койку. – Второй курс, большие планы и надежды. Говорят, она последнее время часто виделась с неким Магом. Но доказательств встреч нет. И не будет. Истинные, уж простите, гранд, очень осторожны, когда дело касается неблагородных рас.
– Никому не хочется связать себя узами, разорвать которые будет весьма проблематично, – ответил я, дохнув на зеркало, и, обойдя койку, склонился над второй жертвой.
Курносый носик, тёмные глаза с расширенными зрачками, мелкие ровные зубы и белоснежная кожа, лишённая румянца, – довольно привлекательна. И вот сейчас мне придётся её убить. Окончательно.
1
– Они всё равно мертвы, – произнёс я вслух, как бы в оправдание того, что собираюсь совершить.
Кажется, гранда вскрикнула и попыталась меня остановить, но я поднёс запотевшее зеркало к глазам девушки, и белый свет вмиг окутал её лицо.
– Река встанет, полночь придёт, сова забормочет на суку. Меня волнует одно дело. Надо у луны спросить, быть может, она знает то, что может интерес мой утолить.
– Гранд Гумонд, – робко сказала целительница, дотронувшись до моей руки, но я резко оттолкнул её.
– Лучше отойдите, а то задену ненароком, – отмахнулся я от назойливой саламандры. Конечно, они тоже владеют магией огня, но драконов им не пересилить.
А мне некогда возиться со случайными свидетелями! Свободной рукой я дотронулся до белого облака, окутавшего лицо девы. Другого бы непременно ожидал серьёзный ожог, но я лишь ощутил покалывание в кончиках пальцев, предвещающее явление огня. Не того, что извергают драконы, лишь его отдалённого подобия, но и этого хватит, чтобы приоткрыть завесу.
Покалывание в пальцах усилилось до лёгкого жжения, а потом рука и вовсе онемела. Зато облако зашипело, сквозь него стали проглядывать языки пламени. И всё стихло. Женский вскрик, похожий на всхлипывание. Скорее всего, я слышал его в своей голове.
Облако рассеялось, оставив на кровати уже не живое тело, но коченеющий труп.
– Она погибла, – услышал я шёпот гранды Тулии, и в тоне её голоса, к моему облегчению, просквозила лишь лёгкая грусть.
Так печалятся по концу лета, по последнему теплу и по опавшим в осень листьям. Грустят по невозможности остановить естественный ход вещей.
– Физически, да, а так девушка умерла гораздо раньше. Когда Пожиратель забрал Дар, – пояснил я, бережно спрятав запотевшее зеркало в футляр.
То, что таится внутри, можно увидеть лишь раз, зеркальная магия не может сохранить доказательства преступления, но вполне способна направить расследование в нужное русло.
– А что делать со второй?
Вопрос саламандры-целительницы застал меня врасплох. Не то чтобы я ожидал от неё истерики, мы все достаточно взрослые, чтобы понять, когда можно помочь, а когда приходится смириться и покончить с жалким существованием телесной оболочки, лишённой Дара и разума, но всё же её спокойствие неприятно поразило.
Будто все Неблагородные во главе с ректором Келисией ждали, пока придёт кто-то и избавит их от необходимости помещать жертв Пожирателя в Приют скорби, где обитают телесные оболочки, лишённые разума.
Однажды мне довелось посетить этот ухоженный сад, окружающий белоснежный домик, внутри которого всё лежало на своих местах, потому что бродившим по коридорам и бесчисленным комнатам теням нет дело до происходящего вокруг.
Приёмные родители привели меня туда, чтобы воочию показать жертв злоупотребления Адамантовой жилой. Этого раза мне хватило, чтобы больше никогда к ней не притрагиваться.
– Так что делать с прочими жертвами, гранд? Ректор приказала оставить всё на ваше усмотрение, – гранда Тулия, выведшая меня из задумчивости, улыбнулась так ласково, будто говорила не о живых несчастных девах, а о врагах, которые подлежат уничтожению.
– Прочими? Но жертв пока двое, – начал было говорить я и тут же замолчал, осенённый догадкой. Ректор Кломмхольма знала, что жертв станет больше. И была к этому готова. Возможно, даже радовалась тому, что охота идёт за змееликими.
– Почему вы их так ненавидите? – я вернулся и, посмотрев саламандре в глаза, спросил то, что давно не давало мне покоя. – Змееликие такие же, как и вы. – Из-за крови Древних?
– Никто не испытывает к ламиям неприязни, – с неизменной улыбкой ответила целительница. Она напоминала мне учительницу из средней школы, которая старалась казаться милой и приветливой, и лишь глаза выдавали то, каких усилий ей это стоило. – Просто они могущественнее всех остальных рас. И ещё…
– Ещё? – удивился я.
– Ну, право, гранд Гумонд, кто же станет любить змей? Больших, опасных и кровожадных?
2
Персилия Лагра не любила ждать, это было известно каждой ламии. Но в этот раз мне хотелось выдумать какую-нибудь вескую причину, чтобы не прийти на зов декана.
Раньше мне никогда не поручали опекать новичков, но дело не только в этом. Я не хотела следить за новенькой и заставлять её делать такой выбор, какой хотели от неё декан, папаша несчастной первокурснице или прочие личности, которые раньше не учувствовали в судьбе девушки.
Сейчас, конечно, она полна надежд на будущее, оглушена новым интересным миром и своей ролью в обществе волшебных существ. Да что там! Я вспомнила себя, когда только попала в Дольний мир.
Всё казалось таким ярким, прекрасным и пронизанным магией, даже пыль, летающая в библиотеке и садящаяся на книжные полки представлялась волшебным порошком, способным творить чудеса.
А после раскрытия я испытала нечеловеческий восторг. Сказал бы мне кто раньше, что можно радоваться змеиному хвосту и раздвоенному языку, ни за что бы не поверила!
Хотя, возможно, Виктория Крим не человек вовсе, ведь в Кломмхольм попадали девушки из бесчисленного множества миров.
Так размышляла я, пока шла коридорами в административный корпус.
– А вот и наша отличница! – услышала я с порога. Персилия поднялась мне навстречу, и только теперь я увидела сидящее на диване из красного бархата субтильное создание с пепельно-серыми волосами и такого же цвета глазами.
– Это и есть Виктория Крим, наша первокурсница!
Во время знакомства Персилия вглядывалась в моё лицо, будто опасалась, что мне плевать. Ламии любят правду, но каждая змееликая знает, насколько излишне острой и неуместной она бывает. Так с чего бы декану опасаться моей несдержанности?!
– Регина Лесникова, уже четвёртый курс. Она поможет тебе освоиться с нашими правилами.
Персилия взяла меня за руку и чуть ли не силой усадила рядом с новенькой. Движения её потеряли былую мягкость и сейчас она напоминала дёрганную нервную даму, которая всеми силами старалась сохранить мир накануне войны.
«Это из-за жертв среди ламий», – догадалась я. Только сколько их, этих жертв? И как ректор могла такое допустить? Здесь, на территории Кломмхольма?
Мне очень хотелось взять какую-нибудь толстую книгу и за её чтением поразмыслить об этом. Особенно хорошо думалось над «Историей магических преступлений». Я нередко представляла себя на месте дознавателей тех эпох и прикидывала, как бы могла раскрыть громкие дела.
И вот теперь сама оказалась в эпицентре преступления. Более того, могла стать следующей жертвой, если верить второму проректору. А Стенсен, испытывающий возбуждение от того, что запугивал правдой, лгать не станет.
«Почему вы ничего не говорите девушкам об опасности? Почему никто не трубит о преступлениях на каждом углу?» – хотелось мне спросить каждый раз, когда наши с Персилией взгляды скрещивались.
Сегодня деканша первый раз за всё время нашего знакомства отводила глаза первой.
«Потому что паники быть не должно». Вот и весь ответ, витавший в воздухе.
Вместо реальных действий мы сидели и пили чай, будто в Дольнем мире никогда ничего не менялось. Я, ламия последнего года обучения, Персилия Лагра, прожившая столько лет, что ей не страшны никакие угрозы Истинных, и новенькая, смущённо смотрящая лишь на дно своей чашки.
– Кем ты была в своём мире? – спросила я Викторию, когда декан соизволила нас отпустить, повторно взяв с меня слово беречь подопечную, как зеницу ока.
