Северная Ведьма

– Все это действительно очень странно. Я не верю в мистику, ты знаешь, и больше склоняюсь к тому, что у тебя очень расстроена нервная система. Работа, развод, Татьяна с любовником и претензиями на твою квартиру… Есть от чего поехать крыше.

– Сань, можно, я у тебя поживу пару дней? – перебил его Климов.

– Поживешь? – удивленно поднял брови Саня.

– Пожалуйста, – попросил Климов и в его глазах появилось какое-то детское просящее выражение. – Не могу я там один оставаться. Немного приду в себя и вернусь домой.

– Ладно, – пожал плечами Саня, продолжая недоумевать. – Неужели галлюцинации могут так сильно напугать?

– Ты себе не представляешь, как, – сказал Климов. – Говорю же, не помню, как из дома ушел.

– Ну и дела… – вздохнул историк. – Живи. Но с условием: завтра ты поищешь специалиста по мозгам и обязательно в ближайшее время сходишь к нему на консультацию.

– Это непременно, – кивнул Климов. – Но у меня еще одна просьба: ты не мог бы съездить ко мне и привезти кое-какие вещи?

Саня махнул рукой:

– Иди спать, невротик. Завтра выходной, утром встанем и поговорим. Если будет такая необходимость – съезжу, конечно. Кто еще поможет тебе, дураку?

– Спасибо тебе! Ты да Толстый – единственные, кто у меня есть, – чуть не прослезился Климов и привстал, чтобы обнять Саню. Тот ворчливо отстранился, явно стесняясь сентиментального чувства, которое вызвала у него последняя фраза Климова, и ушел стелить гостю постель.

Через несколько минут измученный дизайнер уже крепко и спокойно спал в кромешной темноте под большим пуховым одеялом на диване в большой гостевой комнате. Тяжелые бархатные шторы на огромные, в полстены, окна, опустил заботливый Саня, чтобы солнечный свет не помешал другу выспаться: на город медленно надвигался рассвет следующего дня.

Климов проснулся поздно и довольно долго соображал, где он и почему здесь оказался. Из кухни донесся запах кофе, к которому примешивался запах жареных на сковороде яиц и тостов. Бубнил телевизор: Саня готовил завтрак и смотрел новости. Климов потянулся, потом решительно скинул одеяло и быстро вскочил. Он выспался и чувствовал себя вполне сносно; наскоро приняв душ, прошел на кухню. На столе его ждала тарелка с глазуньей из двух яиц, несколько тостов и большая кружка с кофе. Саня уже доедал свою порцию яичницы.

– Привет! – с набитым ртом поздоровался он. – Как спалось?

– Отлично, Сань, спасибо тебе большое. Я выспался, как в детстве, – улыбнулся Климов.

– Садись завтракать, все остыло уже, – сказал Саня.

Климов подвинул стул, чтобы тоже видеть телевизор, и принялся за яичницу. Дикторша, симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, что-то бубнила про очередное техногенное происшествие где-то на Кузбассе. Климов обратил внимание на зеленый значок ГТВ в углу экрана и поморщился.

– Ты смотришь эту гадость? – спросил он Саню.

– Что ты имеешь ввиду? – переспросил тот.

–ГТВ. Более поганого телеканала я не знаю, – сказал Климов. – Ты же вроде умный человек… – Он немного подумал и добавил: – Ты вырви эту кнопку из пульта совсем. Соблазна смотреть не будет.

– Я смотрю только новости, – пожал плечами Саня.

– Тебя интересуют убийства беззащитных граждан, грабежи пенсионеров, изнасилования малолетних? – усмехнулся Климов. – У них даже новости дурно пахнут.

– Не все, – улыбнулся Саня.– У них бывают интересные сюжеты.

– Как знаешь. Но я предупреждаю: от просмотра ГТВ мозг размягчается до жидкого состояния и может вытечь из головы, – с серьезным видом произнес Климов.

– Буду знать, – захохотал Саня. – Если хочешь, давай переключим.

– Давай, где пульт?

Пульт, как назло, куда-то подевался. Климов вздохнул и пошел переключить канал вручную. Дикторша, глядя бесстрастными серыми глазами, ровным поставленным голосом говорила: «Сегодня исполняется ровно шестьдесят лет со дня таинственной гибели села Ковалевка в Вологодской области. Наш корреспондент побывал на месте событий». И на экране появилась та самая фотография, которая вчера пришла на электронную почту Климова. Он остолбенел. Корреспондент, амбициозный мальчик с нарочито неторопливыми движениями и характерным для нереализованных людей значительным выражением на лице, вещал: «Мы находимся на том самом месте, где шестьдесят лет назад произошла ужасная трагедия. Все жители села Ковалевка необъяснимым образом погибли за одну ночь. Не осталось в живых никого, мертвыми нашли даже скот и домашнюю птицу. В Советском Союзе о трагедии умолчали и постарались забыть, но теперь настало время рассказать правду, ибо умершие достойны памяти».

– Чего ты уставился? Переключай, – подал голос Саня. – Теперь-то явная ерунда началась.

– Погоди, я посмотрю, – изменившимся голосом, не отрывая глаз от экрана, боясь пропустить хоть слово, сказал Климов.

Корреспондент бродил по проселочной дороге рядом с останками деревни, сплошь заросшей высокой травой под небольшим слоем снега, и деревцами с уже полностью облетевшей листвой. От деревянных домов не осталось ничего, кроме полуразвалившихся печей, каменные дома были без крыш и окон, но стены, хоть и с облупившейся штукатуркой и обнажившейся кирпичной кладкой, еще стояли. За домами, так же, как на фотографии, торчали выморочные деревья с кривыми ветками и чахлыми стволами.

«Болото, которое мы видим за деревней, – рассказывал корреспондент, – часть того самого печально знаменитого Череповецкого болота. Оно лежало между реками Шексной и Ягорбой, по обеим сторонам реки Кономы, начиналось от самого города Череповца, тянулось к северу приблизительно на 50 километров и занимало площадь в общей сложности приблизительно 150 квадратных километров. Эта местность малоизучена, и в настоящее время считается одной из аномальных зон. Согласно статистике, собранной в позапрошлом веке, в населенных пунктах, прилегающих к болоту, и в самом Череповце численность самоубийств и психических заболеваний была примерно в 3-4 раза выше, а преступность – в 9 раз выше, чем в среднем по России. Причем самоубийцы лишали себя жизни, преимущественно размозжив себе голову. Ходили невероятные слухи о том, что на болоте живет некое существо, которое жутко воет по ночам, заманивает в топи и убиваетнеосторожных путников. Другие утверждали, что болото и есть то самое живое существо. Некий лекарь Грязнов, живший в Череповце и занимавшийся лечением людей, «пораженных болотом»,отправил пробы торфа в научную лабораторию Петербурга, чем немало озадачил тамошних ученых: в пробах они обнаружили множество редкоземельных элементов, практически не встречающихся на Земле. Предположили даже, что загадочные свойства этой местности – результат падения метеорита в глубокой древности. Однако приблизительно в 20-30 годы двадцатого века болото необъяснимым образом замолчало и никак не проявляло себя. В настоящий момент оно по большей части пересохло, на месте бывших топей теперь располагаются дачные общества. Местные жители не чувствуют никакого ужаса перед череповецким болотом, так же, как и современная статистика не говорит об аномально высоком уровне преступности и самоубийств на территории череповецкого района. Последнее необъяснимое явление, случившееся в этих краях, – гибель села Ковалевка». Молодой человек рассказывал о расследовании, которое было предпринято после произошедших в селе событий, но ни к чему не привело. Архивные документы содержали большое количество отчетов, заключений врачебных, судебных, технических и прочих экспертиз, но ни к какому выводу комиссия, которая занималась расследованием, так и не пришла. Получалось, что люди и животные как будто выключились – перестали жить и дышать. Ни признаков отравления, ни заболеваний, ни инфекций – ничего, ни единой зацепки, которая бы позволила внятно и рационально объяснить этот феномен. Расследование было закрыто из-за отсутствия состава преступления, все случившееся списали на эпидемию неизвестной болезни, документы сдали в архив, засекретили и забыли о них. Авторы сюжета опросили старожилов из соседних поселков, но никто ничего внятного вспомнить не смог. Только одна древняя старуха рассказала: «Темное это дело, ребятки. Ковалевка прямо на болоте стояла. Никогда там никто не селился. Проклятые места. Мне еще бабка моя рассказывала, что скотина пропадала и люди, если случайно забредали туда. А в Советском Союзе разве стариков кто слушал? Приказали – местность осушить и лен выращивать, деревню поставить. Согнали народ. Старались-старались, а все без толку: осушили только часть из того, что хотели. Урожаев хороших не было, земля не родила, и на скот падёж нападал частенько. А потом и люди пропали ни за грош». «Вы помните, что было в ту ночь, когда село погибло?» – спросил корреспондент. «Чего ж не помнить? Помню», – охотно ответила старуха. – «Мы тогда свекровь похоронили, Царство ей Небесное. Хороший человек была. С кладбища приехали, поминки справили, спать легли. А ночью ураган налетел такой, каких и не бывало у нас никогда. Думали, крыши посрывает, сараи повалит. Но обошлось. А над Ковалевкой марево красное стояло, как будто горела деревня. Из-за ветра никто к ним на помощь прийти не смог. Только утром мужики наши поехали – и никого живого не нашли. Что за марево то было – не знаю. Потом приехала милиция, скорая помощь из райцентра, Ковалевку оцепили, а нам строго-настрого болтать запретили. Вот мы и молчали».

Дальше корреспондент понес какую-то ахинею о духах, аномальных зонах, темной энергетике и разломах земной коры. Климов слушать перестал и тупо уставился куда-то в угол.

– Андрюх, с тобой все в порядке? – осторожно спросил Саня.

– У тебя компьютер работает? – вместо ответа сказал Климов, не оборачиваясь.

– Да, а что? – не понял Саня.

– Ты внимательно смотрел последний сюжет? – спросил Климов.

– Пришлось посмотреть, ты же не переключил, – продолжал недоумевать Саня. – Да ты объясни, в чем дело!

– Пойдем, сейчас сам все поймешь, – сказал Климов и вышел из кухни. Саня последовал за ним, по пути нажав кнопку «выключить» на панели телевизора.

Когда он вошел в комнату, Климов уже сидел перед монитором и нетерпеливо барабанил пальцами по полированной поверхности стола, ожидая, когда загрузится компьютер. После того, как проиграла приветственная мелодия, быстро щелкнул курсором мыши на окошко браузера, набрал нужный адрес, вошел на свою электронную почту, открыл последнее письмо с вложением, и Саниному удивленному взору предстала фотография Ковалевки.

– Этот файл я получил вчера по электронной почте. С выключенным доступом в интернет, – сказал Климов. – А ночью ко мне пришла Ведьма и произнесла те же слова, что и в письмах, которые захламили мне весь ящик.

Саня долго молчал, потом задумчиво произнес:

– Ты знаешь, я материалист. У тебя есть какое-то внятное объяснение?

– Мне пришла в голову одна мысль, – сказал Климов, внимательно глядя перед собой. – Эта деревня со своей историей и существо, что ко мне приходило, связаны самым непосредственным образом. Кажется, она, эта ведьма, что-то хотела мне сообщить. Но что – я никак не могу понять.

– Допустим, – с сомнением сказал Саня.

– Мне нужна информация о Ковалевке, – обернулся к нему Климов.– И как можно больше. У меня ощущение, что пока я не докопаюсь до истины, чудовище, которое я нарисовал, меня в покое не оставит. Поможешь мне? – обратился он к другу.

– Прости, Андрюх, но я не могу поверить в то, что эти события – не случайные совпадения, связавшиеся в твоем больном воображении. Мне кажется, тебе нужнее специалист по головам… – начал Саня.

Климов вскочил и в волнении забегал по комнате.

– Согласен, звучит невероятно, но я не сумасшедший. Теперь, после передачи, я в этом убедился. Слишком многое сходится, понимаешь? Все завязано на этой фотографии, на этой деревне…

– Что именно сходится, по твоему мнению? – нетерпеливо перебил его Саня. Он сел, жестом пригласил сесть Климова, а после того, как тот подчинился, подвинул свое лицо ближе к нему и продолжил более спокойным голосом. – Давай рассуждать логически. Ты нарисовал некоего злого персонажа, который потом несколько раз, по твоим собственным словам, являлся тебе в твоей квартире. Ты можешь точно сказать, что тебе это не снилось?

– Слушай, давай я тебе все объясню еще раз, – начал Климов, но Саня остановил его.

– Я не закончил. Ответь на вопрос.

– Нет, у меня нет уверенности, что я не спал в тот момент, когда ее видел, – сдался Климов.

– Вчера твой компьютер был завален письмами, похожими на спам. Ты открыл хоть одно?

– Ну… Я не помню, – замялся Климов. – Кажется, первое открыл… Но там не было никаких вложений, ничего такого, что могло бы быть дистрибутивом вредоносной программы!

– Ты как будто из 90х годов, – усмехнулся Саня. – Нынешние компьютерные вирусы умеют распространяться от обыкновенного клика мышью, это всем известный факт. Открыл? Сам виноват. Вот тебе объяснение второго «загадочного» феномена.

– Допустим, – сказал Климов. – А как ты тогда объяснишь фотографию, которая пришла мне в одном из этих писем? И то, что Ведьма говорила то же самое, что было в письмах?

– Проще простого, – ответил Саня. – Спам просто совпал с передачей, такое случается. Потом твой переутомленный мозг, пытаясь переработать информацию, подкинул тебе твою ведьму со словами, которые ты уже видел в корреспонденции. Я считаю, искать в этом какие-то общие смыслы с твоими кошмарными снами – паранойя чистой воды.

Климов уронил голову на руки. Он не мог не согласиться с Саниной версией. Опровергающих аргументов у него не было, но внутреннее чутье подсказывало, что прав именно он, Климов, а не логичный и хладнокровный Саня. Он поднял на Саню измученные глаза.

– Сань, ты мне друг? Поверь, пожалуйста, – попросил Климов. – Просто поверь.

– Я хочу, чтобы ты нашел хорошего психолога, – настаивал на своем Саня.

Климов понял, что пытаться спорить дальше бессмысленно и небезопасно: Саня и так видел в нем не слишком здорового психически человека.

– Хорошо, – после некоторой паузы согласился он. – Я найду психолога. Но могу я попросить тебя хотя бы поискать информацию об этой деревне?

– Ты задал сегодня очень верный вопрос: друг ли я тебе, – сказал Саня. – На него я могу ответить только утвердительно. Поэтому не обижайся, потакать твоему бреду я не хочу и не буду. Я по-прежнему уверен, что тебе необходима профессиональная помощь, а не какие-то сомнительные отчеты о непонятной деревне. Может, ее и вовсе не существовало, а ГТВшники выдумали эту историю от начала до конца.

– Я сделаю так, как ты скажешь, – вздохнул он. Как всегда, когда он сильно уставал, ему захотелось перекурить. – А где сигареты?

– У меня в доме не курят, – напомнил Саня. –И вообще, если ты все еще собираешься пожить у меня, как мы вчера договорились, забудь на это время, что ты свинья.

– Я чистоплотен, как санитар хирургического отделения! – обиженно произнес Климов. – А ты – грубиян и хам.

– Ты, санитар, учти, что здесь слуг нету. Курить в доме запрещено. Раскидывать вещи, как ты привык у себя дома, – строго возбраняется. Не убирать посуду за собой – недопустимо. А то выгоню, – предупредил Саня. – Иди, на кухне тебя ждут твои грязные фарфоровые друзья: тарелка и кружка.

– Ты деспот, тиран и страшный зануда, – вздохнул Климов, подчиняясь. – Не удивлен, почему ты до сих пор так и не женился. Кто в здравом уме это выдержит?

После приведения кухни в прежний сияющий вид друзья оговорили свои планы на день. Несмотря на то, что Климов чувствовал себя не в пример лучше вчерашнего и даже был готов съездить за вещами, было решено отправить Саню: климовские мокасины раскисли настолько, что носить их стало невозможно, а Саня носил обувь на три размера меньше. Климов быстро набросал список того, что могло ему понадобиться, и Саня уехал, напоследок поручив Климову приготовить что-нибудь на обед. Климов обнаружил в морозилке куриную тушку, недолго думая вытащил ее на стол размораживаться и убежал к компьютеру: ему не терпелось начать поиски. По-прежнему было жутковато, но теперь стало интересно.

Мировая паутина выдавала нужные Климову сведения крайне неохотно. В основном это были ссылки на сайты всевозможных доморощенных экстрасенсов, колдунов, белых и черных магов, исследователей потустороннего, которые переписывали друг у друга одну и ту же статью о Череповецком болоте. Ее же старательно пересказал и корреспондент с ГТВ. Ковалевка упоминалась в Википедии на страничке, посвященной Вологодской области и сайте, посвященном заброшенным и вымирающим населенным пунктам европейской части России. Климов узнал, что село было основано в 30-е годы двадцатого века по заданию местной партийной ячейки и было названо в честь первого председателя колхоза Владимира Ивановича Ковалева. Сам Ковалев никогда сельским хозяйством не занимался, зато было верным партийцем, состоявшим в коммунистической партии еще до революции. В начале тридцатых, когда начал понемногу набирать оборот всесоюзный террор, в первую очередь выкосивший старой закваски коммунистов, Ковалев по непонятной причине уцелел и отделался тем, что был направлен «поднимать сельскохозяйственный сектор на Вологодчине». Проект был амбициозным: коммунисты хотели осушить часть болота и использовать освободившиеся земли под пашни. Председатель очевидно хотел выслужиться, и взялся за дело с рвением. Он не жалел ни техники, ни людей, но ничего не выходило. Трактора и грузовики частенько тонули в топкой трясине, люди болели. А потом началась Великая Отечественная, и вновь образованному колхозу стало не до мелиораций. Отвоеванную у болота землю после войны использовали для выращивания льна, а в начале пятидесятых поселка не стало. «Вероятно, причиной трагедии в Ковалевке явился какой-то неизвестный науке микроорганизм, способный убивать людей и животных необъяснимым с точки зрения современной науки образом», – писал автор одной из статей. Другие о причинах гибели села не сообщали вообще ничего. Как ни бился Климов, больше никакой информации получить не удалось.

Через три часа вернулся Саня со спортивной сумкой, доверху забитой вещами Климова. Растаявшая куриная тушка лежала в несоразмерной ей, слишком маленькой тарелке, отчего на столе образовалась красная лужица, мелким ручейком стекавшая по дверце дорогого кухонного гарнитура на пол. Саня заглянул в кухню, увидел сотворенное Климовым безобразие, и обозлился.

– Эй, мистик хренов! – крикнул он в комнату. – Мы же договорились, что к моему приезду обед будет готов?

Климов вышел навстречу, виновато улыбаясь и приглаживая левой рукой всклокоченные волосы.

– Я заработался.

– Я тебя выгоню к чертовой матери, – зашвыривая сумку с климовским барахлом в угол, пригрозил Саня. – Марш на кухню, дармоед! И чтоб через полчаса обед был на столе!

Он со злобой содрал с себя пальто и ботинки, ушел в свою комнату и закрыл дверь, чего обычно не делал. «Плохой признак», – вдохнул про себя Климов и поплелся на кухню.

Долго дуться у Сани не получилось: ежеминутно Климов стучался к нему и виноватым голосом спрашивал у хозяина то соль, то приправы, то овощи, то посуду. В конце концов Саня не выдержал и тоже присоединился к приготовлению обеда, свирепо поглядывая на незадачливого друга, но злиться на друзей он не умел. Когда пришла пора садиться за стол, Саня окончательно отмяк и они помирились. Вместо ужина в тот день Саня нашел в холодильнике какие-то диковинные деликатесы из рыбы и морепродуктов в стеклянных банках, откупорил бутылку коньяка и вечер закончился неторопливой философской беседой о смысле жизни и прочих абстрактных понятиях; друзья разошлись спать далеко за полночь весьма довольные собой и друг другом.

Последующие несколько дней, пока Саня пропадал на работе, Климов искал информацию о Ковалевке. Чтобы не раздражать друга, он скидывал все, что находил, на свой электронный ящик, тщательно заметая следы. Для Сани он выполнял свою обычную дизайнерскую работу, параллельно готовя еду и изо всех сил стараясь не очень свинячить. Саня в целом был доволен, хотя и ворчал иногда из-за забрызганного маслом, чаем или соком кафеля у плиты и раковины. Один раз приезжал Вадик Толстый, которому о печальном состоянии Климова сообщил Саня. Чтобы отвлечь Андрея от фантазий, он нашел в своем архиве несколько альбомов со старыми фотографиями, и друзья за воспоминаниями славно провели целый вечер.

Через неделю Климов понял, что дольше задерживаться у Сани нет смысла. Сведений, мало-мальски проливающих свет на события в Ковалевке шестьдесят лет назад, в интернете не было, о том, чтобы обнаружить хоть какую-то нить, связывающую Ковалевку с Ведьмой, не шло и речи. Климов решил, что ему необходимо ехать в Ковалевку и на месте попытаться выяснить, что там произошло. Он намеревался проработать абсолютно все, что могло дать ему зацепки: и архив, и свидетельства очевидцев, если они остались,и даже местные легенды. От души поблагодарив друга за гостеприимство, он сказал, что нашел хорошего психотерапевта в Питере и уезжает на терапию приблизительно на две недели.

– Неужели в Москве нет ни одного хорошего специалиста? – удивился Саня.

– Я перерыл весь интернет, – стараясь быть максимально убедительным, врал Климов. – И понял, что смогу довериться только ему.

– Что же это за светило такое? – спросил Саня. – Имя у него есть?

– Профессор… Закошанский, кажется, – ответил Климов и с неестественным воодушевлением продолжил. – Он работает на кафедре психиатрии СпбГУ много лет и как раз по той проблеме, что и у меня. Поможет обязательно.

– Хорошо, – сказал Саня. – Как устроишься и начнешь лечение, не пропадай. Звони обязательно, понял?

– Лады, – подытожил Климов.

Поезд до Череповца уходил в девять вечера. Билет он приобрел заранее, через интернет, осталось только заехать домой собрать необходимые вещи в дорогу. События, заставившие Климова неделю не появляться дома, успели немного потерять свою остроту, но при приближении к квартире в животе снова неприятно защекотало, руки стали непослушно-мягкими, с липкими от пота ладонями, а ноги – ватными.Когда он вошел и закрыл за собой дверь, ему показалось, что в воздухе витает еле уловимый запах болота. На диване, где он спал последний раз и откуда так спешно убежал, постельное белье было скомкано, одеяло валялось на полу, а на обоях, рядом с ночником, Климов увидел еле заметные буро-черные кровавые отпечатки своих пальцев.

– Потом приберусь, – нарочито веселым голосом сказал себе Климов.

Оставаться в тишине было невыразимо жутко, и он начал комментировать вслух каждое свое действие. Как ни странно, способ этот помог ему немного справиться со страхом и через некоторое время он развеселился. Вещей Климов взял немного: теплый свитер и подштанники, смена белья, мобильный телефон и планшет с зарядными устройствами. Затем проверил состояние счета на кредитной карте и остался доволен. Денег было более чем достаточно.

До поезда оставалось больше четырех часов. Климов, уже одетый, присел по традиции на дорожку, попытался вспомнить, не забыл ли чего и еще раз обошел квартиру. Все было в порядке, только развороченная постель ему решительно не понравилась. Он аккуратно снял постельное белье, сложил в стиральную машину, собрал диван и аккуратно замыл, насколько было возможно, кровавые следы со стены.

– Вот теперь можно ехать, – удовлетворенно кивнул Климов, оглядывая комнату, закинул сумку на плечо и вышел из квартиры.

***

На Ярославском вокзале шел ремонт. Половина зала была перегорожена строительными лесами, откуда-то сверху свисали огромные куски грязного полиэтилена. Среди граждан сновали рабочие в перепачканных белой краской вылинявших робах. Скучающая публика толпилась около табло с номерами прибывающих и отъезжающих поездов, кто-то дремална жестких металлических стульях и дорожных сумках. У касс неровными колоннами, сгущаясь и ломаястройные шеренги очереди по мере приближения к кассиру, томились желающие приобрести билеты. В помещении вокзала разговоры, топот ног, шорох и грохот перевозимого багажа смешивались в равномерный, характерный для вокзалов громкий гул, который изредка прерывали стук молотков, протяжное, нудное, как зубная боль, сверление дрелей и другие строительные звуки. Ларьки со всякой всячиной, бульварным чтивом, всевозможными сканвордами и кроссвордами, анекдотами и другим ярким и бесполезным хламом, который почему-то должен скрашивать долгие скучные часы в поезде; дешевые забегаловки, откуда несло каким-то прогорклым маслом и еще чем-то несъедобным и вонючим. Климов не любил вокзалы. Особенно не нравились ему московские – неуютные, грязные, неприветливые. «Как можно влюбиться в город, если он встречает тебя таким отвратительным образом?» – думал он, вспоминая восторженные рассказы знакомых, не москвичей, о том, как они посещали столицу. Однако, несмотря на отвращение к вокзалам, путешествовать железной дорогой Климову нравилось. В неспешном, по сравнению с самолетами, перемещении было что-то для него притягательное. Можно было с чистой совестью предаться лени и праздным размышлениям, окружив себя максимальным комфортом, который он мог себе позволить.