скачать книгу бесплатно
«Ого, ничего себе!» – восхищались окружающие.
– Может быть имя Джордж мне действительно подойдет? – с довольной улыбкой произнес Георгий Гаврилович, окончательно провалившийся в фантазийный мир своего богатства. Полуголые женщины со смуглой кожей танцевали вокруг него, когда за дверью раздался громкий голос:
– Жора!
– Жора, блядь! – проревел еще громче голос, и в дверь сильно постучали три раза.
Георгий Гаврилович встрепенулся будто воробушек, и на цыпочках подошел к двери.
– Жора, я знаю, что ты там, Жора. А ну открывай!
Внезапно у Георгия Гавриловича запершило в горле. Он слегка откашлялся, прикрыв рот, но осознав, что выдал себя, прикусил рукав. Человек за дверью затих и прислонился ухом к замочной скважине.
– Я слышу тебя Жора, слышу твое дыхание – проговорил шёпотом человек за дверью.
Георгий Гаврилович, решив, что дальнейшая конспирация не имеет никакого смысла отошел на цыпочках к окну и притворным голосом, ответил гостю из дальнего конца комнаты:
– Кто там? Я сплю.
– Ты не спишь, Жора. Я тебя вижу в замочную скважину! Открывай, Жора!
Распахнув дверь, Георгий Гаврилович увидел покачивающегося на ногах соседа Володю. Тот в свою очередь смотрел на инженера мутными стеклянными глазами.
– Дай полтинник! – сказал Володя, не здороваясь.
– Что? – переспросил Георгий Гаврилович, подавляя притворную зевоту.
– Полтинник! – повторил Володя.
– Я не дам вам денег, к тому же вы пьяны… – возмутился инженер, но не успел договорить.
– Ты мне должен! – заревел Володя, воинственно упершись руками в косяки дверного проема.
– Позвольте, ничего я вам не должен – удивился Георгий Гаврилович.
– Может и не должен – спокойно подтвердил Володя и громко икнул.
– Так что же вы пришли?
– Давай полтинник.
– Ничего я вам не дам.
– Как это получается? Миллионэром значит стал, а полтинник жалко? – обидчиво вскрикнул Володя.
– Глупости какие-то… – растерянно начал инженер Солянка.
– Я все слышал, стоял вот здесь и все слышал… – зашипел Володя.
– Какое вы имели право? Это не ваше дело, и вообще, вы все неправильно поняли – Растерянно пытался оправдаться Георгий Гаврилович.
– Значит так. Если прямо сейчас я не получу сотню, то прямиком пойду по соседям с историей о подпольном миллионэре, живущем с ними на одной жилплощади.
Георгий Гаврилович не хотел сплетен и машинально полез в карман за деньгами. Все что он смог ответить обидчику:
– Был же полтинник?
– А теперь двести – подытожил заплетающимся языком, еле удерживающийся на ногах Володя.
Получив деньги, шантажист направился прямо по коридору, держась рукой за стену, будто слепой.
Георгий Гаврилович почувствовал, что устал. Сняв с ноги башмак, он лениво швырнул его в угол, следом за ним отправился второй. Уставший от дневных потрясений инженер Солянка сел на диван и тут же открыл бутылку водки.
6. Николай и Валя
Быстрыми шагами по проспекту шел молодой человек незаурядной внешности. Густые вьющиеся волосы, скульптурный греческий нос, большие карие глаза и легкая небритость. Встречные девушки кокетливо улыбались ему и, поймав взгляд, смущенно отворачивались. Парень был хорош собой и неплохо одет. Нахмурив брови, он шагал по центральному проспекту, засунув руки в карманы куртки. Его лицо выражало крайнюю степень озабоченности. Наконец он остановился и закурил сигарету. Ему некогда было думать о девушках и их игривых улыбках. Необходимо было взять себя в руки, и на холодную голову придумать план дальнейших действий. Реакция дяди крайне рассердила Николая. Немного успокоившись и осмыслив происходящее, он даже ехидно улыбнулся.
– Ну ладно, дядя Жорж, посмотрим кто кого! – сказал он сам себе. Он уже немного отошел от горячки, в которую впал после скандальной встречи, и теперь в его голове снова воцарились спокойствие и порядок. Выбросив окурок, Николай взглянул на себя в витрину магазина напротив. Он увидел молодого парня, глаза которого горели пламенем свободы, пламенем борьбы за идеалы молодости. Это пламя могло бы изменить мир, сдвинуть горы, заставить время пойти вспять – но сразу после того, как нога Николая брезгливо перешагнет через оплёванное эго упрямого дяди. Улыбнувшись своему отражению, он поправил челку, горделиво приосанился, и пошёл дальше по проспекту. Теперь он уже замечал проходящих мимо молодых нимф, и отвечал на их улыбки лукавым загадочным прищуром.
Николай жил у своего товарища, бывшего однокурсника Вали. Это была просторная комната в коммуналке с видом на проспект. Валентин по праву владел комнатой, оставшейся ему от бабки, и брал со своего близкого друга скромную плату за жилье. Ребята отлично уживались, так как личная жизнь у Вали отсутствовала. Все его время занимала работа. К тому же, Валя был убежденным гомосексуалистом; не из тех людей что пробуют что-то новое, и не из тех что поехали крышей и хотят поделиться с миром своим безумием, а из тех что тихо и мирно любят член. Валя трудился на художественном поприще, целыми днями, он бегал по центру и продавал свои картины заезжему люду. Часами Валя мог просиживать за мольбертом на Дворцовой, малюя портреты желающих увековечить себя на бумаге. Паренек был талантлив, и по желанию мог исполнить любой идиотский каприз иностранного туриста, будь то смешной шарж с огромными головами и гипертрофированными улыбками, или точный портрет, налепленный на тело атлета или фигуру ушедших эпох с приличествующим тому костюмом или мундиром. Валя мастерски копировал любые стили, отчего постоянно пребывал в печали по поводу отсутствия своего. Однажды по заказу какого-то престарелого французика, он так виртуозно нарисовал заказчика в стиле Поля Гогена, что единовременно получил немалый гонорар от довольного покупателя. Восторженный француз, заявил, что Валя – современный гений импрессионизма. Но в действительности для Вали подобная работа была сущим пустяком, небрежным наложением мазков и баловством с цветами. Посчитав что искусство – это не подражание великим с издевательским коллажированием лиц туристов, Валя обещал себе пропить в тот же вечер все до копейки. Так он и поступил. Но сумма гонорара была столь велика для желудка, что Вале пришлось напропалую угощать всех посетителей излюбленного кабака, но и тогда деньги остались. Следующую неделю Валя провел в реанимации под капельницей с сильной интоксикацией организма. Бывало и такое, что он просто часами лежал на полу, весь измазанный красками в поисках столь редко появляющейся музы. Чтобы не умереть в одиночестве в творческих терзаниях, Валентин подселил к себе своего студенческого товарища Николая, который служил хорошим собеседником и проявлял себя как очень прилежный сожитель. Коля мог дать хороший совет, и вообще неплохо разбирался в искусстве (не осилив и половины академических часов их прежней альма-матер). Николай не был доволен нынешним положением своих дел и стесненными обстоятельствами, в которых вынужден был пребывать. Он был человеком широкой души, и расставался с деньгами легко, именно поэтому их никогда и не было. Он не считал себя частью творческой интеллигенции, но повадки имел те же. Молодая творческая богема Петербурга жила пошленько, но с полагающейся ей надменностью и напускным аристократизмом. Вечера за дешёвым вином, разговоры о парадигмах искусства, и чванливое пренебрежение непосвященными, становились основными целями существования. Каждый год художественные вузы выплевывали в мир новую пачку снобов, готовых рассказать миру о своей уникальности за стойкой бара каждую пятницу вечером, после смены на кассе в магазине «Все для художника». Обреченные на скитания с бесполезным дипломом искусствоведа, эти люди как правило заканчивали свои творческие проекты не начав, а искусству посвящали лишь беседы о нем. Бесконечные разговоры о высоком успели утомить Николая еще во время учебы в академии, но иногда ему все же нравились посиделки с тем самым дешевым винишком и философией. Он не хотел оканчивать свои дни, пытаясь построить карьеру в гардеробе краеведческого музея, поэтому работал где придется, как правило не слишком долго, чтобы не воспринимать это как свою профессию. Ну и, конечно, постоянно думал об искусстве и жертве, которую нужно принести, чтобы создать какой-то необыкновенный проект. Настоящим людям искусства, как считал Николай, необходимо пребывать в нужде – как в старой поговорке. Это позволяет разуму работать на пределе, и открывать перед человеком неожиданные грани его собственного сознания. Словно путник, пересекающий пустыню, и вдруг осознавший, что способен совершить подвиг на грани жизни и смерти, творец должен проходить испытания, чтобы через них познать себя. Своим испытанием Николай считал пребывание в этой самой комнате, на полу которой были разбросаны принадлежности для живописи, наброски, и прочий хлам, а по стене бродили громадные тараканы, размером с ладонь ребенка, и хищно поглядывали на крошки, застрявшие в бороде, заснувшего на полу Вали. Когда Николай вошел в комнату, Валя испуганно приоткрыл глаза, и ловко сел по-турецки, пытаясь сфокусировать зрение.
– С пробуждением тебя. Ты что, снова заснул на полу? – спросил Николай, пытаясь стащить с ноги башмак.
– Выходит, что так; лежал знаешь ли размышлял о жизни – ответил растирающий глаза ладонями Валя.
– Смотри, однажды так заснешь с крошками на бороде, а эти твари утащат тебя в подвал и предадутся пиршеству. Не все же им использовать тебя как предмет мебели. Они уже как по расписанию на тебе столуются.
Николай схватил ботинок и со всей силы метнул в бегущего с куском булки таракана, торопящегося к себе в подпол.
– Все мы божьи твари, Кэл. Пусть едят, доходяги; кто я такой чтобы их судить? – с философской ноткой ответил Валя.
– Кто ты такой чтобы их кормить? Соседи скоро к нам с вилами и факелами придут. Им и так не нравится, что из комнаты постоянно пахнет растворителями и прочей химией, а ты еще тараканов вздумал кормить. Не будь это твоя комната, сожители бы уже давно пришли на расправу и выставили нас за порог.
– Расслабься, Кэл. Все будет в порядке. Соседи регулярно их травят, а они все равно приходят. Нам уж точно с этим ничего не поделать, остается лишь жить в мире с этими ползучими хреновинами.
Валя развалился на полу закинув ногу на ногу, а Николай плюхнулся на кровать в углу и подложив руки под голову уставился в потолок.
– Ну, как твой дядя поживает? – с доброй улыбкой спросил Валя. Он вообще был очень добрым парнишкой. На его лице были видны небольшие мимические морщинки. Светло рыжие неопрятные волосы образовывали что-то вроде каре, на довольно худом лице красовался крупный нос с небольшой горбинкой. Валя разговаривал громким низким голосом оперного певца с прекрасно поставленной речью и дикцией.
– У него все прекрасно, он теперь миллионер. – холодно ответил Коля.
– Я рад что у него все хорошо… – начал Валя.
– Прошу заметить! Пока что у него все хорошо! – перебил его Николай, подняв указательный палец вверх и выразительно взглянув на Валю.
– Я тебя не понял, Кэл. Что должно случиться?
– Не знаю, но я обязательно что-нибудь придумаю.
– Ты меня пугаешь; что за сюрприз ты готовишь?
– О, я думаю сюрпризов его ждет очень много.
7. Визит Зинаиды
Георгий Гаврилович вновь проснулся от стука в дверь.
– Кто там? – громко спросил он, не поднимая головы с подушки.
В дверь еще раз постучали.
– Кто там, я спрашиваю! – раздраженно выкрикнул Георгий Гаврилович.
– Это соседка, Зина! – послышалось из-за двери.
– Что тебе к черту нужно, старая ведьма. – прошипел себе под нос разгневанный инженер.
Он встал с дивана и медленно поплелся на непрекращающийся стук. Распахнув дверь, он разъярённо уставился на соседку, в глазах его переплетались нити полопавшихся сосудов.
– Здравствуйте, товарищ Солянка – повелительно декламировала полная женщина в чалме, уложенной на манер французских модниц начала прошлого века, этакая мадам Грэ.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – со злобной иронией ответил инженер, успевший пригубить часть водки.
– У меня к вам важный разговор, товарищ Солянка.
– Обязательно ли об этом говорить сейчас? – устало спросил инженер.
– Без сомнения! Вопросы коммунальной важности не терпят отлагательства.
– И что это за «коммунальная важность», простите за любопытство? – ехидно выделив кавычками тему вопроса спросил Георгий Гаврилович.
– Товарищ Солянка! Если вы сознательный гражданин… – воспитательным тоном, отчеканила женщина, пытаясь пристыдить обидчика.
– Я уже больше половины века товарищ Солянка – и что теперь? – все так же едко продолжил Георгий Гаврилович.
– А то, что, являясь председателем жилищного комитета, я просто обязана провести с вами беседу.
– Ведите! Я вас слушаю, вот только портки надену – это вы мне готовы позволить? – театрально взмахнув руками спросил Георгий Гаврилович и повернулся, чтобы найти свои брюки.
Женщина сделала вид, будто не заметила кружащихся в воздухе неприятных сентенций соседа.
– Так вот! Как вы могли заметить, наш дом и, в частности наша с вами жилплощадь, находится в плачевном состоянии. Квартире требуется капитальный ремонт!
– А я-то тут при чем? Я похож на того, кто рисует пошлости на стенах в парадной? Или я по-вашему разбросал здесь эти детские игрушки? Или, может быть, я сам себя затопил в прошлом году? – Разразился гневной тирадой Георгий Гаврилович, и от злости пнул детскую куклу, которая, издав свистящий звук ударилась об стену.
Женщина сморщилась и приблизилась к лицу Георгия Гавриловича, шмыгая носом будто сыскная овчарка.
– Да вы пьяны! – вскрикнула она.
– Какое вам дело до этого? Катитесь от сюда со своими ремонтами! – вскрикнул в ответ инженер.
– Ну знаете, товарищ Солянка! Такого хамства я не потерплю! Вы думаете, что если стали миллионэром, то можете сразу стать и хамлом? Я буду жаловаться на вас в прокуратуру! А еще лучше, напишу письмо в налоговую… – Тучная дама Зинаида, манерно поправив чалму, спешно удалилась, быстро передвигая пухленькими ногами.
– Что вам всем, черт вас подери нужно? – заорал ей вслед Солянка.
– Хам! – отрезала она, захлопнув за собой дверь в прихожей.
Георгий Гаврилович вбежал в комнату, и дрожащими от гнева руками начиркал на картонке «Не беспокоить!», и повесил её снаружи на дверь.
– Чертов Володька, уже всем растрепал! Зачем только деньги ему всучил? Чертовы картонные стены, теперь все соседи в курсе! – в рассерженном состоянии товарищ Солянка хулил инженерные особенности своего жилища и постыдную склонность к сплетням своего соседа-пьяницы.
По предположению Георгия Гавриловича, каждая собака во дворе теперь знала о его текущем финансовом положении. Отношение к нему без всякого сомнения должно было диаметрально поменяться с привычно-нейтрального на агрессивно-назойливое, попрошайническое. Взволнованный инженер дрожащими руками извлек из аптечки все имеющиеся средства для успокоения человеческого организма. Выпив половину пузырька корвалола вперемешку с настоем пустырника, измученный волнениями, инженер решил допить водку, а перед сном на всякий случай принял валерьянки. Коктейль из релаксантов вызвал обратный эффект, и беспомощный в своем состоянии инженер провел остаток вечера и ночь в беспокойных мыслях о жизни и смерти. Он ворочался с боку на бок, вспоминая самые превратные пассажи из своей жизни, вплоть до школьных обид и недостатка родительской заботы. Проворачивал в мясорубке своего больного сознания события ушедших дней, применяя к ним неожиданно новые для себя решения и поступки, приводящие к иному результату, но каждый раз понимал, что все потеряно, и времени уже не вернуть, жутко расстраивался, и снова вспоминал что-то из своей долгой скучной жизни, состоящей на девяносто девять процентов из мелкого недовольства.
8. На работу. Проклятый день
Наутро Георгий Гаврилович встал с дивана, не понимая, был ли сон этой ночью. Образы, которые абстракциями проносились у в его голове, казались такими далекими, что вполне могли сойти за сновидения, но непреодолимая усталость говорила о том, что сон пришел только под утро. Георгию Гавриловичу не хотелось идти на кухню, там он боялся случайно встретиться с соседями по коммунальной квартире, и опять попасть под обстрел жаждущих раскулачить новоявленного богача. Георгий Гаврилович находился не в самой лучшей форме для поединков и, к тому же, его усталость выражалась в параноидальной пугливости, мелкой социофобии, бороться с которой не было сил и желания. Поэтому товарищ Солянка заполз словно червяк в помятые брюки, и на цыпочках вышел в коридор. Тайком он миновал коридор, и лишь у двери, ведущей на лестничную площадку, сильно скрипнул паркетной доской, что заставило его испуганно побежать, прихрамывая и громко пыхтя.
В бессознательном состоянии Солянка добежал до трамвайной остановки и сел на скамейку. Повсюду валялись листовки с антиправительственной агитацией и рваные плакаты с едкими афоризмами, будто кто-то кружил над городом и раскидывал прокламации с дирижабля. Дворники еще не вышли на работу, поэтому от народного протеста остался лишь призрачный след из разбросанной по асфальту бумаги. Георгий Гаврилович поднял листовку, и внимательно осмотрел. Было очевидно, что демонстранты молохом прошли по улицам, но, по всей видимости были довольно быстро усмирены служителями порядка и расфасованы по автозакам.
– Интересная теперь молодежь, спокойно им не сидится. Вот было время… – сказал себе под нос Георгий Гаврилович и бросил листовку в урну.
В кармане, к великому счастью инженера, оказалась пачка папирос и коробок спичек. Открыв коробок, он обнаружил лишь одну пополам сломанную палочку с отсыревшей серой на конце. Выругавшись, Георгий Гаврилович начал искать глазами прохожих, способных удовлетворить его потребность в курении. На соседней скамейке, прикрыв глаза в сладкой дреме, лежал мужчина, наружность которого выдавала в нем бомжа. Нестерпимый запах мочевых желез вперемешку с алкогольным выхлопом делали бомжа неприступным для разного рода насекомых и представителей правоохранительных органов. Георгий Гаврилович осторожно подошел к нему, и потянулся рукой чтобы разбудить, но передумал и отдернул руку, попав в облако источаемых зловоний. Растерявшись, он просто вскрикнул:
– Мужчина! Уважаемый! Спички есть?
Бомж зашевелился. Он совсем не ожидал, что кто-то может обратиться к нему по своей воле. Словно дикое животное, источающее своими железами ядовитые миазмы для отпугивания хищников, он выбросил на инженера новую волну зловоний. У Георгия Гавриловича закружилась голова и подступило к горлу, но он уже привык к отвратительным запахам, ввиду специфики своей профессии и уверенно сдержался.
– Уважаемый!.. – повторил он, сморщившись в непреодолимом отвращении.
– Что тебе? – откликнулся хриплым голосом бомж, запустив руку в густую спутавшуюся бороду чтобы почесать подбородок.
– Спички есть?
Бомж перевернулся на бок и зашуршал по карманам.
– Папиросу дай! – повелительно сказал бомж и протянул инженеру зажигалку, давая понять, что согласен на обмен.
– Ты куда так вырядился? – немного подумав спросил бомж.
Только теперь Солянка заметил, что так и не переоделся со вчерашнего вечера. На нем была измятая яркая рубаха, которую он не удосужился снять перед сном, и брюки со стрелками.
– Ишь ты, какой франт! – насмехался бомж, слюнявя папиросу.
– Как будто миллион выиграл!
Георгий Гаврилович молчал; он чувствовал себя отвратительно и выглядел не лучше.
– Может тогда у тебя найдется для меня монеточка, а, папаша? – щурясь проговорил бомж, и игриво подмигнул подбитым глазом.
