Дыхание

скачать книгу бесплатно


– Знаешь, Вадик, у Павлика была флешка… она и сейчас есть. Вот. На эту флешку он, я знаю, записал много материала по своим делам. Павлик был всегда такой … такой практичный в делах. Дублировал важные вещи, документы. Говорил, что это важно: иметь дубликаты и копии. Ещё шутил, что не верит электронным носителям, а верит традиционной бумаге и карандашу. Не знаю, наверное, так и нужно… Где-то за полторы недели до того, как всё… как всё произошло… Павлик показал мне эту флешку и рассказал, что на ней материалы по сотрудничеству с американцами и нашими. И как-то так шутливо сказал, что я должна это знать… У нас в доме есть такой шкафчик, сейф…короче, где лежат важные вещи для нашей семьи… флешку он туда положил. Я сейчас, сейчас принесу…

– Да, Марина, пожалуйста, покажи флешку мне… Ты же знаешь, как мы дружили… тебе не надо объяснять. Я хочу, чтобы не было тёмных пятен во всей этой истории, надо понять, что произошло, и нет ли каких-то… каких-то скрытых причин, наверное, так можно сказать.

Марина устало кивнула и молча прошла в комнаты. Вадим не стал заходить внутрь, а остался на террасе, запахнувшись в пальто.

Марина снова вышла на террасу, молча протянула Вадиму флешку.

– Вот, Вадик, возьми. Я знаю, как дорожил Павлик отношениями с тобой и Сашей. Знаю, это так всё… Сейчас мне не до того немного… ну, сейчас не могу я читать это… эти документы, если там что-то… в общем, посмотри, звони мне…

– Да, да, конечно, Марин, я всё посмотрю… Павлик так неожиданно, – Вадим споткнулся на фразе. И так было понятно всё, ему всегда казалось, что в таких ситуациях нужно меньше говорить. Человеческое горе требует времени без слов. Он это знал точно.

Провожая Вадима, Марина рассказала, что через два-три дня будет работать у Павлика в офисе вместе с юристами, по документам она вступает в управление долей мужа в бизнесе, ей надо во всём разобраться. Вадим просил её звонить, быть на связи. Марина устало кивала.

Вадим немного постоял на тротуаре у комплекса, подумал. Набрал Сашу по мобильному, кратко рассказал ему ситуацию. Саша, судя по голосу, был энергичен, занимаясь делами и на ходу отвечая на массу параллельных звонков.

Вадим неторопливо шёл по проспекту. Вечер опускался на город. Настроение у Вадима почему-то улучшилось, так всегда бывало, когда начиналось движение в делах. Для него самым неприятным было ожидание начала, нервозность, связанная с этим ожиданием. Теперь всё было иначе. Флешка была при нём – он знал, что всё получится. Истина теперь не уйдёт от него. Это главное.

Глава 3

Саша, поговорив с братом, ещё какое-то время продолжал держать в руке телефон, совершая им машинальные движения и задумчиво глядя в окно. Он сидел в кресле своего кабинета регионального офиса партии. Вид из окна открывался чудесный – смольнинский парк, словно сотканный из тонких графических орнаментов. В феврале голые ветви деревьев создавали причудливые комбинации на серо-белом фоне.

В дверь кабинета заглянул Илья Сергеевич. Саша встал, произнёс учтиво:

– Заходите, заходите, Илья Сергеевич. Недавно приехали?

Это был руководитель региональной партийной организации и, по основной работе, один из вице-губернаторов. Очень ухоженный мужчина, с богатым, как точно знал Саша, комсомольским прошлым. Илья Сергеевич прошёл по кабинету, посмотрел на календарь на стене. «Традиционно хорошо пахнет, – подумал Саша, – модник-огородник…»

– На «Сапсане» обратно, как обычно? – поинтересовался он ради поддержания разговора.

– Да, как обычно, – Илья Сергеевич кивнул, стоя у окна и рассматривая вечерний пейзаж.

Саша, исчерпав лимит «вежливых» тем, почувствовал скованность: обычно в такой манере его начальник начинал разговор, который, по мнению того же начальника, требовал ответственного отношения обеих сторон.

– Александр Николаевич, давайте сейчас кратко, как говаривал руководитель КГБ Ленинграда, «коротенько, товарищи, коротенько…», пройдёмся по твоей инициативе…в Москве она, как говорят сейчас, «зашла»… Но есть несколько моментов, которые требуется проговорить, – Илья Сергеевич перешёл на жёсткую тональность, это Саша почувствовал.

– Первое, Саша, нам нужно сейчас чётко и ясно определить для себя, от какого имени будет транслироваться подача такой инициативы. Точнее, не от имени, ты же сам понимаешь, а от организации. Ты же сам понимаешь, что эта инициатива должна вытекать из идеологии нашей партии – партии государственников и патриотов, так? То есть, ты понимаешь, что по-другому никак? – Илья Сергеевич смотрел на Сашу, – далее, инициатива должна, по мнению руководства, исходить от верхнего звена, скажем так. Нет, конечно, ты остаёшься автором проекта, но медийная фигура, как ты понимаешь, должна быть правильной. Сейчас время медиа, от них зависит формирование общественного отклика… Для этого требуются фигуры федерального калибра, ну… ты сам всё знаешь, – Илья Сергеевич склонил голову набок и приоткрыл рот. Саша точно знал, что в такие моменты его начальник любил представлять себя в роли Мюллера в гениальном исполнении Броневого в «Семнадцати мгновениях весны» – некоторая схожесть с Леонидом Броневым у его начальника была, точно была.

– Илья Сергеевич, мы же не на эстраде, где имена важны для рейтингов и денег, – Саша говорил уверенно, тоже глядя в глаза, – для меня лично важнее дело, движение. Я уверен в правильности всего этого – вот что важно.

– Уверен, говоришь… – Илья Сергеевич немного прикусил губы, потом опять отпустил, – а вот в Москве есть критики этой твоей инициативы… есть… ну, сам знаешь, в московском офисе есть персонажи, скажем так… либерального крыла. Заботятся о государстве и тут же начинают корректировать важные, очень важные, для всей страны решения. И порой получается, как у моллюсков, знаешь, в морском деле, днище корабля облепят, скорость падает, маневренность… Вот также и от поправок и оговорочек либеральных снижается эффективность очень, очень многих правильных и… и мудрых, я бы так сказал, решений,

На последних словах, Саша знал это точно, Илья Сергеевич представлял себя уже Сталиным, ходящим по своему кабинету. Он немного согнулся, как Иосиф Виссарионович в советских фильмах, и заложил одну руку за борт дорогущего пиджака, пошитого модным миланским портным.

«Какая-то клоунада, зачем это всё…» – подумал Саша, но решил немного подстроиться под тональность общения.

– Илья Сергеевич, критики были, есть и будут всегда. Знаю я этих московских сомневающихся, скажем так… Разберёмся с вопросами. Они – свои аргументы, а мы им – свои, в рамках президентских посланий. Против этого аргументы вряд ли найдутся. Президентские наказы, они такие, судьбоносные…

– Вот, верно, верно говоришь! Слова не мальчика, но мужа! – Илья Сергеевич явно был доволен последними фразами Саши, – лады, Александр Николаевич, давай так поступим. Я сейчас к себе, надо разобраться с оперативными делами, а через три дня проведём расширенное совещание у меня, там и обсудим всё. Давай так.

Саша кивнул, – Да, это правильно. Я подготовлю дополнительные обоснования, есть у меня очень хорошие и интересные цифры от Росстата. Против математики не особо попрёшь, как говорят.

– Ну вот и ладненько, – Илья Сергеевич улыбнулся и вышел из кабинета, оставив за собой лёгкий шлейф своего очень хорошего и редкого, это знал Саша, парфюма.

Запиликал мобильный. Саша посмотрел на экран. Это был Артём, его давнишний приятель по спортивному залу. И, как выяснилось при знакомстве в зале, Артём, как и Саша, был страстным поклонником дайвинга.

Артём звонил, чтобы рассказать про планируемую поездку в Египет, на погружение. В группе любителей дайвинга, которая сложилась у Саши и Артёма, он отвечал за организацию поездок, то есть, Артём брал на себя переговоры и заказ точки на море, договаривался, при необходимости, о прокате оборудования и прочего. Сейчас новости от Артёма были, как подумал Саша, совсем не очень. Люди из Египта написали Артёму, что власти из-за прогнозов по распространению нового китайского вируса хотят ввести ограничения на въезд иностранных туристов. В общем, напряглись египтяне, как выразился Артём, и напряжение это было не очень хорошим, как опять–таки подчеркнул Артём.

Саша посмотрел на фотографии на стене – у него в кабинете висело несколько фоток из самых любимых поездок. Да, думал Саша, будет обидно, если начнут закрывать страны. Хотя, как считал Саша, оснований для паники нет. Был и птичий грипп, и свиной, и как-то они все проскакивали «краем», где-то там, в Азии.

Саша увлёкся погружениями ещё в школе, потом это увлечение переросло в нормальную взрослую страсть. У мужчины, как считал Саша, должны быть такие страсти, не связанные с его основной профессией, но влияющие на формирование характера профессионала, «профи» – это определение больше ему нравилось.

Тогда, после злосчастного плота, Саша почувствовал некий комплекс вины. Скорее, даже, не вины, а след от чувства беспомощности, которое он ощутил на реке тогда, в спортивном лагере. Тогда ему было очень стыдно. Перед братом, перед Павликом. Именно беспомощность перед быстрыми потоками воды, перед всей этой природной неподконтрольной никому мощью, толкнули его на то, что, позабыв о друзьях, он бросился к берегу.

Саша очень стыдился давнего случая на реке. Потом, став немного старше, он имел разговор с братом, было это уже в старших классах. Они решили, что больше не будут обсуждать ушедшую в прошлое историю, что тема закрыта. Тема была закрыта, но открылось другое. Саша самостоятельно нашёл секцию плавания в бассейне у «Лесной». Отец, узнав о том, что младший решил заниматься плаванием, одобрил его решение, хотя немного и удивился. Позднее Саша познакомился с ребятами-аквалангистами и попробовал вместе с ними понырять на глубины на Ладожском озере. Вот так всё и началось, и теперь без погружений Саша не представлял свою жизнь.

Саша улыбнулся, вспомнив забавный эпизод из, как он говорил, «аква-молодости». Уже будучи курсантами, они, конечно, прекратили активные тренировки: теперь у Саши был отдельный бассейн от училища, где можно было заниматься. Но в летние месяцы, на коротких каникулах, Саша встречался с друзьями-аквалангистами, и они совершали выезды на погружения.

И вот однажды, в короткие недели курсантского отдыха, один из их компании нашёл, как всем показалось, очень денежную и несложную работу. Надо было сняться в массовке в кино, точнее, в кино про войну. Сюжет был прост, как штык от мосинской винтовки. По Финскому заливу идёт баржа с порохом из Кронштадта, надо пройти вблизи немецких позиций на берегу, те обстреливают, есть погибшие, героизм простых моряков и так далее, что и полагается в кинокартине про Великую Отечественную. По сюжету, там должны быть эпизоды с разбомбленными баржами – соответственно, нужны массовка, изображающая барахтающихся в воде людей и, самое важное, плавающие трупы.

Это немного позже Саша догадался, что продюсерам фильма (да-да, тогда уже возникла модная профессия «продюсер») дешевле было заплатить компании парней, чем оплачивать изготовление манекенов или муляжных кукол.

Инициатор «проекта», рыжий здоровенный парень, был полон оптимизма. «Не, а чего, пацаны, поплаваем в специальных гидрокостюмах два дня по три часа, и каждому по 100 долларов! Это же реально! Это же нормальный бабосик!» – с жаром говорил рыжий, пока они ехали на пригородном автобусе к месту съёмок в Ленинградскую область.

Но всё оказалось не так радужно. Помощник режиссёра, молодой мужик с безумными глазами, увидев компанию курсантов, радостно заорал: «А вот и пушечное мясо прибыло!» Потом Саша понял: помреж любил вставлять в разговор поговорки и присказки, наиболее употребляемыми среди которых были «Взялся за гуж, не забудь сходить в душ» и «Не всё солнышко, что встаёт».

Жена помрежа была тоже весьма колоритной дамой. Ростом под два метра, с ногами примерно 44 размера, она, как потом понял Саша, жёстко держала в руках всю массовку.

Выглядела эта жесткость следующим образом. Рано утром, еще до девяти часов, на площадку подходили местные жители записываться для участия в массовке. Помреж с женушкой и помощником продюсера переписывали паспортные данные примерно у 20-35 человек, сколько успевали. Потом на съёмочный день приглашали 10-12 человек, а деньги получали в городе на весь список. Такая вот нехитрая математика. Как потом узнал Саша, это был один из способов заработка в киноиндустрии. Существовали десятки других «тем» для «освоения бюджета». Вечером Саша наблюдал, как радостно хохотал помреж, при этом взгляд его становился совсем безумным, а рядом с ним гоготала (именно так про себя отметил Саша) его жена. Они прихлёбывая поочередно из одной бутылки водку «Зверь» и запивали её разбавленным «Юппи» из другой. Квасили все киношники нормально, с истинно славянским энтузиазмом.

Однажды, как понял Саша, будучи с похмела, взрывотехник заложил слишком много тола под заброшенный деревенский сортир типа «скворечник». Рвануть должно было аккуратно, чтобы разброс досок был недалёким. Рвануло нормально. Режиссёр, заслуженный деятель искусств, матерился очень изощрённо. На него попало больше всего фекальных масс, окаменевших в старом сортире, но разбуженных киношниками.

Парни должны были изображать моряков, погибших при взрыве корабля. Эпизод, как потом они узнали, должен был занимать не более 30 секунд экранного времени. Им принесли гидрокостюмы, на которых стояли печати «ВМФ СССР 1952 год» – резина была явно пересохшая. Ребят одели, вставили рогатки в плечи, типа распорок, чтобы руки были в разные стороны, как обычно бывает у плавающих человеческих тел. Подвели к краю берега, на мелководье закрепили колышки, прикрепили ребят в горизонтальном положении. Таким образом они стали плавать на поверхности воды. Стоял прохладный август, и Саша стал немного замерзать.

В принципе, со съёмками закончили быстро. Оператор взял крупный план, потом несколько раз прошёлся по общим планам.

И тут случилось неожиданное. Колья, к которым был привязан Саша, неожиданно накренились, Саша отвязался, и течение немедленно понесло его в залив.

Саша этого, конечно, не ожидал. Если бы не распорки за спиной, ему было бы гораздо проще освободиться, перевернуться на живот и спокойно встать на ноги, пока он был на мелководье. Но здесь всё было иначе: он был в позе распятого на кресте разбойника, которого волны Финского залива решили прибрать к себе.

Конечно, Саша этого никак не мог допустить и предпринял отчаянную попытку освободить руки из верёвочных петель. Тщетно. Его отсутствие заметили остальные «тела» и начали кричать группе на берегу. Но там, видимо, не сразу сообразили, что к чему: вероятно, привезли водку из кооперативного ларька в посёлке и киношники решили немного взбодриться.

Лицо Саши начало захлёстывать поперечной волной, к тому же его немного крутило и подставляло под встречную волну. Здесь и пригодились навыки молодого аквалангиста: Саша начал задерживать дыхание и, в принципе, выдерживал накаты волн. Но долго так продолжаться не могло.

Заметили его, когда он отплыл уже достаточно прилично. На небольшой моторке к нему подплыли помреж и рабочий фильма и, сопровождая свои действия высокохудожественным матерком, втащили его в лодку. Всё обошлось, Саша даже не простудился, хотя костюмы не были герметичны и воду пропускали изрядно.

После этого кинокарьеру Саша решил не продолжать: нашлись более интересные занятия…

«Да, смешно, конечно… кино и немцы, – подумал Саша, прокрутив в голове воспоминания о тех съёмках, – надо бы выбраться ближе к осени, понырять где-нибудь. Какой это кайф: море и ты, глубина, где ты один…»

Запиликал мобильник. «Жена» – высветилось на экране.

– Да, Оля… как дела? – Саша разговаривал по телефону с женой всегда ровно и спокойно. Он считал, что эмоции рабочего дня нельзя транслировать на близких. В этом, как он думал, они с братом похожи на отца. Николай Сергеевич: кадровый военный, он имел удивительную способность держать себя в руках в очень непростых ситуациях. Сказывалась служба по северным гарнизонам, где бывало всякое – не сколько в армейских буднях, сколько в бытовых моментах. Неустроенность, холодные семейные общежития, тоска маленьких военных городков – всё это зачастую способствовало возникновению семейных драм. Порой даже трагедий. Но отец, как видели братья, никогда не срывался, никогда не устраивал скандалов в домашнем кругу. «Держи себя в руках, тогда удержишься в седле», – говорил иногда Николай Сергеевич. В старших классах Саша порой, иронизируя, отвечал, что важно ещё, чтобы седло не скрипело. И напевал строчку из песенки мушкетёров: «…Опять скрипит потёртое седло, и ветер холодит былую рану…»

– Саш, я быстро. Надо решить с английским у Максима. Юрий Ильич хочет на операцию ложиться, говорит, что откажется от репетиторства на пару месяцев. Посоветовал какую-то Инессу Израилевну, я ей позвонила, а там такой голос, ну совсем старушечий. Хотя Юрий Ильич говорит, что она английскому учила детей всего бомонда Ленинграда: у Лаврова, Стржельчика…

Максим, старший сын, занимался дополнительно английским с репетиторами. С большим трудом они записались на занятия и начали ездить к жутко загруженному Юрию Ильичу, по отзывам, одному из лучших педагогов города. Менять преподавателя всегда не очень здорово – это Саша знал по личному опыту.

– Да.. некстати… но прерываться в занятиях тоже не супер. Давай так: ты поезжай к этой… Изольде…Инессе Армандовне, а там посмотрим, как впечатления будут, может, подождём выписки Юрия Ильича.

– Да, давай так, я тоже так думала…

– Как у Данилы в школе? Не конфликтует больше с этим… как его…с Егором?

– Да нет, вроде тихо всё последнее время… Ничего сегодня не рассказывал.

– Я заеду в гимназию, поговорю с его классной. Конечно, не надо мелкого так опекать сильно, но всё же, родительский контроль над тем, что там происходит, нужен.

– Поговори. Каждый день она пишет такие оптимистичные отчёты в Ватсапе, прямо идиллия… Уверена, что к папам она относится с большим почтением. А ты молодой и перспективный политик… Будущему президенту она расскажет всё, как есть.

В голосе жены прозвучала нескрываемая ирония. Такие у них отношения были уже давно: Оля подтрунивала над политической деятельностью мужа, Саша, в свою очередь, позволял себе немного иронизировать над увлечением жены театром. У Оли с подругами сложился своеобразный театральный кружок, включавший в себя двух институтских подруг и подруг этих институтских подруг. Оля не работала, занимаясь семьёй и домом, и, в принципе, не очень переживала из-за того, что не стала инженером-проектировщиком автоматизированных линий предприятий пищевой промышленности. Она была чистым, как говорил сам Саша, незамутнённым гуманитарием, и с большим удовольствием читала монографии про деятелей театра и кино. Иногда Саша думал, что таким образом мама может направить и сыновей в гуманитарное русло, но пока поводов для беспокойства не было. Старший активно интересовался языками, учил английский в гимназии и с репетитором, вторым языком шёл немецкий, но Максиму он не очень нравился. Да и Саше, честно говоря, тоже. На уровне подсознания он ассоциировался с фильмами о войне и плохими немцами. Да и вообще, жесткость немецкого казалась ему грубостью. Хотя, как он иногда думал, такой язык прекрасно подходит для создания командной системы и выстраивания системообразующих координат.

Саша услышал гудки в динамике – кто-то ему дозванивался. Посмотрел на экран. «Никодимов, Центральный район». Это был руководитель районной организации, с ним Саша хотел поговорить про дом ветеранов войны.

– Ладно, Оль, тут мне дозванивается один товарищ. Давай, целую, буду не сильно поздно.

– Хорошо. Целую.

Когда Саша нажал сброс, Никодимов уже перестал звонить. Немного подумав, Саша позвонил ему сам.

– Валерий Павлович, добрый вечер. Звонили? По вопросу дома ветеранов войны?

– Да, Александр Николаевич, добрый вечер. Ага, именно по нему. Надо организовывать комнаты отдыха, как сейчас говорят, помещения релаксации для стариков, а бюджетирование срезали. Говорили с вами, может, через партийные каналы изыщем возможности?

– Валерий Павлович, я всё помню, не забыл. Движение есть, написал письмо, думаю, решим вопрос до середины лета. Сейчас первый квартал отработаем по социально значимым вопросам, во втором ваш дом поставим в работу, получится всё.

– Очень хотелось бы. Старичков надо уважить, пусть с комфортом поживут.

– Да это понятно. Решим, это же должно по системе пройти, сами понимаете.

– Хорошо. Будем на связи.

– Конечно, до свидания.

Саша посмотрел в окно. Окончательно стемнело. Февраль, – подумал Саша, – такой муторный и тёмный. Саша любил осень, а Вадим – лето. Хоть и братья, – подумал Саша, – а вкусы разные. Саша, как он сам считал, был более романтичной, используя такое «неактуальное» определение, натурой. Вадим всегда был для брата образцом мужского начала. Саша был «маминым», а Вадим – «папиным», как говорила их пожилая соседка.

Действительно, Саша больше тянулся к общению с мамой. И хотя это объяснимо у мальчиков примерно до 8-10 лет, но у Саши, как он потом уже прочитал в какой-то работе известного педагога по дошкольному воспитанию, был явный комплекс «маменькиного сынка». Хотя сама мама не давала для этого особых поводов. Так бывает, что женщины, обладая большой долей жизненного эгоизма, вовлекают в его орбиту своих сыновей, обрекая их на всю жизнь находиться под притяжением материнского образа. Мама братьев была обычной женщиной, не эгоисткой и не «крепостницей», как иногда говорят про матерей. Нет, она была нормальной офицерской женой, которая не брала на себя глобальных решений жизненных ситуаций. Но, как умная женщина, зачастую старалась направить и откорректировать решения мужа.

Это Саша понял уже потом, вступив в самостоятельную жизнь и принимая первые важные решения в своей судьбе.

Позднее Саша узнал про понятие «мягкая сила», применимое к решениям в политике или бизнесе: он много читал книг по социологии, философии современного общества.

Саша, как он тоже позднее вспоминал и пробовал проводить глубинный анализ, свой выбор сделал на Ольге отчасти потому, что она была похожа на маму. Конечно, не физически, хотя тоже была шатенкой с серыми глазами, а, скорее, женским образом, характером и манерой общения с мужем.

Много было эпизодов, когда Оля легко, на первый взгляд, поддавалась решениям Саши, со стороны могло показаться, что она просто покорно принимает действительность, которую строит Саша. Но это – на первый взгляд. Как точно знал Саша, именно Оля была пусковой кнопкой многих решений, которые, как ему казалось, он принимал самостоятельно. Понимание этого приходило потом, когда дела были уже сделаны и всё прошло разумно и именно так, как нужно семье.

Опять входящий звонок, Саша посмотрел на экран и внутренне быстро собрался. Звонил очень важный человек из московского офиса. Центрального Комитета, как называли между собой партийные функционеры в регионах страны московскую штаб-квартиру партии. Это был очень, очень важный человек, и Саша внутренним чутьём понял, что это не простой звонок.

– Алло, добрый вечер, Станислав Сергеевич.

– Добрый вечер, Александр Николаевич! Как дела, как в семье, всё в порядке? У вас, я знаю, двое парней. Настоящий мужской клуб…

– Спасибо за внимание, Станислав Сергеевич, всё хорошо, жизнь идёт, и она прекрасна, как говорил один поэт…

– Я сразу по делу… чего звоню-то. Вы, наверное, сами уже догадались, да? По вашей инициативе. Вчера мы разговаривали с Ильей Сергеевичем, виделись уже, наверное… так вот, пришли к мнению, что такие инициативы очень важны не только для нашей партии, нет, это, так сказать, может послужить первым шагом к новым реалиям всей экономки страны. Вы же понимаете, через что пришлось нам пройти за последние шесть лет… Сколько негатива вокруг нашей страны после того, как историческая справедливость восторжествовала и мы снова приняли в семью исконно российские земли… Сами видите общественные настроения, которые искусственно накручиваются внешними силами…«Пятую колонну» ведь никто не отменял! – голос Станислава Сергеевича стал жёстким, он продолжал, уже с напором на собеседника, это Саша почувствовал, – так вот, про вашу инициативу я разговаривал с первым, кто у главного, ну… сами понимаете… не хочу сейчас в общем доступе так вот… озвучивать… потом сброшу мысли в мессенджере… так вот, инициативу одобряют ключевые министры, кто у нас за экономику и предпринимательство отвечает… так что это всё очень интересно в такую вот загогулину складывается…

Про «загогулину» Саша уже слышал. Он не решался спросить напрямую Станислава Сергеевича, но ему казалось, что он специально запомнил и вынес из 90-х этот оборот речи, который часто вставлял к месту и не к месту Ельцин. Таким образом Станислав Сергеевич, как иногда думал Саша, давал понять слушателям, что он тот самый функционер, который переживёт всех президентов и премьеров. Федеральных амбиций Станислав Сергеевич не испытывал: Саша ни разу не слышал, чтобы он или его ближайшее окружение говорили бы о будущем министерском или даже премьерском, – нет, Станислав Сергеевич, как был уверен Саша, прекрасно понимал свои возможности и, главное, возможность ресурсного использования той партийной должности, на которой он находился уже много лет.

– Да, Станислав Сергеевич, я буду очень рад, если мои мысли нашли… или найдут отклик, так сказать, на самом верху, – Саша старался говорить спокойно, хотя внутренне в нём всё немного дрожало от волнения, Саша даже подумал, что это очень некстати и может каким-то образом отразиться в его интонации.

– Вот что, Александр, ничего, что я на ты сейчас перейду?… Так вот, продолжу, мы здесь отменили на некоторое время поездку к нашим китайским товарищам – слышал, наверное, про вирус их китайский… Похоже, они завтра границы закроют для въезда в страну, мда… китайская воздушно-капельная угроза… так вот, мы послезавтра прилетим в Ленинград, будем разговаривать с вашим главой городским, нормальный он мужик, кстати, не то, что некоторые из региональных шишечек. Ну вот, поговорим, и у нас будет время для встречи с тобой. Давай, набери меня послезавтра в одиннадцать, там скоординируем место и действия, хорошо?

– Конечно, Станислав Сергеевич, договорились!

– Всё, будь, не болей, ты нужен стране здоровым и оптимистичным.

Отбой – Саша положил смартфон на стол и радостно зашагал по кабинету. Он понял по интонации московского абонента и по всему разговору, что вот оно, есть, заработало!

Он набрал Вадима.

– Вадик, привет, как дела? У тебя, наверное, сейчас культурная программа? Нет, просто сидишь в Михайловском саду и рассматриваешь Александра Сергеевича, который наше всё? Слушай, давай, выходи на Инженерную, я через тридцать минут за тобой заеду, поедем чай пить ко мне, хорошо? Оля будет рада, она и просила тебя привезти, родственничка, так сказать. Давай, выходи на Инженерную и иди в сторону Марсова поля, я при подъезде тебя наберу. Нет, вот ты ответь мне, в чём сила, брат? А, в чём сила?

Вадим направлялся к Марсову полю, как и просил Саша. Было совcем темно, но здесь, в центре города, как отметил про себя Вадим, с освещением было всё в порядке. Как говорил ему один поставщик из Питера, к чемпионату по футболу центр буквально нашпиговали технологическими коммунальными новинками.

Запиликало в кармане. Это был Саша. Вадим посмотрел на другую сторону улицы, там стояла хорошая представительская машина с включенными аварийными сигналами, Саша махал рукой.

В машине вкусно пахло кожей и дорогим парфюмом. Вадим немного потянул носом:

– Ты так надушился, что ли?

Саша довольно хохотнул:

– Нет, это такой освежитель суперский. Были недавно в «Бабочке», закупились, вот освежитель подарили…ммм… Бриони вроде.

– Хм, губа не дура, парфюмом от «Бриони» служебную машину освежать.

– Да ладно… Надо вкусным дышать, а то выйдешь на улицу, сразу в нос ударит запах Отечества, который нам сладок и приятен… Завтра едешь, не передумал на три-четыре дня ещё остаться? Скоро выходные, сгоняли бы ко мне под Выборг, мы там такой коттедж отгрохали, по скандинавскому проекту, я тебе фотки строительства сбрасывал, видел, да?

– Да, смотрел, понравилось… Модный ты парень, Саня, прямо такой современный.