banner banner banner
МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 4
МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 4
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 4

скачать книгу бесплатно

Она уснула, кажется, до того как её голова коснулась подушки в моей спальне. В их комнату мы не пошли, оберегая Алёшкин сон, я «на автопилоте» пошёл к себе, а Лёле было уже всё равно…

Не всё равно стало Алексею, когда утром он застал её спящей в моей постели и Митю при ней.

– Что это значит?! – спросил он, сверкая на меня глазами. – Что это такое?! Один мне тут войну объявляет, и ты ещё подкапываешься? Внутренний враг?!

Я посмотрел на него, отвлекаясь от плиты, на которой готовил завтрак нам с ним обоим:

– Знаешь что, мой мальчик, ты мне выволочек не устраивай, если мне надо будет, я не стану у тебя на глазах устраивать свои любовные дела! Лёле нужна помощь. Надо освободить её от домашних дел и давать ей отдыхать. Она не железный робот. Заболеет от усталости, что делать будем?

Он нахмурился, глядя на меня, глупый гнев его подтаял:

– Хорошо, я согласен со всем. Но… в твоей постели ей не место.

Я не сказал ничего. Эта ночь была одной из лучших ночей за последние полгода. Лёля была рядом. Я чувствовал её, её дыхание, её тело, её тепло, её сны витали около моей головы. Я мог обнять её. Я мог целовать её волосы. И хотя она почти не чувствовала этого, погружённая усталостью в слишком глубокий сон, я наслаждался уже и этим. Но Алёше я этого не скажу, разумеется…

– Ты сказал: «один объявляет мне войну», ты виделся со Стерхом? – спросил я, вспомнив, что же меня так царапнуло в его словах.

– Виделся, он был здесь.

– И ты упёрся?

Теперь Алёша ничего не ответил.

– Ты как мальчик в песочнице, Алексей.

– Он сам… – вспыхнул Алёша.

– Ну да: «сам дурак», – я покачал головой. – С тех пор его не было?

– Я ничего не слышал с тех пор.

– Будем надеяться, что Лёле удастся…

– Лёле… ты думаешь… ты хочешь сказать, что она встречается с ним тайно?! – опять засверкал глазами Алёшка.

– Угомонись, – сказал я. – Пусть встретится, только она сможет найти дорогу для всех.

Я встречалась с Игорем. Мы виделись несколько раз. Я приехала к нему домой с Митей, я знала, что они плохо поговорили с Лёней. Нельзя допускать вражды, это грозит всем нам крахом. Поэтому я согласилась на все просьбы Игоря, чтобы он только убрал все свои мечи в ножны и зачехлил ружья, чтобы подождал:

– Мите пока всё равно, подожди, Игорь, Лёня уступит, поймёт, что это неразумно и уступит. Я уговорю его. Или Кирилл уговорит.

– Вон что?! Так профессор тоже не против, чтобы восторжествовала истина? – удивился Игорь. – С чего бы это?

Я не стала больше ничего говорить, опасаясь, что он уцепится за мысль о Кирилле. Во всей этой мужской компании только Кирилл, только он один ещё щадил меня, не устраивая сцен ревности, не требовал любви и ласки. Остальные, включая Митю, видимо, сговорились угробить меня своими растущими с каждым днём требованиями, придирками, капризами и недовольством.

Игорь настоял, чтобы мы купили кроватку в его квартиру, «чтобы у Мити была своя комната». Я согласилась и на это. Мы отправились выбирать. Когда мы были в магазине, встретили там Мымроновну. Увидев меня, она подошла, оглядела Игоря с Митей на руках:

– Замуж вышла, поздравляю, – ухмыльнулась она. – Или муж и раньше был? – прибавила она, когда Игорь, поздоровавшись, отошёл, думая, что она моя хорошая знакомая, и я не против поговорить с ней. – Сколько ребёночку-то? – она пробуравила меня взглядом. – Кирилл знает?

– А вы… что в этом магазине для малышей?

– У Кирилла внук родился. Вот хочу подарок от кафедры подарить. Посоветуешь, может быть? – она усмехается, продолжая сверлить меня бормашиной своих тёмно-карих глаз.

– Не думаю, что вам подойдут мои советы, – сказала я, сбежать бы поскорее…

– Да уж, наверное, – высокомерно хмыкнула Мымроновна, – будь здорова, а то что-то с лица спала совсем.

Я долго готовился к тому, чтобы спросить Лёлю о том, что было там, в её Лысогорской станице. Она только повела бровями:

– Ничего особенно интересного, ничего такого, о чём я хотела бы вспомнить и рассказать тебе. Ничего такого, что было бы страшнее, чем взрывы домов.

Она посмотрела так, будто считает, я виноват в чём-то. Когда я спросил, она ответила:

– Но ведь вы знаете так много, неужели не могли предотвратить? Ты не понимаешь разве, что…

– Лёля, неужели ты думаешь, если бы могли предотвратить, не сделали бы этого?

– Ты скажи мне! – она обожгла меня взглядом. – Ты из тех, кто знает больше всех. Ты не из нас, не из стада. Это нас пришли насиловать и стрелять и не прятались даже, они не рассчитывали ни на какое на сопротивление… А здесь, взорвали несколько домов со спящими людьми… Как может быть, что никто не знал? Столько взрывчатки, что можно тайком провезти и заминировать дома, чтобы никто не заметил?! – разгорячилась она.

Мне больно от её упрёка. И я понимаю её чувства, я согласен с её словами, но что я решаю? Лёля, я знаю, но решения принимаю не я. Не я, ты-то знаешь…

– Предателей по-прежнему слишком много, – сказал я. – И продажность повсюду. Продажность, возведённая в философию. Это как Змей-Горыныч о двенадцати головах. Одну голову срубаешь, на её месте вырастают две. Пока мы огненный палец, что их плодит, не отрубим, не сможем победить. А пальцев этих не один, а множество. И не все их мы знаем…

– Так рубили хотя бы те, что знаете! – воскликнула Лёля со слезами в голосе, не осознавая даже, что её упрёки для меня хуже любой пытки.

Господи, Лёля…

– Прости меня, – сказал я. – Прости, что я всего лишь спица в колесе, что я не ось, вокруг которой вращается колесо событий… Но и оси, полагаю, сейчас ещё непросто, пока она спицы все заменит с прогнивших на надёжные… Сама видишь, вторая война объявлена, «мочить в сортирах», обещано…

– Что ж ещё можно обещать после такого… Думаю, даже слов других он подобрать со злости не смог…

Я улыбнулся:

– Полагаю, да…

Золотая осень засыпает город прощальными письмами от солнца в виде опадающих жёлтых листьев. Они кружат по утрам в скверах и парках, и обрываемые ветром, падают на ещё тёплую землю. Ещё тёплую, даже инея не бывает пока по утрам. Мы гуляли с Лёлей и с коляской с Митей по дворам вокруг их дома, парков и скверов там поблизости нет.

Чувствуя настроения Лёли, я ни разу не пытался коснуться её так, чтобы она поняла, до какой степени я изнываю от желания к ней. Я не хочу оттолкнуть её. Я продвинусь гораздо дальше, если дождусь, пока она придёт в себя после того, что было на Кавказе, даже просто отдохнёт немного. Тогда и наступит моё время для атаки. Тех нескольких фотографий, что есть у меня, достанет, чтобы превратить рай, в котором так отлично себя чувствуют её Легостаевы, в кипящий ад. Митя никуда не денется от меня в любом случае, но мне нужна его мать.

Вышел мой роман, и я подарил ей экземпляр. И даже расходился по магазинам, благодаря удачной обложке и тому, что я не поскупился нанять людей, которые следили за тем, чтобы в магазинах и на развалах рекомендовали мой опус.

Лёля порадовалась за меня, особенно, когда я сказал, что это только благодаря ей. И более того, что я пишу следующий.

– О чём этот?

– Снова о тебе. Нет ничего другого в мире, что так интересовало меня.

Лёля улыбнулась. Всё же она принимает мою любовь, ей приятно осознавать, что у неё есть я. Ты поймёшь, что я подхожу тебе гораздо больше, чем твои Легостаевы с их неразрешимыми противоречиями. Тем более что у нас с тобой Митя.

А Митя всё дольше бодрствовал теперь, требуя ещё больше внимания и отдачи. Он переворачивался уже с животика на спинку, вовсю улыбался, хватал себя за ножки и узнавал знакомые ему лица.

К первому снегу я изнывал уже от хронической неудовлетворённости. Теперь Лёля не отказывалась от близости, но, по-моему, не испытывала никакой радости от неё. Этого не было никогда раньше. Между нами всегда было то, что и позволяло мне заносчиво говорить, что у нас нет секса. А теперь секс как раз и появился. Только он был у меня, а для Лёли это стало какой-то чуть ли не тягостной обязанностью, вроде мытья полов. Я не привык к этому, я теряюсь в мире, где такова стала реальность и начинаю сходить с ума… Я не хочу так жить, это не жизнь, но изменить я ничего не могу…

Ноябрьские праздники, которые теперь праздновали не 7-го, а 4-го ноября и праздновали не всем понятно что, прошли у нас, как и всегда – просто мы, я и отец, были дома. От дежурств я отказался, чтобы иметь возможность помогать Лёле, походы в детскую поликлинику на взвешивание и осмотры в месяц и в два, теперь подходил третий месяц. И сносил теперь насмешки своих коллег, которые называли меня «кормящей мамашей», но я не обижался.

Но по ночам Лёля ни разу не будила меня. Отец вставал, брал у Лёли Митю и укачивал. А она могла спать в это время. Отец полюбил купать Митю каждый вечер, это стал его любимый ритуал, которому не мешали ни я, ни Лёля. Ей, по-моему, было приятно, что он возится с Митей. А я кроме всего прочего, работал над диссертацией, заняв под это целую комнату, которую завалил материалами: собственными записями, журналами и компьютером, и продвинулся уже значительно, моей работе не мешало ничто, как ни странно. Я умел отвлекаться от всего.

Однажды Лёля упомянула, что видит Стерха. Случайно, у нее, по-моему, просто вырвалось. Говорила о том, как застал дождик на прогулке и…

– И… часто вы видитесь? – спросил я, чувствуя как мой «чайник» начинает греметь крышкой, закипая.

– Не цепляйся, Лёня, – скривилась Лёля.

– Не цепляться?! – меня возмутил больше всего не факт их встреч даже, а пренебрежение, с которым она произнесла это своё усталое «не цепляйся».

– Господи, начинается… хватит орать, Митю разбудишь! – прошипела она.

Я разозлился ещё больше, потому что, я и не думал орать ещё.

– Не орать?! Как не орать?! Вот так?! – тут я по-настоящему повысил голос в расчёте разозлить её.

– Спятил? – Лёля подошла к кроватке и заглянула в неё.

– Да спятишь! Ты видишься со Стерхом, что вы там делаете с ним?! Поэтому ты и не кончаешь со мной больше?! Всё, он приступил к боевым действиям?!

Лёля побелела, оборачиваясь ко мне:

– Вот придурок! А может потому, что я сплю по три часа в сутки и то часто не подряд?!

Последние её слова потонули в Митином крике. Всё же мы разбудили малыша…

– Иди отсюда, дай мне укачать ребёнка! – рыкнула Лёля, наклоняясь к нему.

– Ну, конечно, отличная отмазка от всего, даже от разговора!

Я вылетел из спальни, изо всех сил хлопнув дверью.

– По башке себе стукни, может дурь вылетит! – услышал я её крик за спиной.

Отец застал меня на кухне, когда я трясущимися от злости руками, разбил чашку с блюдцем, доставая стакан, чтобы попить воды.

– Что опять? – спросил он, скорчив гримасу.

– Опять?! Да всё тоже! Она любит только его, только Митю!.. Да ещё его отца, чтоб он провалился! Романчики, гад, ещё выпускает! Видел? Вон на полке стоит у неё! – я махнул рукой, показывая, где полка, на которой стоит этот роман… – Я заглянул. Знаешь о чём? О девушке, по имени Лена, о её любовных злоключениях и как она, в конце концов, после множества перипетий и ошибок, возвращается к тому, «кто всегда её любил»! – я чуть не раздавил стакан в руке.

– Алексей, ты чего хочешь? – вздохнул он. – Я понимаю, что… да и Лёля неправа по-своему, но ты-то умный, и ты уже взрослый, ты не понимаешь, что сейчас сама Лёля не Лёля, а только приложение к Мите? Потерпи немного, немного, будет малыш постарше, и сама Лёля в себя придёт… Сам говорил, что пережить ей пришлось перед его рождением. Что ж ты думаешь, всё бесследно прошло? Насилие, это для любой женщины надолго отключит все желания. А тут ещё бесконечная усталость и вообще зацикленность на ребёнке… Давай няню наймём?

Он прав во всём абсолютно. Я вздохнул, допил свою воду и, вытирая губы, сказал:

– С этим предложением она меня в прошлый раз чуть поедом не съела, так злилась. «Чужая тётка будет его улыбку ловить? Будет касаться моего мальчика своими равнодушными руками»… ну и так далее…

– Успокойся, включи мозги, не поддавайся дурацким эмоциям, что рвутся из штанов. Стерх он умный и хитрый, он уже обыгрывал тебя, не дай ему победить снова, теперь у него ядерное оружие в виде сына.

Я посмотрел на него:

– Ты же говорил, что Стерху не отдашь её, если что, заберёшь себе. Что теперь? Не получилось? Кишка тонка?

Отец сверкнул глазами:

– Ты меня на «слабо» не бери. Я, в отличие от тебя, мальчик по-настоящему взрослый, и не пытаюсь влезть в корзину сдувшегося воздушного шара. А ты мало того, что сам забрался, так ещё и мешки со своими комплексами натащил.

– Боже-Боже, какое образное мышление у всех, куда деваться?! – злюсь я.

– Подежурь сходи, отвлекись от дома, не доставай всех. Лучшее лекарство от недовольства женой – работа, вот иди, поработай.

Отец, возможно и прав, может быть, действительно, вместо того, чтобы больше торчать дома, мне лучше…

Часть 17

Глава 1. Как часто слепы ревности глаза…

Но стоило мне только подумать о том, чтобы опять начать дежурить, как на следующий день я получил конверт. Среди прочих конвертов, что приходили на моё имя в Склиф, с документами и литературой, что я заказывал во множестве, в том числе и заграничных журналов, я быстро освоил английский, чтобы читать их, поначалу со словарём, но через пару недель в словарь я почти не заглядывал.

Раскрывать всю свою корреспонденцию я привык только дома, во-первых: на работе для этого не было времени, во-вторых: спокойно разобрать и рассмотреть, распределить по значимости можно было только дома в моём импровизированном кабинете, заваленном стопками бумаг, в которых разбирался только я, не позволяя там убираться даже Зое Васильевне.

В этом плотном сером конверте без штемпелей, только с моим именем оказались только фотографии…

У меня захлестнуло грудь горячей волной гнева. Мой отец, «взрослый мальчик» и Лёля… очень красноречиво.

…Он стоит на коленях посреди многолюдной, очень знакомой улицы, Лёля, делающая шаг к нему с испуганным почти лицом, ещё беременная тогда, но с небольшим животом. Это… весна что ли?..

Но есть ещё куда хуже, через окно снятое: они целуются на постели, она обнимает его, и она его целует… они одеты, но они целуются, и они в постели!

Лёли нет дома – она ушла гулять с Митей, как каждый вечер. Всё по расписанию, кроме кормлений, которые происходят, по-моему, вообще беспрерывно, он всё время у её груди днём и ночью. Но отец дома уже, в своём кабинете. Самое рабочее время и у него и у меня – ранний вечер.

Я вошёл к нему. Перед ним горящий монитор, а на нём очередные страшненькие картинки больной кожи.

– Алексей, взгляни, пытаются выдать обычный люэс за… – он повернулся ко мне с довольной улыбкой, собираясь поделиться сделанным им если не открытием, то интересным фактом.

– Лучше ты взгляни сюда! – я со шлепком плеснул фото на стол перед ним.

Он посмотрел, не касаясь, фотографии большие, чуть рассыпавшись, видны все, их много, но сюжет однообразен, так что сильно приглядываться не надо.

– И что? – сказал он, подняв глаза на меня, спокойный, но не улыбающийся, конечно, уже.

– «И что?»?! – я загорелся фитилём к бомбе. – Ты издеваешься?! Что это такое?! – у меня сами собой стискиваются кулаки. – Что это значит?! Вы у меня за спиной продолжаете свою связь? Ты и она?! Где это?!

– Это Арбат, – всё так же невозмутимо проговорил отец, отвечая только на последний вопрос, нарочно, чтобы взбесить меня ещё больше?.. – А что это значит… да ничего для тебя нового это не значит. Стерх делает всё, что может, чтобы вас поссорить, вот и всё. И нас с тобой заодно.