banner banner banner
МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 1
МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 1
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

МилЛЕниум. Повесть о настоящем. Книга 1

скачать книгу бесплатно

– Я не еду без Лёли, я отказался. Забрал документы, – сказал я, чтобы она не продолжала больше это – «езжай»…

Вера Георгиевна посмотрела на меня удивлённо.

Вот это да, это я вам доложу… Не поехать в институт из-за девчонки… мне стало даже страшно: тогда тем более нельзя вам встречаться. Я не ошиблась: запредельный накал. «Революция, времена» – ерунда всё, Юленька, у вас с Кириллом и близко такого не было, вот и не соблазнилась ты… Нет-нет. Пусть Лена на Кавказе поживёт. Через год вернётся, глядишь, поостынут страсти. Книжек больше почитает там…

Как не жаль мне было влюблённого юношу, страх перед тем, что неизбежно произойдёт, если они воссоединятся, что это закончится, неизбежно, незапланированным ребёнком и крахом всего, всех планов Лены на будущее, пересилил.

«У бабушки"… значит, на Кавказе?.. Лёля говорила. Но ни разу не рассказала подробно, где именно…

Где же адрес её взять? И почему Лёля не пишет…

Помогите мне! Помогите!

Впустите воздух! Впустите свет!

Где вы люди!? Отзовитесь!

Откройте дверь!

Мы боимся других и бежим скорее прочь.

Мы не хотим взглянуть в лица,

Мы боимся увидеть глаза,

Мы не боимся коснуться сердец.

У нас такие мелкие сердца…

Их не хватает на то, чтобы просто жить,

Как гусеницам и червякам,

Где им почувствовать сердце рядом?!

Помогите мне! Помогите!

Впустите воздух! Впустите свет!

Где вы люди?! Помогите!

Мы боимся и не знаем даже себя.

Мы не помним своих лиц.

Мы толчём воду в ступе,

Чтобы залить ею колёса наших бессмысленных мельниц.

Помогите же мне! Помогите!

Впустите воздух! Впустите свет!

Где вы люди? Спешите,

Нам скоро не на что будет смотреть,

Нам некого будет видеть…

Я не писала, потому что думала, что он приедет, а это повредит ему, так мне было внушено. Я боялась этого и мечтала об этом.

Я ничего не рассказала бабушке Тане о Лёне. Слишком больно, слишком много его во мне, я не могу выпустить его из себя, тогда станет совсем невыносимо. Поэтому я только плакала каждый день, а бабушка Таня предполагала, что это из-за того, что я срезалась в институт.

Я не писала, потому что бабушка Вера и мама в один голос мне говорили о том, что тем, что я удерживаю Лёню и не даю ему ехать учиться, я гублю всю его будущее, карьеру, что из-за меня он загремит в армию а после ему уже института не видать… и прочее… Взывали к совести, говорили, что нельзя быть такой бессовестной эгоисткой. Вот я и плачу молча и не пишу…

Я вспомнил про дядю Валеру, о котором, как о добром и отзывчивом человеке, даже своём друге, мне не раз рассказывала Лёля. Но я не знал его в лицо. Мне пришлось проследить за Лёлиной мамой, тогда я его увидел: небольшой, светловолосый и весь какой-то светлолицый, он совсем не производил впечатления мужчины, способного покорить такую красивую женщину, как Юлия Александровна.

У него оказалась кофейная «шестёрка», я запомнил номер и в следующий раз, когда он подъехал к их дому один, а это произошло только через несколько дней, потому что они жили отдельно от Лёли и её бабушки, так что я измаялся в своей «засаде» – сломанной телефонной будке, через дорогу от Лёлиного дома.

– Дядя Валера! – я побежал со всех ног, увидев его одного, и понимая, что обращаться так к незнакомому молодому человеку ужасно глупо. Но как ещё я его назову, «товарищ Валерий»? Зато он сразу понял, кто я такой. Вблизи он, сероглазый, светловолосый, нос уточкой, показался мне ещё более обыкновенным и даже невзрачным, чем издали, пока не улыбнулся.

Улыбка у него… не знаю, какая-то лучезарная: глаза загорелись чудесным светом, и весь он преобразился, будто осветившись изнутри и излучая свой свет на меня. За это его, наверное, и любит Лёлина мама, подумал я…

– Ты… Лёня? – спросил дядя Валера, оглядев меня.

– Да. Извините, за…

– Да ладно тебе. Ты чего тут? Лёля уехала и ты, говорят, учиться едешь.

– Не еду. Вы не знаете, где Лёля?

Он долго смотрел на меня.

– Написать хочешь? – чуть прищурившись, спросил он.

– Нет, я… хочу… Поехать к ней… За ней… – чёрт, я не знаю, как правильно…

– Неужели поедешь? – он разглядывал внимательно моё лицо, будто хочет прочесть меня. Потом весёлые почти насмешливые искорки зажглись в его прозрачных глазах. – Что, и деньги есть?

– Есть деньги… – соврал я, – скажите адрес, дядь Валер!

Он не расспрашивал больше, достал бумажку с адресом из кармана.

– Я, знаешь ли….– улыбнулся он, – ждал, что ты придёшь ко мне, заранее адрес переписал. Я думал, если они обе, и Юля, и Верочка, так напугались тебя, значит, всё правильно я про вас с Леной понял, стоящий ты парень и неправильно вас разлучать. Долго караулил меня тут?

– Почти… неделю… Спасибо! – я от счастья даже обнял его, очень крепкого, между прочим, а с виду и не скажешь. А он засмеялся.

– Не за что, металлист, когда-нибудь обещай сыграть свои песни. Ленка все уши прожужжала, какой ты артист, – он всё смеялся.

Я хотел бежать уже, но он остановил меня, протянул две бумажки по сто рублей:

– Бери-бери, не ломайся, знаю, что нет у тебя денег.

– Дядя Валера…

– Беги, «племянничек», привет от меня Лене передай!

– Ты куда это собрался? – дед вошёл ко мне и застал за недолгими сборами в дорогу.

Я обернулся почти испуганно, будто меня застали за преступлением, но я уже отобьюсь – главное, у меня есть адрес!

– Дед, мне надо…– сказал я, уклоняясь даже смотреть ему в глаза.

Он посмотрел на меня с хитрым прищуром:

– И… где она, принцесса твоя?

Дед всё же молодчина у меня, понял всё без объяснений, я показал бумажку с адресом.

– Это в Мин-Воды надо, – проговорил он, прочитав.

– Знаю.

– «Знаю», – передразнив меня, хмыкнул он, – а что билет ты просто так не купишь, знаешь? Лето на дворе, это же курорт.

– И что? – не понял я.

Я так разогнался, что у меня нет времени подумать о том, что говорит дедушка.

– Подожди, Ромео.

Дед вернулся через несколько минут, притворил дверь плотнее, и сказал вполголоса:

– Билет стоит тридцать рублей, – он выразительно посмотрел мне в глаза, – положи в паспорт пятьдесят, и говори, что тебе надо, глядя кассиру в глаза.

– Это чё… взятка что ли?

– Взятка-взятка, если хочешь так назвать, – дед вроде смутился немного, что учит меня взятки давать? – Да… ещё, я прикрою тебя перед нашими, скажу, ты в Москву поехал с приятелем, у которого родственники, что в общежитие устраиваешься… Только ты, Алёша… Не опаздывай на учёбу.

Сказать ему сейчас, что я забрал документы… Нет, тогда он мне ещё по уху врежет, хотя никто меня, конечно, не лупил, но за то, что я уже сделал, могут. Потом расскажу, успею получить свои плюхи.

– Что-то не нравится мне, что Лёля так много плачет, а, Алёша? – я посмотрела на мужа, он всегда хорошо понимал меня, как никто. И… Если бы не он, я никогда не смогла бы пережить Колину смерть…

Он посмотрел на меня:

– Может она влюбилась? По институту так не плачут, по-моему.

– Да, вторую неделю она здесь, а по-моему становится только хуже, – вздохнула я.

Лена была на веранде где-то, мы с Алексеем на кухне, отдельным зданием выстроенной во дворе, скоро обед, он уже хлеб порезал, масло достал.

Залаяла Найда во дворе, кого-то принесло…

Я добирался до этой станицы под Пятигорском, будто проходил цепь испытаний в компьютерной игре, которыми так увлекались мои друзья, просиживая ночи у мониторов, и проходя уровень за уровнем. Вот были мои: электричка из Н-ска до Киевского вокзала в Москве, автобус до Внукова, там – в билетные кассы, дедова метода сработала безотказно. А с самолёта в Мин-Водах снова электричка, дальше: найти в большом курортном городе, где я никогда не был, автовокзал, дождаться автобуса на Лысогорскую, так ещё, оказалось, прямого автобуса нет, надо на проходящем, до отказа забитом людьми и жарком как духовка, но и это ещё был не конец…

Когда я приехал на автостанцию в станице, мне пришлось спросить, наверное, двадцать человек, чтобы дойти до нужной улицы и дома, так чудно там здесь всё оказалось расположено, что, когда я отыскал, наконец, дом у меня замерло сердце – неужели я не туда пришёл…

Я открыл калитку сбоку у железных ворот, выкрашенных зелёной краской, забрехала собака, из небольшого приземистого строения справа, за густыми кустами цветущего белого шиповника вышли женщина и мужчина.

От сердца отлегло: я понял, что не ошибся: теперь я увидел, на кого всё же похожа Лёля: тот же тонкий профиль, высокий лоб, волосы красивыми волнами у лица, даже пронзительный взгляд ярких глаз… Я доехал.

Я смотрела на юношу, для наших мест необыкновенного. Длинные волосы, джинсы, майка с каким-то росчерком, который я ещё не прочла даже, белые кроссовки, изрядно покрытые пылью, похоже, пешком от центра шёл, а как ещё, это нас Алексей на «Урале» с коляской возит… Я догадалась о том, кто это, даже не успев спросить, до того как Лёля, появилась на пороге:

– Лёнечка… – проговорила наша девочка, такая маленькая в синем ситцевом халатике, остановившись на верхней ступеньке крыльца, – Лёнечка мой! – и сорвалась к нему.

Мы с Алексеем посмотрели друг на друга. Ну, вот и разгадка ежедневных слёз. Что ж, я понимаю, из-за такого, можно плакать, тут я понять могу. Но, главное, приехал, нашёл… Не думаю, что ему легко было это сделать.

– Красивый парень-то, прямо принц, – тихонько сказала я мужу.

– Да уж, влюбилась, так влюбилась, под стать нашла… – прошелестел он, всё шире улыбаясь, глядя на обнявшихся влюблённых.

– Что делать-то теперь?

Он только руками развёл, улыбаясь:

– А что тут сделаешь? Кормить обедом будем. Всё сделалось без нас, – он посмотрел на меня. – Выгонишь ты его что ли? Ясно, что Лёльку к нам от него спасать сослали… Глядят друг на друга, прям год не видались.

– Для них эти восемь дней как восемь лет…

Глава 4. «Ты меня любишь?»

Верно, больше, чем восемь лет, это и ускоритель будто, и порох в наших и до этого не прохладных отношениях. Но эта разлука и то, как я стремился и добирался сюда, сделали меня старше и смелее.

Или наглее.

На ночь меня положили спать на летней кухне, что построена во дворе, вероятно, надеясь таким манером разделить нас надёжнее на ночь. Но я лишь дождался, когда погаснут все окна в доме и вышел тихонько во двор. Собака уже не злилась на меня, признав, что я тут свой, поэтому не отреагировала на мой манёвр: подняла голову и снова положила на лапы, невозмутимо лёжа возле своей будки.

Я знаю, где спит Лёля… Окно открыто – здесь жарко, оно направлено в сад, поэтому утром будет в тени… горячий южный воздух наполнен ароматами, которые не обитают у нас: плодов, зреющих в обильном саду, сочной зелени, шелестящей за забором полыни, шиповника, несколько кустов, которого цветут здесь, во дворе, густым запахом кур и уток с гусями, угомонившимися на ночь в своих сараюшках справа от дома за баней, нагретого за день солнцем бетона на дворе, листьев винограда, начавших оплетать специально для этого построенный навес над столом у крыльца, самих стен и крыши дома, смолы, толстыми янтарными каплями выступающей на деревьях, жирной плодородной земли… Здесь благословенный край, сытая страна…

– Ты… – Лёля не спала, конечно.

Мы обнялись, встретившись посередине комнаты, потому что она поднялась с постели навстречу мне. Тонкая рубашка, она такая хрупкая в ней… как давно я не обнимал тебя… целый день.

Теперь я могу поцеловать тебя так, как не смел при твоих бабушке и деде.

Я позволил себе смелее касаться Лёлиного тела, так как не делал до сих пор, и не посмел бы ещё долго, я думаю… Но сейчас я чувствовал себя увереннее, сильнее и разгорячённее, чем когда бы то ни было.

И ещё: я будто имел теперь право.