Говорит и показывает. Книга 3

– Да ты что, Валентин…

Но я уже вышел на крыльцо. На улице тепло и приятно, лёгкий ветер ласкает кожу. Это ветер свободы…

Но Таня всё же догнала меня, уже парковщик забрал мой жетон, а Таня вышла и, увидев меня, истолковала в свою пользу. И делая вид, что не придаёт значения произошедшему, будто это обычная стычка, сказала:

– У меня шампанское в холодильнике. И диванчик новый Armani casa, неделю назад привезли.

Она улыбнулась, но не только радости, даже деланного веселья не было в её лице. И всё же она ещё пыталась продолжить наш многолетний спектакль. Но не только вся публика давно разошлась, потому что представление фальшиво насквозь, но и ее партнёр сбежал…

– Нет, – повторил я.

– Да ты… Обиделся? Ты обиделся из-за неё? Она лжёт тебе всю жизнь, а ты…

– Я тоже лгу. Много лет. Одними этими встречами с тобой. А ты лжёшь ей своей подлой дружбой. Так что, мы все квиты, – сказал я и спустился к своей машине.

Я не обернулся, я не хочу запоминать, как Таня сейчас выглядит, как она смотрит на меня, видеть ошеломление на её лице. Я никогда не хотел причинять ей боли, она не виновата в том, что я слабак и слякоть, что я не был настоящим мужчиной, не навёл порядка в своей жизни, столько лет живу этой двойной жизнью, используя её…

Если бы эта двойственность была мне нужна! Если бы я испытывал потребность разделяться! Но никогда по-настоящему меня не влекло из дома, я хотел лишь внутри себя отомстить моей обидчице. И, мне казалось, мстил эффективно. Но это была дрянная иллюзия, глупый самообман, не более. Вот и он разрушился сегодня. Надо сказать, я испытывал сейчас необыкновенное облегчение.

И в то же время я понимал, что с этим начнётся новая жизнь. Если одна дверь закрылась, всегда открывается другая. Значит откроется и мне. Должна открыться. Не может не открыться.

С этими мыслями я приехал домой, где застал ссорящихся ребят. Вообще они редко ссорились, даже в детстве, Лара человек лёгкий, а Саша очень спокойный, вывести его из себя почти невозможно, поэтому мир между ними сохранялся. И вдруг я услышал, что они ругаются.

– Самый умный! Указывать ещё мне будешь! – немного истерично прокричала Лара.

– Так если ты дура, кто тебе и укажет… – воскликнул Саша в ответ. – О, папа… – он будто споткнулся, увидев меня. – А я думал, ты поздно…

– Поэтому так орёте? – усмехнулся я, переобуваясь в домашние слиперы.

– Да это мы… так, ерунда, пап, не обращай внимания, – проговорил он, немного смущаясь.

И я в который раз подумал, до чего он похож на Илью. Даже этот миролюбивый характер, спокойная мудрость, такие редкие среди подростков, да и всех людей, я сам знаю только двоих людей, обладающих такими качествами и вот, мой сын – третий…

В коридоре появилась и Лариса, возбуждённая и даже какая-то лохматая и тоже удивилась, увидев меня, будто я не к себе домой пришёл.

– Привет пап.

– Что это вы поссорились?

– Поссорились? Да нет… – отмахнулась Лара. – Это мы так… Некоторые думают, что умнее всех.

Я услышал, как вздохнул Саша, могу поклясться, он закатил глаза. Забавные они, когда полагают себя взрослыми, подумалось мне.

Ещё бы мне было не закатывать глаза… Отец явился в каком-то на редкость хорошем расположении духа, как, наверное и не бывал ещё в отсутствие мамы, смотрит весело, молодым взглядом, и ещё бы мне не полагать нас с Ларкой взрослыми, если она купила тест на беременность, потому что у неё образовалась задержка, тест вышел отрицательным, но я настаивал, что надо сказать хотя бы маме, а она, вот дура!, придумала, что в случае беременности, она беспрепятственно выйдет замуж, будто кто-то её замуж зовёт…

На носу ЕГЭ, поступление, а она вот эдакой дурью занялась.

Отец зашёл на кухню, привычно включил чайник и телевизор, забормотали о саммите большой семёрки, потом о закончившемся чемпионате мира по боксу среди женщин. Одно абсурднее другого: сначала семь представителей семи процентов населения планеты, собравшись вместе, изображают из себя вершителей судеб мира, потом тётки рубятся кулаками по мордам, что может быть глупее?

– Вон, чемпионат мира по боксу среди таких как ты безумных тёток, туда поехала бы, энергию потратить! – сказал я, уходя в свою комнату.

– Тебе бы за прялкой у печек сидели! – тявкнула Лара, когда злится, голос у неё соскальзывает на фальцет, что довольно смешно, такая вот дылда и вдруг пищит как цыплёнок.

Я захохотал, остановившись в дверях.

– Да ты как раз за прялку и собралась, феминистка!

Хорошо, что отец не слышит нас за шумом чайника, продолжил бы расспрашивать.

Я слышал, что они продолжают свой разговор, но вникать в их щенячью ссору мне совсем не хотелось, такое хорошее настроение было у меня этим вечером.

Я этого не знал. Не знал, что в этот вечер Юргенс вернулся домой в самом прекрасном расположении духа. Я этого не мог знать, но, если бы узнал, не удивился бы. Потому что именно сегодня мы поссорились с Маюшкой. Мне кажется, это впервые. Бывало и раньше, что мы спорили, когда я особенно настаивал на том, чтобы она немедленно прекратила существование нашего проклятого тройственного союза. Маюшка всегда терпеливо молчала, не вступая в пререкания, просто ожидая, пока закончится мой мучительный припадок ревности и безысходности.

Но сегодня это было, конечно, глупо и, понимая это, я злился ещё больше, донимая её. Ведь мы договорились, и я должен был успокоиться, но я, напротив, именно сегодня нервничал сильнее обычного. Во-первых: ожидание всегда мучительно, а я теперь ждал определённого момента, уже объявленного, назначенного. И, мне казалось, день этот отодвигается, что он не наступит уже никогда. А во-вторых: замаячила двухмесячная стажировка в Японии, планирующаяся на осень, отказываться не хотелось, но всякий мой отъезд меня пугал, после Флоренции.

Бывало, я сам рвался из Москвы, чтобы заставить Маюшку, наконец, решиться разорвать наш ложный плохой мир, который, якобы лучше доброй ссоры. И кто сказал, что мир всегда лучше?

Но, уезжая, я начинал жалеть в первый же день, даже в первые часы, начиная метаться, беспрестанно звонить или слать смс. Так что мои отъезды по мне били больше всего, превращая в мнительного маньяка. Поэтому мне захотелось прекратить всё немедленно, и поехать вместе. Это не просто привлекательная идея вновь провести время вдвоём, это страх разлук, непредсказуемости из-за этого, ставший уже многолетним.

И её покорность, и спокойствие, её молчаливое непротивление моим нападкам, тоже привычные и тоже сохраняющие наш мир, и это всё вдруг дало трещину сегодня.

– Перестань, Илья! Как тебе не стыдно?! – воскликнула Маюшка. – Мы договорились. Мы же договорились, почему ты… Зачем снова?.. Ты думаешь… Думаешь, это просто, жить как я? Думаешь, я привыкла? Или наслаждаюсь этой вечной раздвоенностью? Сделать ложь нормой жизни, это мне легко?! Лгать каждый день. Детям, Вальтеру… только тебе и могу не лгать. Только тебе. Только ты остался самой настоящей, неподдельной частью моей жизни, моей души… И… ты… именно ты… Зачем ты опять начал этот разговор?! Ю-Ю… – её голос дрогнул и сжался.

Но я не мог остановиться, я слишком много думал над тем, что будет, если я уеду один… и, хотя до поездки ещё всё лето, это уже начало сводить меня с ума. И свело сегодня, похоже. Поэтому, я схватил её за локти, поднимая со стула на кухне, и встряхнул так, что мотнулись волосы по спине:

– Не крути, Май! Ну, хватит! Давай наконец закончим!..

Сегодня высшие силы не на моей стороне. Маюшка оттолкнула меня, ладошками в грудь, так что я откачнулся и толкнул стол, упали бокалы с вином, и звякнули, разбиваясь и разливая недопитое вино по столу…

Маюшка уже выбежала в переднюю, и едва я сам вышел туда, дверь уже хлопнула, закрываясь за ней. Я выскочил на лестницу, и услышал быстрые шаги, сбегающие по ступеням.

– Май!.. Май, остановись!.. стой же… – крикнул я в пролёт.

Но шаги не остановились, и я побежал вслед за ней. Как был босой и одетый в домашнюю футболку и старые джинсы. Но и во дворе я не догнал её. Я пробежал через арку, но её не было и на улице, я долго простоял, оглядываясь по сторонам и людей на улице было как нарочно много, оборачиваются на босого лохматого мужика, вертящего головой посреди маленькой улочки, будто за призраком гнался… Где ты, Май? Только не превращайся и правда в призрак. Вся моя жизнь тогда станет призрачной…

Позвонить надо… Но телефон остался наверху. Поднявшись, я сразу же набрал Маюшкин номер. Она не ответила. Потом снова не ответила, а после звонок сорвался. Отключилась. Такое в первый раз за всю нашу жизнь. Впервые, когда она не хотела бы говорить со мной…

Вот ужас. Адский кошмар. Вот чего я добился, вот куда меня занесло сегодня. Занесла моя ревность, несдержанность и невезение…

Я вошёл на кухню, и услышал в наступившей полной тишине, потому что даже улица не влетала шумом в наши окна, дом в глубине двора, заросшего деревьями и кустами, и в этой мягкой тишине вдруг зазвенела тонкая струйка вина, стекающего со стола. Тёмно-красная лужица с лучиками брызг расширялась на паркете.

Медленно вошёл Юрик, тихо и будто нехотя мявкнул, словно спрашивая:

– Ну что? Допёк Маюшку?..

– Допёк, дурак старый, – ответил я, садясь на стул.

Юрик подошёл ближе и потёрся о меня мохнатым боком, подняв толстый мохнатый хвост.

– Не уговаривай, – сказал я Юрику.

Но он снова тихо хрипловато мяукнул:

– Ерунда, увидитесь завтра.

Глава 5. Невозможное

Мы не увиделись завтра. Маюшка не вышла на работу, пришёл заведующий с огромной просьбой взять её первичных пациентов на себя. Я никогда не отказывался от работы, тем более для того, чтобы не создавать Маюшке трудностей с начальством, я, конечно, согласился. Поэтому оказался занят под завязку сегодня, так что времени даже остановиться и подумать, где она, Маюшка, почему не вышла на работу, не было. Но к концу работы, к четырём часам, я, оставленный в одиночестве, в моём обширном кабинете, откинулся на спинку услужливо прогнувшегося кресла, не в силах встать и переодевшись ехать домой. В мой одинокий дом. К моему старому коту и недавно обновлённому интерьеру.

Я долго гипнотизировал мой айфон, но он был нем. То есть писали и звонили кто угодно, пациентки, приятели-байкеры, даже какая-то из недавних женщин, где телефон взяла неясно, звонили, кажется, все, но только не она, не Маюшка. Никогда ещё не было такого, чтобы она ни разу не позвонила или не написала за весь день, если мы не встречались. Никогда, ни разу за тысячу лет…

Сидеть нет смысла, сюда она не придёт. Я встал, переоделся как автомат, и вышел, прощаясь походя, со встречными сотрудниками. Я не поеду домой. Я поеду в наш байкерский ресторан. Да-да, Неро и Новик-Новик организовали-таки ресторан. Поначалу это была забегаловка, подобная тем, в которых мы съедали пельмени и сосиски с хреном, запивая пивом. Но теперь, за прошедшие годы, пережив битвы с конкурентами, буквальные и коммерческие, даже политические за благоволение сильных города сего, забегаловка превратилась в своеобразное, но довольно модное и популярное место. Это не было чисто байкерское брутально-тестостероновое заведение, пропахшее потом и носками, отнюдь. Но с эдаким пикантным привкусом.

Большое помещение в три этажа, с биллиардом в цоколе, и даже отдельным стрип-залом, как говориться, для своих, туда был доступ только для своих, проверенных и адекватных, не пытающихся превратить танцовщиц в низких шлюх. На первом этаже был обширный зал, где с удовольствием камерно выступали рок-команды, презентуя или опробуя на местной публике новые песни или даже целые альбомы, что называется, обкатывая, чувствуя реакцию искушённых, неласковых, но справедливых зрителей.

Второй этаж весь отдан только ресторации. Отменная кухня, за этим следили в первую очередь, не отказываясь от продуктов лучшего качества даже при подъёме цен и прочих трудностях и не экономя на профессионализме поваров.

А вот в третьем был, можно сказать, vip-зал. Только для избранных, к которым относился и я, конечно. Надо сказать то, что часть денег на подъём и раскрутку, ребята получили и от меня. Впрочем, я был не единственный «спонсор». Чтобы подняться, ребятам пришлось в своё время и квартиры в М-ске продать и жить здесь же, в подсобках. И у меня ночевали, бывало. Но всё это стоило того. Теперь бизнес процветал и сами они стали тёртыми калачами.

Но «потёртость» не сделала их циниками, или бесчувственными акулами современного капитализма, каждый теперь обзавёлся семьёй, нарожали детей, у Неро подрастал и внук от старшего сына Вадима, с первой женой они не жили уже лет эдак пятнадцать, со второй он развёлся восемь лет назад. Но детей не бросал, общался и будто и не был в разводе, участвовал в их жизни каждый день. Я даже подшучивал над ним из-за этого. Но он только улыбался:

– Я теперь свободен, как в песне у Кипелова. От пилёжки, упрёков, претензий на моё постоянное внимание, даже от секса, когда у меня на душе тоска и сырость, без риска быть обвинённым в импотенции или изменах. А дети при мне, как и были. Только я ещё и свободен. Не понимаешь?

Я покачал головой. Я и правда не понимал: я всю жизнь стремлюсь к тому, от чего Неро бежит.

Он усмехнулся, хлопнув меня по плечу:

– У тебя… – он крякнул, и немного смущённо улыбнулся, – у тебя любовь, Туман, это другое. Придурковатая, правда на взгляд нормального человека. Но любовь, чё там. Иной мир. Поэтому ты эту нашу хреновую возню и не понимаешь.

Это было в прошлом году, как раз перед тем, как мы все поехали в Олимпийский на концерт «Металлики», уже не в первый раз посетившей Москву. Я ждал Маюшку тогда, сидя за нашим с ней любимым столиком у окна, откуда открывался чудный вид на Москва-реку, улицу, набережную на противоположном берегу. Маюшка появилась в проходе и Неро улыбнулся, обернувшись на меня:

– Она не меняется даже, – сказал Неро, опять посмотрев на Маюшку. – Впрочем, как и ты сам. Как вы это делаете?

– А мы не курим теперь! – сказал я, смеясь.

Неро качнул головой, будто говоря: «всё шутишь» и поднялся со стула.

– Ладно, сейчас вина принесут. Скоро выдвинемся… Привет, Малая!

Маюшка улыбнулась ему и поздоровалась тоже приветливо и мило, как всегда. Так здоровается со всеми, что невольно хочется поревновать.

А сегодня я один. И столик, освещаемый отражённым закатным солнцем одинокий и уют диванчика напротив сегодня напрасный, никто на него не усядется, почти по-домашнему откидываясь на мягкие подушки…

– Пока ждёте, принести чего-нибудь, Илья Леонидович?

Туманом меня называют только свои, мальчикам и девочкам официантам я представлен под именем-отчеством, как и положено дяденьке моего возраста. Мне хотелось дёрнуть девчонку за её тощую косу, за этот вопрос. Но я сдержался. Я бывал здесь один крайне редко, откуда ей знать, что как бы я не ждал сегодня, никто не придёт.

– Односолодовый принеси, двойную порцию. И… нет, ничего, иди пока.

Минут через пять Неро сам подошёл ко мне.

– Стейк готовят для тебя, я сам смотрел, – сказал он, садясь напротив вместо Маюшки. – С кровью. Что-то один и мрачен, как октябрьский вечер.

– Скорее ноябрьский. В октябре бывают вполне приятные вечера, – ухмыльнулся я.

– Тебе виднее.

Чем прекрасен Неро, никогда не лез в душу, даже, если очень хотел.

– Знаешь, у нас сегодня стриптиз эксклюзивный, – улыбнулся он, поняв всё без вопросов и объяснений.

– Что ж эксклюзивного может быть в стриптизе? – я никогда к стриптизу интереса не испытывал. Чего я не видел? Голых женщин я рассматриваю каждый день…

Поэтому я только посмотрел на него, усмехнувшись:

– Бабуси позапрошлого века рождения? В корсэтах? – я осушил свой хрустальный олд-фэшн с широкой золотой каймой, на посуде мы тоже не экономили, особенно для таких как я гостей, которые и не совсем гости. Я выпил виски, чувствуя соблазн набрать полный рот льда, оставшегося в бокале и разгрызть его, чувствуя, как слюна выступит на губы и потечёт с угла рта на подбородок…

Но Неро моего юмора не понял и сказал:

– Нет, не бабуси. Американки и наши решили устроить баттл. Это обещает быть… – Неро закатил глаза, показывая, что он верен, до чего фантастическое ожидается действо.

Я кивнул – отлично. И запрокинув голову, набрал полный рот льда…

Я приехала домой вчера вечером не сразу задумавшись, что же я скажу, почему пришла. Только входя в подъезд, я опомнилась и стала лихорадочно соображать, как же мне объяснить моё неожиданное возвращение…

Едва я вошла, Вальтер сразу выглянул в коридор и увидев меня, улыбнулся одной из самых симпатичных своих улыбок, как будто он ещё юноша, способный радоваться появлению милой девочки…

– Ты… Май, привет. Не… ничего не случилось?

– А… нет. Славка попросил поменяться. У него там… Честно говоря, не помню, что там у него, – обессиленно сказала я.

– Это… очень мило со стороны твоего Максимова, – сказал Вальтер. – Может романтический ужин организуем? Завтра суббота.

– У меня рабочий день, ты же знаешь, – устало проговорила я, второго романтического ужина за вечер я могу и не перенести.

– Прогуляй. Подумаешь, разочек.

Я остановилась возле него, босиком я намного его меньше, иногда мне кажется, что в два раза.

– Это… как? – вдруг мне подумалось: почему бы и нет? – Но… Ладно. Я… в ванную, а ты придумывай сценарий, раз так.

И Вальтер придумал. Удивительное вдохновение овладело им сегодня. Уже через полтора часа мы входили под своды какого-то загородного отельчика, сделанного в стиле какого-нибудь охотничьего домика или замка в миниатюре: своды, голые кирпичи, решётки, громадные камины, шкуры животных, и запах камня, дерева и отрытого огня, на котором готовилось мясо на вертелах.

Непохоже было, что Вальтер бывал здесь, он оглядывался по сторонам, как и я, заинтересованно и с удовольствием.

– Если у вас и мясо такое вкусное, как приятен вид, мы станем завсегдатаями, а, Маюш?

Я улыбнулась. Сегодня у меня сил только на покорность, весь заряд энергии я выпустила, выстрелив в Ю-Ю, переполненная его ревнивой пыткой.

Вальтер с удовольствием обнял меня за плечи.

– Седло барашка – наше лучшее блюдо. Будет готово за двадцать минут. Есть ещё колбаски на гриле, отбивные из лосятины… Вино французское, итальянское. Есть Чили и Грузия… Сомелье предложит вам. А пока я проведу небольшую экскурсию по нашему отелю. Вы сможете выбрать номер. У нас имеются в первом этаже с отдельным выходом прямо в лес, и во втором с прекрасным видом и балконом-террасой. Вам понравится с вашей дамой.

– Это не просто дама, это моя жена, молодой человек, – с удовольствием и даже гордостью, сказал Вальтер.

Вышколенный администратор улыбнулся, хотя удивление и мелькнуло на короткое мгновение в его лице. Да, жен, вероятно, только мириться сюда возят, должно быть…

– Лар, давай, хоть дяде Илье скажем?

– Отвали! Тебе больше всех надо что ль? Тест отрицательный.

Я вздохнул, это хорошо, конечно, но неточно…

– И потом, что говорить ему? Аборт что ли делать? Так он не делает, принципиально, говорил сто раз, помнишь? Наверное, потому что своих детей нет, а так бы делал направо-налево! – усмехаясь, сказала Лариса, подняв голову от книжки. Включенный экран ноутбука отбрасывал голубоватый свет на её лицо.

– Ерунду какую-то несёшь, – поморщился я.

– Не парься, братик, через пару-тройку дней всё ясно станет, вот и будем тогда напрягаться. Или, наоборот, расслабимся. Давай штундер-штундер! Монтаг на носу, и ЕГЭ. Это у предков обострение страсти опять, отправились веселиться… Я тоже уйду сегодня. Если всё же явятся, скажешь, ладно?

Похоже, меня её судьба волнует больше неё самой. Всю жизнь, с первого класса я чувствую себя старшим братом.

Я вышел, не закрывая дверь в её комнату. Наскучит зубрить, сама ко мне заглянет. Как обычно.

Я улыбнулся своим мыслям. Мы близки с Ларисой, хотя иногда она раздражает своей близорукостью на людей и легкомыслием, но даже за это я её люблю. Она, хоть и артачится привычно, но прислушивается. Это уже ценная черта, что она слышит мой голос. И даже яснее и лучше, чем родительский. Даже мамин.

Я вернулся в свою комнату. Пятнадцать минут отдыха не кончились, я могу ещё вздремнуть, тринадцати минут хватит, чтобы не клевать носом над книгами…

Девушки на подиуме, действительно, были хороши как на подбор. Хотя, почему, «как», подбор, разумеется, самый тщательный. Идеальные красотки, без жиринки, прокопчёные в соляриях или на пляжах Таиланда и Майами. С великолепной растяжкой, расчитанно страстные и горячие. Длинные ноги, кажущиеся гуттаперчевыми тела. Был такой рассказ в нашем детстве, о несчастном сироте, замученном садистом в цирке. Надеюсь, эти девушки далеко ушли от прежних времён и страшных историй… Но завести меня всей этой гимнастикой теперь стало невозможно, после того как я вдруг стал думать в эту сторону. Вот нормальный человек? Наслаждался бы красавицами, похожими на звенящие пружинки, тем более что они великолепны…

Я вздохнул своему несчастному сегодняшнему настроению и выпил ещё. А потом ещё… В результате я перебрал с выпивкой, от чего отяжелел и даже осовел. Поэтому, когда Неро позвал меня к себе, я жалел, что не успел уехать домой.

Мы расположились в креслах, на столике коньяк и водка, Неро виски не любит. Мы махнули по рюмке, и Неро, взглянув на меня из-под ставших с годами косматыми бровей сказал:

– Уезжаю послезавтра.

– Далеко? – спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

– В Донецк.

Я закурил, здесь курить можно. Неро тоже закурил.

– Подожди… ты… воевать собрался? – спросил я.

– Ну, типа того.

У меня заныл затылок. Я налил ещё по рюмке.

– Ты серьёзно, что ли? – спросил я. – Тебе сколько лет?

– Так… – засмеялся Неро, колыша обширным мощным телом. – Сколько и тебе, Туманыч!

– То-то и оно, вес песок из ж… высыпался уже, что за фантазии перед пенсией?

– Если бы это сказала моя жена, я бы не удивился, но от тебя… – он захохотал, запрокинув голову, обнажая большущие, как у коня зубы в заднем ряду. – Мне пенсия не светит, Туман, а если бы и была, так я хочу ещё живым быть.

– Поэтому ты к смерти поближе? Подожди, бред какой-то несёшь, Неро. Чего сейчас-то несёт тебя, в 14-м надо было ехать.

– Дозрел, должно быть.

Нет, в голове у меня не помещалось. Ссора с Маюшкой, впервые в жизни, Неро, собравшийся на войну. Что ещё произойдёт?!

Домой я приехал далеко за полночь, совершенно пьяный, усталый и опустошённый. И не имея сил даже переодеться, сел в кресло. Мы напились вместе с Неро. О чём только мы не переговорили за эти несколько часов, что провели вдвоём. Довольно давно мы не проводили столько времени вместе. Мы говорили обо всём, о детях, о семьях, о работе, и, конечно, о том, что вдруг подвигло его отправляться в Новороссию.

– Да сколько наших уже отправились туда, я не первый, – перед мысленным моим взором говорил Неро, шевеля жёсткой седоватой бородой.

Я знаю, что не первый, но никто из моих близких друзей ещё не принимал такого решения.

– Я видал войну, Туманыч, мне не впервой. И не могу я сидеть, письма наших читать спокойно и ничего не делать, пока нам на головы бомбы посылают. Если там нужны воины, я стану одним из них.

– Был на войне… – повторил я. – Это ж… сколько лет назад было, Неро!

– Что с того? Слава Богу ещё не совсем одряхлел, чтобы не полезть в драку. Справедливую драку. И почувствовать себя настоящим мужиком.

Я покачал головой, если так рассуждать, без войны, выходит, мужики не куются.

Неро усмехнулся на это довольный и даже помолодевший, даже мысли о том, куда он едет, похоже, радуют его.

– Не мне рассуждать об этом, Туман, я не философ и говорить много вообще не умею. Но где ещё и куются стальные люди, как не в битвах?

Странно было бы спорить. Всё так, конечно, но только и не совсем так. Вернее, не полностью так. Всё сложнее, Неро! Куда сложнее…

И вот я сидел тут сейчас один в темноте, даже Юрик не пришёл примоститься ко мне на колени. На кровати спит?

Неро отправляется воевать. А если погибнет там?.. Так мало близких людей. И становится всё меньше.

Поэтому у стариков такая грусть в глазах? Сегодня я впервые подумал о том, как много мне лет… Но я всегда считал, что старость не вязана с возрастом. Некоторые рождаются стариками.

Я снова набрал номер Маюшки, плевать, что четыре утра. Ответа никакого. Я написал сообщение, плохо попадая пальцами в буквы, что там наисравлялось… Но может поймёт, до чего мне тошно, может, откликнется…

Дверь на террасу и дальше в лес была распахнута, и ветер влетал в помещение, залетал в камин и раздувал почти потухшее пламя над посеревшими дровами. Вальтер спал, ровно и спокойно дыша во сне, даже не слишком сопя. Я чувствовала тепло его тела рядом, спокойствие его дыхания и сна, и думала, как я сделаю то, что пообещала Ю-Ю? Да и не в обещании дело. Как я сделаю то, чего хочу столько лет? К чему стремилась всю нашу совместную жизнь, будто все эти годы лишь ожидание?