скачать книгу бесплатно
– А почему нет? Если для тебя это дело чести, то пробуй подходы с разных сторон. Это как игра: не можешь взять с наскока – значит, подкрадывайся.
– Попробую! – Улыбаясь, Олам принялся снимать первую сеть. – Сзади через пять шагов и двух налево стоит капкан.
Аклиф измерил нужные шаги, обнаружив капкан, начал разминировать его.
– Кстати. Что там с кирьестом Гердо?
– А что с ним?
– Ты в него кинжал кинул…
– Ах-х, ты про тот случай…
– Ну да. За что ты его так?
– Случайно получилось. Ну… почти случайно… Он хотел поставить мишени, а я отвлёкся на Алисию, хотел показать, что умею, ну и с разворота метнул кинжал. Не заметил его. Если бы его плеча там не было, я бы попал в яблочко, – с виноватым видом развёл плечи Олам, – женщины до добра не доводят…
Аклиф лишь усмехнулся, засовывая очередные сети в походную сумку.
– Давай сначала к дяде моему заскочим, там тётя сегодня мясной пирог готовит. Просила заглянуть.
– Это я с радостью. Тётушка вкусно готовит!
– Тем более у нас сегодня нет занятий по фехтованию, – с намёком добавил Аклиф Ронас. – Может, ты ещё и мастеру Ситре что-нибудь сделаешь? Его занудные речи уже достали.
– Может, и сделаю. Но сначала нужно хорошенько покушать.
* * *
Сколько времени понадобится, чтобы осознать свои действия и последствия их?
Мгновение? Смена? Десина? Сменарий? Лагрехте понадобилось несколько долгих сменариев. Сотни детей были вырезаны в своих домах, и всё по её воле, всё по её словам. Видение, что ей пришло в злопамятную ночь, было столь правдивым, сколь и невероятным. В эйфории от увиденного она слишком поспешила с выводами. Да, её видения имели свойство сбываться, и многие знали её как «видящую чёрным». Она предсказала многое, очень многое, и не меньше смогла предотвратить. Но то видение было особенным… Оно было реальным, и от этого ещё более пугающим. Не как остальные видения. Оно было настоящим, словно воспоминание вчерашнего дня. Красные небеса лили кровью, огонь пылал ярче, чем свет Руэса, бесчисленные количества трупов замерли в неподвижном состоянии с сохранившимся отпечатком предсмертной агонии в глазах. И лишь один воин, чья воля столь ясна и незабвенна, как тьма забытых границ, как двуликая ночь, кажущаяся тихой и спокойной, но таит в себе опасность… Его нельзя ликовать, его нельзя тревожить. Он один. Совсем один сидел в самой гуще ужасной картины, возвышаясь надо всеми, и взор его пробирал до костей. Глаза, наполненные болью, ненавистью, страхом… и могуществом. Этот взгляд убивает… Само существование этих глаз выворачивает реальность, заставляя душу покинуть тело, навсегда и безвозвратно, колыхаясь от мук неизбежности. Его подолы неведомого плаща кружились в чёрном тумане. Он сидел на камне посреди поля трупов. И глядел прямо на Лагрехту. Словно видел её в своём времени. И позади него бесчисленные души, озираясь, отправлялись к праотцам.
Завидев эту картину, прочувствовав на себе весь ужас того момента, она не могла унять дрожь в течение десины. А как только справилась со своим страхом, тут же отправилась в гильдию магов. К Волгару, могущественному магу и старому другу. К кому, как не к нему. Рассказав всё, что она смогла увидеть, старуха считала своим долгом предотвратить бедствия, что грозились обрушиться на голову людей. И ей это удалось… Отчасти. Сотни детей были вырезаны в своих домах и сотни родителей, пытающихся их защитить. Непререкаемый лично отдал приказ. Гильдия сделала свой ход, омывая руки в крови младенцев, отцов и матерей. До истины никто не добрался бы, даже если захотел. Чистая работа, после чего сей инцидент был стёрт даже из исторических сводок самой гильдии. Но лишь спустя сменария Лагрехта поняла, что натворила. Она своими же руками подтолкнула этот мир в пекло. Не осознавая тот факт, что именно месть может подтолкнуть этого ребёнка нести погибель всем живым. Пророчества – на то они и есть пророчества, что они должны сбываться, неотвратимость и безвозвратность. Можно уменьшить возможные последствия, но никак не саму суть предсказания. Она оказалась сама для себя врагом и погибелью. Переосмысление пришло слишком поздно. Понять это она смогла лишь воспоминанием во сне. Тот взгляд видел её. Её настоящую, но очень старую, в будущем, она видела всё своими глазами, но только в будущем. Единственное, что она могла сейчас сделать, – это попытаться что-то исправить. И именно поэтому она поселилась в глуши Сентьемских лесов. Дабы быть рядом с ребёнком, что чудом выжил шестнадцать сменариев назад. Мысли о внезапном убийстве мальчика ей приходили не раз. Однако каждый раз она их отметала прочь. То, что должно случиться, – случится! Это правило! Нерушимое правило! Можно сделать тысячи предсказаний, но они все будут ни в какое сравнение с этим. Оно настоящее… неизбежное! Если она пронзит его кинжалом, её рука дрогнет в самый ответственный момент и лишь поцарапает его. Если бы она попыталась его задушить, то кисть бы сломалась или кто-нибудь остановил бы её. Это дитя было защищено от Лагрехты. Она знала его судьбу, и поэтому ребёнок был для неё неприкасаемым. Это дитя она должна увидеть в будущем. Лагрехта практически стала связана с ним. Они должны были увидеться на том поле из видения, и подтверждением этому стала её инициатива, по воле которой началось массовое вырезание новорождённых и их родителей. И ни при каких случайностях они не способны убить друг друга. Именно эта мысль засела глубоко в её голове. Именно так она растолковала пророчество. Что должно быть – то будет! Это пророчество в виде воспоминания. Это нерушимый закон природы и высших и низших сил. Любой другой, выслушав её теорию, сказал бы, что старуха совсем выжила из ума. Но для неё всё было ясно и чисто, как лунный свет, падающий с неба и не закрываемый ни единым облаком. Всё было свято и незыблемо.
Старухе удалось выяснить, кто смог выжить и как он выглядел. Она наблюдала за ним, как он растёт и крепнет из смены в смену. Как он осваивал верховую езду. Как клинок в его руке обретал баланс, как пущенная им стрела со свистом разрезала воздух. Она всё это видела. Видела и ждала. Момент истины уже близок. Совсем близок. Ещё несколько сменариев, и его лицо обретёт те уставшие морщины на молодом лице. Вскоре всё изменится. И первые капли крови упадут с небес. Ужасы старинных времён вновь откроют свои веки и предпримут свои первые попытки ворваться в мир людей. Высшие силы спустятся на землю и обнажат свои орудия против низших сил. Мёртвые воскреснут по воле повелителя. Всё вскоре случится, и когда она окажется на поле, глядя в его чёрные, полные смерти глаза, лишь тогда и только тогда она сможет его убить.
А сейчас… она должна ждать, наблюдать и молить богов, чтобы они не решили ввязаться в ту бойню, которая сметёт целые народы и города с лица земли, если не весь людской род.
Глава 2
Суровые и лютые горы Ассанхарда, далеко, прочь от цивилизованного мира. Там, где бескрайние скалы, ледники, бушующие снега, град, бури, тучи и непрекращающиеся бесчинства природы. Людям здесь нет места, равно как и всем остальным. Даже тем, кто, несмотря ни на что, всё-таки сумел приспособиться к здешним условиям. Здесь нельзя посеять поля, здесь нельзя добыть воды, здесь нельзя ничего! Можно только умереть! Застыть во льдах и стать частью хаоса этого места. Люди, отрезанные ото всех горами протяжённостью до крайнего севера и окружённые льдистыми водами океана, смогли прижиться лишь по ту сторону гор, от всего материка. Без каких-либо шансов покинуть эту долину, им пришлось дать этому месту имя «дом». Развели скотоводство, взрастили поля. Здесь своя культура, свои правила, свои нравы, свои традиции. Они живут так, словно никого, кроме них, нет и никогда не было. Поклоняются не богам, а великим воинам, доказавшим своё существование для предков и будущих великих сыновей и дочерей великого Да’арлаха. В этих землях идёт война с двумя противниками, с природой и с народом, который внезапно появился, словно из ниоткуда. Тёмные, уродливые, не чтущие ничего, кроме чести пред самими собой. Испокон веков это место было домом дарлангов, но в одно время появились «они», обосновались, подобно бандиту, ворвавшемуся в чужие владения без спросу и творящему бесчинства. В мире с «ними» жить никак нельзя, а посему быть войне! Но враг дарлангов оказался силён, и немудрено… «Они» пришли с гор, где не выживает практически никто и ничего. «Они» стоят до последнего, не чувствуя отчаяния перед гибелью, словно старые враги предков тасадары[3 - Тасадары – агрессивные существа, очень похожие на людей. Отличимые тем, что не испытывают чувства самосохранения, боли и эмоций (аналог первобытных людей эпохи плейстоцена – гейдельберкский человек). Обитают с северной стороны гор Ассанхарда.]. Не похожие на людей, живущие ради их истребления, не чуя боли и радости, страха и смятения. Кто «они» и как они попали в эти земли, не знал никто. Однако «они» пришли и желали наложить свои лапы на то, что им не принадлежит.
Молодой дарланг сидел на огромном валуне, ожидая только ему известную причину. Его меховые вшивки колыхались на ветру. А пальцы поигрывали на рукояти длинного меча на поясе. Солнечные дни – редкость для здешних мест, но на небе не было ни единой тучи. Внизу камня бесновались его друзья. Двое кидали здоровый нож друг другу в круглые щиты, а девушка с парнем поодаль от них о чём-то мирно ворковали.
– Вон она! – едва слышно прикрикнул тот парень, что сидел на верху булыжника. Друзья тут же прекратили свои увлечения и обратили внимание к рощице в сотне саженей от них.
– Ну наконец она решила выйти, – произнесла возбуждённая девушка, отвлекаясь от своего ухажёра и глядя в ту же сторону, куда и другие её товарищи.
Вся компания резко подскочила и выдвинулась к той, кого ждали. Миновав деревья и камни, они довольно быстро очутились вокруг зазевавшейся девушки, застав её врасплох. Шустро окружив, принялись издеваться над ней. Кто-то хотел поднять платье, кто-то дёргал за волосы. Смуглая девушка, быстро засмущавшись из-за подобного поведения к её персоне, взвизгнула и уселась на корточки.
– Ну что же ты как неродная… Не хочешь с нами поиграть. Тарлан долго тебя ждал, – прищурившись и глядя на стеснительную девушку, принялась заговаривать зубы та, что ворковала с одним из зачинщиков, – и вот он наконец здесь, рядом с тобой, а ты кричишь. Нехорошо это, не по да’арски.
– Сендра, хватит напирать на беднягу, – к разговору подключился парень по имени Тарлан. – Ты посмотри на неё, она же плачет, боится тебя. – Он подошёл к несчастной, убрал волосы с лица, ласково притронулся к подбородку и потянул вверх, так чтобы они глядели друг другу в глаза.
Завидев в них мольбу, расплылся в улыбке и тихо произнёс:
– Почему ты так себя ведёшь? Я же выбрал тебя своей накатхи[4 - Накатхи – жена.], а ты не хочешь, отказываешься… Что же тебя не устраивает? Ответь мне, Дезрил. Моя милая Дезрил. Ответь мне! – последнее он практически прорычал, сходя на раздражение. Со злостью сжал в руке подбородок девушки. Та заскулила, пытаясь терпеть сильную хватку юноши, но в итоге, не сдержавшись, снова взвизгнула, ударяя по руке, державшей её лицо, и отпрянув назад.
Злобная ухмылка на лице Тарлана говорила о том, что он ничуть не удивлён подобной реакцией девушки. Наоборот даже, очень даже доволен. Ему приносило радость то, что бедняга начинала плакать с новой силой. Он чувствовал превосходство, власть над ней.
И плакала девушка не лицом, не мокрыми каплями на щеках, а душой. Постоянные неприятные усмешки, приставания, грубая сила, применяемая к ней, когда её руки практически связаны. Связаны из-за страха перед отцом Тарлана, который считался вождём племени и ужасным, бескомпромиссным человеком. Пред которым страшились не то что юные девушки, как она сама, а взрослые, умелые воины. Предпочитая прятать свои глаза при встрече с ним.
– А меня бесит эта мерзавка, – подруга сына вождя подскочила к несчастной и пнула её по руке, отчего та упала навзничь.
Тарлан соскочил с колена, на котором он сидел перед своей возлюбленной, и залепил звонкую пощёчину своей подруге.
Друзья за его спиной засмеялись.
В отличие от Дезрил, девушка не стала хныкать и сторониться, она распростёрлась на земле и с улыбкой уставилась на предводителя их маленькой шайки. Облизала кровь с губ.
– Не стоит становиться между мной и моей накатхи, – выпятив подбородок и вздувая грудь, произнёс Тарлан.
– И чего тебе сдалась эта полоумная?
– Мне нравится её взгляд! – Тарлан вновь схватил Дезрил за подбородок, крепко поцеловал в губы и опрокинул её на спину. Рукой стараясь достать до шнуровок.
Неожиданно мир вокруг глаз поплыл, в затылке страшно застонало болью, появилось мимолётное чувство тошноты. Упав на колено, он провёл рукой по затылку и, взглянув на ладонь, увидел кровь. Его чем-то сильно ударили по голове. Но кто? Ведь только мгновение назад никого не было. Ответ пришёл сам собой. За спиной раздался мужской хрипловатый крик. Обернувшись и принимая попытки оклематься, он увидел бегущего прямо на него коренастого, взрослого дарланга. Из-за гудения в ушах, его слова утопали в невнятном ропоте. Он что-то рукоплескал и судя по выражению лица, это были далеко не сочувствующие стремления. Распознать что-либо конкретное не представлялось возможным. Однако со временем, постепенно вернув сознание на рабочий лад, он понял, кто это был. Отец Дезрил, той самой девочки, которую он выбрал себе в накатхи, той самой, над которой он только что возвышался.
Занеся руку, мужчина резко ей крутанул, и в сторону Тарлана полетел крупный камень. Достаточно крупный чтобы размозжить тому нос. Державшись за затылок, сын вождя успел инстинктивно убрать голову левее, чем и спас себя от очередной травмы.
«Меткий выродок», – проскочила с ненавистью мысль. Он довольно быстро восстановился, хотя боль от раны никуда не делась.
– Пошёл прочь от неё! – заорал мужчина, подбежав ближе.
– А вот и наш папочка появился… Чувствуешь облегчение? – с издёвкой произнёс главный из зачинщиков, поглядывая на уже по-настоящему зарёванную Дезрил. Та в ответ лишь всхлипнула и попыталась отодвинуться подальше. Но сзади ей это не дал сделать паренёк со щитом в руках. Присев, он схватил её за плечи.
– Отпусти её! – взревел дарланг, который уже прибежал к месту происшествия. Яростный взгляд упал на паренька, державшего его дочь. Он в порыве гнева безрассудно начал напирать на него, за что и поплатился. Тарлан, уже пришедший в себя, воспользовавшись сменой цели мужчины, саданул по ноге своим мечом в ножнах. Из-за чего тот упал на одно колено.
– Никакого уважения к сыну великого Ханара! – надменно оскалившись, Тарлан принялся кружить вокруг отца девочки.
– К тебе?! – отец девочки с омерзением плюнул в его сторону. – Ни один предок с уважением на тебя не посмотрит! Ты никчёмная тварь!
Сын вождя после услышанного озверел. Ринулся на мужчину с кулаками, стараясь попасть размашистыми ударами в лицо. Но с лёгкостью был оттолкнут им.
– Уважение надо заслужить. Твой отец его заслужил своей силой и благосклонностью к предкам. А ты лишь маленький выродок, который пользуется почестями своего родителя. Нет тебе ни чести, ни уважения! Лишь стыд и позор!
– Ой… какие грозные слова. Прямо в сердце плюнул. И кто же так говорит? Ты или же твой дух дарланга! Настоящий дарланг всегда берёт своё силой, не моля предков о помощи. Как раз этим я сейчас и занимаюсь. А ты пытаешься мне в этом помешать! – Он попытался ударить эфесом меча по лицу, но не тут-то было. Мужчина резко среагировал, схватил за ножны, после чего подтянул их на себя и с размаху ударил увесистым кулаком в челюсть. Этого удара было сполна, чтобы юный наследник Ханара упал в бессознательном состоянии на землю, выплёвывая кровь и парочку зубов. Мир в глазах померк чёрными, мутными тонами, и он погрузился в обморок.
* * *
Сознание Тарлана вернулось вместе с дикой болью в подбородке и в месте, где языком не мог найти пропавшие зубы. Голова раскалывалась, раз за разом накатывая волной на поверженного дарланга. Он очнулся на мягких шкурах, по всей видимости у себя в тограри[5 - Тограри – хижины дарлангов. Часто выстроены всего лишь из шкур животных. Иногда можно увидеть усиленную из веток и глины.]. Последнее, что он помнил, приводило в ярость одновременно с горечью столь позорного поражения.
Как он здесь оказался? Что случилось далее? Было неизвестно. А распухшая щека давила на дёсны, причиняя сложно терпимый зуд.
– Проснулся?
Послышался голос где-то там… Но вот где? Дарланг огляделся, в шатре было темнее ночи, но всё же из щели створок проглядывал маленький лучик света. Он-то и помог разглядеть силуэт отца, сидящего на деревянном табурете возле входа.
– Я столько времени потратил, дабы стать равным нашим предкам… Взрастил тебя, защищал семью и племя. Добывал пропитание. И пока я был всем этим занят, что делал ты? Становился мне опорой, на которую я могу положиться? Кровью и трудом отдавал всего себя во благо остальных? Старался быть полезным? Нет! – его голос охрип, словно рычание дикого зверя.
Мужчина встал, устало протёр ладонью лицо. Закинул назад свои длинные волосы.
– Мой сын оказался трусом, – тоном, в котором было столько льда, что всё нутро Тарлана встрепенулось от ужаса. Внизу живота что-то ухнуло. Когда отец говорил таким тоном, добра ждать не стоило. – Глупый! Своенравный! Высокомерный! И ничего не стоящий!
Юный дарланг хотел что-то возразить, но поперхнулся. В горле слюни встали комом. Он закашлял, и боль с новой силой напомнила о себе. Это выглядело жалко.
– Мы с твоей матерью пытались сделать ещё детей… но, по всей видимости, слабости есть и у меня. Я не всесилен… – произнёс с особенной скорбью в голосе. – Жаль, что не всесилен… Духи Да’арлаха сочли, что тебя одного мне будет достаточно! И я мирился с этим решением. Твой дед однажды показал мне, когда надо мириться с решением предков, а когда нет. Он силой вбил эту истину мне в голову. И вот я здесь, – мужчина гордо выпрямился, показывая весь свой мужественный вид. Не надо было приглядываться во тьму и пытаться разглядеть его черты лица. По его силуэту было более чем понятно: этот человек кровью и агонией – как своей, так и чужой, – заработал себе право стоять как истинный воин Да’арлаха. – Я смотрю на своего сына, свою кровь, плоть и кость. Но отчего же мне так мерзко…
Его голос-шипение перестал давить тяжким грузом. Давящие на дух юноши путы чужой воли ослабли, словно возвращая стержень в сердце, без которого человек становится никем. Не лучше растения или пугливой белки.
– Ты можешь мне ответить на этот вопрос? Сын мой, Тарлан?
Хоть голос и стал мягче, оценивающий, тяжёлый взгляд продолжал мерить его. С презрением. Смотрит, пожирая волю и весь тот надменный дух зазнавшегося человечка.
Молодой дарланг отвёл взгляд, проглотил очередной комок в горле, после чего начал собираться с мыслями. Однако плохое чувство не покидало.
– Я хотел взять её в накатхи. Разве ты мать мою не так же взял себе? Просто захотев?
Мужчина медленно набрал в грудь воздуха и громко выдохнул через нос. В то же время словно бы воздух стал тяжелее. Наваливаясь на плечи мальчика. Теперь он уже был не юноша одного роста с отцом. Теперь он был маленьким мальчиком. Именно так провинившийся ребёнок склоняет голову перед отцом. Покорнейше отдаваясь на милость старшему.
– Разве ты заслужил себе право иметь накатхи? – Он некоторое время помолчал, ожидая ответа, который Тарлан дать не сможет. – Кто дал тебе право делать всё, что ты хочешь? Раз за разом я прикрывал глаза на твои поступки. Верил в то, что это детские игры, шалости. Но раз за разом ты становился всё наглее. Решил моим именем брать себе почести? Что за моей спиной тебя никто не тронет? Что ж… Хочешь увидеть последствия твоих великих достижений? То, чего ты по-настоящему добился? – Он взял за воротник Тарлана, поднял его, как пушинку, и выкинул из тограри. Да с такой силой, что тот кувыркнулся несколько раз вокруг своей оси.
На улице раздавались возгласы и стоны. Почти все жители собрались в центре поселения, и причиной тому были повешенные трупы на вереницу длинных колей. Среди этих жертв Тарлан увидел своих друзей. Проткнутые тела истекали кровью, создавая жуткое зрелище. Колья пронзали их насквозь, раздирая плоть. От такого вида выворачивало внутренности. Затхлый запах слегка протухшей крови и мяса мутил сознание. Голова пошла кругом, про свою пораненную челюсть он и вовсе позабыл. Внутри всё похолодело, волосы начали шевелиться, подобно муравьям, а само тело предательски не слушалось. Даже Дезрил и её отец красовались в уродливом виде мертвечины. Хотя юный дарланг и был к ней жесток, она ему на самом деле нравилась. Он проявлял к ней чувства. Но сейчас… сейчас было всё потеряно: друзья, возлюбленная, да даже своё естество он где-то потерял в закромах своей детской наивной натуры.
– Нравится? – наконец прозвучал голос отца.
Однако Тарлан даже не думал отвечать, точнее, не мог. Хоть народ, проживающий за горами Ассанхарда, был суровых нравов, но не настолько, чтобы не чувствовать потерю близких. Вождь дарлангов преподал урок. Его он запомнит на всю свою жизнь!
– Ты хотел себе накатхи? – продолжил отец. – Можешь взять! Вот она. Бери!
Возгласы утихли, завидев предводителя, даже опытные воины умолкли, давая сделать наказание для зазнавшегося мальца. Все взгляды устремились на них, смотря, как Тарлан распластался со слезами на грязной площади. Как вождь, которого боялись и уважали все без исключений, в гневе преподавал урок своему зазнавшемуся сыну.
– Я сказал, бери её! – с ещё большей яростью прошипел вождь.
Всё нутро заледенело от ужаса. И судя по опасливым гримасам окружающих, не только у Тарлана.
– Бе-ри! Её! – брызжа слюной, прорычал он снова. Взяв за шею, помог ему силой, подтаскивая ближе к трупам.
Юноше ничего более не оставалось делать, как найти в себе силы не просто подняться и подчиниться, а хотя бы выпрямить колени, которые со страху словно свело в безмолвном оцепенении. Отец чтил старые законы, принятые древними предками. Для него они были превыше всего. Суровый кодекс гласил: «Жить по Да’арски – значит искать ту сталь, что воссоединит тебя с предками, но, если духи старших возжелали твоего присутствия, значит, ты либо готов к ним присоединиться, либо предстать пред их судом, заплатив цену своей честью и духом, а после отправиться в отвратные чертоги Зилиды». Как считалось у дарлангов, попасть в эти самые чертоги – означало опозорить себя и своих предков самым мерзким способом, уж лучше жить беспомощным, безруким, безногим, уродливым и бестолковым, чем обречь себя на янтарные врата в Зилидовы владения. В глазах отца Тарлан уже обрёк их всех на суд, с последующим путешествием по всем гнилым местам проклятого чертога. А оттого его ярость была ещё страшнее, и ему плевать, кем ему приходится этот самый юноша. Ему плевать, что будет дальше. Настоящий дарланг должен заработать то, что берёт. И лишь тогда он имеет право брать и зваться гордым именем, данным его отцом. Но сын вождя об этом забыл и просто пользовался заслугами своего родителя, его силой, его авторитетом и его правом что-либо брать, ведь страх перед ним, как воином, был весьма и весьма оправдан, и неоднократно. Все об этом знали, и все потакали Тарлану, но не этот кузнец, желавший защитить свою дочь.
Перетаскивая ноги с места на место, волоча их, мальчик наконец всё понял, всю свою вину, и оттого становилось ещё хуже. Теперь он даже не знал, чего больше боится. Своего отца или же отвратный чертог, который его ждёт там, за забытыми границами. А смерть может его настичь уже сегодня…
Он, наконец, подошёл к кольям, на которых были распяты его товарищи и та… та самая милая Дезрил, та, которая ему нравилась, но которой он попросту не заслуживал. Вблизи ему раскрылись её раны и предсмертные муки во всей красе. Её гротескный взгляд застыл уродливой гримасой, давая понять, что была убита не просто как брошенная на колья девочка. Её чем-то запугали, отравили, да так, что изувеченная гримаса застыла на её лице. Правое плечо, левый бок проткнуты. Маленькая, неестественно вывороченная нога особым тоненьким колышком вспорота насквозь, от ступни до колена, показывая посеревшее мясо во всей своей тошнотворной красоте. Переломанные белые, словно только что выпавший снег, кости торчали, придавая всеобщей картине отвратный вид. Повсюду стоял ужасающий смрад. Это сколько же он спал, что тела его товарищей успели настолько сгнить, что запах дурманил разум. Или же это отец так постарался изуродовать трупы? Ему подобное под силу, он на многое способен.
Вытерев рот от остатков желчной жидкости, прежде опрокинув свой желудок, Тарлан начал тянуть колья из земли. Дрожащими руками, напрягая отёкшие мышцы, раз за разом тянул окровавленные деревяшки. Дунул промозглый ветер, и вновь затхлый, пробирающий запах ударил с новой силой по дарлангу. И снова рвота, горло забилось, жёсткий кашель, кажущийся выплёвыванием собственных внутренностей. Юный воин замешкался, ватные руки отказывались подняться. Он остановился, глядя на жуткого вида зрелище. На какой-то момент он даже позабыл, что это всё происходит на глазах у всех, прямо пред тограри вождя. Время для него словно застыло, начало появляться жгучее желание самому броситься на эти колья. Тело норовило дрогнуть, и он свалился на колени в свою рвоту.
– Возьми её! – вновь послышалось хриплое шипение предводителя племени, возвращающее в реальность.
И снова всё сначала… Вновь жалкие потуги хоть как-то подчинить себе своё дрожащее тело, свою волю, которая убежала далеко в истеричной панике, вереща и давясь собственным криком. Краткий миг, казавшийся бесконечно долгим. Подъём таки удался ему. Он схватился за остроконечную палку и снова начал тянуть.
Тело Дезрил, покачиваясь, медленно сползло вниз. Дарланг вздрогнул, тело пронзили мириады иголок. Чуть левее отвалилась голова его друга, упала вниз и застряла у основания меж кольев, вперившись застывшим агонизирующим взглядом в Тарлана. Разум помутнел, внутри что-то ухнуло, а в волосах забегали тысячи мурашек. Убрал взгляд вниз, с приступом начал кашлять. Неожиданно его сзади кто-то приподнял за куртку и отшвырнул в сторону.
– И ты ещё называешь себя воином Да’арлаха? – уже окончательно озверевший взор впился в провинившегося мальчика. – Воином, который не способен выдержать вид жалкой гниющей плоти? Я покажу тебе, как нужно брать то, что хочешь.
Он повернулся и схватил два надёжно воткнутых в девушку колья и с силой выдернул их. Так что Дезрил болталась мешком, набитым костьми и мясом. Один взмах – и она слетает с деревяшек и, кувыркаясь, падает к валяющемуся в беспамятстве Тарлану, а нога, что и так была в невообразимой форме, завернулась спиралью ещё более жуткого вида.
– Вот твоя накатхи! Даже сейчас ты не способен её взять! Убирайся! Имя тебе Дилсар, в чертоги Зилиды ты со мною данным именем не попадёшь!
Глава 3
В таверну «Чёрный колпак» под разгар вечерних посиделок, отворив дверь, уверенно вошла со сложно заметным шрамом на шее девушка. Молодая, с хорошенькой фигуркой, уставшим, но проницательным взглядом. Чёрные сальные волосы свисали с плеч, на поясе висел длинный в дорогих ножнах меч. Облачённая в кожаную со вшитыми меховыми наплечниками лёгкую куртку, штаны из серых шкур заметно покрылись слоями дорожной пыли. И это в тёплую-то погоду. По ней было видно, что она явилась издалека. И, как любой путник с дороги, первым делом нашла приличный трактир.
И не зря!
«Чёрный колпак» славился в Горанде своей атмосферой, безопасностью, а также приятной выпивкой, яствами и уютными комнатами. Хоть трактирщику данная слава досталась, как говорится, «кровью и потом», но ради дела свой жизни он готов был пойти на многое. И добился своего! Обретя покровительство короля, он из кожи вон лез, чтобы забегаловка стала чем-то родным для гостей и не только. Рабочий люд мог сюда прийти после долгого тяжёлого дня и в хорошей компании с друзьями выпить по стакану крепкого эля или мягкого, но пробирающего до костей груля, из рассадников далёкого Пелторна. Особо прытким и задиристым было предоставлено место под небольшую арену, вокруг которой собирались любопытствующие зрители. А почему нет? Уж лучше пускай мордуют друг друга по правилам и в специально отведённом для этого месте, чем посреди таверны, круша мебель, посуду и пытающихся остановить их стражников. А доля со ставок идёт прямиком к трактирщику в карман. Тем самым он в порядке своё имущество держит и полновесные золотые за это получает. Выгода со всех сторон, как ни крути! А когда бойцы выпускают свой пыл, на отведённой сцене выступают барды, менестрели, да и все те, у кого голос приятен для простецких ушей. Большое, обширное заведение, где можно отдохнуть, покушать и выспаться, как для путника, так и для местного населения.
Молодая девушка, обведя зал взглядом и поймав на себе внимание отдыхающих, поправила ножны, подтянула заплечный мешок и отправилась за барную стойку, неосознанно виляя своей привлекательной талией.
Одурманившийся от алкоголя народ похотливость свою долго ждать не заставил. На приход столь очаровательной кирьестки[6 - Кирьест и кирьериса/кирьестка – уважительное обращение к равному по статусу в обществе.] начались возгласы с разных сторон. Хоть она и выглядела не как простодушная хранительница очага, а скорее как наёмник в труппе или торговой повозке. Однако крепкие напитки отметали прочь все предосторожности, заменяя собой мужицкие потребности в женской ласке, тем более такой юной прелестницы, как она.
Не обращая внимания на пьяный народ, она обратилась к хозяину таверны, заказав себе супа, каши с мясом и стакан горячего чая. Затем, сев за свободный столик, скинула свою дорожную поклажу. Откинувшись на спинку стула, тяжко вздохнула, протирая лицо ладонями.
– Смотрюс, у тебя-м… меч име-еся? А пользоваца умеешь? – с ехидной ухмылкой возле девушки возник здоровяк в надорванной рубахе, с бисеринками пота и разбитой губой, от которого несло как минимум дюжиной кружек эля. Он, пошатываясь, наклонился над ней и, почти глядя в глаза, начал разговор. Хотя взгляд скорее косился чуть ниже шеи, на разрез груди.
– Убери свою вонючую тушу, – устало и с раздражением произнесла незнакомка.
– Ух-х, дерзкая хакая. Мне такие-с нравяца! Не хочешь оголить свою железку и показать своё бабское мастеровство? – периодически икая, продолжал докапываться матёрый ухажёр. – А хочешь, я могу сразу и свой вытащить…
За шуткой выпивохи последовали весёлые смешки товарищей, наблюдавших за клоунадой собутыльника.
– А не боишься, что мой меч окажется завидно длиннее твоего? – с колкостью созлоехидничала путница.
– Слов-то мнохо, а вот на деле я хоть сейчас могу-с показать тебе всю величину, – мужик развёл руки, показывая расстояние от ладони до ладони, – моего клинка, вывалив тебе на стол.
– Что ж, вывали его на бойцовской площадке. Два золотых потянешь?
– Уж на тебя, милашка, и денег таких не жалхо! – с удовлетворённой радостью сказал мужик. Оттолкнувшись от столика, покачиваясь, развернулся и поплёлся к арене. Девушка последовала за ним.
