Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии

Массовые репрессии в Якутии, развязанные комиссией Я.В. Полуяна, члена Президиума ВЦИК и члена ЦИК СССР, стали прообразом более масштабных репрессий, прокатившихся по республике через десять лет. Уже в 1927–1928 гг. органы госбезопасности репрессировали наряду с действительными противниками Советской власти невиновных людей, спровоцировали их на вооруженное сопротивление. И уже тогда в Якутии в широких масштабах был опробован террор без суда, то есть то, что произойдет через десятилетие.

А беззаконный террор имеет свойство разрастаться, подминать под свой всесокрушающий каток виновных и невиновных без разбора. Поскольку в СССР к началу 30-х гг. настоящих врагов социализма осталось уже совсем немного, под каток репрессий попадали преимущественно ни в чем не виновные советские граждане. Прогремевшее в свое время «Оймяконское дело» – яркое доказательство в пользу такого вывода.

«ОЙМЯКОНСКОЕ ДЕЛО»

В Оймяконском улусе, где только в 1927 г. окончательно освободились от бандитизма, по инерции продолжались поиски классовых врагов, которые даже стали масштабнее, чем в годы борьбы с бандитизмом. Сигналы о неблагополучии в Оймяконе достигли Якутска. Их становилось все больше. И 19 октября 1929 г. Якутский обком ВКП(б) принял постановление о создании специальной партийно-правительственной комиссии для проверки поступающих сигналов. Председателем к был назначен П.В. Аммосов.

24 ноября 1929 г. газета «Автономная Якутия» опубликовала материал «Оймяконский УИК – камера пыток (преступное искажение политики партии и советской власти)». В статье приводились факты пыток над подследственными: «…Избиения проводились специально сделанным кнутом со свинцовым наконечником, палкой и прикладом винтовки».

3 марта 1930 г. в «Автономной Якутии» были опубликованы выводы партийно-правительственной комиссии: «За время с апреля по декабрь (1929 г. – Авторы) было арестовано по улусу 67 человек, из них 7 женщин и один тунгус. Часть арестованных по 2 месяца и более сидели под стражей без предъявления обвинения и даже без постановления об аресте». «…В начале августа был арестован ряд лиц по обвинению в организации «контрреволюционного заговора». «При ночных допросах арестованных подвергали жесточайшим пыткам, стегали специально приготовленной заузленной веревкой, вытягивали за волосы вверх, открывали стрельбу мимо ушей. Истязаемые падали в обморок, их приводили в сознание и били заново. Залитые кровью, с поломанными ребрами, искалеченные, под страхом расстрела и пыток, они давали вынужденные показания. Фактически же никакого заговора не было…». «…У них выдергивали бороды и усы, обжигали волосы, эти изверги накаливали шомпола и угрожали воткнуть их в рот, на арестованных одевали веревочные кандалы». «Хозяйство арестованных по делу «заговора» было разорено, все было отобрано и роздано куда попало… Кроме заговорщиков были арестованы без всякой причины Романов, Березкин, Находкин, Слепцовы, беременная женщина Романова и другие. Они также подвергались побоям, им угрожали расстрелом, при допросах женщин раздевали догола. Романова с испугу родила мертвого ребенка. Арестованные содержались в нечеловеческих условиях, в темной, сырой и холодной пристройке (б. свечник церкви). При приезде правительственной комиссии в Оймякон в таком положении были 3 арестованных, изнуренных, больных, трясущихся людей, которые немедленно были освобождены».

Далее приводились факты самоубийства подследственных. В конце статьи говорится: «Все, что здесь изложено, основано исключительно на фактах и бесспорных документах».

Таковы были нравы той беспощадной эпохи классовой борьбы. Эта борьба так ожесточила души многих чекистов, что они, привыкшие к безнаказанности, нередко шли на тотальный террор без разбору. Так, например, отряд под командованием уполномоченного ОГПУ ЯАССР Д.М. Нутчина при ликвидации в марте-апреле 1930 г. немногочисленной банды Г.Т. Рахматуллина (Боссоойко) без суда и следствия уничтожил 22 неповинных человека – стариков, женщин, детей, в том числе двух младенцев, которым не исполнилось и года (Хотугу сулус. 1989. № 4. С. 98—108). Слепое насилие становилось второй натурой многих чекистов…

ДЕЛО В.В. НИКИФОРОВА

А теперь вернемся к «ксенофонтовщине», чтобы на одном конкретном примере рассмотреть механизм создания уголовного дела по обвинению в «контрреволюционной деятельности», причем не периферийными органами, как в Оймяконе, а сотрудниками ОГПУ ЯАССР.

Один из первых якутских писателей, просветитель толстовского образа мышления, Василий Васильевич Никифоров был арестован сотрудниками ОГПУ Якутской АССР в Якутске 18 сентября 1927 г. на основании показаний В.Д. Сергеева. На следствии В.В. Никифоров признал, что летом 1926 г. не раз встречался с В.Д. Сергеевым, который говорил ему о неправильном направлении политики правительства ЯАССР и необходимости организовать повстанческое движение. Однако Никифоров не подстрекал Сергеева к созданию тайной организации и подготовке вооруженного выступления. Так, на допросе 4 ноября 1927 г. Никифоров заявил: «Категорически отрицаю, что я, якобы беседуя с Сергеевым, будучи у него на квартире, давал совет, что, организовав общество и получив для такового нарезное оружие и выписывая таковое, сможете его использовать для свержения Советской власти в Якутии».

Старик, которому перевалило за шестьдесят лет, держался стойко. Не в силах сломить его, чекисты Якутии отправили его в Новосибирск. Не выдержав жесткий режим следствия, Никифоров там слег в тюремную больницу с диагнозом «декомпенсированный порок сердца». Это произошло 16 мая 1928 г. Следователи не оставили его в покое, допросы продолжались. И на допросе 22 мая Василий Васильевич заявил: «Виновным себя признаю только в том, что, зная об оппозиционном настроении Сергеева, в 1926 г. при встречах с ним в Якутии не сообщил никому из представителей Советской власти, рассчитывая и полагая, что якутские власти сами об этом хорошо осведомлены».

Этого следователям было мало. Они продолжали наседать на смертельно больного старика. И тот выдавливал из себя «признания»:

«…Также признаю себя виновным в том, что, получив от Сергеева в 1927 г. телеграмму: «Можно ли издавать сказки?», т. е. как я понял, можно ли выступать для оппозиционной какой-либо организации или в этом роде, но в общем что-то преступное против Советской власти, я сейчас же не донес на месте советским властям, а ограничился только посылкой Сергееву условной телеграммы, запрещающей ему что-либо предпринимать, рассчитывая этим предотвратить те преступления, на какие может пойти Сергеев…»

Все преступление В.В. Никифорова свелось лишь к недонесению. Но перед Василием Васильевичем не стояла проблема выбора – донести властям на Сергеева или нет. Старый интеллигент не мог донести на доверившегося ему человека.

Постановлением судебного заседания Коллегии ОГПУ Новосибирска от 21 августа 1928 г. В.В. Никифоров был приговорен к высшей мере наказания, т. е. он осужден внесудебным органом, приговор которого сейчас считается юридически несостоятельным.

Поскольку Никифоров находился на грани смерти, приговор ему заменили на десять лет заключения в концентрационном лагере («исправительно-трудовыми» они были названы позже).

Василий Никифоров умер 15 сентября 1928 г…

ДЕЛО Г.В. БАИШЕВА

Если В.В. Никифорова с некоторой натяжкой можно считать хотя бы отдаленно связанным с «ксенофонтовщиной», то один из блестящих якутских ученых – Гаврил Васильевич Баишев (Алтан Сарын) не принимал участия в вооруженном выступлении, не был связан с участниками нелегальной организации.

Г.В. Баишеву, арестованному в ноябре 1929 г., было предъявлено обвинение «в преступлении, предусмотренном ст. 17-58-2 УК РСФСР, выразившемся в том, что в период контрреволюционного восстания против Советской власти в 1927–1928 гг. на территории Якутии был связан с активными участниками заговора и всячески способствовал им в этом». Однако в ходе следствия этого доказать не удалось. Г.В. Баишев с 1924 по 1928 гг. находился на учебе в Ленинграде и принять участие в организации вооруженного выступления не мог. Также было установлено, что он в Ленинграде редко встречался с земляками. Тогда как же он мог поддерживать связь с организаторами заговора?

Баишев ни в чем виновным себя не признал. Его следственное дело было представлено на внесудебное рассмотрение тройки ОГПУ ЯАССР, которая на заседании от 22 апреля 1930 г. постановила заключить Г.В. Баишева в места лишения свободы сроком на 3 года с последующей высылкой в одну из самых отдаленных местностей.

За что был репрессирован Гаврил Баишев? Он в 1921–1922 гг. принимал участие в белоповстанческом движении, так как «не разделял политику военного коммунизма», как заявил на следствии в 1929 г. Добровольно сдавшись советским властям, был амнистирован и полностью восстановлен в гражданских правах.

Его арест и осуждение были вызваны, однако, иными причинами. Вернувшись в Якутию в 1928 г., Гаврил Васильевич в 1929 г. выступил с предложением по вопросам языкового строительства. Его идеи сводились к следующему:

1. Создание всех необходимых политических, философских, технических терминов на основе якутских корней.

2. Принципом национального словотворчества должно явиться создание новых собирательных окончаний, хотя бы они и не были свойственны якутскому языку.

3. В случае, когда не достает лексики самого якутского языка, то принимать и слова из родственных тюркских языков.

4. В целях создания высоко литературного языка путем создания декрета отменить законы регрессивной ассимиляции.

При всей спорности и неприемлемости отдельных положений, рациональное зерно в идеях Алтан Сарына все же было. Например, японцы и монголы пошли по пути создания большинства новых для их языков терминов на основе корней своих языков, тем самым они спасли лексику родных языков от чрезмерного засорения чуждыми по фонетике словами.

Этот лингвистический спор мог быть решен в ходе научной полемики. Однако в те времена они решались иначе – часто с помощью органов госбезопасности.

Дело Г.В. Баишева – свидетельство все растущего влияния органов в жизни страны, их вмешательство даже в терминологические споры. Это еще и яркий показатель того, что органы могли любому человеку «пришить» уголовное преступление по статье 58 Уголовного Кодекса РСФСР, будь он виновен или нет.

Но до 1937 г. стихия террора все же сдерживалась внутри стен Наркомата, лишь изредка вырываясь из них. На простор она выплеснулась, когда Кремль дал ей «добро».

ПРИБЛИЖЕНИЕ БУРИ

23 сентября 1936 г. И.В. Сталин подписал директиву «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», которая сыграла большую роль в развертывании массовых репрессий. На пленуме ЦК ВКП(б) 4–7 декабря 1936 г., нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов выступил с докладом «Об антисоветских троцкистских и правых организациях», в котором он уже дал установки по развязыванию кампании арестов…

17 декабря 1936 г. был арестован Исай Львович Карпель, начальник штаба 66-ой стрелковой дивизии. Сначала его обвиняли в участии в правотроцкистской организации, а затем и в антисоветском военно-фашистском заговоре, якобы существовавшем в частях РККА и воз-главляемом М.Н. Тухачевским. И.Л. Карпель был одним из тех 408 советских командиров, репрессированных по делу «антисоветской троцкистской военной организации». Через Карпеля, героя гражданской войны в Якутии, старались выйти и на якутян, но он «дал» показания лишь на И.Я. Строда и К.К. Байкалова, своих боевых соратников.

И.Л. Карпель был осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 25 марта 1938 г. к расстрелу. Но был расстрелян лишь 20 февраля 1939 г.

Иван Яковлевич Строд, кавалер трех Орденов Красного Знамени, на предварительном следствии держался твердо. Относительно К.К. Байкалова (Некундэ) он сказал лишь, что получал от того материальную помощь. Следствие это признание повернуло так, будто бы Байкалов через Строда финансировал антисоветскую троцкистскую террористическую организацию, членом которой якобы был Строд. Этого оказалось достаточно, чтобы из Москвы в НКВД ЯАССР поступила шифрованная телеграмма с приказом арестовать К.К. Байкалова.

Строд 19 августа 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР был осужден к расстрелу (приговор приведен в исполнение 13 февраля 1938 г.). Только после этого, 7 сентября 1937 г. НКВД ЯАССР арестовал К.К. Байкалова, занимавшего к тому времени должность председателя военного трибунала.

Более подробно рассмотрим следственное дело № 269219 по обвинению И.Я. Строда по статьям 58-8 и 58–11 УК РСФСР, чтобы понять, как Москва фабриковала уголовные дела по 58-й статье.

Еще в 1933 г. были собраны первые серьезные «компрометирующие» материалы на Строда. 5 октября 1933 г. Я.А. Ахизаров и Н.Г. Ахизарова на допросе показали, что Строд высказывался за необходимость применения террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства. Причем они знали о «террористических высказываниях» Строда только со слов третьих лиц (Л. Д. 40–44, 213, 230–231, 232–234). К делу Строда приобщена и копия допроса свидетеля Н.С. Варфоломеева за 1933 г. Но тот Строда в антисоветской деятельности не изобличал (Л. Д. 45–47. 220. Об. 248). К делу приобщены и показания И.Л. Карпеля, Н.А. Лукина, М.Н. Перевалова и Н.П. Гаврилова. Возьмем для примера показания последнего.

Следственное дело Н.П. Гаврилова имело номер 303870. В первом же своем допросе от 10 октября 1936 г., давая показания по поводу своих знакомых, он рассказал: «…Был я знаком и с бывшим красным партизаном Строт (так в документе. – Авторы) Иваном, бывшим помощником начальника партизанского отряда. Он жил в Томске. В 1929 г. мы посещали друг друга. Где он сейчас, не знаю…» (Т. 1. Л. Д. 7). На допросе же 26 декабря 1936 г. Гаврилов показал, что Строд Иван, бывший командир партизанских отрядов Якутии, являлся участником контрреволюционной троцкистской организации, был членом «Боевого повстанческого партизанского штаба» и что ему было предложено остаться в г. Томске и объединить всех томских партизан (Т. 1. Л. Д. 13–18). Что произошло в промежуток времени от 10 октября до 26 декабря, думается, в комментариях не нуждается. Наркомвнудельцы сломали дух Гаврилова и заставили подписать протокол допроса. Показания других тоже были выбиты аналогичными методами. М.Н. Перевалов нашел в себе мужество отказаться в ходе дальнейшего следствия и в суде от своих показаний. В суде виновным себя ни в чем не признал.

Следствие утверждало, что И.Я. Строд по антисоветской троцкистской деятельности якобы связан с К.Б. Радеком и И.Т. Смилгой. Но Смилга никаких показаний об антисоветской деятельности Строда не давал, в суде виновным себя не признал, а по показаниям Радека Строд вообще не проходит (Д. № 269219. Л. Д. 192–196, 211, 245, 271). Так было шито белыми нитками дело И.Я. Строда.

От дел И.Л. Карпеля и И.Я. Строда в Якутию почти не протянулось нитей. В паутину НКВД попал только Н.К. Байкалов, который тогда молчал. У НКВД не оказалось в руках цепочки показаний на следствии и в суде, которые бы явились юридически безупречными доказательствами, достаточными для арестов. НКВД ЯАССР имел в основном лишь доносы.

Но буря приближалась…

НАЧАЛО ОБВАЛА

НКВД ЯАССР первый открытый удар нанес по Председателю Совета Народных Комиссаров Якутской АССР X.П. Шараборину. И.М. Певзняк, первый секретарь Якутского обкома ВКП(б), не дал санкцию на арест X.П. Шараборина.

Журналист Д.С. Бубякин приводит диалог П.М. Певзняка и А.П. Коростина: «…Коростин требовал от Певзняка отстранения от должности Председателя Совнаркома Шараборина и его ареста.

Певзняк: «Шараборин – честный коммунист и руководитель республики».

Коростин: «Шараборин – враг народа. Имеется достаточно материалов, чтобы арестовать его».

Певзняк: «Шараборина нужно сохранить. Лучше мы его переведем в Москву на должность постоянного представителя Якутской АССР».

Коростин: «Пусть едет в Москву, мы все материалы направим туда. Оттуда он не уйдет…» (Социалистическая Якутия. 26 июня 1988 г. № 145).

22 августа 1937 г. ЯЦИК назначил X.П. Шараборина представителем от ЯАССР при Президиуме ВЦИК. А уже 21 октября ЯЦИК был вынужден снять его с этой должности, из Москвы 14 октября пришла шифрованная телеграмма о том, что X.П. Шараборин является «врагом народа». Однако Христофор Прокопьевич был арестован только 5 ноября 1937 г. Еще до его ареста, в октябре 1937 г., был арестован Петр Гаврилович Габышев, заместитель управляющего трестом «Якутзолото» и начальник планового отдела.

У А.П. Коростина имелись материалы, что X.П. Шараборин и П.Г. Габышев между собой характеризовали П.М. Певзняка как плохого руководителя. Какую роль в судьбе Шараборина и Габышева сыграл этот донос – пока неясно.

П.Г. Габышев в первых же допросах вынужден был давать «компрометирующие» показания на своих давнишних врагов – М.К. Аммосова и И.Н. Барахова, против которых он боролся в 1927–1928 гг. (П.Г. Габышев был инициатором и одним из организаторов масштабной кампании, развязанной против М.К. Аммосова, в числе тех, кто буквально вымолил от ЦК ВКП(б) известное постановление о существовании в Якутии национализма. По иронии судьбы, почти все главные инициаторы той кампании в 1937–1939 гг. в числе первых были сами обвинены в национализме. Смогли уцелеть только самые беспринципные).

В своих показаниях на допросах от 16 и 18 октября 1937 г. П.Г. Габышев заложил и своих коллег – И.П. Лебедкина, старшего геолога треста «Якутзолото», И.Г. Рысакова, заведующего рудной фабрикой этого же треста.

Показания П.Г. Габышева стали базой, на основе которой начальник Алданского оперативного сектора НКВД ЯАССР А.Я. Вилинов начал разворачивать дело о вредительстве в системе «Якутзолото». Само же это дело возникло после ареста в Москве профессора А.П. Серебровского, с 1926 г. возглавлявшего «Главзолото» и хорошо знакомого с якутянами, в том числе с П.Г. Габышевым, И.П. Лебедкиным, Н.Г. Рысаковым. Дело о контрреволюционной организации в тресте «Якутзолото» под личный контроль взял нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов, который регулярно докладывал о ходе расследования И.В. Сталину. Но создать на пустом месте разветвленный заговор было сложно, и Н.И. Ежов послал в Якутию своих эмиссаров.

А тем временем в Киргизии разворачивалась драма М.К. Аммосова, решившегося на открытую борьбу против развязанной Сталиным политики массовых репрессий.

ПРОВОКАЦИЯ

Первый секретарь ЦК КП(б) Киргизии Максим Кирович Аммосов проводил линию на сдерживание террора органов госбезопасности в Киргизии. В частности, он 16 июля 1937 г. организовал специальную комиссию по проверке и пресечению нарушений социалистической законности.

4 августа 1937 г. газета «Правда» опубликовала статью «Не считаются с сигналами коммунистов», в которой критиковалась линия ЦК Компартии Киргизии на сопротивление репрессиям. Но Аммосов был непоколебим. «Правда» 31 августа еще раз нанесла удар, напечатав материал «Буржуазные националисты». И эта статья не возымела действия. Тогда ЦК ВКП(б) опубликовал в «Правде» большую статью «Гнилая политика ЦК КП(б) Киргизии», которая вышла 13 сентября 1937 г. Уже через два дня в Фрунзе собралось бюро ЦК Компартии Киргизии. М.К. Аммосова не было. Сторонники проведения массовых репрессий в республике сумели принять угодное Москве постановление. В нем говорится: «…ЦК КП(б) Киргизии не выполнил указаний ЦК ВКП(б) и т. Сталина о беспощадной борьбе и выкорчевывании врагов народа, не прислушался к голосу партийного актива и партийных масс, требовавших большой борьбы с буржуазными националистами, проникшими на руководящие посты в партийные, советские органы республики (Исакеев, Уразбеков, Джиенбаев, Эссенаманов, Ю. Булатов, А. Булатов, Аильчинов и др.) и остававшимися до последнего времени в составе бюро ЦК КП(б) Киргизии (Исакеев, Эссенаманов, Уразбеков, Джиенбаев)…Т. Аммосов допустил грубые политические ошибки, взяв на съезде партии под защиту Исакеева и выдвигая в члены ЦК националиста Айтматова…» (Советская Киргизия. 18 сентября 1937 г.).

Из партии были исключены II секретарь ЦК КП(б) Киргизии А. Джиенбаев, председатель ЦИК Киргизии А. Уразбеков, председатель Совнаркома республики Б. Исакеев и другие, сняты с работы первые секретари и наркомы А. Булатов, Ю. Булатов, Э. Эссенаманов, редакторы газет «Советская Киргизия» и «Кызыл Кыргызстан» А. Целинский и Сарманов, отозваны из Москвы как националисты А. Токомбаев, Т. Айтматов и т. д. В общей сложности было арестовано 8 членов аммосовского бюро ЦК КП(б) Киргизии. Удар по людям М.К. Аммосова был серьезный. Срочно прибывший во Фрунзе Максим Кирович был бессилен исправить положение.

Многие парторганизации республики не приняли решения бюро ЦК КП(б) Киргизии, произошел раскол. Ряд крупных парторганизаций поставил даже вопрос о созыве чрезвычайного съезда. Потеряв свое большинство в бюро ЦК, Аммосов под сильнейшим нажимом Центрального Комитета ВКП(б) был вынужден пойти на уступки. 22 сентября вновь собралось бюро. Противники Максима Кировича не смогли его устранить. Но и Аммосов уже не мог отменить постановление предыдущего собрания бюро.

Бюро приняло постановление, где говорится, что «Бюро ЦК принимает к сведению заявление т. Аммосова о полном признании и осознании допущенных им грубых политических ошибок, вскрытых «Правдой», выразившихся в гнилой либеральной линии к разоблаченным ныне буржуазным националистам, и о правильности решения бюро ЦК от 15 сентября 1937 г., где дана развернутая характеристика существа этих ошибок.

…Бюро ЦК, признавая удовлетворительным заявление т. Аммосова, требует от него в практической работе доказать искренность этого заявления и умение исправить ошибки бюро ЦК и лично его, как первого секретаря.

…Бюро ЦК считает неправильным и вредным требование ряда организаций о созыве чрезвычайного съезда партии…» (Советская Киргизия. 28 сентября 1937 г.).

Сторонники Аммосова добились включения в это постановление бюро очень важного пункта: «Не поддаваться на провокации разоблаченных врагов, пытающихся компрометировать честных и преданных партийцев как буржуазных националистов, и не допускать необоснованных исключений преданных членов партии».

НКВД Киргизии уже имел много показаний ранее арестованных людей, выбитых у них под сильным давлением. Благодаря постановлению бюро ЦК КП(б) Киргизии от 22 сентября, появилась возможность объявить эти показания невиновных людей «провокацией разоблаченных врагов, пытающихся компрометировать честных и преданных партийцев», что приостановило разрастание репрессий. А установка «не допускать необоснованных исключений преданных членов партии» позволила остановить начавшийся было процесс чистки в рядах Компартии Киргизии.

Аммосов начал борьбу за восстановление поредевших рядов сторонников. Он упорно пробивал на пост Ю. Булатова (парком совхозов) Дулатова, добился назначения Камбарова наркомом просвещения и секретарем Киргизского ЦИК. Деркембаев стал секретарем Сулюктинского горкома партии, а Чистяков – председателем Фрунзенского горсовета.

Одновременно велась интенсивная подготовка к Пленуму ЦК КП(б) Киргизии. Пленум шел с 5 по 9 сентября 1937 г. Вторым и третьим секретарями ЦК стали новые люди – К. Кенебаев и Е. Султанбеков. В состав бюро ЦК были доизбраны К. Кенебаев, Е. Султанбеков, С. Шамурзин, Г.Г. Николаев, А. Абдраимов, А. Алимов, К. Камбаров, а кандидатами в члены доизбраны П.Ф. Дуанова, К.И. Малышева, Ш. Иманалиева. Пленум призвал все парторганизации оказать помощь в работе бюро ЦК и товарища Аммосова.

Несколько упрочив свои утраченные было позиции в ЦК Компартии Киргизии, Максим Кирович повел наступление на НКВД республики. Было принято решение послушать на бюро ЦК отчет наркома внутренних дел Киргизской ССР И.П. Лоцманова. Заседание должно было состояться после праздника Великого Октября.

М.К. Аммосов дал задание собрать все документы о фактах нарушения закона сотрудниками НКВД Киргизии и все заявления находящихся в тюрьмах подследственных.

Нарком Лоцманов понимал, что он может проиграть Аммосову, ибо на стороне того были авторитет, поддержка ЦК и, наконец, неопровержимые факты о фальсификациях уголовных дел наркомвнудельцами. Аммосов тоже ясно сознавал, на что он идет. Разоблачение незаконных методов работы НКВД республики вызвало бы резкое недовольство Н.И. Ежова, а также и самого И.В. Сталина. Но у Максима Кировича не было иного выбора. И он решил идти до конца.

…7 ноября 1937 г. исполнилось двадцать лет Великого Октября. Утром, во время демонстрации, Лоцманов зачем-то оказался рядом с Аммосовым. Вдруг, когда Аммосов провозглашал демонстрантам приветствия, микрофон на несколько секунд отключился. И тут же Лоцманов заявил, что Аммосов якобы сказал: «Долой коммунизм!» Так Максим Кирович стал жертвой заранее запланированной и наглой провокации…