Поступь империи. Бремя власти: Между западом и югом. Бремя власти

Но сейчас, как бы плохо не было генералу, он не имел права показывать это перед пронырливыми союзниками, намеревающимися при первом удобном случае скинуть с польского трона строптивого, непослушного Августа Саксонского. Что поделать, профессия старого вояки обязывает быть в курсе слухов и новостей о предстоящих военных кампаниях. Как устоять от неслыханного предложения нового найма? Пусть предыдущий контракт он разорвал с немалой пользой для себя, но ведь новый хозяин обещал много денег, почти столько же, что и русский царь. Эх, жаль, Петр умер, а то бы удалось вытрясти из него еще немало золотых рублей, ссылаясь на немыслимые (но несуществующие) проблемы. Увы, но молодой Алексей подошел слишком радикально к решению проблемы воровства в армии, особенно среди иноземцев. После того как по приказу царя Алексея на стенах Ревеля за грабеж мирных жителей и расхищение склада с провизией повесили трех капитанов: итальянца, саксонца и баварца, генерал окончательно понял, что вольготная сытая жизнь закончилась.

Решение ограбить захваченный город пришло в голову к генералу сразу после повышения. Другого подобного момента ему могло не представиться, ведь в подчинении у него был только один бригадир Федор Балк, а все остальные генералы в это время находились или в Прибалтике, или на южных рубежах России. Дело осталось за малым…

Приказ временного коменданта в магистрате города прогремел, словно гром среди ясного неба, введя в ступор глав ремесленных цехов и гильдий. На первое время общее управление в захваченных городах оставалось за коренными жителями, но только до той поры, пока в город не вступали переселенцы. Назначать их сразу на ответственные посты было бы глупостью, но и оставлять все в неизменном виде со стороны царя было большей глупостью. В итоге получился некий симбиоз коренных жителей и переселенцев: одни вводили в курс местных дел и проблем других, а те, в свою очередь, не претендовали в ближайшее время отбивать хлебные приработки у оставшихся в городе жителей.

Не обошел царский указ и Эльбинг, уравняв его со всеми вновь приобретенными городами балтийского побережья. А так как жители Эльбинга российского законодательства попросту не знали, то вынуждены были собрать требуемую сумму в указанный срок. Остановить генерал-поручика никто не мог, даже бригадир в это время отсутствовал в Эльбинге, уехав с проверкой по малым крепостицам. В итоге царю пришлось возмещать часть утраченных денег из казны, отнимая золото у детей-сирот, ветеранских домов и богаделен…

– Извините нас, панове, – пряча глаза в пол, внезапно сказал сержант Ходов.

Командир встал перед сдвинутыми столами, развернувшись боком к полякам.

– Эк ты, малец, легко отделаться хочешь! Подь сюда и прощения проси, тогда мы с панами забудем о твоей недавней выходке, – самодовольно процедил сквозь зубы Грицкий.

– Конечно, только скажите, панове, неужто и впрямь этот господин – всем известный генерал-поручик Ностиц? – не поднимая взгляда от пола, спросил сержант.

– Откуда ты об этом узнал? – пьяно бросил один из панов, вальяжно откинувшийся на стуле.

Ностиц, собиравшийся присесть на лавку между панами, удивленно воззрился на Ходова, а спустя пару мгновений заметно побледнел, делая шаг к лестнице.

– Нам, значит, крупно повезло… – хищно улыбнулся один из витязей, Степан Захарин.

– И не говори, Степа, – поднял взгляд от пола командир «волков», а именно они и явились по душу генерала предателя…

Что случилось дальше, трактирщик, вышедший с двумя кувшинами горячего вина, долго вспоминал темными вечерами, надеясь больше никогда не увидеть подобного. Молодые мужчины, только недавно начавшие брить редкие волоски на подбородке и щеках, выхватили из-под плащей пистоли и, не говоря ни слова, почти в упор расстреляли сидящих напротив них панов. Те попытались укрыться за дубовым столом, опрокинув его, но пришлые воины попросту обошли выживших с боков и, не доводя дело до сшибки в рукопашную, расстреляли лежащих ляхов прямо на полу, не дав подняться. Кровь алыми ручейками стекала куда-то в щель пола возле стены. Пол из толстых тесаных досок, привыкший к пиву и крови после очередного мордобоя, с жадностью впитал темную кровь ляхов, но, быстро насытившись, пропускал алые ручейки дальше.

Лишь один человек не был убит и, более того, даже не ранен, но он почему-то оцепенел. Генерал Ностиц обреченно смотрел на хмурое лицо сержанта Ходова…

На следующий день после происшествия в трактире «Добрый Михал» появились разгневанные шляхтичи. Прождав высокочтимого гостя, отряд вассалов Лещинского решил поискать генерала в ближайших трактирах: мало ли как бывает? Сами ляхи частенько позволяли себе на белорусских и украинских землях не только неделями просиживать на постоялых дворах, но порой и сжигать неприглянувшееся заведение, особенно если у них не было денег для оплаты постоя.

Каково же были их удивление и злость, когда бледный, трясущийся от страха трактирщик поведал им о вчерашней бойне. Не утаив ничего, а то и приукрасив пару моментов, нарочно выгораживая себя, Михал окончательно уверовал в собственную безопасность. На вопрос о том, что стало с генералом, хозяин заведения ничего вразумительного не сказал, единственное, о чем узнали шляхтичи – Ностица неизвестные воины увезли на юго-запад, к границе Священной Римской империи. Не теряя времени, отряд бросился вдогонку за убийцами сиятельных панов, начисто позабывших о хороших манерах.

Лишь спустя два дня по дороге на Познань отряд наткнулся на лесника, рассказавшего им о десятке всадников, несколько дней назад заночевавших на одной из полян в перелеске неподалеку. Сам лесник там не был, потому как провалялся эти дни дома, мучимый чахоткой. Обретя вновь надежду, шляхтичи бросились по следам похитителей.

Через час конники оказались на указанной лесником поляне. Небольшой пятачок был вытоптан, но, внимательно приглядевшись, можно было заметить сломанные ветки кустарника, где недолго стояли лошади. Но на это никто из поляков не обратил внимания. Все глядели на убитого генерала…

– Что вы собираетесь со мной делать? – генерал Ностиц спокойно смотрел на молодых воинов. Страха и паники не было. Да и откуда она возьмется у боевого генерала? Другое дело, что душонка у командующего черная и убогая, лживая, но ведь одно другому не мешает?

Правда некоторые считают, что личные качества влияют на выполнение некоторых заданий, мол, если подлец, то и методы его будут подлыми. Правильно, так и будет, но ведь дело будет сделано, а на войне, как на войне, всякий метод хорош, если приносит нужный результат. Хм… нет, не всякий, есть те, которые совершать нельзя никоим образом: казнить стариков и детей.

– То, что заслужил, – коротко ответил Андрей.

Ни на какие вопросы Ностица воины больше не отвечали. Проскакав рысью пару часов, отряд свернул на лесную тропинку, проезжая глубже в лес. Пробираясь сквозь лесную чащу, они в конце концов оказались на небольшой поляне. Каждый воин занялся своими делами: кто-то кормил коней, кто-то таскал хворост, а кто-то собирал треногу.

– Скажите, для чего это? – глядя на приготовления «волчат», не выдержал генерал.

– Помолчи, предатель, на небе тебе все зачтется, – раздраженно ответил сержант, нервно покусывая губы. Ему сейчас предстояло сделать то, чему их не учили в корпусе. Хладнокровно убивать людей в корпусе не учили, потому как мало кто решится на такое – выбор не для слабых духом.

Между тем с заводного коня сняли пару солдатских мешков, в которые сложили найденные при генерале деньги. Костерок под треногой весело облизывал хворост, небольшая железная чаша постепенно краснела.

– Сыпьте пару горстей, больше не надо, остальное сдадим в казну.

По указу государя все мероприятия, связанные с поимкой преступников и захватом их имущества, давали право воинам, выполнившим захват, на четверть от суммы трофеев, исключая вещи, входящие в приложение Указа. До сего указа солдат имел неоговоренное ни одним документом право на мелкое мародерство после боя. Сейчас вся добыча сдавалась в казну взвода, где составлялся отдельный список трофеев, после чего копия списка уходила в штаб полка, а вещи сгружались в полковую казну для дальнейшей транспортировки на склад.

С образованием министерств многие приказы расформировали или перевели под руку управления министерств. Так, к примеру учрежденная в 1699 году Ратуша целиком вошла в состав Минфина. Оказался расформирован Преображенский, дав ценные кадры обновленному ведомству с более широкими полномочиями.

Отвлекшись от дум, Ходов с отвращением посмотрел на посеревшего немца. Вообще в России немцами называли всех иностранцев-европейцев, а кто из них голландец, француз, цесарец – неважно. Сказано немец и все.

Генерал Ностиц понявший, что суда над ним не будет, почувствовал скользкий комок в горле. Запах прелой травы и испарений был премерзким. Глянув на копошащихся возле треноги «волчат», сержант увидел их бледные лица, красные болезненные глаза.

«Чтоб я еще эту дрянь варить кого-то заставил? Да ни за что!» – Андрей готов просто заколоть генерала, а варево вылить – золото-то после варки станет мусором, но приказ князя-кесаря четок и двусмысленности не подразумевает – казнь должна быть показательной.

– Начинаем…

Через десять минут на поляне не осталось ни одного витязя. Одинокий труп предателя вкопали по пояс, локти связали сзади и закрепили на колышке за спиной. По лицу мертвого Ностица стекали ручейки ярко-желтого цвета: изо рта сочилась струйка расплавленного золота, застывшего на глазах «волчат». Чуть в стороне от места казни, в утоптанной траве земля впитывала остатки пищи «волчат». Рвотные позывы долго сотрясали каждого из них, сам сержант Ходов побледнел, посерел лицом, успел дойти до края поляны и, уже не сдерживаясь, упал на колени, опустошая желудок.

После ухода «безопасников» в траве остался лежать черпак с золотыми разводами на стенках, вымазанный грязью и пеплом недавнего костра.

Середина апреля 1712 года от Р. Х.

Утрехт

Раннее утро. Город просыпался следом за небесными птахами, весело щебечущими незатейливые переливы, словно цикады в ночной тишине. Алые лучи восходящего светила давно окрасили светлые фасады выбеленных домов, придали им таинственный, несколько мистический антураж.

По центральной улице города бодро прошел патруль стражников: лица квадратные, как у бульдогов; одетые в оранжево-черные камзолы с мушкетами наперевес, они волей-неволей вызывают должное уважение к законам города, столь удачно «сдобренное» силовой дубиной в лице многочисленных патрулей.

Уже больше года в Утрехте решаются вопросы о мировом соглашении между столпами европейской политики: Франции и Великобритании. Вообще странно слышать о стране, еще недавно не существовавшей. Да-да, именно о последней! Какого черта спросите вы? Мол, вот же она, повелительница морей и океанов, гроза Нидерландов, Испании и Франции. Но нет, как бы ни кичилась Великобритания своими победами, они в ее истории все без исключения выглядят куцыми, слабыми и даже больше – невзрачными, все «сливки», цвет геройских побед сняла Англия. Кто бы мог подумать, что шотландский монарх когда-нибудь займет английский престол? Вот то-то же и нынешняя королева в юности об этом если и мечтала, то только плача ночью в подушку, заливая горючими слезами впустую убитую юность. Среди шлюх, сук и дешевых комплиментов…

Еще три-четыре года – и минет десятилетие, как Шотландия и Англия объединились под одной рукой. Стюарты – древняя фамилия Туманного Альбиона, они долго ждали и, наконец, получили то, к чему стремились со времен Вильяма Уоллеса. Как жестоко порой смотреть правде в глаза… Кто бы подумал, что чопорные джентльмены согласятся видеть на престоле Плантагенетов давнего заклятого врага?

Судьба видимо. От этой чертовки никуда не денешься: попадешь под пулю, угодишь на штык ретивого гвардейца, а быть может, потонешь, принимая ванну в чугунной галоше. Жизнь-то штука странная – одним помогает, других больно ударяет, порой с летальным исходом. И дело не в том, что кто-то счастливчик, а кто-то неудачник, вовсе нет, мир-то однобок: как ты к нему относишься, так и он к тебе. Любезностью на любезность, плевком на плевок отвечает. Закон сохранения энергии, пусть даже такой непостоянной, как гармония всего сущего.

Сейчас судьба сотен тысяч человек решалась в большом красивом доме города. Недалеко от вычурного новомодного фонтана расположилась утрехтская градоначальникия, возле нее яркой вывеской, выкованной мастером-кузнецом, выделялся венецианский банк. Но ни первое, ни второе здание не могли претендовать на историческую значимость – европейские вопросы решались в доме барона де Куано, бесславно сгинувшего в этой войне и не оставившего ни одного прямого наследника. Хотя, скорее всего, наследники пока еще не знают о столь «трагичной» для них новости.

Трехэтажный красавец-особняк с синими портьерами на окнах выделялся на общем фоне некоторой мрачностью, чтобы там ни говорили ценители искусства, но мирные переговоры под стать антуражу дома проходили со скрипом, долгими перерывами, «хлопаньем дверьми», во вселенских обидах друг на друга.

Никто не предполагал, что все пойдет наперекосяк. Многие европейские вершители судеб хотели принять участие в новом переделе сочного пирога под названием «мировое господство», но вот беда – к праздничному столу допустили немногих, вначале их вообще было двое. Однако, какие бы секреты ни скрывались, в городе слухи о переговорах между англичанами и французами становились настойчивей, живей, насыщенней.

В результате спустя два месяца после начала переговоров Великобритании пришлось уведомить союзников об этом. Первая реакция стран-союзниц оказалась вполне адекватной: ор, взаимные претензии, исчерпавшиеся после крупных преференций. Но ближе к зиме страсти немного утихли, да и позиционная война недавнего европейского гегемона – Франции – не могли принести пользы воюющим странам. Их бюджет, и без того дырявый, как одежды нищего на паперти, грозил превратиться в бездонную яму с бесконечными кредитными долгами. Только банкирские дома Италии по-прежнему находились в заметном плюсе, даже алжирские пираты не мешали им осуществлять экономическую экспансию в странах «второго эшелона». Затевать опасные игры с великими державами итальянцы не рисковали – армии наемников, надежно прикрывающие границы от соседей-недоростков, против нескольких десятков регулярных полков никуда не годились. Так что выход из сложившейся ситуации был один: скорейшее заключение выгодного для всех воюющих стран мирного договора.

И вот в январе этого года цесарцы попытались помешать двусторонним переговорам англичан и французов. Для этого он послали на переговоры к королеве Анне принца Евгения Савойского, но с самого начала разговор прославленного полководца с английской королевой не задался. Что именно произошло – неизвестно, главное в итоге цесарские посланники уплыли на материк, не добившись ни одной гарантии со стороны Англии. Мирные переговоры продолжились…

В том же месяце в Утрехте продолжился мирный конгресс. В нем приняли участие: Франция, Великобритания, Голландия, Савойя, Португалия и Пруссия. Испания примиряться с врагами на выдвинутых ими условиях отказалась, благо что, вернув Гибралтар и остров Менорку, кабальеро восстановили некогда пошатнувшиеся на полуострове позиции, особенно после того, как войска под командованием генерала Рамиреса захватили последний оплот мятежных дворян – Барселону.

Осада столицы мятежников с легкой подачи арагонских провинций и басков началась сразу же, как только дворяне получили минимум провианта и пороха для артиллерии. Что-что, а воевать испанская аристократия любила, сия любовь проигрывала разве что предпочтениям к роскоши и золоту. В течение трех недель по городу велось артиллерийское бомбометание, но особых результатов оно не принесло. Впрочем, подобному исходу генерал Рамирес не удивился: Барселона – крепкий орешек, и одной артиллерийской подготовкой здесь явно не отделаешься. Первый штурм города начался на 23-й день осады за час до восхода солнца. Как в старину, к крепостным стенам шли солдаты с лестницами и фашинами, несли мушкеты на плечах и с содроганием глядели на серые каменные зубцы. Где-то между ними суетились осажденные, готовящие «сюрпризы» солдатам Филиппа. Единственное, что отличало идущих на штурм испанцев от своих давних предков времен Конкисты, так это отсутствие медленно катящегося к главным воротам тарана. Свинцовый град проредил атакующих еще на подходе, картечь вырывала из шеренг десятки воинов, но упрямые гишпанцы продолжали путь, теряя братьев и друзей. У басков, идущих в первой атакующей волне, сильны именно семейные кровные узы, настолько сильны, что даже кровавые стычки враждующих семейств цивилизованной Испании покажутся детскими забавами по сравнению с отстаиванием чести у горского племени.

Осада Барселоны грозила затянуться на многие месяцы. Город-порт мог не переживать о голоде: морепродукты всегда под боком. Единственная возможность полной блокады – наличие сильного флота на рейде и сети по периметру выхода из бухты. Но за неимением такового испанцы, словно слепые котята, раз за разом натыкались на серые холодные крепостные стены, оставляя под ними с каждым новым штурмом сотни трупов.

Сколько бы потеряли осаждающие воинов, неизвестно, но счет шел бы на тысячи жизней. Но вот в одну из безлунных ночей на городских стенах, впритык подходящих к воде, разгорелся бой. Славянские наемники, отличившиеся в захвате Гибралтара, вновь доказывали кабальеро отличную выучку и стойкость. Никто из офицеров толком не знал, откуда появился сводный, полностью укомплектованный полк сорвиголов. По прибытию отдельный Иноземный полк[1] разделили на два батальона, по восемьсот человек в каждом. Второму батальону пришлось штурмовать ночью крепостные стены Барселоны, так как первый батальон славян-наемников ушел в противоположную сторону – к границе Португалии.

В первые минуты ночного боя наемники сумели оттеснить осажденных на пару сотен метров в глубь города. Продвигаться дальше они не решились: без помощи остальных полков в мятежном городе делать нечего. Теряя каждого седьмого солдата, славяне под огнем горожан открыли створки ворот, оставаясь на месте, они отбивали атаку за атакой до тех пор, пока в них не влетела королевская кавалерия. От двух рот наемников в живых осталось 117 человек, раненые и уставшие, они буквально попадали без сил там, где рубились с вражескими пехотинцами, которые быстро ретировались в глубь извилистых городских улочек, где за время осады успели построить немало баррикад. Вот только ворвавшаяся в распахнутые ворота армия генерала Рамиреса неудержимым валом пронеслась по Барселоне, сметая на пути любое укрепление, заливая ало-черной кровью мостовые; словно в отместку за последние десять лет поражений монархисты резали всех горожан, не разбирая, кто сдается, а кто действительно сопротивляется из последних сил. Королевские солдаты за три дня полностью уничтожили жемчужину Пиренейского полуострова. Монархи никогда не прощают предателей, ну а если это не один человек, а целый город или даже провинция, то чаще всего кара становится кровавой и безжалостной. Так что, отдав приказ разграбить Барселону, Филипп просто оставил угрюмую памятку в назидание потомкам…

– Маркиз, не кажется ли вам, что пора наконец припугнуть испанца?

В большом, просторном зале трехэтажного особняка сидели всего два человека, иногда возле них появлялся слуга с подносом, ставил пару бокалов вина и легкую закуску и тут же испарялся. Сегодня маркиз де Торси и барон Тисмар специально припозднились и не отправились домой.

Очередной день переговоров стран-союзников и Франции прошел безрезультатно, стычки на границе утихали и разгорались вновь, словно и не собрались дипломаты разных стран все вместе в одном городе. Европа любит поучать «диких» варваров в их невежестве, однако даже папуасы имеют представления о том, что такое перемирие.

– Барон, вы говорите с дворянином и человеком чести! – грузный, немного одутловатый маркиз с неприязнью уставился зелеными глазами на холеного седовласого мужчину крепкого телосложения. – Предлагать подобное, значит не уважать моего короля!

– Ну-ну, Жерар, мы прекрасно знаем, каких усилий стоит удержать расползающиеся провинции от распада твоему государю, а про Филиппа и говорить нечего. Его недавние победы, хоть и принесли глоток воздуха одиозным аристократам, положения дел не исправят – Испания обречена.

– Рано вы списали со счетов Францию. Король не позволит Испанской империи пасть, тем более что Филипп – любимый внук государя, – с усмешкой поглядел на английского дипломата маркиз.

Хотя француз и вел себя несколько вызывающе, но полностью уверенным в собственных словах он не был. Есть ли на свете хоть один дипломат, который не был бы расчетливым, способным пойти на сознательный обман в угоду родному Отечеству? Нет, таковых просто быть не может, специфика сей профессии не позволяет быть благородным, аки рыцарь Средневековья. Правда, если взять запорожских рыцарей, то для них подобная практика вполне приемлема…

Как бы там ни было, но в мире есть место всякому…

– Если бы королева пожелала, как вы говорите «списать» французов со счетов, то мы бы с вами не разговаривали…

– Что-то вы заговариваетесь, дорогой барон. Королева пусть и правит, но за парламентом имеется весомое слово. Герцог Мальборо отошел от дел, его влияния хватит разве что созвать палату общин, да и то… – маркиз безмятежно посмотрел в прищуренные глаза коллеги и незамысловато покрутил левым запястьем в воздухе. Мол, судьба иногда выдает такие «па», что ее перипетии порой бывают непредсказуемы, как весенний ураган на побережье.

– Тут вы правы, – кисло ответил Тисмар.

Англичанину было неприятно вспоминать инцидент, приведший к опале всесильного герцога. После взятия Лилля, то есть посрамления французского короля, которого потеря сей жемчужины потрясла сильнее прошлых поражений, вместе взятых, по английскому двору поползли слухи о том, что Людовик подкупил герцога за три миллиона французских крон. Тот должен был снять осаду с Лилля, но подкуп не завершился, генерал Уэбб разбил армию французов, и город пал. Однако факт остается фактом – инцидент случился. Кроме того, супруга Мальборо явилась на прием к королеве в честь взятия Лилля со свитой большей, чем у королевы. А какому монарху понравится возвышение вассала, тем более, если на троне сидит королева, пускай даже этот вассал – верная любимая подруга?

Да и чего скрывать, после отставки Мальборо альянс стал ослабевать. Виги, поддерживающие военные действия против Испании и ее колоний, отошли на задний план, их сменили более миролюбивые тори. На смену генералу Мальборо из Великобритании прибыл герцог Ормонд, давний противник и заклятый соперник бывшего властолюбивого фаворита королевского двора. Только благодаря ему французы смогли за несколько месяцев вернуть утраченные ранее земли. Герцог попросту вывел британские войска из состава союзнической армии, по приказу королевы и совета пэров. Не воспользоваться столь удобным моментом генерал Виллар просто не мог, так что статус-кво восстановился крайне быстро…

– У меня для вашего короля есть предложение, – нехотя сказал барон Тисмар. Судя по всему, подобная прямолинейность ему не нравилась, однако указания к желаемому результату получены, и значит, их необходимо выполнить как можно скорее.

– Извольте, буду крайне рад их услышать, – улыбнулся маркиз, с хитринкой поглядывая на чопорного английского аристократа.

– Великобритания предлагает следующие условия: Филипп Пятый признается нами королем Испании и ее заморских владений, но при условии его отказа, как, впрочем, и его наследников от прав на французский престол…

– Думаю, это условие не вызовет нареканий даже у самого Филиппа, – согласно кивнул маркиз, пригубив бокал вина.

– Далее… Испания обязана уступить Савойскому герцогству Сицилию, а Великобритания должна получить обратно отвоеванные Гибралтар и Менорку. Ну а в завершение скажу, что Испания обязана предоставить моей стране право на единоличную продажу рабов Африки в испанских колониях Америки, – барон спокойно посмотрел на возмущенное лицо коллеги.

– Глупость! Простите, сэр, но где вы слышали, чтобы кто-нибудь отдавал собственные земли, отвоеванные у врага? Испанец не пойдет на это, также о Гибралтаре с островом забудьте, это предложение король-солнце не поддержит.

– Хорошо, исключение принимается, но все остальное останется как есть.

– Предварительно, может, и да, но потом кое-что изменится. Впрочем, оставим пока этот разговор, у нас есть более важные дела о прошлых требованиях Великобритании, – на этот раз маркиз неприязненно скривился, демонстрируя тем самым личное отношение к решению возникшей проблемы. – Мой государь согласен на то, чтобы Франция отдала англичанам ряд владений в Северной Америке. В частности, Новую Шотландию, острова Сент-Кристофер и Ньюфаундленд, кроме того, королевство обязуется срыть все укрепления Дюнкерка.