Одна книга

Иван Киржаев

Одна книга

1

В тот день было слишком много снега. Всю ночь Москву засыпало крупными хлопьями, отчего улицы покрылись огромными сугробами. Выглянув в окно, я увидел, как прохожие отчаянно пробирались через них, проваливаясь ногами до колен и стараясь удержать равновесие, чтобы не упасть. Я обернулся к шкафу и открыл его, спросив умную колонку:

– Алиса, сколько сейчас градусов?

– Сейчас в Москве -4, идет небольшой снег, – ответила она.

– Ну, хоть не мороз. Хоть какие-то плюсы от глобального потепления есть, – сказал я вслух, усмехнувшись.

Я достал из шкафа черные брюки, голубую рубашку, и черный пуловер, и повесил все на спинку кресла. Начал по очереди надевать сначала одно, затем другое, и снова повернулся к окну. На карнизе висела разноцветная гирлянда, играющая мягкими огоньками, которую я купил пару дней назад на новогодней ярмарке.

На кровати лежала одна книга «Победитель не получает ничего» Хемингуэя. Я взял ее и положил в сумку. Именно сегодня у меня было непреодолимое желание поехать в центр, засесть в какой-нибудь кафешке, и читать, попивая чай или кофе. Меня тянуло на улицу, хотя при такой погоде любой разумный человек воспротивился бы зову его тела и остался бы дома… Но Хемингуэй настолько красочно и живо описывал кофейную жизнь, что мне захотелось найти ее в и Москве. А потому я прошел в коридор и, надев черное шерстяное пальто, вышел из квартиры.

Прямо за стеклянной дверью подъезда находился плотный сугроб. Дверь не поддалась мне с первого раза, и я приложил силу, отчего послышался хруст снега, и открыл ее. С неба падали небольшие снежинки, аккуратно ложившиеся мне на плечи. Из кармана пальто я достал наушники, включил песню «Let it snow», и медленно, наслаждаясь каждым моментом, ступал по сугробам, пытаясь не поскользнуться.

По пути к метро мне встретился уборщик среднеазиатской внешности. На нем не было куртки и в руках он держал массивную лопату для уборки снега. Он проделывал резкие движения, откидывая ледышки с тротуара, и учтиво останавливал свою работу, когда кто-либо проходил мимо него. Он встал на месте и ждал, пока я пройду, а затем продолжил вбивать лопату в лед, что примерз к плитке. Я обернулся и увидел, как женщина бежала по тротуару. Она была в белом шерстяном пальто с бежевой сумкой на плече. Уборщик все копал и копал, не замечая ее. Вдруг он поднял лопату, полную льда, и швырнул снег прямо в нее. Музыку я поставил на паузу.

– ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ, НЕДОУМОК, – вскричала она, – ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ СКОЛЬКО ОНО СТОИТ?

– Простите, простите, пожалуйста, я не хотел! – Заливался уборщик. – Я случайно! – Он бросил лопату и начал отряхивать пальто руками.

– Не трогай меня! Понаберут кого попало! Езжай в свой аул, если не умеешь работать нормально! Ну твою-то мать! – Она вскинула руки в небо. – Что ж за день сегодня…

– Простите, пожалуйста, я не хотел, – продолжал уборщик.

– Да иди ты уже.

Я отвернулся от них, включил обратно новогоднюю песню, и пошел к метро. Ехать мне было час, и я начал читать, поставив на фон классическую музыку. Вокруг было не так много людей: кто-то смотрел в телефон; одна парочка мило о чем-то болтала и смеялась; на крайнем сидении передо мной спал пожилой мужчина, облокотившись головой на перила. Каждый из пассажиров ехал куда-то по своим делам, как, впрочем, и я. Я не знал их имен, не знал их истории жизни, не знал, что они запланировали на этот вечер. Но все мы были в одном вагоне, и только это и объединяло нас. Я улыбнулся и вернулся к книге.

Через тридцать минут мне захотелось отложить ее и чуток вздремнуть, что я и сделал. Проснулся в тот момент, когда голос объявил: «Трубная», и вышел из вагона. На платформе всюду сновали люди, отчего в некоторых местах создавалась давка. Мне пришлось простоять в очереди на эскалатор пару минут, и я наконец покинул метро. Напротив подземного перехода стояла громадная елка, испещренная гирляндой и игрушками. Она настолько ярко светила, что, казалось, ее одной хватило бы, чтобы осветить всю улицу. Недалеко от нее находились цифры «2025» в человеческий рост, посередине которых стояла девушка, позировавшая парню для фотографии.

Мне всегда нравилась зимняя Москва, а особенно – предновогодняя. Она заливалась новыми красками со всеми украшениями и гирляндами, что висели на исторических зданиях. Ее улочки наполнялись тысячами и тысячами людей, которые наконец скидывали с себя груз осенней хандры и начинали жить грезами о новогодних праздниках. Смотря на прохожих, я то улыбался, то погружался в раздумья: меня радовало, что на их лицах горели улыбки, но также приводило в уныние, что все они шли не одни. То супруги, то молодые пары, то семьи проходили мимо, пока я шел в одиночестве.

Очень скоро я оказался около кофейни и зашел в нее. Она была небольшой и углублялась в длину метров на десять-тринадцать, отчего создавалось ощущение уюта и уединенности. Внутри горел теплый свет, который мягко ложился на деревянную мебель, играла музыка, и шумно разговаривали люди, в основном лет двадцати. Я заказал маленький американо и уселся в углу, с которого открывался вид на улицу. Сделав пару глотков и осмотрев посетителей, я достал книгу и начал читать.

Незнакомый голос заставил меня поднять голову.

– Извините, здесь не занято? – спросила девушка.

– Нет-нет.

– Можно я присяду?

– Конечно, – ответил я.

В спешке она начала снимать куртку и доставать из рюкзака планшет. Я поглядывал на нее украдкой, пока она садилась и выкладывала свои вещи на стол. На ней было коричневое платье с узким вырезом на груди, плотно облегающее тело. Она носила ярко-красную помаду и три кольца: на левой руке одно, на правой – два. Ее движения были резкими и короткими. Я бросил взгляд на страницы книги, но не мог понять прочитанное. Слова будто растворялись в целом море мыслей в голове.

Девушка надела наушники-мониторы и кому-то позвонила:

– Привет! Ты меня слышишь? Не мешает музыка?… Алло, ты здесь?

Я поднял глаза и посмотрел на других посетителей, слушая ее разговор.

– Видать, здесь с интернетом какие-то проблемы… Ты меня слышишь? Только через пять секунд? Хм, неприятная задержка. А музыка не слишком громкая? Громкая, говоришь. Хм.. – Она отпрянула от планшета и окинула взглядом зал. – Может лучше в другой день позанимаемся? Чтоб не было проблем с интернетом и шумом. Что думаешь? Не против? Отлично, как насчет завтра часов в 9. Пойдет? Супер. Тогда до завтра!

Девушка сняла наушники и отложила их в сторону, пробормотав:

– Ну, не судьба.

Я заерзал в кресле и придвинулся чуть ближе к столу, спросив ее:

– Вы преподаете?

– Что, простите?

– Говорю: «вы преподаете?»

– Ах, да. Французский для одиннадцатых классов, – ответила она.

– Звучит здорово. Я сам третий год уже учу французский. Люблю этот язык

– Не скажу, что влюблена в него, но преподавать его нравится.

– Но не всегда получается, я смотрю.

– Да-да. Да я не ожидала, что так выйдет. Как-то слишком шумно здесь сегодня. – Она обратила внимание на книгу, которую я держал в руках, – А вам не мешает это читать?

– На удивление, нет. Обычно мне нужна полная тишина, чтобы сосредоточиться, но сегодня как-то обхожусь без этого. Слишком умиротворенно себя чувствую, не знаю почему.

– Поняла. Ладно, не буду вас отвлекать. Мне нужно сделать кое-какие дела.

Она вернулась к планшету, а я вернулся к книге. Слова на страницах расплывались передо мной, предложения наскакивали друг на друга, и я начал слышать шум музыки и жужжание разговоров. Я больше не мог сосредоточиться и ощущал присутствие человека, сидящего передо мной. То было странное ощущение, будто бы мое тело потеряло физическую оболочку и слилось воедино с мебелью, планшетом девушки, и самой незнакомкой. Меня тянуло к ней, и я ничего не мог с собой поделать, а потому закрыл книгу.

– Скажите, – обратился я к девушке, – у вас сегодня есть какие-то планы на вечер?

Она посмотрела на меня сощуренно и, выдержав короткую паузу, ответила:

– Кажется нет. А что?

– Как насчет уйти отсюда и прогуляться? На улице слишком прекрасно, чтобы сидеть здесь.

– Надоело читать книгу? – спросила она улыбчиво.

– Да нет. Музыка мешает, и я словно выпал из состояния потока… Вот, честно, сам не понимаю, зачем во всех кафешках обязательно должна играть музыка? Чтоб бариста не было так скучно? Или без нее создается гробовая, безмолвная тишина, которая отпугивает посетителей? Вы как считаете?

– Я думаю вы слишком много думаете. Но с одним я соглашусь: музыка и мне мешает сейчас. Так что, почему бы и нет? Давайте погуляем, но не долго, – ответила она.

– Прекрасно. Может возьмем тогда чего-нибудь тепленького в дорогу? Вы что хотите?

– Я бы не отказалась от чашечки зеленого чая.

– А я бы от молочного улуна. Сейчас буду.

Я встал из-за стола и подошел к бариста, заказав два чая. Через пару минут они были готовы, и я вернулся к девушке.

– Держите, ваш зеленый чай.

– Спасибо. Сколько он стоил?

– Бросьте, я угощаю.

– Спасибо, – сказала она смущенно, – ну что, пойдем?

– Пойдем.

Мы не спеша оделись и вышли из кафе. На улице все еще падали хлопья снега. Он мягко ложился перед нашими ногами, пока мы, не зная куда, шли. Вдруг я осознал, что и не знаю ее имени.

– Мы что-то совсем не представились друг другу. Меня зовут Вадим, а вас?

– Саша.

– Приятно познакомиться. Не против перейти на «ты»?

– Давай.

Она держала обеими руками стаканчик, то и дело поднося его ко рту. Горячий пар мягко обволакивал ее губы.

– Давно знаешь французский? – спросил я.

– Уже лет пять, мне кажется.

– А почему решила его выучить?

– Я планировала уехать в Париж и получать там бакалавриат. Денег у нас было не так много, а потому единственным вариантом было учиться на французском, так как это почти бесплатно. Но после коронавируса, после других событий мы решили отказаться от этой идеи. К сожалению. – Она вздохнула и посмотрела на меня. – А ты?

– У меня все куда прозаичнее. Одним летом я открыл для себя французскую группу «Vidéoclub» и по уши влюбился в их песни. Я их совсем не понимал и решил исправить это, начав учить французский. – Я сделал глоток чая и немного обжегся.

Впереди нас стояла зеленая машина с краном. На последних ступеньках крана мужчина развешивал гирлянды и украшения в виде елочных веток. Мы обошли ее с левой стороны, пролавировав среди прохожих.

– А если бы тебе выпал шанс, – продолжил я, – поехать сейчас в Париж и поступить в университет, ты бы воспользовалась им?

– Я бы не просто воспользовалась, я бы схватилась за него руками настолько сильно, насколько вообще возможно! – сказала она, освободив левую руку от чая и сжав ее в кулак.

– Понимаю, – сказал я, усмехнувшись, – я бы тоже хотел оказаться в Париже. Правда, лучше весной или летом: сейчас там холодно.

– Хорошо там, где нас нет, верно? – спросила она, вглядевшись в мои глаза.

На нас падали крупные хлопья, отчего мое пальто покрылось снежными узорами. В них отливались гирлянды и уличные фонари, и со стороны складывалось впечатление, будто я свечусь. Проходящие мимо парочки больше не заботили меня. Они словно исчезли с улиц, оставив нам двоим всю Москву. Мы не заметили, как дошли до Красной площади, как очутились на Китай-Городе, как встали напротив Москвы-реки, облокотившись на парапет. Река была покрыта твердым слоем льда, на котором звездами поблескивал снег.

– Смотри, – сказала она, – там, вдалеке!

– Где?

– Ну вон там! – Она взяла мою руку и направила ее на середину реки. – Видишь, люди ходют по льду…

– Ах, да-а-а! Ничего себе. А им не страшно?

– Да чего бояться, лед-то толстый сейчас… И, мне кажется, страшнее жить не в настоящем.

– Ты о чем? – спросил я.

– Они могли бы дождаться лета, чтобы посмотреть на Москву с реки, могли пройти мимо, но не сделали это… Они решили насладиться настоящим моментом, спуститься на лед, и впитать в себя красоту, а не ждать, пока наступит будущее. Меня всегда привлекали такие люди, знаешь, которые умеют остановиться в вечной спешке и насладиться настоящим. Я и сама стараюсь жить по такому принципу. И сегодня, кажется, у меня это получается. Ведь мы с тобой стоим и смотрим на эту реку, хотя всего час назад и не знали друг друга. Жила бы я завтрашним днем, завтрашними делами, заботами, то скорее всего уехала бы просто домой, как только отменилось то занятие. Это потрясающе, просто потрясающе, что может принести нам жизнь, если мы дадим себе шанс ухватить ее.

– А ты права… Да и если так подумать: не захоти я сегодня почитать книгу в кафе и останься я дома, то тоже упустил бы этот момент.

– Вот-вот! О чем я и говорю.

Мы отошли от парапета и направились к Болотной, пройдя мимо монумента Петру и выйдя на Пушкинскую набережную. Ветер с реки начинал пробирать меня холодом, но то было лишь внешнее ощущение, полностью покрываемое жаром в груди. Обычно, с кем бы я ни шел, я всегда старался занимать левую сторону. Если же я оказывался на правой, то сразу ощущал дискомфорт и неудобство, будто бы тело говорило мне, что я нахожусь не на своем месте. Но сейчас я сознательно встал на правую сторону, чтобы холодный ветер с реки не продувал Сашу. Она размеренно шагала, посматривая то на меня, то на здания вокруг нас. Вдруг она спросила:

– А как ты находишь время для чтения?

– Не знаю. Мне это дается легче, чем остальным. Возможно потому, что я не могу представить и день без книг. Читаю в метро, читаю перед сном, в очередях, в туалете даже, – сказал я, – а что? Думаешь у тебя нет времени?

– Да как-то да… Я уже давно не читала книгу, хотя хотелось бы.

– Что?! – вскрикнул я удивленно, – Не может быть! Надо срочно это исправлять! – Я остановился и запустил руку в сумку, вызволив из нее книгу. – Возьми ее, почитай, и мы обсудим потом. Это задание!

– Ну ничего себе, – сказала она, засмеявшись, – хорошо, будет сделано!

Вечер подходил к концу и на улице заметно похолодало. Саша начинала дрожать, а потому проговорила:

– Мне холодно. Может уже пора по домам?

– Думаю, надо. Ты где живешь?

– На Щелковской, это конец синей…

– Да-да, знаю, – перебил ее я. – Я провожу.

– Ой, да не стоит. Сама доберусь.

– Нет-нет, мне не трудно, – соврал я.

Меня удивило, как молниеносно эти слова вылетели изо рта. Саша даже бросила на меня свой острый взгляд, испугавшись резкого ответа.

– Я не хочу, чтобы ты добиралась домой так поздно, – продолжил я уже мягче, почувствовав, что должен объяснить мою реакцию.

– Ой ну ладно, джентльмен. Только предупреждаю тебя, в метро я разговаривать не люблю. Я либо слушаю музыку, либо сплю.

– Ты прекрасный попутчик.

Не знаю зачем я солгал. Все мои знакомые, друзья и близкие посчитали бы, что я заболел, раз уж решил поехать на конечную станцию синей ветки, когда сам живу на конечной красной на юге. Моя природная лень и нежелание подолгу находиться вне дома упали бы в обморок, осознав, что мне придется проделать столь длинный путь. Но в сердце я ощущал тепло. Тепло, способное растопить лед природы.

Мы зашли в ближайшее метро и сели в вагоне на трехместные сидения. Мы сидели достаточно близко к друг другу, и я мог ощущать тепло ее тела. Вскоре она положила голову на мое плечо и задремала.

Как только поезд подъехал к Щелковской, Саша проснулась, начав то и дело зевать. Она сказала, что ее дом находится в трех минутах ходьбы от метро. На душе становилось пусто от осознания, что очень скоро нам придется попрощаться. Мы вышли из метро и оказались на улицах, которые не были столь красочными и яркими, и только лишь тусклые люстры в окнах жилых домов да неукрашенные фонари тихонько освещали спальный район. Ни одна снежинка не падала с неба под наши ноги, и казалось, что магия вечера осталась в центре. Я надеялся, что это не так.

– Вот и мой дом, – сказала Саша.

– Вот и твой дом… – сказал я.

– Спасибо тебе большое за этот вечер. Мне очень понравилось!

Я молчал и смотрел в ее глаза.

– Надеюсь, – неуверенно сказала она, – мы еще увидимся?

– Мы обязаны! Тем более у тебя моя книга, а я никому их не отдаю… – сказал я, засмеявшись. – Так что, давай обменяемся контактами и встретимся на неделе. Дашь свой номер?

– Конечно. Записывай.

И я записал. Мы обнялись на прощание, и я смотрел, как она заходит в подъезд, а потом поехал домой и сам.

2

Водитель газели заглушил мотор. Он не хотел, чтобы машина попусту тратила топливо во время разгрузки партии книг. За окном лил сильный дождь, ритмично колотивший по крыше. Не сказать, чтобы Сергей Иванович был влюблен в книги, но страх намочить хоть одну вызывал ощутимый трепет в его сердце.

Доставщиком мужчина работал около десяти лет. За эти долгие годы он так и не научился бережно относиться к своему грузу. Из-за этого начальник его, Петр Романович, получал огромное количество жалоб на состояние товара, который отвозил Сергей. Но и уволить своего подчиненного он не мог, ведь тот был единственным в штате, кому удавалось совершать более сорока доставок в день на ржавой газели, от колес которой исходил оглушающий скрежет. Каждое утро, перед началом смены, они повторяли одно и то же:

– Опять клиент жалуется: покоцано одно, помято другое. Когда ж ты образумишься, Серег?

– Мое дело доставить. С этим я справляюсь на «ура», и таких «ура» у меня ежедневно больше сорока. Не забывай, какой у нас слоган: «Скорость превыше всего».

– Иди уже, скоростной. Посылки явно заждались тебя. – Говорил Петр, смеясь. – Прошу тебя, будь чуть аккуратнее с ними хоть сегодня.

– Да-да, обязательно! – отвечал Сергей, расплываясь в улыбке.

Но день проходил за днем, год за годом, а доставщик все никак не мог довезти все в целости и сохранности. Сегодня же он впервые за долгое время ощутил, что обязан во что бы то ни стало сделать это. Он бросил свой взгляд на часы и сказал:

– 9:25… Пора выходить.

Сергей Иванович потянулся к пассажирскому сидению, взял куртку и вышел на улицу. Он открыл двери кузова, испачканные грязью, и посмотрел на свой груз: сотни книг лежали совсем голые, без полиэтиленовой пленки. Он сделал пару глубоких вдохов, вбирая в себя свежесть пасмурного дня, и пробрался внутрь. Перед его глазами замелькали различные красочные обложки. Сергей снял куртку и начал пеленать в нее стопки книг как беззащитного младенца. Этот кокон он отнес в городскую библиотеку прижатым к груди, пока сам склонял голову от капель, падающих с неба.

Когда Сергей Иванович отнес все книги, у него появилось несколько минут, чтобы пройтись по книжным рядам. Работники библиотеки же в это время проверяли, все ли он доставил. Пробираясь между стеллажей зарубежной литературы, он наткнулся на “Триумфальную арку” Ремарка. У книги был потрескавшийся корешок, темно-коричневая обложка, и тканевая бежевая закладка-ляссе. Сергей открыл ее и начал читать. Строки лились в его голове как ручей с горных вершин знойным летом, отчего он не заметил, как оказался на тридцатой странице. Издали до него доносился голос работницы:

– Мужчина! Мужчи-и-и-на! Все правильно. Спасибо, что доставили.

Сергей не слышал, что говорила девушка. Он был погружен в книгу настолько, что внешний мир, казалось, перестал для него существовать. Вдруг она оказалась рядом и протянула свою руку поверх страниц, пытаясь привлечь его внимание:

– Я говорю: «Все в полном порядке», спасибо!

– А, да-да, – сказал Сергей, – Ничего-ничего, это моя работа…

– Вас проводить? – спросила она.

– Да-да, было бы неплохо…

Мужчина вернул «Триумфальную арку» на полку и пошел с работницей к выходу. Неожиданно, Сергей вкопался ногами в пол и повернулся к тому стеллажу. Посмотрев на девушку, он спросил:

– Подскажите, пожалуйста, можно ли взять ту книгу? Ну, которую я читал только что?

Она окинула его взглядом, в котором читалось приятное удивление, и с улыбкой проговорила:

– Конечно. Вам нужно лишь завести читательский билет, и вы сможете брать какие угодно книги. Давайте сделаем его вместе, идите за мной.

Сергей Иванович проследовал к ее рабочему месту и, оформив билет, вышел из здания. Дождь к этому времени немного стих, но, опасаясь намочить на этот раз уже свою книгу, мужчина аккуратно пристроил ее за пазуху. В газели он достал книгу из куртки и, осмотрев ее со всех сторон, принялся читать. Рабочий день еще не был закончен, но время будто бы остановилось.

Через несколько часов у Сергея зазвонил телефон. Взяв его в руки, он сбросил звонок, увидев, что то был Петр Романович. Этим днем доставщик не развез больше ни одного заказа.

3

Егор шел домой и обдумывал предстоящий диалог с матерью. Сегодня он узнал результаты контрольной работы по русскому, к которой плохо подготовился. Он получил двойку и понимал, что мать рассердится, когда узнает о ней. Мальчик двенадцати лет размышлял:

«Да Татьяна Романовна решила всех завалить? Пробовал, не прокатило. Да об этой работе она вообще не предупреждала? Позвонит же маме Сережи – не варик. У меня болела голова, была температура? Хм, а может и сработает. Точно, мне было плохо, поэтому не смог нормально написать»

Егор дошел до дома и позвонил в дверь. Через тридцать секунд мать открыла ее:

– Привет, сынок, – сказала она, держа в руках бумажное полотенце.

– Привет, мам.

– Ну, рассказывай, как у тебя дела?

– Да хорошо, вот сегодня две пятерки по математике и одну четверку по английскому получил.

– Я сегодня разговаривала с мамой твоего друга, Сережи. Говорит, у вас контрольная работа по русскому была. Что за нее получил?

Егор не ответил и начал разуваться. Мать повторила свой вопрос.

– Мам, у меня тогда очень сильно болела голова, поэтому не получилось ее нормально написать. Правда, я очень хотел и готовился, но…

– Что ты получил? – вновь спросила мать.

– Двойку… – жалостливо протянул Егор, смотря на мать в надежде на сочувствие.

– ЧТО? ТЫ получил двойку?

– Да, мам, прости, пожалуйста, у меня очень болела голова, я не…

– ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ! Что мне еще сделать, чтоб ты не был таким недоумком, скажи мне?

В ответ молчание. По щекам Егора начали скатываться слезы.

– И что ты молчишь, а? Слезы распустил он, видите ли. На, держи, – сказала мать, кинув в лицо Егора бумажное полотенце, – Вытрись!

Он отбросил его от себя и рванул в свою комнату, закрыв за собой дверь, которая издала оглушительный хлопок из-за сквозняка.

– Ах та-а-а-к, вот, значит, как ты будешь себя вести, – прокричала мать из коридора, – я тебе покажу, как хлопать дверьми. Покажу!

Мальчик запрыгнул на кровать и уткнулся заплаканным лицом в подушку. Мать открыла дверь со свистом, от которого он вздрогнул. Та продолжала кричать:

– Я тебе похлопаю дверьми! Еще раз ты это сделаешь, и я выкину все твои вещи к чертовой матери! Ты меня понял?!

Егор смотрел на мать сквозь соленую пелену. Он прокричал:

– Прости, мам, я не хотел!

Она подошла к нему и вырвала из рук подушку, и начала бить по ногам, телу, голове и рукам, что пытались защитить голову. Удары сопровождались криками:

– Тебе КТО разрешал хлопать дверьми? Будет свой дом, тогда и будешь ими хлопать! А пока у тебя НИ ЧЕРТА здесь нет. Да и не будет, если ты и дальше будешь так учиться! Неуч, ДВОЕЧНИК!

Егор задыхался от слез. Мать бросила в него подушку и направилась к двери. У порога она прокричала:

– Чтоб дверь была открытой! Если хоть на миллиметр сдвинется, будешь разговаривать с отцом. И сиди учи русский! Я вечером проверю, ты меня понял?!

В ответ рыдание.

– Я не слышу! ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛ?

– Да-да, я понял! – сквозь слезы прокричал Егор.

Она бросила острый взгляд на сына и развернулась, зашагав на кухню. Мальчик лежал на кровати и плакал в подушку.

Рыдания прекратились, когда Егор уже не мог дышать из-за забитого носа. Он встал, вытер кулаками глаза, и пошел в ванную. Там он высморкался, после чего направился к себе. Из кухни доносился звук телевизора.

Мальчик уселся на левый угол кровати, что не просматривался с коридора. Рядом с кроватью стоял стол, на котором лежала книга – “Приключения Тома Сойера”. Он взял ее в руки и принялся осматривать обложку.

…

Пару дней назад эту книгу ему подарила учительница литературы – Алиса Сергеевна. Ей было около тридцати лет. В школу она устроилась всего три месяца назад, однако сразу же стала любимицей детей. Она выстраивала индивидуальный подход к каждому ребенку, чему сильно помогала ее проницательность и добродушие. Поначалу из-за скромного роста старшеклассники путали ее со своими одноклассницами. Ее карие глаза странным образом завораживали учеников: ее хотелось слушать, с ней хотелось поделиться новостями, чем-то смешным, иногда и сокровенным. Для Егора она была единственным теплым лучом, светящимся в школе.