
Полная версия:
Тайрага. Зов Истока
– Та-а-к… Понятно, – стараясь почувствовать того человека, о котором говорила Полина, и перебирая в голове варианты, вслух произнёс: –сложновато. Интернета здесь нет, фотку его ты мне сбросить не сможешь… Знаешь, в каких случаях такое бывает?
– В каких?
– Жил кобель-кобелём. Ни одну юбку мимо не пропускал. И столько себе родственников намотал… Кого-то из них сильно обидел. Вот родственники эти его и давят. Особенно те, кого в живых нет.
– А делать что?
– А надо?
– Ну как не надо. Человек на глазах тает.
– Доброй ты души человек, – произнес он задумчиво, но, как обычно, с язвинкой. – Полюшка, ты попробуй побеседовать с ним и выясни, Донжуан он или нет. И если выяснится, что да… То пусть навестит всех своих пассий, если, конечно, сможет всех вспомнить и тем более найти. И помочь чем может. Но не для спасения своей души, а для спасения того, к кому пришёл. Это всех проблем не решит, но остановит запущенный процесс. А там, глядишь, и я объявлюсь…
– Ок.
– Чего «ок»?
– Хорошо, говорю.
– Вот! Хо-ро-шо, – произнёс Борислав, деля слово на слоги. – Ты слышишь, «как много в этом слове для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось».
Полина засмеялась в трубку:
– Да ну тебя…
– Ты лучше скажи мне, краса-девица, как там муж – Светослав? Как дети?
– Ага! «Скажи»… Это я Волоху буду рассказывать про людей, которых он чувствует, как самого себя?
– Ну, а ты соври чего-нибудь. Мне будет смешно и приятно…
– Так, всё… – и Полина ответила Бориславу в его же стиле фразой из сказки: – «Ваше время истекло, кончайте разговор!». Пока.
– Пока, Полюшка, пока.
Обдумывая, как быть дальше, и стараясь почувствовать того, за кем пришёл, он положил на колени руки ладонями вверх. Закрыл глаза. Посидев в такой позе не более минуты, произнёс:
– Где-то ты рядом совсем, но я никого не вижу.
Борислав встал, осмотрелся вокруг, будто ища подтверждение своим чувствам, но ничего, кроме безмолвного горного ландшафта, не увидел.
– Деревья, скалы, горы. Красота-то какая… Вот где жить нужно! Всё, ре-ше-но! Пойду на пенсию, уеду жить в горы.
Меж тем продолжая свой поиск, Борислав влез на большой камень, негромко произнёс:
– Где же т-ы-ы… Храни-и-итель?
Сосредоточенность на поиске Хранителя пробудила в его памяти череду событий, в результате которых он и оказался в этих местах.
Началось всё с Круга, который несколько лет назад собрал Светослав. Он рассказал о своем видеʹнии в Разломе. О том, что Игорю предстоит управлять этой страной. Страной, несущей на себе бремя эволюционного развития Планетарной цивилизации.
Волохи начали проверять информацию и были сильно удивлены тому, что не видят Игоря. Это был редкий случай и возможен он был только при одном условии: если Игорь был связан с ними. Вывод напрашивался сам собой – Светослав не ошибся.
Возвращение Волохов говорило о том, что грядут изменения в развитии планеты. Но как?.. Перед ними стояла непростая задача – найти механизм, способный вывести цивилизацию из губительного тупика, в который она зашла, следуя инстинктам материальных благ и плотских удовольствий. Как сказал Лука на одной из встреч, «заплутали детки, нужно помочь».
Человечество подошло к краю… Вооружившись разрешёнными знаниями, люди довели до совершенства придуманные ими механизмы и перестали замечать, как желание обладать и владеть стало основным. Люди перестали замечать, чувствовать и понимать, что мир Создателя, который он воплотил, существует для развития, а не для их ублажения. Люди перестали понимать, что они часть Создателя, что через их развитие развивается и Он.
Планета Земля не первая и не последняя вставшая перед подобным выбором, таковы законы Вселенной: на пике материального развития должен произойти духовный скачок. Без него дальнейшая жизнь невозможна. Если такого скачка не происходит, то Создатель даёт возможность развиваться дальше только тем, кто живёт Его Замыслом. Планета зачищается и оставшиеся, начинают сначала.
Волохам очень хорошо известен этот механизм и то, как он работает.
Но есть и другой путь – дать цивилизации планеты знания и научить, ими пользоваться. Этот путь позволит людям, а значит, и самому Создателю развиваться быстрее, двигаться по эволюционной лестнице без отступления назад.
И для Волохов это тоже испытание…
Смогут ли они обеспечить этот путь?
С такими мыслями, поджав под себя одну ногу, Борислав сидел на камне и рассматривал облака, что проплывали над вершиной ближайшей горы. Разглядывая в их причудливых формах то зверя, то лицо человека, он вдруг за спиной услышал окрик:
– Эй, мужик! Не ты потерял?..
– Чего? – встрепенулся от неожиданности Волох.
– Не ты, говорю, фуражку потерял. Вон на дороге лежит.
– Фуражку?.. А! Бейсболку! – улыбнулся Борислав, осматривая свои вещи. – Да, наверное… Обронил, когда от пыли убегал. Пылища у вас здесь на дороге, все глаза запорошило.
– Вон там лежит, – сказал подъехавший на коне старик и указал пальцем.
– Ага, благодарю. Ух ты-ы-ы!..
– Чего? – переспросил старик, не поняв сути возгласа незнакомца.
– Да, говорю, конь у тебя классный. Мощный такой, чёрный… красивый. Прям силой пышит.
– Не чёрный, а вороной.
– Ну, да – согласился Волох, – вороной масти. – Кажись, нашёл…
– Кого нашёл? – переспросил старик.
– Да нет… Эт я так… Мысли вслух. Можно коня потрогать?
– Ну, тронь. Ежели не страшно.
– Хороший конь, хороший, – сказал Борислав.
Он поднёс тыльную сторону кисти к ноздрям коня и дал почувствовать свой запах.
Конь вначале отдёрнул морду, но потом осторожно понюхал незнакомца и снова отдёрнул, в этот раз уже встряхнул своей большой головой, забренчав удилами узды, висевшими под нижней губой.
– Ну, ну, ну! Не сердись, – проговорил Волох. – Я ж вижу, ты хороший конь, хоть и норовитый. Хозяин любит тебя.
Борислав одной рукой осторожно погладил вороного по скуле, а вторую снова поднёс к ноздрям коня.
В этот раз вороной уже не отдёргивал морду, а понюхав руку, уставился своими огромными чёрными глазами на Волоха.
Видя, что животное перестало пугаться, Борислав погладил его по морде, на которой от ноздрей до лба было большое белое пятно-зылысина.
– Как зовут коня? – спросил он старика. – Поди, Воронок или Лысан?
– Хм… Сам ты Лысан. Чингиз его зовут.
Услышав своё имя, Чингиз повернул голову и, моргая огромными ресницами, посмотрел на хозяина.
Борислав засмеялся замечанию старика и пояснил:
– Не серчай. Просто коней либо по масти называют, либо по пятну какому-нибудь. Чингиз – тоже хорошо.
– Да?.. А я его по Чингисхану назвал. Мужик-тоя был боевой и конь у меня боевой. Пока жеребцевал, всех в табуне грыз. Ял вон, видишь, какой? – и старик похлопал коня по мощной крутой шее.
– Ви-и-и-жу, хороший конь. Тяжеловоз?
– Да. Он самый. А ты пешком путешествуешь, что ли? Чёт налегке, без рюкзака… Или в гости к кому?
– Да-а… – Борислав на секунду замешкался с ответом, – красоʹты ваши посмотреть приехал. Сниму дом, поживу день, другой, третий, отдохну и обратно. Дома у вас сдают?
– Да полно… В деревню зайдёшь, смотри по сторонам. Кто сдает, у тех написаны объявления на домах.
– Ага, понял. Спасибо за подсказку. Пойду… Тебя как зовут, отец?
– Матвеичем все кличут.
– А я Борислав, – представился Волох и протянул руку.
Матвеич, чуть наклонившись в седле, ответил тем же. Как только Волох взял старика за руку. Конь резко дёрнулся, заржал и заплясал на месте.
– Тр-р-р, – окрикнул коня старик, взяв обеими руками поводья, резко натянул на себя и прикрикнул: – Ошалел, что ли?
Немного подождав, пока Чингиз успокоится, Борислав вновь подошёл к коню, одной рукой взял его за повод, а вторую положил на шею. Посмотрев на старика, сказал:
– Матвеич, всё будет нормально. Но если совсем будет плохо, вспомни меня. Скажи вслух «Борислав, помоги», и я сделаю, что будет возможно.
Матвеич после произнесённой незнакомцем фразы посмотрел на него, как на сумасшедшего. Ничего не ответив, ударил коня ногами по бокам, и тот послушно сорвался с места крупной рысью.
Отъехав чуть подальше, оглянулся на незнакомца и вслух проговорил:
– Понаедут чудики разные. Ещё один городской придурок… Лысан, мать его…
***
Не произнося не слова, Игорь смотрел на Светослава, сидевшего напротив, за столом. Было видно, что Игорь чем-то озадачен. Но как только он пытался что-либо произнести, слова таяли в гортани и никак не выходили наружу.
Светослав чувствовал состояние собеседника, но не хотел помогать ему. Волох наблюдал, как в голове Игоря из мишуры образов и обрывков фраз рождаются мысли, и как, трансформируясь, обретают форму слов. Процесс любопытный, но требовал от собеседника терпения.
Помолчав вот так и посверлив Светослава взглядом, Игорь выдохнул через нос и опустил голову.
– М-да, – произнёс он, выдавив из себя хоть какой-то звук. – Слушай, Светослав, муʹка какая-то внутри… Будто потерял чего и найти не могу. А чего искать, и не знаю…
Светослав улыбнулся и спросил:
– Может водки?
– Да ну тебя, – произнёс Игорь, не переставая крутить в голове мысли, – А может, и водки…
– Понятно, – участливо произнёс Волох. – Пришло время опору найти. Основу. А её нет… Так?
– Да хрен его знает…
– Хрен точно не знает. А вот у тебя, похоже, обострилась «русская болезнь». Это бывает, когда душа резко достигает таких размеров, что пределы свои определить не может. Вот тут-то и возникает это чувство, когда весь Мир и любишь, и ненавидишь одновременно. И называют это «душа болит».
Игорь покивал головой и, глотая подкативший в горле ком, ответил:
– Возможно …
– Ну!.. Водки нет. А вот чая завались. Будешь?
Уловив иронию собеседника, Игорь улыбнулся:
– Валяй. Гулять, так гулять.
Светослав встал, подошёл к плите, зажёг под чайником газ и, перебирая на кухонной полке склянки с различными травами, продолжил разговор:
– Друг мой, что тебя так расстроило?
Игорь, тяжело вздохнув, сказал:
– Не знаю. Как-то накопилось… По стране мотаюсь… Людей вижу. Как живут, вижу. Чем живут, вижу. Приезжаю в Москву: не та страна. Другой мир. Пропасть между Мирами. В столице людей не вижу. Ходят бездушные тела, безразличные друг к другу. Мешают друг другу своим присутствием. Докладываешь руководству о том, что наездил, чего узнал, свои мысли излагаешь, как исправить то, что сложилось, и видишь восковое лицо руководителя. Да, мол, обязательно учтём. А когда едешь в следующую командировку, давить какого-нибудь зажравшегося упыря, то видишь всё то же самое… Даже ещё хуже год от года. Будто у этой «гидры» вместо одной головы десять вырастают. И каждая следующая тупее предыдущей. Причём они, как роботы, выполняют какую-то работу, а души в этих чиновниках всё меньше и меньше.
Светослав засмеялся.
– О какой душе ты вдруг заговорил? Вы же пошли путём, где прибыль и экономическая целесообразность встали во главу угла. При чём здесь душа? Вы же сами себе отмерили, что хотите жить сытно, беспринципно, беззаботно. А на этом пути души нет. Определитесь вначале, куда лежит ваш путь… к мамоне или к Создателю. Если к мамоне, то на этом пути душа –рудимент, который уменьшается ровно настолько, насколько растёт мамона. А если пойдёте к Создателю, то мамона усохнет до размеров бытовой необходимости.
Резкие слова Светослава и его подчёркнутое… «О какой душе ты вдруг заговорил?» встряхнули Игоря и вырвали из состояния философствующего странника. Эти слова нечаянно или специально кольнули, и он, сверкнув глазами, заговорил:
– Я никогда не служил мамоне. Я воин. Я людям служу…
– Служишь, служишь!.. – спокойно произнёс Волох. – Тебе только кажется, что ты служишь людям, а на самом деле ты служишь тем, кто служит мамоне. А это ничуть не лучше.
– Я воин… И никогда за деньгами не гнался, – сурово произнёс Игорь. Потом с металлом в голосе продолжил: – Я пришёл к тебе как к другу, душу излить, а ты меня с дерьмом мешаешь.
– Нет, Игорь, с дерьмом я тебя и не думал мешать, но появилось желание встряхнуть… Что бы ты на своей душевной болезни не зацикливался, – Светослав, улыбнулся. – А то, чего доброго, пить начнёшь. Я много рассказывал тебе всякого-разного. Того, что ты не прочитаешь ни в одной книге. Рассказывал, что есть наш Мир… Как он устроен за той гранью, которую люди не видят и поэтому не осознают. Объёма информации в тебе достаточно. Но… пока нет главного. А чтобы это главное хотя бы почувствовать, нужно начать с простого…
Светослав остановил своё рассуждение, а Игорь с любопытством ждал, что скажет Волох.
– Начать нужно с самого простого… Нужно понять, кто такой Создатель. Как он им стал… Зачем это ему нужно – быть Создателем. И кто мы по отношению к нему. Поняв ответы на эти вопросы, исчезнут все белые пятна в понимании Мира и происходящих вокруг процессов.
Услышав эти слова, Игорь взорвался:
– Понять, кто такой Создатель?.. Ты смеёшься? Ни хрена себе… простое!
– Да, да, – улыбнулся Светослав. – Другого пути нет. Пока не поймёшь, кто такой Создатель, все потуги разобраться в себе или в основе любого процесса, происходящего вокруг, от макро до микромира, не увенчаются успехом. Будешь блуждать бесконечно.
– Вот ты загнул… Успокоил!..
– Знаю, знаю. Услышанное кажется непосильной задачей, но это не так. Нужно время… Сейчас что бы я ни рассказал тебе, не будет иметь смысла.
Светослав задумался.
– Нужно время. Что бы я сейчас ни рассказал, какие истины ни попытался бы вдохнуть, они не будут иметь смысла и значения до тех пор, пока ты это не свяжешь с нашим прошлым, то есть с Истоком, откуда всё началось. И как началось. – Волох на секунду задумался. – Слушай… У тебя же длинный отпуск?
– Ну да. Дней шестьдесят и за прошлый год ещё половина…
– Вот и здорово. Съезди в горы, в тайгу. Походи, поброди… Этот Мир устроен так, что пространство, не тронутое человеком, очищает зашлакованные души. Тебе сейчас это очень нужно. Нужно, чтобы найти ответы на вопросы, которые я назвал. Кто такой Создатель мы ещё поговорим…
Игорь, будто делая вывод из сказанного Светославом, с долей иронии произнёс:
– Сходи в тайгу и поймёшь, кто такой Бог. Ну, или Создатель. Как просто…
– Не ёрничай. Понять, может, ты и не поймёшь, но будешь расположен к этому. Вот потом и поговорим, когда вернёшься. Кстати, Бог и Создатель – это разные Сущности.
Игорь, не обращая внимания на поправку Волоха, продолжал:
– Значит, все охотники и путешественники, что бродят по горам, близки к Богу, пардон, к Создателю? И, как ты говоришь, расположены его постичь.
– Да. Только не все имеют возможность поговорить об этом с Волохом.
Игорь перестал отшучиваться и вздохнув произнёс:
– Не знаю как с познанием Мира, но в одном ты прав… Отдохнуть мне нужно.
– Вот и хорошо, – Светослав будто ждал этого решения, встал, обошёл стол, протянул Игорю руку и, ловя его мысли, добавил: – за Разлом идти не обязательно, хотя… Сам определишься. Поброди… Поможет.
– Намёк понял, ухожу.
Когда Игорь шагнул за калитку, из соседней комнаты вышел Борислав.
– Ну, что, Волох-просветитель, – произнёс он с присущим ему сарказмом, – думаешь, это он?
– Чувствую.
– А я вот нет, – задумчиво произнёс Борислав, глядя в окно и провожая взглядом уходившего гостя, – а это говорит о том, что ты возможно прав. Если я и остальные наши его не чувствуют, «не видят», значит, он как-то с нами связан. А наше будущее нам недоступно. – Потом, встряхнувшись от мыслей, с улыбкой добавил: – Светослав, а Игорь вообще догадывается, что он «охотник на людоедов»?
– Думаю, что с такой точностью, как сформулировал ты, он для себя ещё не понял, но предчувствие есть.
– Ладно… разберёмся! В горы он точно поедет? А то Хранитель-то давно уже «заряжен». Уж год как… Недельки две, три назад тоже в горы уехал. Там они и встретятся.
Борислав почесал затылок и с озадаченным лицом продолжил:
– Рак у него, у Хранителя. Я как его увидел, сразу понял… Хороший мужик, сильный. Чуть-чуть ему иммунную систему приглушил, чтоб болячка проявилась быстрее, чтоб вовремя на нее внимание обратил. Интуиция у старика хорошая, пока всё делает правильно. Ну, если что, я ему помогу! Главное, чтоб Игорьку мозг поправил.
– Да, – добавил Светослав, – это очень важно. Важно, чтобы информация, которая ему необходима, зашла не от нас, а от стороннего человека. Чтоб он её пережил… подумал над ней и не бросался с расспросами за готовыми ответами.
– Слушай, Чур, как ты Хранителя почувствовал в той деревне? – спросил Борислав.
Чур из соседней комнаты, усмехнувшись, ответил:
– Да от него, как от нашего Луки, авторитетом пахнет. Матвеич хоть и старенький уже, 84 года, но местные мужики его со счетов пока не списывают. Слово его вес имеет.
Глава 5.
Матвеич
Жена Григория Матвеевича, Василиса Николаевна, начала поджидать мужа и сына, как только автомобиль скрылся за поворотом.
Неприятные мысли, связанные с болезнью мужа, навязчиво лезли в голову, рождая плохие предчувствия. С дурными мыслями она ещё как-то справлялась, но вот предчувствия… Куда от них денешься?
Чтобы отвлечься, Василиса Николаевна не переставала что-нибудь делать. Благо, работы в доме всегда было много, и это сейчас ей помогало.
Тщательно и мелко порезала овощи. В чугуне на печи сварила борщ, оставила томиться. Приготовила его так, как любит муж.
Закончив с готовкой, решила подмести пол. И уже взяла в руки веник, как тут же поставила его на место, вспомнив старую примету, что в день отъезда родного человека из дома этого делать нельзя, чтоб не заметать ему дорогу назад.
Эта примета, которая всплыла в голове так некстати, вновь вернула нехорошие мысли, и слёзы не заставили себя долго ждать. Одна из слезинок, которой не хватило места, выкатилась на щёку. Василиса Николаевна утёрла её концом платка, повязанного на голову, потом, борясь с подступившим к горлу комом, промокнула глаза. Щурясь, посмотрела на круглые с золочёным циферблатом часы. Прошло всего два часа…
– А они только завтра приедут, – сказала сама себе сдавленным голосом.
Большой серый кот, будто сочувствуя хозяйке, мяукнул и потёрся о её ноги.
– Васька, есть хочешь? Сейчас молочка налью.
Кот вновь мяукнул на ласковый голос хозяйки и мелко затрусил вслед за ней. Получив желанную порцию, он присел около своей миски, стоящей недалеко от входной двери и начал лакать.
– Ва-асенька… ко-о-отик… вдвоём мы с тобой остались… до завтрашнего дня, – тяжело вздохнув, добавила: – Пойду во двор к скотине, посмотрю, как там…
То, что хозяйка назвала двором, был большой рубленный из брёвен коровник. Изгородь, примыкавшая к нему с обеих сторон, расходилась в стороны и, охватив довольно большой участок, спускалась вниз к горной речке.
Чуть ниже по течению, на другом берегу, стояла пасека – суть всей жизни её мужа. Он любил возиться с пчёлами и летом проводил с ними всё своё время. Большие морозы уже давно прошли, и муж с сыном выставили ульи на улицу.
Утреннее весеннее солнце, показавшееся из-за горы, заботливо согревало всё, чего касалось. Касалось всего и всех, кто терпеливо ждал тепла долгую сибирскую зиму.
Василиса Николаевна вначале хотела пройти в сарай к своим любимым коровам, но, видя, что они пасутся в просторном загоне, остановилась около него и положила руки на жерди изгороди.
Коровы флегматично пережёвывали сено, с утра заботливо разложенное по кормушкам, посмотрели на подошедшую хозяйку.
– Выпустил вас хозяин, а я в суете и не заметила.
Услышав знакомый голос, один из телят, пасшихся в месте со своими кормилицами, подошёл к Василисе Николаевне и потянулся мордой к её рукам.
– Я-а-а-рик… Растёшь? – хозяйка почесала его по кучерявому лбу. – Вкусное у мамки молоко? Вкусное… Расти большой.
Василиса Николаевна посмотрела на пасеку, и улыбка медленно сошла с её лица. Беспокойные мысли о муже вновь вернулись. Подошла к небольшому деревянному мостику, ведущему на другой берег реки. Весенняя мутная вода ударялась в его опоры, шумно возмущалась преграде, стремительно уносилась дальше по каменным перекатам.
Держась за поручень, осторожно шагая по скользким брёвнам, Василиса Николаевна перешла на другой берег. Она не боялась пчёл, но и близко старалась к ним не подходить. Она хорошо знала, что пчёлы терпимо относятся только к запаху своего пчеловода, любых других они воспринимали как источник опасности. Хозяйка, окинув взглядом ряды ульев, заботливо пересчитала:
– Сто пятьдесят три.
Пчёлы, радуясь весеннему теплу, тщательно облетали округу, пытливо изучая всё, что попадалось на пути. Одна из них подлетела к Василисе Николаевне, назойливо жужжа, несколько раз приблизилась к её лицу, не то изучая, не то стараясь напугать.
– Да ну тебя! Шваркнешь ещё в глаз… – хозяйка дунула в сторону пчелы и заторопилась к дому.
Весь день Василиса Николаевна, стараясь отвлечься, находила себе работу то в коровнике, наводя порядок за животными, то в ограде дома тщательно вычищая землю от весеннего мусора. Только к вечеру она угомонилась и заснула перед телевизором с вязанием в руках. В постель легла уже глубокой ночью, когда телевизор разбудил её шипением эфира. Положив рядом кота Ваську, она долго гладила его по мягкой шерсти. Кот щурил глаза и благодарно тарахтел, как старый холодильник. Под его гипнотическое мурлыканье хозяйка снова заснула.
***
Нет хуже состояния, чем уныние, а ожидание в унынии ещё хуже. Что-то не заладилось в последнее время…
Он сидел в больничном коридоре, смотрел в противоположную стену и думал…
Проходившие мимо такие же пациенты, как и он, куда-то спешили со своими проблемами, а он сидел, смотрел в стену и думал. Думал и ждал. Ждал, что скажет ему сын, который вошел в одну из дверей длинного коридора.
«Всё к одному!.. – тяжело вздохнув, произнес про себя старик. – С сыном как-то не то… Вырос. Своё гнёт… Лечиться, говорит, тебе надо… Отец ему стал не указ. Старший вообще носа не кажет. Сидит в своём городе. Жена как с цепи сорвалась, тоже за сыном вдогонку, всё научить норовит. Как ребёнка. А всему виной здоровье. С него всё началось…»
Здоровье его озадачило не так давно. Поначалу просто стал сильнее уставать. Чувствуя неладное, старался не поддаваться. Конечно, думал, что возраст, но мысль эту гнал как можно дальше, скидок себе делать не позволял. Как обычно, думал: «Да так, просто чёта… Пройдёт!».
А оно нет… Не проходило. Усталость, будто мешок на плечах в дальней дороге, давила всё сильней и сильнее. И пришла пора присесть. Никогда не позволявший себе жаловаться даже близким людям, даже жене, он в один из дней сказал своей старухе, что, мол, тяжко чего-то.
Ожидание в больничном коридоре тянуло за собой мысли. Зачем-то всплыл один из разговоров с женой.
***
Василиса Николаевна, невысокая, добрая женщина с гладким, круглым лицом, всегда внимательная, услышав, что муж вдруг посетовал на усталость, встрепенулась. Она будто ждала подходящего случая…
– Так и не молоденький ведь уже! Восемьдесят четвёртый год… Пора бы и поубавить ход. Хозяйство-то!.. Не всякий молодой столько вытянет. Куда нам всё это! Дети уже выросли. Младший давно самостоятельный, работа у него серьёзная! Получает хорошо! Ему наша забота уж и ни к чему. А старший?!.. Сам дедом стал и тоже в помощи нашей не нуждается.
– Может, и так… Только я не для помощи, – возразил он уставшим голосом, – а потому, что отец. Для души я… Какая мне разница, нужна им помощь моя или нет. Для чего жить-то ещё, как не для того, чтобы детям помогать.
– Так ты помогай, Гриш!.. Только жилы не рви! Я ведь вижу!.. Тяжело же тебе… хоть и сын помогает.
– Так вот в основном для него-то и есть вся суета моя! Для последыша… Ты думаешь, эта работа его в ментовке навечно, что ли? Придёт время, двадцать лет отслужит, и пинком под зад… Иди куда хочешь! А я ему хозяйство организовал… С ним, если голова будет, не пропадёт. На хлеб с маслом всегда заработает.
– Хозяйство это!.. – выпалила она с упрёком. – У тебя руки уж до колен вытянулись. Будь оно не ладно…
– Замолч, сказал! Твоё дело вон… – он ткнул пальцем в сторону печи, –черепками греметь. А с хозяйством мы с сыном управимся.
– Так ведь тяжело же тебе, Гриш!..
Он только рыкнул в ответ, резко встал со стула и вышел из дома.
«Дура баба! – проворчал про себя. – И зачем только сказал ей… Теперь запилит жалостью своей. Только повод дай!.. Давно уж подговаривается, мол, а давай продадим пасеку и коровок продадим. Поживём, мол, спокойно. Всё спокою какого-то ей надо!»
***
Мягко щёлкнул замок белой пластиковой двери кабинета, и в проёме показался его сын.