Усмешка классика

Иван Г. Макеев

Усмешка классика

ПРЕДИСЛОВИЕ

нет, не так…

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ…

ну вот, уже гораздо лучше, хотя все равно не то, чересчур пафосно…

тогда вот так:

КАК СОЧИНИТЬ ДЕТЕКТИВ ПО ПРИКАЗУ НАЧАЛЬСТВА

Эта книжка – мой первый серьезный литературный опыт (романтические вирши в нежном возрасте, проникновенные письма жене в возрасте, чуть постарше, и путевые заметки из многочисленных отпусков – не в счет). До сих пор не могу сам себе ответить на очень важный вопрос: «Случайно ли ее появление, или нет?». Ну, если уж совсем откровенно… – не знаю. Ладно, давайте по порядку.

Так получилось, что последние три года, шесть месяцев, одну неделю и пять дней мне пришлось провести, практически безвылазно в одном интересном месте в обществе большого количества суровых неразговорчивых мужчин, и это была не армия. Ну, Вы понимаете, так бывает: вот живешь ты себе, как-то работаешь, что-то делаешь, строишь какие-то планы, а тут бац, – и уже твои планы строят за тебя совсем незнакомые тебе люди. И неважно, что планов этих – всего три даты: когда тебя переведут на «поселок», когда тебя отпустят на УДО, и, наконец, когда тебя просто отпустят. И, что самое паскудное, если, а вернее, когда ты этих самых незнакомцев узнаёшь поближе, ты с ужасом понимаешь, что в обычной жизни не доверил бы им, не то, что свое личное планирование, но даже уборку личного же туалета. Но то такое…

Не знаю, как кому, но лично мне труднее всего там давалось не отсутствие возможности делать, что хочешь и идти, куда хочешь, не плохое питание (оно было вполне нормальным, на мой взгляд, во всяком случае) и даже не ранние подъемы (со временем и к этому привыкаешь), а скука. Скучно иногда, бывало, до одури. Каждый боролся с этим зверем, как мог, но не у всех получалось. Это было заметно по довольно часто встречающимся мне унылым рожам моих товарищей по несчастью. В самом начале этой своей эпопеи я решил убивать скуку чем-нибудь интеллектуальным, вроде чтения или разгадывания кроссвордов. Совсем скоро я понял, что с кроссвордами полная беда, поскольку на тысячи этих затейливых шарад в разных вариантах приходится никак не больше двухсот слов, перетаскиваемых из одного кроссворда в другой, а достойных для чтения книг было и того меньше. Читать примитивные сказки для взрослых про бесконечных «попаданцев» или каких-нибудь сталкеров, меня изначально не тянуло. Оставалось пытаться писать что-нибудь самому. Именно тогда я и решил вести что-то, вроде дневника. Разумеется, я и не планировал это когда-нибудь издавать, или вообще как-то предавать огласке. Так, свои мысли, наблюдения, переживания. В общем, все подряд. Справедливости ради, надо сказать, что не у одного меня мозги поворачивались именно в этом направлении. Ведение дневников в нашем заведении было явлением довольно распространенным, правда, у всех «летописцев» отношение к этому было разным. Один, например, предлагал любому встречному вставить его, встречного, историю в свои мемуары, но для начала требовал все документы по уголовному делу, дескать, надо же все описать по первоисточнику. Не удивительно, что народ преимущественно отходил от этого историка, круча пальцем у виска, а один раз кто-то особо бдительный даже набил ему морду, приняв за тривиальнейшего стукача. Как по мне, думаю, не сильно этот кто-то и ошибался. Так, или иначе, а дело с ежедневными записями собственных мыслей пошло у меня вполне бойко, дневничок мой уверенно рос, а время побежало не в пример быстрее, так что с главным моим врагом, скукой, было, не то, чтобы покончено, но проблема эта была, елико возможно, купирована.

В принципе, практически все окружающие знали, что я занимаюсь, так сказать, бытовым сочинительством, и относились к этому довольно спокойно. Некоторые даже делились какими-то забавными историями, касающимися в основном взаимоотношений с… Назовем их людьми в серо-голубой форме, призванными нас охранять, организовывать и воспитывать. Иногда я, в благодарность за принесенные истории читал ребятам отрывки из своего дневника. В общем, все получалось ко всеобщему, так сказать, удовольствию, а я уже всерьез стал подумывать, что зря не рассматриваю возможность публикации своих опусов, когда это все закончится.

Летом 2021 года меня вызвал дневальный. Кто служил в армии, тот наверняка помнит, что дневальный – это такое дежурное тело, заполошно орущее «Смирррна!» при входе командира в расположение, а в перерывах между дежурствами драящее разные места общего пользования. В нашем уютном междусобойчике все было совершенно наоборот. Дневальный – это особый человек, которого выбирают из среды прочих сидельцев те самые люди в серо-голубой форме и поручают ему помогать себе в организации нехитрой жизни и работы обитателей барака. Должность эта не дежурная, а постоянная и помимо обязанностей подразумевает всякие полезные для организма привилегии, вроде сна, сколько хочешь, занятий в спортзале в любое время, свободного разгуливания по территории и свободного же посещения пищеблока, где такого уважаемого человека всегда ждут различные приятные и вкусные пищевые неожиданности, недоступные простым смертным. Правда, за такие нешуточные отличия от серой повседневности дневальным приходится платить мгновенной готовностью исполнить любой, даже самый паскудный приказ все тех же своих благодетелей в форме, но многим из них это даже нравится, поскольку тоже не расходится с их, дневальных, представлениями о собственной исключительности. Ну и стучать им, болезным, тоже приходится, куда же без этого. Причем стучать всем и на всех: воспитателям на контингент, операм на воспитателей, режимникам на оперов и заезжему начальству – на всех вышеперечисленных. Ничего не поделаешь, – издержки профессии.

Итак, меня вызвал дневальный. Серега (так звали дневального) помимо всего прочего еще и участвовал в самодеятельности – играл на бас-гитаре и пел ртом в вокально-инструментальном ансамбле с не совсем подходящим для наших мест названием «Цитадель», поэтому у начальства еще и считался экспертом по культурным вопросам. Дождавшись меня, он сунул мне какой-то текст о двух листах и пояснил, как мог:

– Дядя Ваня, вот, это тебе.

Я взял листки, пробежал глазами несколько строчек сверху и непонимающе уставился на этого басиста-вокалиста:

– Ну, все правильно. Достоевский, двести лет. Поздравляю. Только я тут каким боком?

– Так это, ты дальше читай. Там, короче, начальство организовало литературный конкурс. По всей стране, заметь. Мы тоже участвуем.

– Ну и участвуйте, – поддержал я Серёгин энтузиазм, – а мне-то это зачем?

– Дядь Вань, ну не глумись ты! Все же знают, что ты пишешь…

– И что? У нас тут, если разобраться, все двести человек пишут. Кто письма, кто ходатайство на УДО, кто заявление на свиданку, а кто и оперу, тому, который не музыка.

– Так, как ты, никто не пишет, – грубовато польстил Сергей и привел самый убийственный аргумент, – и вообще, это Роман Сергеевич принес. Сказал именно тебе поручить. Вот кстати, об УДО. Он сказал, что, если получится в конкурсе выиграть – УДО обеспечено.

– Серый, ты же взрослый человек, а все в Деда Мороза веришь! А в Колпинском суде об этом конкурсе знают?

Вместо ответа Серёга состроил кислую рожу, и я удовлетворенно кивнул:

– Вот то-то же! А еще я, если честно, с юности с Достоевским не дружу. Еще в школе добросовестно пытался хотя бы один его роман осилить, да так и не смог. Не то, чтобы я их не понимал, но вот не шли они мне, хоть ты тресни.

– У меня такая же фигня, – грустно поделился Сергей, – А ведь, кто его знает, прочитал бы это «Преступление и наказание» еще в школе, – может и не торчал бы здесь, как… – он безнадежно махнул рукой.

– Ну, ладно, ладно, Серый, не переживай. – как мог, успокоил я не на шутку взгрустнувшего дневального, – Давай сюда это задание. Посмотрим, что там можно сделать. Тем более, говоришь сам Роман Сергеевич…

Роман Сергеевич в наших палестинах был заместителем начальника по воспитательной работе, поэтому сотрудники, да и всякие приближенные к начальству обитатели барака, вроде тех же дневальных, между собой величали его на старый манер «замполитом». По степени влияния на жизнь простого сидельца замполит серьезно отставал от прочих замов, но все же что-то сделать вполне мог. Как хорошее, так и не очень. Тем более, по должности он отвечал еще и за работу православного храма, где я был постоянным прихожанином, поэтому лишний раз испытывать, и без того нелегкую невольничью судьбу не хотелось. В конце концов, не мешки же требуется таскать на восьмой этаж. Сесть за стол, взять тетрадку и ручку, и накатать рассказик. Всего делов то! Опять же, сочинительство, судари мои, в наших местах считается занятием вполне себе приличным и где-то даже уважаемым, если конечно это не письменный донос на товарища по несчастью (такое у нас тоже имело место, не так уж, чтобы и редко). Ничего не поделаешь, обстановка располагает, да и дело насквозь житейское.

Для начала, я внимательно изучил задание и обрадовался, что на муки творчества отведено аж целых две недели, притом, что рассказ должен быть всего в десять тысяч знаков. Я тогда еще не владел в полной мере всякими полезными знаниями о размерах авторского листа и прочих издательских тонкостях, но представлял себе, что десять тысяч знаков – это не очень много. Кроме того, в задании даже перечислялись разные приятности, как, например, что произведение победителя конкурса даже возможно где-нибудь опубликуют, а автора сделают широко известным в узких кругах, но я прекрасно понимал, что это, скорее всего, по части секты свидетелей уже помянутого выше Деда Мороза, поскольку, во-первых, в системе, ведающей этими нашими не очень отдаленными местами, пообещать и не выполнить – это вообще, едва ли не стиль работы, а во-вторых, если и решат они все таки победителя определить и отметить, то это, скорее всего, будет не автор лучшей работы, а тот, на которого укажет какой-нибудь старший начальник, этакий самый главный замполит, или кто-то в этом роде, персонально курирующий этот конкурс. Имелись, знаете ли, прецеденты даже и в собственной сидельческой судьбе. Литературная часть задания поражала лапидарностью. Предлагалось сочинить детективный рассказ по мотивам произведения Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Все! Вот так вот, коротко и ясно. Это, как пишут в приличных романах, повергло меня в уныние. Что значит «по мотивам»? Если в моем рассказе кого-нибудь зарубят топором – это будет «по мотивам»? Или, если действующие лица моего рассказа будут называться такими же именами, как и у классика в его нетленке – это тоже будет «по мотивам»? А, если главный преступник укокошит какого-нибудь финансового работника – это «по мотивам»? В общем, я в лучших традициях маститых драматургов извел половину отведенного в задании срока на эти вот моральные терзания. Правда, в перерывах между ними – терзаниями – я не поленился все же восполнить-таки свой давний литературный пробел, и прочитал искомый роман Федора Михайловича от корки до корки. Расправился я с ним на этот раз на удивление быстро, но ощутимой пользы с окончательным формированием замысла своего рассказа это мне не принесло. В конце концов, я махнул рукой на эти свои переживания, и засел за собственно, работу. Не знаю, как там ведут себя настоящие писатели, составляют ли они план, прикидывают ли черты своих героев, формируют ли заранее список идей, каковые хотят донести городу и миру, но я решил поступить просто: сначала ввязаться в бой, а дальше война уже план сама покажет. Отчасти поэтому у меня и получился такой вот опус. Без всякого плана он вырос, как дерево вырастает из случайно брошенной кем-то косточки. Как оказалось, такой метод вполне себе дает результат. Да, сначала моему литературному детищу было трудно, как тому самому росточку выбираться из земли, но потом он рос все увереннее и увереннее, а к концу моей работы – и вовсе нагло пер к солнцу, что твой бамбук. И да, так уж получилось, что я у Федора нашего Михайловича этими самыми мотивами разжился, что называется, по полной. Так что и топор там присутствует и Раскольников и прочие описанные классиком лица и предметы. Впрочем, сами увидите.

Уже, когда я радостно поставил жирную точку в конце всего, что наваял, я с удивлением констатировал, что исписал почти всю тетрадку из четырех дюжин листов. Повторяю, в то время я еще очень плохо ориентировался в определении количества знаков по объему рукописного текста, но что-то смутно мне намекало, что полностью исписанная тетрадка о сорока восьми листах – это несколько больше десяти тысяч знаков. Конечно, можно было бы лихо заморочиться и попытаться вручную, тыкая пальчиком в каждую букву, этот объем знаков определить, но лично я так геройствовать был точно не готов. Любой читатель скажет, что проблема эта выеденного яйца не стоит, достаточно просто набрать текст на компьютере, и бездушная железяка сама посчитает количество этих пресловутых знаков. Все так, но есть один нюанс. Дело в том, что нашему брату не только нельзя было работать на компьютере, но и даже подходить к нему. Да что там, простое нахождение сидельца в одном помещении с этим умным агрегатом могло сулить серьезные неприятности. Испытано на личном опыте.

Опыт опытом, а делать что-то надо было, тем более и в задании черным по русскому было написано, что текст рассказа на конкурс предоставляется не как-нибудь, а в электронном виде в самом популярном приложении операционной системы. Как не крути, а по всему выходило, что надо обращаться, что называется, к заказчику, сиречь все к тому же замполиту. Не то, чтобы мне это было совсем уж трудно, просто, ну вот очень не любил я общаться с тамошним начальством в принципе и по любому поводу. Это, кстати, не только мой личный «бзик», большая часть обитателей барака испытывала схожие чувства, и это неспроста. Как по мне, удовольствие от общения с этой публикой, прямо скажем, – на уровне, ниже среднего, но тут уж выхода другого не было.

Романа Сергеевича я подловил в общежитии, в кабинете начальника отряда, буквально утром следующего дня. Я плюхнул перед ним на стол исписанную тетрадку и бодро доложил:

– Вот, рассказ для конкурса готов.

Замполит раскрыл школьный реквизит, вяло полистал и уточнил:

– Все по заданию?

– Да. Литературные условия точно соблюдены, только вот…

– Что «только вот»? – напрягся замполит, который, как и любое начальство, в подробности, естественно, вникать не любил.

– Ну, во-первых, по заданию надо представить рассказ в электронном виде, а во-вторых, по размеру он должен быть не больше десяти тысяч знаков.

– А здесь сколько? – поинтересовался Роман Сергеевич, держа тетрадь на ладони над столом, словно пытаясь по весу определить, сколько там этих знаков.

Я пожал плечами и ответил честно:

– Не знаю, но думаю – гораздо больше. Тысяч семьдесят, или сто, а может и все сто пятьдесят… Кто его знает.

– Так значит надо сократить. Что тут непонятного?! – возмутилось начальство моим вопиющим непониманием текущего момента.

– Это само собой, – покладисто закивал я, – а только быстрее будет это делать одновременно с набором на компьютере.

– Гм, Вы же понимаете, что лично Вы этим заниматься не сможете, – легко раскусил замполит мое неуклюжее закидывание удочки.

– Ну, тогда, – сделал я квадратное лицо, – можно поступить следующим образом: я отдаю Вам текст в этом варианте, Вы поручаете кому-нибудь набрать все это на компьютере и распечатать. А потом я скорректирую распечатку, и по этой корректуре можно будет сократить электронный текст.

Роман Сергеевич поерзал в кресле и поднял на меня кислый взгляд:

– А когда надо отправить рассказ?

– Через три дня, – я еле удержался от издевательской улыбки.

– Ну, и как мы за это время все успеем? – ритуально поинтересовался замполит очевидным. Он откинулся на спинку дешевого офисного кресла, прикрыл глаза, вздохнул и выдал, наконец:

– Ладно, поручу это заведующей библиотекой. А Вам приказываю оказать ей помощь…

– Гражданин подполковник, мне же нельзя с компьютером… – неучтиво перебил я большое начальство.

– А я и не говорил, что Вы будете работать на компьютере, – оставил без внимания мою наглость замполит, – Вы в это время в библиотеке проведете инвентаризацию всего книжного фонда. Месяца Вам на это хватит? Вы же там год назад учет и налаживали, если я не ошибаюсь.

– Истинная правда, – подтвердил я, мучительно гадая, в чем тут подвох, – когда приступать?

– Прямо сейчас, чего же зря время тянуть. Начальнику Вашего отряда я скажу, что с сегодняшнего дня Вы работаете снова в библиотеке, а заведующей прямо отсюда позвоню. Вопросы есть?

– Нет, но…

– Никаких «но»! Команда дадена, время засекено. И тетрадку свою заберите, заведующей передадите. К сроку чтобы управились.

– Управились с чем? – изобразил я искреннее непонимание.

– Со всем, – тонко улыбнулось начальство.

Дальше все получилось, буквально на автомате. Заведующая библиотекой – в общем добрая и безобидная женщина, испытывающая определенную слабость к… отдельным видам напитков – восприняла команду начальника предсказуемо. Она завела меня в свой кабинет и, кивнув на компьютер, предупредила:

– Иван Григорьевич, вот Вам агрегат. Вы уж его никуда из кабинета не уносите. Работайте здесь. А, если кто будет приходить, Вы быстренько отсюда исчезайте, пока я гостю буду дверь открывать. По-моему, я правильно поняла мысль Романа Сергеевича.

Я дипломатично промолчал и засел за работу. На набор текста у меня ушло полтора дня, еще день я промучился, пытаясь сократить свой опус до требуемых десяти тысяч знаков, что оказалось очень даже непросто. В полном варианте детектив потянул почти на семьдесят тысяч, и, сокращая все это великолепие почти на порядок, приходилось резать практически по-живому. Не Бог весть, какие переживания, но ведь детище все же. Когда в окончательном варианте осталось каких-то пятнадцать тысяч букв, знаков препинания и пробелов, я больше не стал напрягаться и оставил все в таком вот виде, ибо дальнейшее секвестирование привело бы вовсе уж к потере всякого смысла этого, с позволения сказать, художественного произведения. А, будь, что будет. В конце концов, хоть на победу в этом литературном конкурсе я и не рассчитывал, но задание все же считал выполненным. Как-то не хотелось никого подводить, даже и этих товарищей в серо-голубой форме. Пацан сказал, – пацан сделал. Получите и распишитесь. Заведующая библиотекой отправила все эти результаты моих мучений, куда надо, и на этом, так сказать, официальная часть моей литературной эпопеи закончилась.

Первоначальный вариант, тот самый, что под семьдесят тысяч знаков, я не стал удалять, а старательно распечатал на память. Не то, чтобы я на него тогда имел какие-то виды, просто решил сохранить для истории. Как не крути, а все же это был плод моего, почти полумесячного труда, да и потом лестно будет перед кем-нибудь похвастаться, дескать не только уныло тянул я лямку за решеткой, тоскуя по воле вольной, но и детективы, понимаешь, строчил, не хуже какого-нибудь, прости Господи, Акунина.

Мое скептическое отношение к плодам своего творчества изменил Андрей – такой же, как и я сиделец, трудившийся там же, в библиотеке. Хотя, «такой же, как и я» и «трудился» – это громко сказано. К тому моменту Андрюха успел с полгода побыть у нас комендантом. Комендант в наших краях – это такой главный помощник людей в серо-голубой форме по управлению всей нашей братией. Ему подчиняются все дневальные, да и вообще все остальные обитатели барака, поэтому и власти, и привилегий у него на порядок больше, чем у тех же дневальных. В общем – большой человек, и должность у него – просто сказка, но есть одно обстоятельство, напрочь обгаживающее всю эту малину: комендант должен не просто подчиняться начальникам в погонах, но еще и уметь предвидеть все их желания, и вообще, всячески угождать, ставя интересы начальства выше своих, и однозначно выше интересов товарищей по несчастью. Такой подход подразумевает наличие в характере известной, достаточно большой доли сволочизма и шкурности, что обычному, нормальному человеку не свойственно, а уж бывшего офицера, каковым являлся Андрюха, от этого просто воротило. Вот и выдержал он на должности коменданта всего-то полгода, и был заменен на товарища, который полностью подходил, что называется, по критериям. Поскольку любой обитатель нашего барака должен был где-нибудь работать, Андрея засунули в библиотеку. Здесь он поначалу пытался быть полезным, но потом плюнул на эти бесплодные усилия, и просто проводил время, шатаясь по помещениям, вяло листая попавшиеся под руку книжки и журналы, или тупо валяясь на вполне приличном диване в уютном тупичке дальнего от входа зала. Мое появление в библиотеке и интенсивные литературные потуги его серьезно заинтересовали, что естественно для человека, мучимого приступами жесточайшей скуки. Он с первых минут моего творческого марафона заручился у меня обещанием дать почитать то, что получится в результате всех этих телодвижений, а когда прочел, – пришел, не побоюсь этого слова, в натуральную ажитацию:

– Иван, да у тебя получился настоящий детективный роман! Сюжет, интрига, юмор – все на месте. Связки хорошие, да и язык на уровне.

То, что он мне польстил этим восторженным комментарием – громко сказано, но мне стало приятно все же, поэтому возразил я скорее для порядка:

– Да брось ты. Во-первых, я так полагаю, что роман должен быть несколько большим по объему, ну раза этак в четыре, если не больше, а во-вторых, что ни говори, а часть сюжета с персонажами я у Федора Михайловича во многом того… позаимствовал.

– Ну, это не страшно, тем более у тебя в результате все пошло, мягко говоря, не так, как у классика, опять же и обстоятельства другие. Так что не скромничай, это явный успех. Кстати, насчет размера произведения. А что тебе мешает и дальше развивать тему? Глядишь, и объем реально увеличишь. Главное – не останавливайся. А это, – он кивнул на мою распечатку, – одолжишь мне на несколько дней? Ко мне жена на свиданку завтра приезжает, – дам ей почитать. Она такие вещи обожает.

– Да пожалуйста, – пожал я плечами, – только верни потом.

Андрюха обещание сдержал и распечатку мою после свидания вернул. Жене его мое чтиво тоже понравилось. Получалось, что два первых читателя оценили мой труд, вполне себе, положительно, и мне в голову уже потихоньку стали закрадываться нескромные мысли, что это неспроста. Не то, чтобы я возомнил себя таким уж литературным гением, но, если людям нравится читать мои комбинации из букв и прочих символов, почему бы не продолжить и дальше эти самые комбинации составлять.

Для начала я распечатал еще один экземпляр своего детектива (Андрей все же выпросил у меня тот, самый первый печатный вариант под железные гарантии никому чужому его на воле не давать, не копировать и не выкладывать в открытом доступе), а электронную версию уничтожил. Признаться, когда я нажимал роковую кнопку «Delete», у меня даже слегка защемило сердце, но что поделаешь, – конспирация, авторские права, все такое… Все возможности продолжать заниматься сочинительством у меня были. Обещанную замполиту инвентаризацию книжного фонда я провернул, максимум в течение недели, а дальше свободного времени в моем распоряжении было, хоть отбавляй. Конечно, ежедневно с утра надо было собрать книжки и формуляры для разноса арестантам, но на это уходило не более часа, а дальше, до самого окончания рабочего дня можно было в относительно спокойной обстановке в полном соответствии с заветами пролетарского поэта Маяковского творить, выдумывать и пробовать. Правда, снова пришлось вернуться к рукописи в прямом смысле этого слова, то есть писать руками, а не тыкать пальчиком в клавиатуру, но использовать компьютер и дальше, когда задание начальства формально уже выполнено, было бы с моей стороны уже конкретной наглостью, да и неудобно было пытаться сочинять, сидя в кабинете и постоянно прислушиваясь к звукам снаружи, не рвется ли кто в библиотеку. Мешает это свободному полету писательской мысли, знаете ли. Поначалу была идея расширить уже существующее сочинение, сделав его по-настоящему полновесным романом, но, когда я исписал еще одну тетрадку и перечитал все это – понял, что по факту выходит абсолютно новая история, и решил, что дописывать уже буду совсем другую, отдельную книжку, а с первым сочинением потом что-нибудь придумаю.

Вот так, как пишут мои коллеги литераторы (нескромно, да?), в сладких муках творчества и прошло мое последнее полугодие за высоким забором. Время пролетело реально быстро и к моменту, когда я закончил украшать своей персоной эти благословенные места, у меня в запасе уже было два готовых произведения о приключениях сыщика Вразумихина, еще одно, написанное примерно наполовину и идея следующего, так что задел получился неплохой. Справедливости ради, надо сказать, что, неожиданно увлекшись этими детективными историями, я совсем забросил свой дневник, но тогда я особо не переживал по этому поводу, справедливо рассчитывая на все еще сохранявшуюся свежесть впечатлений и не совсем уж дырявую собственную память. В общем, тогда переживать не было вообще никаких причин; свобода, лето, друзья и любимые люди рядом, не предавшие и не разуверившиеся в тебе… Что еще надо для счастья?