
Полная версия:
Предел Адаптации
На следующий день реальность начала тихо сдавать позиции.
Он проснулся без будильника – за минуту до того, как тот должен был завизжать. Просто открыл глаза, посмотрел на телефон и увидел 07:59.
– Я ненавижу своё тело, – пробормотал Данила, переворачиваясь лицом в подушку. – Оно не понимает разницы между «надо» и «можно поспать ещё».
– Твоё тело вообще мало что понимает, – ответил Артём, соскальзывая с кровати.
В ванной комнате общаги всегда было прохладно и мокро. Умываясь, он поймал себя на том, что двигается как-то… слишком слаженно. Переход от одного движения к другому, разворот, шаг назад, чтобы пропустить соседа. Как будто кто-то заранее намечал ему траекторию.
Он стоял, изо всех сил тёр лицо холодной водой, пока до красноты, пытаясь вымыть остатки ночной схемы из головы.
– Ты чего там, кожу стираешь? – кто-то из старшекурсников в душевой покосился. – Принца из себя делаешь?
– Я пытаюсь проснуться, – буркнул Артём. – Не мешай, а то следующий.
Тот хмыкнул, оставил в покое.
На лестнице, когда он с Данилой спускались на первый этаж, с верхнего пролёта кто-то неуклюже выронил пакет. Тот полетел вниз, рассыпая какие-то мелочи.
– Б… – успел только сказать владелец, но не договорил: пакет уже должен был грохнуться им под ноги.
Должен был. Но вместо этого рука Артёма сама дернулась вперёд и поймала ручку пакета почти на уровне лица.
Пальцы сжались. Вес потянул вниз, но он удержал.
Пару конфет, отделившихся, всё же ударились о ступеньки и рассыпались, но основное осталось у него в руке.
Он сам удивился своему движению чуть не больше, чем парень сверху.
– О, – тот остановился, наклоняясь через перила. – Спасибо.
– Пожалуйста, – автоматически сказал Артём и протянул пакет вверх.
– Ты чё, Человек-паук? – полушёпотом спросил Данила рядом. – Или я просто недоспал и мне кажется.
– Тебе всегда кажется, – выдохнул Артём. Сердце билось быстрее, как после рывка. – Пошли уже.
Он спустился ещё на пару пролётов, чувствуя, как внутри всё дрожит не от напряжения, а от непонятной радости тела, которое только что доказало: оно умеет успевать.
День в универе был загруженным. Пары шли подряд, как по конвейеру: лекция, практическая, лабораторная.
На первой же паре по математике он поймал ещё один странный эффект.
Преподавательница, Елена Сергеевна, писала на доске громоздкое выражение, объясняя метод решения. Мел скрипел, формула растягивалась, как змея. Раньше он бы просто переписывал и старался не упустить шаги.
Сегодня он глянул, и формула разложилась у него в голове на блоки.
Как в том сне: на части и связи. Там, где раньше он видел сплошной набор букв, появились как будто подсвеченные элементы: вот это – ключевое преобразование, вот это – можно сократить, вот здесь – та самая ошибка, из-за которой народ всегда вылетает.
Он даже не успел удивиться – просто аккуратно переписал, отмечая для себя, где логика.
– Лазарев, – Елена Сергеевна неожиданно повернулась к аудитории. – Вы, я вижу, внимательно смотрите. Пойдёте к доске?
Он вздрогнул, но поднялся. Под чужими взглядами дошёл до доски, взял мел.
– Продолжите, – сказала она. – Вот отсюда.
Раньше в такой момент он бы брал паузу, вспоминал, листал конспект глазами. Теперь почему-то не пришлось. Рука сама написала следующий шаг. Потом ещё один. И ещё.
Он не чувствовал себя гением, скорее… как человек, который много раз уже делал то же самое, рутина. Заметил, что мел он держит иначе – ближе к концу, контролируя нажим, чтобы не ломался.
– Так, – Елена Сергеевна подошла, посмотрела на формулы. – Неплохо. Даже очень. Садитесь.
Возвращаясь на место, он чувствовал, как Данила вонзает в него взгляд.
– Ты кто? – прошептал тот. – И что ты сделал с моим туповатым другом?
– Это был простой пример, – так же тихо ответил Артём, садясь. – Иди конспектируй.
– Простой пример, – скривился Данила. – Только у меня от него глаз дёргается уже третий месяц.
Он сделал вид, что не слышит. Но внутри шевельнулось – опять – то ощущение: что-то вмешивается в его мысли, упорядочивает их. Не забирает контроль, просто ставит правильные полочки.
На складе вечером было оживлённо. Грузовиков приехало сразу два, один за другим. Кладки, коробки, крики, запах картона, пыли и дешёвого кофе из автомата.
– Лазарев, – махнул ему начальник смены, крепкий мужик по фамилии Смолин. – Отлично, что подтянулся. Вон туда, к паллетам. Аккуратно – там стекло.
Артём кивнул, натянул перчатки и пошёл к своим коробкам.
Работа на складе раньше выматывала. Тайно он её даже ненавидел – за однообразие, тяжесть и то, что после неё мозг превращался в кашу. Но в этот день произошёл странный сдвиг: тело работало как хорошо смазанный механизм.
Раньше он чувствовал, как каждая тяжёлая коробка тянет из него силы по кусочку. Сейчас – словно кто-то заранее подсчитывал, как поставить ноги, как повернуться, чтобы нагрузка распределилась правильно.
Он поднимал коробки, переносил, ставил – и почти не ловил привычного «ломает спину». Пульс поднимался, но не зашкаливал.
– Ты чего такой резвый? – спросил напарник по смене, Славка, сутулый парень с вечной сигаретой за ухом. – Тебе премию выдали?
– Нет, – сказал Артём, ставя очередную коробку. – Просто спал нормально.
– О, – уважительно хмыкнул Славка. – Это сейчас по нашим меркам суперспособность.
Ближе к середине смены произошла маленькая катастрофа, которую они потом ещё долго обсуждали.
У дальнего ряда паллет пошло что-то не так. Старый деревянный поддон подкинул сюрприз – ножка дала трещину, и колонна коробок начала медленно, с противным хрустом, заваливаться.
– Э, э, э! – крикнул кто-то.
Славка заматерился, бросаясь вперёд. Смолин развернулся, но был далеко. Всё это заняло секунду, но для Артёма происходящее как будто растянулось.
Он увидел, как верхняя коробка с глухим дребезжанием срывается с края, под ней – ещё, ещё… А под ними – девушка из смены, Таня, миниатюрная, с тонкими руками, которая как раз тащила пустой паллет.
Она подняла голову, глаза расширились. Шанс, что она успеет отскочить, был… почти нулевой.
Для Артёма – почему-то нет.
Мир опять чуть смазался по краям. Он бросился вперёд, не думая о том, что делает. Ноги сами нашли опору, он инстинктивно подался вбок, плечом врезался в Таню, отталкивая её из траектории падения, а другой рукой ухватил злосчастную верхнюю коробку.
Вес был приличный, его чуть повело, но тело удержало. Под ним грохнулась вторая коробка, рассыпались какие-то пластиковые контейнеры. Несколько ещё съехали, но основная масса осталась на месте.
Таня шлёпнулась на пол, гремя поддоном и отчаянно матерясь.
– Вы что, с ума сошли?! – раздался голос Смолина.
Все замерли.
Артём, чувствуя, как дрожат руки, поставил спасённую коробку на место. Обернулся. Таня поднималась, отбрасывая с лица выбившуюся прядь.
– Ты цела? – спросил он.
– Да, – она моргнула, всё ещё ошарашенная. – Кажется… да. Только… жопа болит.
– Жопа – это не смертельно, – заметил Славка, всё ещё стоя с раскрытым ртом. – Лазарев, ты… ты видел себя со стороны?
– Нет, – ответил тот. – Я как-то занят был.
– Ты как в фильме сделал, – пробормотал кто-то сзади. – Прямо прыгнул и поймал.
– Что за цирк здесь? – подошёл Смолин, осматривая воронку из коробок. – Кто стеллаж не проверил? Кто… Лазарев, ты что, совсем с катушек слетел?
– В смысле? – Артём выпрямился.
– В смысле, ты мог себе спину сорвать, – рявкнул тот. – Я понимаю, героизм и всё такое, но у меня потом за тебя отписываться.
– Я как-то не успел посчитать, – сказал Артём. – Там человек под коробками стоял.
Смолин замолчал на пару секунд, посмотрел на Таню.
– Цела?
– Да, – она кивнула. – Он меня толкнул. Я успела отскочить.
– Ладно, – Смолин выдохнул. – Допустим. Но в следующий раз продумывайте, как орать заранее. Чёрт бы побрал эти паллеты.
Героизм на складе закончился тем, что он получил молчаливый кивок от Смолина, благодарное «спасибо» от Тани и несколько шуток от Славки на тему «супергерой в спецодежде».
Зато внутри он чувствовал не гордость, а то же странное послевкусие: как будто его тело до этого всё время спало вполглаза, а теперь проснулось и потянулось.
В общагу он вернулся около десяти вечера. Коридор был громкий – кто-то отмечал чью-то сдачу хвоста. В комнате Данила и Ильдар сидели за столом; на столе – учебники, тетради и неминуемый чайник.
– О, – Ильдар поднял голову. – Наш трудоголик вернулся. Как твоя поликлиника и тяжёлый труд?
– Поликлиника как поликлиника, – сказал Артём, снимая куртку. – Труд как труд. Стеллаж чуть не грохнулся, я – герой дня. Вопросы?
– Подожди, – Данила приподнялся. – В каком смысле «стеллаж чуть не грохнулся»?
Он рассказал вкратце. Без пафоса, просто факты. Как было.
– Ты что, совсем, – начал Ильдар, – осторожнее надо. У нас, конечно, в стране людей много, но не до такой степени.
– Там девчонка под коробками стояла, – повторил Артём. – Я не успел устроить мозговой штурм.
– Мог бы спросить у нас, – буркнул Данила. – Мы бы сказали «не лезь».
– Хорошо, что вы не были там, – вздохнул Артём.
– Мне вот что интересно, – Ильдар подался вперёд. – Ты в последнее время, случайно, допинг не жрёшь? Или тайком в спортзал не засел?
– Почему?
– Потому что если так продолжится, – сказал он, – я начну подозревать, что ты – эксперимент военной лаборатории. Сначала лес, потом неубиваемость, потом суперреакция.
– Ты слишком много фильмов смотришь, – сказал Артём, садясь на кровать. – Я просто вовремя проснулся и вовремя двинулся.
– Это всё объясняет, – усмехнулся Данила. – Вовремя проснулся, вовремя двинулся, вовремя не умер. Обычный день в России.
Он не стал дальше спорить. Но когда ночью снова лёг и провалился в сон, схема вернулась.
На этот раз она всплыла без предупреждения.
Контур тела. Столбики. Цифры без единиц, но с понятным смыслом: базовый уровень, повышенный, нестабильный.
Сила – плюс какой-то процент от нормы.
Выносливость – подсвечена жёлтым, рядом – значок, напоминающий круговую стрелку.
Реакция – выросла совсем чуть-чуть, возле – маленький треугольник.
Адаптация – «процесс».
Под таблицей мелькнуло пару строчек, похожих на комментарии:
«Нагрузка – лес. Нагрузка – поликлиника и эмоциональный стресс. Нагрузка – склад, динамическая ситуация. Адаптационный ресурс: минимальный прирост».
Он не понимал, каким языком это написано, но смысл почему-то считывал. Как если бы кто-то говорил ему внутри, минуя слова.
Он попытался мысленно протянуть руку к этим строкам – и картинка дёрнулась. В голове будто щёлкнуло: интерфейс не ожидал, что носитель будет лезть в систему.
«Пошёл ты», – подумал он внезапно, и во сне это прозвучало громче, чем он хотел.
Схема мигнула, погасла.
Проснулся он с сердцем, колотящимся, как после забега.
– Да чтоб тебя, – сказал он в темноту.
– Чтоб кого? – раздался сонный голос Данилы с соседней кровати. – Тише, я как раз увидел прекрасный сон про сессию без долгов. Не разрушай иллюзию.
– Сам и разрушай, – отозвался Артём. – Я тут со своими кошмарами разберусь.
– Ну смотри не подерись, – пробормотал тот и опять уснул.
Артём ещё долго лежал, слушая, как тихо гудит общага, как где-то хлопает дверь, как кто-то храпит через стенку. Гудёж крови в висках постепенно стих.
Что бы это ни было – игра мозга или что-то ещё – оно явно не собиралось сворачиваться.
Следующие дни удивительным образом сжались и растянулись одновременно.
С одной стороны – расписание: пары, лабораторные, консультации. С другой – новые «глюки».
Он вдруг поймал себя на том, что перестал забывать мелочи. Расписание занятий, время следующей пары, когда какой препод назначил консультацию, какие задания заданы на дом. Всё это раньше требовало бумажек, заметок, фоток доски. Сейчас – лежало в голове, как в аккуратном ящике.
– Ты списываешь у меня? – однажды подозрительно спросил Ильдар, когда Артём без заглядывания в телефон ответил, во сколько завтра нужно быть в аудитории 308.
– С чего бы? – удивился тот.
– Потому что я знаю только потому, что поставил напоминание, – сказал Ильдар, показывая экран. – А ты – из головы.
– Ну… память разогрел, – неопределённо ответил Артём.
– Ты иди к врачу, – вмешался Данила. – Вдруг она тебе это… шланги какие-нибудь найдёт.
– Какие шланги? – не понял Артём.
– Не знаю, – задумался Данила. – Но звучит угрожающе.
На одной из практических по физике преподаватель внезапно ткнул его в пример, который тот не готовил. Обычно в такие моменты он ощущал холодок в животе. Сейчас – нет. Небольшая пауза, пара внутренних щелчков, и решение само собой сложилось в голове, как кубик. Он написал его, почти не сомневаясь.
Препод, прочитав, поднял бровь.
– Не ожидал, Лазарев, – сказал. – Я думал, вы у нас больше по механике, чем по электронике.
– У меня разные интересы, – ответил тот, не удержавшись от маленькой, почти наглой улыбки.
Это уже было странно: мозг, который обычно кипел к концу дня, теперь выдерживал больше.
В физкультурном зале он тоже заметил разницу. Когда их гоняли по кругу, кто-то начинал задыхаться уже на третьем круге, кто-то спотыкался. Он шёл ровно, без рывков, держал дыхание. Пульс был высок, но не критичен.
– Ты точно лежал ночь в лесу, а не на санатории? – спросил его после забега Данила, отдуваясь. – Может, тебя инопланетяне прокачали?
Слова прозвучали так неожиданно, что у Артёма на секунду сжало грудь.
– Инопланетяне, – медленно повторил он. – Конечно. Они же этим только и занимаются: ловят студентов и заставляют их бегать.
– Ну да, – не моргнув, сказал Данила. – Им же нужен материал для опытов. «Смотри, Глорп, этот очень выносливый, будем изучать, как он выживает на сессии». Ладно, – он махнул рукой. – Серьёзно, ты как? Не перегибаешь?
– Нормально, – ответил Артём. – Просто… – он замялся. – Как будто я наконец-то начал делать то, на что всегда был способен, но не делал.
Данила на секунду перестал ухмыляться.
– Это вообще страшная фраза, – сказал он. – Не говори её в голос при преподавателях, а то они подумают, что ты всю жизнь прогуливал своё призвание.
Ночами интерфейс становился чётче.
Теперь он иногда сам вспыхивал, когда он лежал между сном и бодрствованием: не схема тела, а как будто «табло состояния».
Рядом с «Выносливость» появлялись маленькие отметки: «нагрузка принята», «адаптация», «микроповреждения восстановлены».
Под «Реакция» мелькал крошечный всплеск после сцены со стеллажом.
Под «Нейрообработка» – мягкая кривая, поднимающаяся вверх после длинного дня с матаном и физикой.
Что это было – он так и не понимал. Но где-то внутри росла неприятная уверенность: это не просто игра подсознания.
Пару раз он попытался мысленно «ткнуть» в эти строки. Ничего не происходило, кроме лёгкого, еле заметного, но очень странного ощущения: словно на него оттуда посмотрели в ответ.
Не огромное что-то, не чья-то личность, а… внимание. Взвешивающее.
Он не выдерживал и сам обрывал контакт, выныривая в бодрствование.
«Если я пойду с этим к психиатру, – думал он, глядя ночью в потолок, – мне дадут таблетки и скажут, что это тревожное расстройство. А если я никуда не пойду, я, возможно, узнаю, что это за хрень. Или поеду крышей окончательно».
Варианты выглядели отвратительно оба.
Однажды вечером Егор вышел с ним на связь по видеозвонку. На экране возникло его лицо – освещённое монитором, с тёмными кругами под глазами.
– Ну здорово, инопланетный выживальщик, – сказал он без разогрева. – Мне сказали, что ты жив, и я решил проверить лично.
– Привет, – Артём сел поудобнее на своей кровати, прижимая телефон. – Как там вы?
На заднем плане слышался голос матери, возившейся на кухне.
– Мама всё ещё в режиме «я тебя убью за то, что ты меня напугал», – честно сказал Егор. – Папа делает вид, что он спокоен, но я видел, как он вчера ногой стул подпинывал, когда думал, что никто не видит.
– Представил, – усмехнулся Артём. – И ты, небось, не упустил шанса его потроллить?
– Разумеется, – Егор поджал губы. – Так, рассказывай. Ты действительно лежал в лесу и думал о вечном?
– Я не думал, – ответил Артём. – Я валялся без сознания и ничего не думал.
– Это попытка оправдаться, – объявил Егор. – Ладно, серьёзно. Ты как себя чувствуешь?
– Лучше, чем должен, – вырвалось у него.
Егор прищурился.
– В каком смысле «лучше, чем должен»?
– В прямом, – сказал Артём. – После ночи на земле, работы и всего этого я не рухнул ещё где-нибудь.
– Отлично, – сказал Егор. – Значит, я могу продолжать спокойно завидовать твоей выносливости. У меня после одной контрольной мозг в нулину.
– Ты сам его туда загоняешь, – заметил Артём. – Не надо сидеть до двух ночи в этих своих шутерах.
– Не надо, но я буду, – философски заметил Егор. – Кстати, раз уж ты заговорил о мозге, я тут думал… – он сделал паузу, явно решил сменить тему. – Ты не хочешь попробовать стримить, когда вернёшься? Типа канал
– Ага, – сказал Артём. – И рассказывать, как лежать в лесу и получать от жизни кайф.
– Ладно, шучу, – Егор улыбнулся. – Слушай, если серьёзно… – он стал неожиданно серьёзен, – если у тебя будет что-то… странное, ты скажи. Не только маме. Мне тоже.
– Раньше ты не рвался, – удивился Артём.
– Раньше ты не лежал ночью в лесу, – парировал Егор.
– Так вот, – продолжил Егор. – Если вдруг у тебя будут, не знаю… у тебя будут проблемы, не делай вид, что всё нормально. Я помогу чем смогу.
– Хорошо, если будут, я тебе в первую очередь о них сообщу —
– Ну и отлично. Всё, давай, я побежал. У меня контрольная по информатике. Я должен показать миру, что не зря трачу электричество.
Экран погас.
Он вздохнул и положил телефон рядом.
«Вот только кому сказать, что мне снится таблица с моими характеристиками, а тело вдруг решило, что оно спецназовец?»
Ответа не было.
К вечеру, когда он сидел над конспектом по сопромату, прочерчивал формулы и схемы, «глюки» дали ещё один эффект: время.
Раньше час учёбы вытягивал из него все силы. Сейчас внимание держалось дольше. Он мог сорок минут подряд копаться в одной задаче, делать пометки, проверять разные варианты, и голова не начинала ныть.
Где-то на сорок пятой минуте он почувствовал, как будто внутри кто-то тихо касается рычага: «пора отдохнуть». Лёгкий, но настойчивый сигнал.
Он отложил ручку, потянулся, посмотрел в окно.
На улице уже сгущались сумерки, на небе висел тонкий лунный серп. В коридоре кто-то истерически смеялся, выплескивая стресс.
– Я чувствую, как в тебе просыпается пенсионер, – сказал Данила, заваливаясь на кровать. – Ты уже сидеть на месте и смотреть в книгу можешь по часам.
– Просто я очень волнуюсь о приближающихся экзаменах, – отозвался Артём.
– Это точно не ты, – кивнул Данила. – Однозначно пришелец.
Он отшутился.
Он взял телефон, по привычке полистал новости. В стране всё было по-старому странно: локальные инциденты, странные аварии, очередные переговоры, очередные обещания, что «всё под контролем». Мир за окном трещал по швам, а он сидел в общаге и спорил со своей собственной нервной системой.
«Ты мне вообще кто?» – подумал он, глядя на тёмный экран, будто там мог быть ответ.
Внутри кто-то тихо шевельнулся – не голос, не слова, просто ощущение присутствия. Как если бы в комнате, кроме них с Данилой, был кто-то ещё, невидимый, но наблюдающий.
Он глубоко вдохнул, выдохнул и вернулся к конспекту.
Пока-что у него не было времени. Странные сны подождут.
Глава 6
Сессию в этом году никто официально «особыми испытаниями» не называл, но по общажным разговорам было понятно: кому-то она станет ступенькой, кому-то гильотиной.
Расписание выложили в общий чат факультета и дублировали на доске в холле, будто боялись, что студенты коллективно забудут, когда именно их поведут на казнь.
Первый экзамен по расписанию был самый прекрасный – матан. Через два дня. Потом, не давая выдохнуть, физика, сопромат, теория цепей и ещё пара дисциплин, названия которых звучали как диагноз.
Артём стоял у доски с расписанием, прислонившись плечом к стене, и смотрел на аккуратные строки. Даты, фамилии, аудитории.
Рядом, присвистывая, изучал то же самое Данила.
– Смотри, как красиво, – сказал он. – Вот тут наши надежды, а вот тут наши похороны.
– Ты хотя бы даты не путай, – отозвался Артём. – В прошлый раз ты чуть не приперся на экзамен на день раньше.
– Это был разведывательный рейд, – насупился Данила. – Я проверял, существует ли вообще аудитория 412. Её до сих пор никто живой не видел.
– Она существует, – вмешался сзади Ильдар, появившийся с тетрадкой под мышкой. – Я там вчера сидел на консультации. Жив, здоров, немного седой.
– Значит, это не миф, а реальность, – Данила вздохнул. – Ладно. План такой: сегодня весь день по матану, завтра закрепляем, послезавтра сдаём. И если мы выживем, я куплю себе торт и буду есть его на глазах у тех, кто не сдал.
– Ты лучше купи торт тем, кто тебя спасал весь семестр, – сказал Ильдар. – И иногда открывал конспекты вместо тебя.
– Это я, да? – уточнил Артём.
– Ты в списке, – кивнул тот.
Внутри у Артёма было странно тихо. Никакой паники «мы все умрём», только чувство, что перед ним – набор задач, которые нужно переложить на полочки.
И мозг, зараза, радостно потирал руки.
Они устроили в комнате импровизированный штаб.
Стол завалили тетрадями, распечатками, задачниками. Данила вытащил целый пакет дешёвых вафель и поставил в центр как источник вдохновения. Ильдар притащил чайник и чай.
– Ладно, стратегический совет, – сказал Данила, хлопнув ладонями по коленям. – Кто что помнит, кто что не понимает, кто в какой момент готов бежать в армию добровольцем, лишь бы не сдавать матан.
– Я не доброволец, – сказал Ильдар. – Я всё ещё надеюсь сдать.
– Я эту фразу напишу себе на стене, – кивнул Данила. – Лазарев, чего у тебя по темам?
Артём пролистал тетрадь. Страницы с формулами больше не пугали. Напротив, выглядели как знакомый пейзаж: берёзы, ёлки, интегралы.
– Ряды, интегралы, диффуры… – перечислил он. – В принципе, всё есть. Вопрос в том, смогу ли я это всё вытащить из головы, когда передо мной будет сидеть Машкина.
Машкина, преподавательница матана, была женщиной небольшого роста, но с репутацией, которая заставляла даже самых наглых студентов вести себя тише.
– Машкина любит, когда по шагам, – заметил Ильдар. – Не просто ответ, а все переходы.
– Значит, надо тренироваться не просто считать, а объяснять, – решил Артём.
Он и сам удивился тому, как спокойно это прозвучало.
– Ты меня пугаешь, – сказал Данила. – Ещё вчера ты матерился на формулы, а сегодня предлагаешь «объяснять». Кто ты и где наш Артём, который хотел стать слесарем, а не математиком?
– Я хотел стать инженером, – поправил тот. – И хочу. Для этого твой матан нужен.
– Мой? – Данила округлил глаза. – У меня его пока всего два процента.
– Значит, подкачаем, – усмехнулся Артём.
Они сели за задачи. Сначала шло привычно туго: подбирать примеры, вспоминать, как из одной формы перейти к другой. Но через полчаса случилось странное.
Он поймал себя на том, что решает задачу и одновременно как будто наблюдает за собой со стороны. Не в мистическом смысле, а в организационном: какая-то часть его мозга спокойно раскладывала работу на шаги.
«Сначала перепиши условие, – мелькнула мысль, чёткая и структурированная. – Потом найди, чего от тебя хотят. Распиши крайние случаи. Посмотри, нет ли очевидной подстановки. Не ругайся заранее».
Он сделал именно так. И задача, которая в прошлом семестре вызвала бы у него желание стукнуть головой по столу, вдруг пошла. Шаг за шагом. Без рывков.
– Стоп, – сказал Данила, отрываясь от своей писанины. – Ты сейчас за сколько это сделал?
– Минут за десять, – пожал плечами Артём. – А что?
– То, что мы вчера с Ильдаром над похожей сидели сорок минут, – сообщил Данила. – И то я в конце хотел выйти в окно.
– Вчера ты был не выспавшийся, – заметил Ильдар. – И пытался параллельно болтать по телефону.
– Это детали, – отмахнулся Данила. – Лазарев, объясни по шагам, что ты сделал. Может, мой мозг тоже поймёт.
Артём вздохнул, взял чистый лист.
– Ладно. Смотри. Вот исходная функция. Нам нужно…
Он начал объяснять и в ходе объяснения вдруг понял, что это ему нравится. Не просто «я знаю ответ», а именно разложение. Как если бы он с отцом ковырялся в моторе: вот карбюратор, вот проводка, вот то, что сломалось, вот как это починить. Только теперь вместо железа – формулы.



