Азалия

Они смотрят друг на друга. Похоже, Леа заинтересовалась, что же толкает Давида к еще большей откровенности.

Понимаешь… реальность бифштекса с жареной картошкой редко бывает правдой… Настоящая правда – она у тебя внутри… Твой энтузиазм, талант, все то, что придает тебе уверенность… все это существует – внутри! Даже если господь бог архитекторов и не всегда признает своих… Это придает тебе решительность… помогает одерживать победы и добиваться славы! Это длится, пока… в один прекрасный день тебя не обзовут вралем! Нормально! За все нужно платить! Но ничего! Это не особенно дорогая плата за все то время, пока ты не числился посредственностью!

Леа смотрит на Давида с глубоким удивлением – так, словно открывая его заново. Он опускает глаза.

Леа. Зачем ты исповедуешься, Давид?

Давид. Не знаю! Я думаю… да так оно и есть… это желание сказать тебе нечто такое, чего я еще никому не говорил! Нелегко отыскать… Я так много всем наговорил… (Вдруг, с тревогой в голосе.) Ты мне поверила, а? Скажи, ты мне поверила?

Леа. Но, Давид, я по-прежнему верю тебе…

Давид (с тревогой в голосе). Ты хочешь сказать…

Леа. Я верю в то, что ты есть!

Давид. Послушай, не пытайся…

Леа. В то, кем ты мог бы стать! Всем твоим правдам! Всему тому, что делает тебя Давидом! В того милого человека, какой он есть.

На какой-то момент Давид приятно поражен ее словами.

Давид. Разумеется… под этим углом зрения… (Достает из кармана кольцо, берет руку Леа и надевает его Леа на палец.) Оно принадлежало… я предпочел бы сказать «моей маме»! Увы! Кузине мачехи дедушки моей тети!.. И тем не менее это семейная реликвия!

Леа растрогана так, словно видит кольцо впервые. Любуется им.

Это подделка!

Леа резко переводит глаза на Давида.

Леа. Послушай-ка… уж не собираешься ли ты ненароком расправиться с моими иллюзиями одна за другой, как с мухами!

Давид (ошеломленный). Что я такого…

Леа (указывая на «бриллиант»). Он настоящий!

Давид. В конце концов, Леа, не могу же я все-таки…

Леа. Что он себе думает? Что может решать по своему капризу, чем ему еще быть и чем уже не быть… Но в эту игру ты играешь не один – ты, маленький господь бог!.. И у меня есть внутренняя жизнь! И я ее обставила по-своему! Я отреклась от множества своих собственных представлений, освобождая место для твоего… «священного огня»! Теперь твоя правда – предмет моей меблировки! Так что и не думай вымести ее, как битое стекло…

Давид (ошеломлен). Если я правильно понимаю…

Леа (указывая на кольцо). Если ты правильно понимаешь, это – бриллиант!

Пауза. Давид кажется совершенно уничтоженным.

Давид. И все же ты должна знать одно: седьмого мы не будем в Венеции!

Леа (быстро поднимает на него глаза). Будем!

Давид. Нет! (Снова разыгрывая роль.) Мадам, позвольте представить вам… (Умолкает под взглядом Леа.) Тереза Дюпон… гладильщица… отдавшая мне семь лет жизни!

Леа. Ну и что?

Давид. Да… ничего! (Медленно направляется к входной двери.)

Леа (выдержав долгую паузу). Ты куда?

Давид. Порвать! (Поворачивается к ней и сникает.) Но я не смогу!

Леа. Она уехала!

Давид. Ах, да? Скажите! А это мысль! (Разыгрывая роль.) Как видите, мадам, наша добрая звезда нам здорово помогает: Тереза уехала!

Леа быстрым шагом идет к тумбочке, выдвигает ящик, достает оттуда два билета на самолет и протягивает Давиду.

Леа. И седьмого числа мы будем в Венеции.

Давид (рассматривая билеты). Что это?

Леа. Два билета на самолет!

Давид. Но… в конце концов, Леа… нет, я не… это не…

Леа (глядя ему прямо в глаза). Она уехала, Давид!

Давид (смотрит на нее, так и не понимая). Что ты мне рассказываешь?

Леа. Подлинную историю!

Давид. Такую же подлинную, как твой бриллиант, да? Если бы ты была знакома с Терезой…

Леа. Наше знакомство состоялось!

Давид. То есть?

Леа. Она приходила сюда!

Давид. Тереза приходила сюда?!

Леа. Да!

Давид. Когда?

Леа. Когда ты был в Нью-Дели! Или, быть может, в Ньюкасле! Ах нет! Вспомнила! Пока ты порывал с Лиззи Темпл!

Давид совершенно сбит с толку. Он падает на стул. Леа не спускает с него глаз. Давид пытается понять, на каком он свете.

Давид (вдруг взрываясь). Да что это такое, в конце концов! Семь лет совместной жизни – пустой звук? (Вскакивает со стула, бросается к двери и выбегает на улицу.)

Леа спокойно кладет на стол билеты на самолет, садится в кресло и ждет, уверенная в себе. Некоторое время спустя дверь открывается и на пороге появляется Давид.

Моя пижама! (Медленно проходит по сцене.)

Леа, свернувшись в калачик в своем кресле, следит за ним глазами.

(Взбирается по ступенькам. Поднявшись наверх, оборачивается к Леа.) Чего она, собственно, хотела?

Леа. Рассказать про складку на твоих брюках!

Давид. Чудесная женщина! Да, вот кто поверил в мои… в мой творческий склад! Слепо! Для нее я был просто-напросто Фиделем современности! Чертежник за чертежной доской… Одна лишь мысль об этом могла убить ее смехом! (Колеблется.) Даю руку на отсечение, что она даже не знает о существовании улицы Мучеников. (Снова колеблется, затем внезапно задает вопрос, который так и вертится у него на кончике языка.) Она не упоминала тебе…

Вопросительный взгляд Леа.

…улицу Мучеников?

Леа словно окаменела и только еще больше сворачивается калачиком в кресле.

Не говори мне, что она… Нет-нет! Я ее знаю! Будь у нее хоть малейшее подозрение, какое там!.. Я бы… да тогда… я бы почувствовал это… сразу… какое там!

Пауза.

Она говорила тебе про улицу Мучеников?

Леа так и не раскрывает рта.

(Пристально смотрит на нее. Больше не может обманывать себя. Упавшим голосом.) Как же она могла… столько месяцев… лет… притворяться, что… Боже мой!.. Так злоупотреблять моим доверием!.. Подумать только: она лгала мне целых семь лет!

Леа разражается звучным смехом.

Смейся, смейся! Мужчину не заставишь верить, что ему верят, когда он-то знает, что говорит неправду! Это смешно, цинично, лицемерно и безнравственно!

Леа смеется вдвое громче.

(Кричит, пытаясь заглушить ее смех.) Я шокирован до глубины души! Шокирован, да, шокирован! Как бы это ни казалось тебе странным, я человек тонкого склада, изголодавшийся по правде… чистоте… идеалу!

Смех Леа превратился в истерику и вывел Давида из себя. (Сбегает со ступенек, устремляется к Леа, берет ее за плечи и, приблизив лицо к ее лицу вплотную, орет.) Что она любила во мне все эти семь лет? Что она любила во мне?

Смех Леа медленно затихает. После того как он затих окончательно, Леа серьезным тоном произносит.

Леа. Тебя!

Озадаченный Давид медленно отстраняется от Леа, не спуская с нее глаз. Пауза.

Давид. Послушай… Я только что испортил тебе все впечатление своей исповедью! А? Ведь ты же готова была разыграть предо мной комедию! Тереза передала тебе эстафету! Я от нее счастливо отделался, скажи сама? Еще немножко, и я попал бы в ее ловушку как последний дурак! Скажи сама? Ты, со своими испанскими глазами…

Они пристально смотрят друг на друга. Молчание. Чувствуется, что его сильно волнует полуулыбка Леа.

И не рассчитывай! Я не спутаю ловушку с гнездышком! Птичка улетает, дорогая мадам! Широко расправив крылья! (Собирается войти в спальню, но одумывается.) Что же касается гнездышка! Кто знает! Возможно, потом! С неподдельными бриллиантами! Для этого достаточно пустячка! Жилой комплекс, подвешенный на берегах реки Конго… Несколько коринфских деревень в долине Енисея… И поскольку не далее как сегодня утром я получил предложение бразильских властей по благоустройству Рио Гранде… (Внезапно обрывает поток слов, отдавая себе отчет, что снова предался мечтам. Колеблется, потом решительно уходит в спальню.)

Длинная пауза. Лео ждет, не спуская глаз с галереи.

Голос Давида (из спальни). Леа! Куда ты подевала мою пижаму?

Леа медленно встает, идет к входной двери и запирает ее на задвижку. Потом направляется к лестнице, поднимается по ней, как и в первом действии. Прежде чем скрыться в спальне, она кладет палец на выключатель.

Леа (самой себе). Ну, и кто же из нас попал в ловушку?

Она нажимает на выключатель. Лампы гаснут.

Сцена погружается в темноту.

[i] «Мой портной – богат» (англ.).