скачать книгу бесплатно
Если б людям почаще вдыхать ароматное лето,
Больше было бы счастья и реже бы грызла тоска…
Генерала нашли на ковре – с именным пистолетом,
В орденах и медалях, и с дыркой в районе виска.
Мёртвые поэты
В погожий полдень, посреди недели,
Купив пол-литра водки на обед,
Два гражданина в рюмочной сидели
И выясняли, кто из них поэт.
Один махал рукой: «Неправ был классик,
Считая, что прекрасен наш союз!
Я с ним принципиально не согласен,
И говорить об этом не боюсь!
А всё из-за колхозных менестрелей
И прочих рифмоплётов от сохи,
Что букваря ещё не одолели,
Но без стыда берутся за стихи!
Нигде от вас, невежд, спасенья нету,
Плебеи, графоманы, алкаши!
Увы, но лишь почившие поэты
Талантливы, умны и хороши!».
Второй сверкал глазами: «Осторожней!
Не распугай гекзаметром народ!
Не лезь в литературу с умной рожей,
Раскрепощённый нравственный урод!
Люблю принять на грудь, и не скрываю!
Но что с того, что я бываю пьян?
Зато моя поэзия – живая!
Её поют на праздник под баян!
А вы высокомерные эстеты —
Вам изъясняться внятно не дано!
Да, без сомнений, лучшие поэты
Наш грешный мир покинули давно!».
Мог диспут завершиться мордобоем,
Но спор кассирша Галя прервала:
«Я вас, козлов, убью сейчас обоих
За гнусные и подлые дела!
Кто здесь побил посуду прошлым летом?
Вы – перегной, навоз, гнилая слизь!
Дерьмо собачье вы, а не поэты.
А лучшие ещё не родились».
Скандал затух. У Гали, если честно,
Удар такой – костей не соберёшь…
Усопший гений – это очень лестно,
Но лучше быть живым, едрёна вошь…
Спина
Ливень тяжёлыми каплями бил в стекло.
Он закурил сигарету, взглянул в окно.
Там, за окном, было мокро и с крыш текло.
Здесь было душно, томительно и темно.
Чтоб не спугнуть ненароком ночной покой,
Сзади тихонько его обняла она
И осторожно прильнула к спине щекой.
Ей целый свет заменяла его спина.
В жизни, где буйствует ветер, где дождь стеной,
Где облака закрывают небес лазурь,
Всё ненадёжно. И лишь за его спиной
Можно укрыться от самых жестоких бурь.
И безразлично, что там у других, извне —
Рушится мир, или просто гремит гроза.
Всё, что ей нужно – прижаться к его спине,
От ощущения счастья прикрыв глаза.
Он докурил, повернулся спиной к окну,
Женские слёзы представил в который раз,
И прошептал: «Обожаю тебя одну»,
Вновь не придумав для правды достойных фраз.
Честно
В серых дворах неуют и слякоть,
Но не они убивают счастье.
Если опять захотелось плакать,
Стоит ли в этом винить ненастье?
Глупо причину искать снаружи,
Если беда изнутри ломает.
Разве ноябрьская мука хуже
Той, что была в феврале и в мае?
Время, увы, никого не лечит.
Вижу – тебе нестерпимо больно.
Но иногда, чтобы стало легче,
Надо всего лишь сказать: «Довольно!».
Ты же когда-то сама учила —
Нужно во всём признаваться честно.
Если считаешь меня причиной,
Вымолви слово, и я исчезну.
Эта женщина
На пути этой женщины нет преград.
Кто заставит её повернуть назад?
Ей не стоит усилий цветущий сад
Превратить за секунду в кромешный ад,
И напротив, бушующий ураган
Обратить мановением в мёртвый штиль.
Я от сердца желаю её врагам
Убегать без оглядки за сотню миль —
Ни к чему добиваться опасных встреч,
Приносящих противникам лишь беду…
Я же тенью, безвольно теряя речь,
Очарован и кроток, за ней иду.
Всё равно, хоть на Запад, хоть на Восток,
Сквозь дожди, снегопады, самум и смог —
Лишь бы снова почувствовать этот ток,
Что бежит от макушки до пальцев ног.
Эта женщина – утренний лёгкий пар,
Но как только решительно вскинет бровь,
Сокрушительный жди от нее удар,
От которого брызнет по стенам кровь.
Мне не стыдно признаться, что я слабей,
Что при ней не способен владеть собой.
Если скажет однажды: «Иди убей!»,
Я без страха вступлю в беспощадный бой.
Пусть она без раздумий любую твердь
Обращает в туманные миражи,
Я хочу с этой женщиной умереть,
Я хочу с ней воскреснуть и снова жить.
Золушкин стриптиз
Она в гримёрке к зеркалу присела,
Салфеткой стёрла губы и глаза.
«А ну, вернись на сцену, Синдерелла! —
Шумел за дверью распалённый зал, —
Ещё разок, раздвинь, кисуля, ножки —
Изобрази нам стрелки на часах!».
И стало ясно – дальше невозможно
Ни слышать похоть в пьяных голосах,
Ни на пилоне до утра кружиться,
Кривляясь перед потными людьми…
Она сняла парик, надела джинсы
И превратилась в Настю из Перми.
Настенные часы пробили полночь,
Когда она в распахнутом пальто
Порхнула через зал. И в зале полном
Её без грима не узнал никто.
Часовщик
15.00
Потею в мастерской часовщика.
На улице рождественская сырость,
А здесь жара кромешная. Пока
Терпимо, впрочем. Бутерброды с сыром,
Салат, паштет, кружочки колбасы…
У гения пружин и шестерёнок
Обед. На стенке тикают часы.
Я молча жду. Пронзителен и звонок
Скучающего маятника шаг:
Туда… Сюда… Тягучие минуты
Уходят в прах под мерный стук в ушах.
И в такт часам, размеренно и нудно
Мой визави глотает бутерброд.
Потом идёт холодная котлета,
И кружку чая всасывает рот…
Я жду с моим поломанным браслетом,
Пока он не закончит свой обед
И в шкаф не уберёт тарелку с вилкой
(До этих пор молчания обет
Даю, поскольку рано лезть в бутылку).
А он хватает ломтик ветчины,
Лежащий под румяным сдобным тестом,
И даже объявление войны
Его сейчас навряд ли сдвинет с места.
16.30
Он ест, не замечая никого,
Чтоб мне и прочим смертным было ясно:
Он – Времени хозяин полновластный!
Причём, что характерно, моего…
И что ему падение комет,
