Сержант Глюк

скачать книгу бесплатно

Сержант Глюк
Георгий Юрков

Создано много художественных произведений о том, как бездушный искусственный интеллект порабощает человечество. «Сержант Глюк» повествует об обратном. О том, как человек одухотворяет машинный разум и побеждает в схватке с господствующей в обществе будущего Империей цифровой власти.

Сержант Глюк

Георгий Юрков

© Георгий Юрков, 2022

ISBN 978-5-0056-1294-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Георгий Юрков

Сержант Глюк

фантастический роман

    1

Последнее задание было каким-то странным. Чего в нем было больше, опрометчивости или обреченности, не знаю, хватало и того и другого. Нашу штурмовую группу элитных коммандос отравили на спецоперацию с непонятной для нашего уровня спешкой. Без подготовки, без разведки, без касок и бронежилетов, только с легким стрелковым оружием и всего с одной жизнью на каждого бойца. Как будто никто и не ждал нашего возвращения.

Мы должны были освободить взятую в заложники журналистку, ее удерживали в лесном лагере вышедшие из-под контроля части правительственных войск. На подходе к лагерю, как я и опасался, мы нарвались на засаду. Выстрелы раздались сразу со всех сторон, стало ясно, что нас ждали, и пытаются окружить. Уходя в зарослях кустарника от плотного огня, мы отчаянно маневрировали. Все, что мы могли сделать, это навязать противнику скоростную изнурительную погоню за нами в густой зеленке. Мне удалось сохранить целостность группы, организованно вывести ее из окружения, и, в конце концов, вывести в координатную точку для финального броска вверх по лесистому склону. Там, на вершине холма, находилась площадка для вертолета, который должен был прилететь за нами в назначенное время.

Цепь преследующих шла за нами по пятам. По тому, какую сноровку они проявляли в лесистой местности, я сделал вывод, что это были егеря. Они почуяли азарт и вкус гона, свое превосходство в живой силе, и пытались взять нас в кольцо. Теперь, когда задание провалилось, мы вынуждены были бороться за спасение боеспособности группы и своих жизней. Нашим единственным шансом был сумасшедший бег вверх по склону, сквозь хлещущие ветки, трудноразличимые в вечерних сумерках. Вокруг свистели пули, срезая ветки и вызывая холодную дрожь в позвоночнике. На бегу мы отстреливались из своих штурмовых автоматов с глушителями. Мы старались не производить лишнего шума, лишь иногда, с коротким сдавленным вскриком, падал еще один наш боец. В этой операции нам было запрещено подбирать своих раненых. В распоряжении того, кто ранен и не может передвигаться, всего несколько минут, чтобы помолиться всемогущему Богу коммандос и, по возможности, прикрыть наш отход.

Несколько крупных валунов на безлесной вершине склона были ориентиром вертолетной площадки. Я вышел туда с двумя бойцами из пяти. По открытому участку мы рванули к валунам зигзагами, вслушиваясь спинами в напряженную тишину позади нас. Мы были почти у цели, когда вновь раздались автоматные очереди егерей. Мы упали на землю, перекатились несколько раз и стремительно заползли за валуны. Я приказал занять круговую оборону. Место было отличное, все подходы хорошо простреливались. Я посмотрел на светящийся циферблат моих наручных командирских часов. Время расчетное. Послышался звук приближающегося вертолета. Своим огнем мы стали держать егерей как можно дальше от площадки.

Вертолет заходил на посадку на скорости, по низкой дуге. Пилот был ас, вертолет завис над площадкой в метре от земли. Я приказал бойцам загружаться. Они побежали к вертолету, вслед за ними и я, прикрывая наш отход своей стрельбой. Мы загрузились, я дал команду на взлет. В это время егеря подошли настолько, что начали вести метание подствольных гранат по вертолету. Взрывы двух попаданий потрясли вертолет. Наш отсек пробило в нескольких местах вверху, где над нами стрекотал двигатель. Он заработал с перебоями, мы почувствовали едкий запах гари, вертолет накренился и стал медленно дрейфовать над землей, с небольшим набором высоты. В пробоины нашего отсека из патрубков двигателя потекла тонкая струйка горящего топлива.

Я понял, что ситуация становится угрожающей. Вертолет, не имея возможности уйти на скорости, оставался хорошей мишенью. Обстрел продолжался. От меня требовалось мгновенное решение: остаться в вертолете – значит, почти наверняка взорваться и рухнуть вместе с ним. Покинуть вертолет – значит, использовать минимальный шанс уйти от егерей в сгущающейся темноте, пусть даже они оснащены приборами ночного видения.

Я приказал бойцам прыгать. Если внизу не встретимся, переходить на самовыживаемость и самостоятельное возвращение к своим. В дверные проемы было видно, что до земли всего метра три, но высота нарастала. Бойцы прощально и твердо посмотрели мне в глаза. Чтобы воодушевить их и подать личный пример, с командой «за мной!» я бросился вниз.

Мой прыжок казался мне долгим, очень долгим. За время службы я выходил живым из таких операций, откуда, как правило, не возвращаются. Я воевал под разными флагами, в военной форме и в гражданской одежде, с опознавательными знаками и без них. Мы вступали в бой в горах, в джунглях, в северных снегах, на улицах городов. Мы сражались с регулярными войсками и террористами, с такими же коммандос как мы и криминальными бандами. Однажды мы схватились в заброшенных подземных коммуникациях с какими-то ублюдками, косящими под мутантов. Может, они и в самом деле были мутантами, не знаю, мы перебили всех.

Я сгруппировался и приготовился к удару о землю. Упав, кубарем покатился по пологому склону. После остановки – моментально встал, автомат к бою, и – оценка ситуации. Резких болей я не почувствовал, значит, приземлился удачно, ничего не вывихнул и не сломал. Своих бойцов я не увидел и не знал, прыгнули они, или еще нет. Вертолет под непрерывным обстрелом медленно уходил в сторону и набирал высоту. В следующую секунду граната пробила его бензобак, и вертолет взорвался, ярко осветив окрестности.

Вспышка взрыва ослепила меня так, что я не видел ничего вокруг, светящаяся пелена застилала глаза. По памяти, я побежал в сторону леса, сообразив, что так же ослеплены и егеря, и сейчас хороший момент незаметно ускользнуть от них. А там – дело техники. Выход на дорогу, захват транспорта, растворение на территории ближайшего города, возвращение к своим по фальшивым документам.

По ощущениям, я уже добежал до опушки и углубился в лес. Я все еще плохо видел, было темно, я натыкался на ветки и вынужден был выставить вперед руки и перейти на шаг. Яркая пелена в глазах не исчезала. Я остановился перевести дух. Кажется, егеря все-таки засекли меня. Издалека доносились отрывистые, похожие на лай собак, приказы их командиров. Неужели приближался и мой черед помолиться всемогущему Богу коммандос и принять свой последний бой? Наощупь я проверил оружие. К автомату оставался последний магазин. В подсумке две гранаты. Ещё в наличии десятизарядный глок с запасной обоймой и убойный кинжал штурмовика. Если повезет, успею использовать все. Надо перемещаться, двигаться, уходить, тогда, может быть, повезет.

Так надолго и ярко отпечататься в моих глазах взрыв вертолета не мог. Что-то неладное творилось с моими глазами, то ли с мозгами. Я сильно потряс головой. Световая пелена стала расплываться и как будто отдаляться от меня. Я увидел ее вне своих глаз, в полутора шагах от меня. Свечение пелены усиливалось, оно постепенно преображалось в световой столб, в диаметре примерно в ширину моих плеч, уходящий от земли прямо в закатное небо. Этот световой столб не испускал свет, а светился как бы внутри себя, как голубоватое газовое облако. Его свет был похож на свечение большой неоновой трубки, холодное, мерцающее, подвижное.

Я дотронулся до этого свечения и почувствовал проникающую в руку мелкую, но сильную вибрацию. И еще какую-то взволнованность, охватившую меня. Я не знал, что это было: сбой в моих мозгах, или знак всемогущего Бога коммандос, его сигнальная ракета, посланная мне. Я всегда верил и верю в реальность всемогущего Бога коммандос. Иначе, если Бога нет, то какой же я сержант? Без Бога не будет порядка, а без порядка не будет сержанта.

У меня не было времени на дальнейшие размышления. В моем положении оставалось только одно – решиться войти в этот свет. Может быть, в нем я обрету надежду на спасение. Если ничего не произойдет, то принять бой я еще успею, тем более, что его исход почти предрешен. Я приблизился к светящемуся столбу, на мгновение замер перед ним и, сжавшись, – вошел!..

Все мое тело завибрировало необычной дрожью, неведомая сила подхватила меня и плавно понесла ввысь. Последнее, что я услышал внизу – как пули егерей бьются о каменистую землю, где я только что стоял. Пули с фырканьем рикошетили вверх и в разные стороны. Мне было уже все равно. Я испытывал восторг полета и страх перед поглощающей меня чернотой неба, из которой, я понимал, не будет возврата.

2

Домой Катя пришла намного раньше, не вечером, а днем. Обычно после работы она заходила в магазин, купить чего-нибудь съестного. Сегодня сделать этого не смогла – идентификатор пользователя уже отключили, платежная карточка оказалась заблокированной. Катя бесцельно ходила по улицам, плакала.

Дома были брат Костян и дед, Гранит Романыч. Оба, обеспокоенные ее неурочным возвращением, вышли из своих комнат в прихожую, встретить ее. С порога, даже не захлопнув за собой входную дверь и не сняв легкого плаща, Катя убитым голосом сообщила, что ее уволили с работы. Она показала врученное ей, теперь уже безработной, стандартное предписание «немедленно явиться в ближайшее по месту жительства отделение ЦРУ, для прохождения комиссии по профориентации…» Практически это означало приговор. С этой комиссии человеком не возвращался никто.

Такого удара ждали в каждом доме, в каждой семье, но всегда он был неожиданным и страшным. Это предписание ЦРУ окрестили в народе давно забытым словом «похоронка». Страшное заключалось в том, что она вручалась еще живому человеку, на его имя. Вся «профориентация» заключалась в том, что человека прямо с комиссии отправляли на стандартную процедуру чипирования.

Выслушивая катин рассказ, Гранит Романыч тяжело оседал в плечах, Костян каменел. Беда, минуя до поры, входила в дом Нечаевых. Наконец, Катя горестно смолкла, в прихожей установилась гнетущая тишина.

– Сейчас позвоню кому надо, – выдавил Костян.

Никто не отреагировал на его движение, хотя его слов ждали. Костян набрал номер того самого цэрэушника, через которого устраивал Катю на работу, и попросил его узнать, что случилось с Катей, и можно ли чем-то помочь. Цэрэушник, в своей обычной деловой манере, обещал все выяснить и сразу же перезвонить.

Когда Костян впервые встретился с ним, тот поразил Костяна тем же, что и многих других. Имея высокий пост, солидный возраст, внушительные габариты и респектабельную внешность, цэрэушник при встрече первым протягивал руку и представлялся смиренным тоненьким голосом: Рудик. Он имел привычку близко стоять к собеседнику, и казалось, что Рудик то ли нависает над человеком всей своей массой, то ли кланяется ему. Поэтому внешность у Рудика была одновременно и могущественной и услужливой. Он носил короткий прямоугольник усов, то ли как у парикмахера, то ли как у лидера нации. Брови над его большими темными глазами росли внешними уголками вниз и придавали его глазам выражение просящее и страдающее, как у непризнанного поэта. Сами же глаза были какими-то вытаращенными и имели удивленно-испуганное выражение.

Как и полагается крупному чиновнику уважаемой организации, Рудик имел свое подсобное хозяйство: дорогой помпезный ресторан в престижном районе города и эскортное агентство, для души. Рудик был деятельным и компанейским, любил внешние проявления демократичности, в подсобке своего ресторана лично угощал шампанским приглашенных музыкантов и танцовщиц. В своем загородном особняке он частенько устраивал шумные затейливые вечеринки. Костян не мог понять, да и не вникал в чужие дела, зачем Рудику коллекция голограмм на темы древних мифологических божеств и ритуалов. Как говорится, хозяин барин, любой каприз за ваши деньги.

У Костяна были и другие высокопоставленные клиенты, но звонить больше было некому. Подобие деловых отношений складывалось только с Рудиком. Да и что может быть общего между жителями богатых пригородов и обитателями нищающих городских кварталов? Все клиенты Костяна жили в благоустроенных особняках, расположенных в тщательно охраняемых загородных зонах. Жилища избранных оснащались сложными инженерными коммуникациями, которые управлялись программными системами «умный дом». С каждым годом эти системы усложнялись, переходили на новые стандарты и оборудование, требовали все более квалифицированных настроек и обслуживания, становились, в конце концов, быстро прогрессирующими искусственными интеллектами. Неудивительно, что спрос на специалистов по созданию и эксплуатации таких систем был велик. Костян был вообще штучным специалистом – настройщиком сценариев действий искусственных интеллектов.

Ещё в годы учебы Костян наткнулся на эту нишу, да так и остался работать в ней. Не быстро, но уверенно, он стал в этой сфере профессионалом высокого класса. Он оброс постоянными солидными клиентами, и вполне мог работать в этой нише долго, не опасаясь ни конкурентов, ни тем более, угрозы собственного чипирования.

Боялся Костян другого. Он набрал такой профессиональный уровень, что на него стала обращать внимание Империя, в лице её технического департамента. Уже два раза ему приходила автоматическая рассылка от них, с предложением принять участие в конкурсе на вакансию технического специалиста. Такие предложения получали редкие счастливчики, но работать на глубоко ненавидимую им Империю Костян не собирался. Просто сделал для себя выводы, что ему нельзя больше светиться и создавать слишком сложные интеллектуальные ядра. Иначе это может быть еще раз замечено, и у него начнутся неприятности с Империей. Костян решил впредь не высовываться, а косить под крепкого середнячка, не хватающего звезд с неба.

Но высунуться пришлось. Просьбу о трудоустройстве Кати Рудик выполнил быстро и без лишних расспросов. Ничего за это не взял, но через две-три недели попросил о встречном одолжении. Имея прямой доступ к электронным комплектующим и оборудованию последнего поколения, он захотел установить у себя в особняке навороченную версию искусственного интеллекта. С низким энергопотреблением, с акцентом на функцию безопасности и защиты от взлома, с автономными сценариями действия в разных ситуациях, с голосовым докладом хозяину обо всем, что происходит в доме и вокруг него, с оповещением по видеоканалу и так далее. Фактически, Рудик хотел, чтобы в его доме жила некая нейросетевая псевдоличность, способная произвести неизгладимое впечатление на его гостей.

Костян был вынужден отступить от своего намерения не светиться. Конечно, заказ оказался интересным, технически новым, творческим. Результатом остался доволен не только Рудик, но и сам Костян. Работа получилась эксклюзивной, да и деньги клиент отвалил немалые, не торгуясь.

Оперативно, минут через пятнадцать, Рудик перезвонил. Кратко и с каким-то агрессивным напором сказал, что это дело ему не по зубам, и отключил связь.

– Блин, – только и сказал с досадой Костян.

Катя и Гранит Романыч, с надеждой смотревшие на него, опустили глаза. Гранит Романыч тяжело осел на край коридорной табуретки.

Катя прошла в свою комнату, переоделась в простое. Спортивный костюм, кроссовки, курточка. Проигнорировать врученное предписание и протянуть с явкой в ЦРУ значило подставить под удар своих домашних. Вернулась в прихожую, обняла брата, деда и,

медленно исчезая в коридоре подъезда, сказала:

– Сегодня останусь ночевать у Мишани, не ждите.

Строгий Гранит Романыч промолчал. Катю можно было понять. Ей надо успеть попрощаться с другом Мишаней. Не верилось, что в течение максимум двух дней Кати не станет. Точнее, не станет ее сознания. Она не будет смеяться, грустить, любить и плакать. Не будет всего того, чем она была близка и дорога своим родным людям.

Входная дверь так и осталась распахнутой. В открытый проем сквозило первым осенним холодом и тревожащим присутствием враждебного мира.

– Катя, Катенька! – просипел Гранит Романыч вслед любимой внучке. Осев на краешек табуретки, он наклонился, упер локти в колени и закрыл свое лицо тяжелыми ладонями. Возможно, он хотел скрыть свой беззвучный плач. Когда-то его родители, геологи, дали ему имя Гранит. Он вырос суровым морским офицером, человеком чести и слова, не раз смотревшим в глаза смертельным испытаниям. А сейчас он плакал, сознавая свое полное бессилие перед Империей.

Костян никогда не видел деда таким, тронул его за плечо. Острая жалость к деду и Кате наполняла Костяна, но что он мог сделать, чем помочь им и себе?

Гранит Романыч, однако, быстро взял себя в руки. Он решительно встал и куда-то засобирался. Обулся в туристические ботинки, в которых ездил на рыбалку, достал с антресолей брезентовый рыбацкий плащ и зачехленное охотничье ружье, с парой коробок патронов к нему. Старенькую безотказную вертикалку двенадцатого калибра бережно расчехлил, собрал, зарядил, закинул к себе на плечо, дулом вниз, сверху одел брезентовый плащ, патроны из коробок рассыпал в широкие карманы плаща.

– Мелкая картечь, – подмигнул он Костяну. Заряженное ружье висело у него под плащом удобно и незаметно.

– Ты куда собрался? – спросил Костян.

– Воздухом подышать. – Глаза Гранит Романыча засверкали злой, отчаянной веселостью. – О жизни подумать. И ты думай, коли сможешь.

Перечить морскому офицеру в их семье не было принято. Гранит Романыч решительно ушел.

Налаженная было с таким трудом жизнь, стремительно рушилась. Та защита, которую Костян долго и тщательно выстраивал вокруг своей маленькой семьи, при первом же дуновении судьбы оказалась карточным домиком. Сама оскорбительность ситуации, когда родного и близкого тебе человека могут в любой момент чипировать, оцифровать его мозг, лишить возможности мыслить и чувствовать самостоятельно, – сама эта оскорбительность воспринималась привычно-притупленно, противоестественно притупленно. Костян испытывал острое желание выйти из этого страшного оцепенения, сделать что-то. Но что? Он чувствовал, что в эту минуту ему крайне важно хоть как-то сохранить в себе подавленное, но не раздавленное окончательно, качество мужчины, качество не-раба. Настроение Гранит Романыча, знакомое с детства и направленное сейчас неизвестно куда, передалось и Костяну. Именно с таким, дедовским, настроем, Костян когда-то пересилил себя, свой страх, и в первый раз взлетел на параплане.

Без мыслей, без планов, Костян машинально направился в свою комнату, к привычному рабочему месту, – к компу. Здесь хотя бы можно прийти в себя и сосредоточиться. Рабочее место состояло из скоростного стационарного монстра и периферийных устройств к нему. Ещё со всем этим хозяйством был программно сопряжен мощный мобильный ультрабук. Знакомая обстановка если не успокаивала, то, по крайней мере, настраивала взвинченный поток мыслей в рабочее русло.

В отношении деда Костян мог только гадать, куда тот собрался, и что он задумал.

3

Я исчезал в неизвестном пространстве, я не понимал, лечу ли я в нем, или, остаюсь на месте. Вокруг переливалась разноцветная сеть живых огней, они двигались как неожиданные водовороты, как фонтаны и протуберанцы энергии, как величественные объемные озарения света, как темные туннели, как взрывоподобные сюрпризы и яркие фейерверки.

Мое сознание растворялось в огромных массивах сведений неведомого мне универсума. Он состоял из множества отдельных миров. Я смутно постигал их коды, имена, образы, смыслы. Увлекаемый все тем же полетом, я начинал испытывать притяжение того единственного мира, где обитал всемогущий Бог коммандос. Я получал откровения о том, что мой мир есть факт и сумма фактов, что моя жизнь в нем – игра, подвижная, непредсказуемая, и управление моей жизнью – боевой симулятор.

С погружением в мир, я обретал способность слышать многолосье его обитателей, не понимая их вполне. Они называли себя людьми. Я сразу обратил внимание на то, что большинство из них были беззащитны перед лицом своих вооруженных противников. Ни о какой тактике на поле боя у них не было речи. Беззащитные, они были разобщены и не организованны. Даже несмотря на то, что их численность стремительно сокращалась, среди них не наблюдалось никаких очагов сопротивления. Каждый из них спасался как мог, но мало у кого это получалось. Они обреченно считали, что сбывалось реченное им о цифровых клеймах рабов. Свободное, никем не контролируемое сознание стало для них большой привилегией, за которую они, кто еще оставался человеком, держались до последнего.

В этом мире безраздельную власть захватила цифровая Империя, но она еще нуждалась в труде людей-творцов – ученых, инженеров, программистов, представителей искусства. Сознание таких людей не укладывалось в жесткие рамки электронного контроля. Они, в отличие от других людей, получали отсрочку от чипирования мозга на неопределенный срок. До тех пор, пока своими талантами могли продвигать дальше интересы алчной Империи.

Бронь от чипирования и гарантия сытой жизни имелась и у тех, кто состоял на службе у Империи и своим служебным рвением поддерживал ее незыблемые устои. Службистам, в том числе, вменялось в обязанность вести надзор за творцами, во избежание каких бы то ни было брожений в этой малочисленной и неблагонадежной среде. Творцы находились на спецучете по месту жительства и должны были не реже раза в неделю встречаться со своим участковым Куратором для освидетельствования своего благоповиновения. Творцы пребывали в условиях хождения по лезвию, так как в любой момент могли быть заподозрены в чем-то неблаговидном, лишиться отсрочки и попасть под неумолимый нож чипирования. Дальнейшая судьба новоиспеченных чипированных полуживотных была однообразной: всевозможные тяжелые, грязные, вредные работы, скудное питание, проживание в закрытых спецпоселениях и лагерях, ранняя смерть, техническая утилизация. Никто не удостаивался чести быть похороненным по-людски. В своей массе люди становились не нужны. Во всех сферах простого монотонного труда их заменяли роботами, – автономными, самообучающимися, способными интеллектуально расти и конкурировать с человеком.

Исчезающе малая горстка храбрецов из числа людей, в обстановке тотального контроля, использовала пространство имперской виртуальной Сети для спасения своего гаснущего человеческого сознания. Песни, легенды и даже сны, зашифрованные в метафизических знаках и предзнаменованиях, оседали в криптохранилищах теневой стороны Сети. О повстанческом использовании Сети никто не помышлял. Слишком сильны и многочисленны были технологии и аппараты подавления инакомыслия. Людей опознавали по их сетевому адресу и сетевой активности. Устраивали выборочные облавы для выявления на их домашних устройствах запрещенных программ шифрования и обхода цензуры. Сетевая структура Империи объявлялась стратегическим цивилизационным активом, а человек, без официально разрешенного сетевого адреса, приравнивался к тупиковой ветви эволюции. Всех неугодных, и все воспоминания о них, Империя выбрасывала из мира своей сетевой реальности, из мира узурпированной ею человеческой цивилизации. Сетевое противоборство с Империей, если и возникало, было одиночным, ожесточенным и кратким. Те отчаянные, кто выбирал свободу, обретали скорую и верную смерть. Остальные, выбравшие жизнь выживания в электронном концлагере, продолжали играть каждый день, с высоким риском, по предельным ставкам, когда на кону – только жизнь.

Лишь одинокие мечтатели, уже не смеющие причислять себя к уничтоженному дерзкому племени хакеров, незаметно обозначали свои тропинки в киберпространстве собственных галлюцинаций. За такими – элитой среди профессионалов – велась настоящая охота.

Мой волшебный полет неожиданно прервался страшным ударом обо что-то невидимое, похожее на прозрачное стекло. Может быть, я сам в этот момент стал стеклом, и раскололся вдребезги. Ощущения были мгновенные и неопределенные, я потерял сознание.

4

В то злополучное утро Катю Нечаеву, начинающего репортера газеты, наконец-то вызвал к себе главред Артюхов. Со вчерашнего дня ее второй материал, предназначенный для публикации, лежал у Артюхова на столе. Катя с надеждой шла по тесному коридору редакции, располагавшейся в полуподвале старого здания. Потолочные вентиляторы лениво гоняли тяжелый воздух, лишь подчеркивая удушливость респектабельной обстановки редакции, в стиле классического кабинета. Решалась судьба материала, решалась и судьба самой Кати, стройной улыбчивой девушки, с ясными синими глазами, острым носиком и белокурыми вьющимися локонами.

Близился к концу двухмесячный испытательный срок работы в газете, а у Кати еще не было ни одной публикации, ее первую статью Артюхов зарубил. Подходя к его кабинету, Катя старалась гнать от себя тяжелые мысли и не позволяла себе чувствовать, что обстоятельства могут затянуть ее в непоправимую ситуацию. Без своевременной публикации шанс быть уволенной по профнепригодности возрастал многократно. Уволенных, как правило, отправляли на комиссию ЦРУ по оказанию помощи в профориентации. А это всего лишь благовидный предлог для проведения чипирования. С комиссии ЦРУ человеком не возвращался никто.

Исполненная надежд на лучшее, с верой в себя и в свой талант, Катя постучала в дверь кабинета и вошла…

В свое время Костян отговаривал Катю идти в журналистику, в это «холуйствующее болото, булькающее гнилыми пузырями дешевых сенсаций». Но конкурс на все другие творческие специальности был очень велик – все хотели после учебы получить статус творцов и отсрочку от чипирования. На семейном совете, состоящем из Кати, Костяна и Гранит Романыча, решили, что единственным катиным шансом является журналистика, так как других творческих способностей, кроме литературных, она пока не проявляла.

Родители Кати и Костяна, в прошлом студенты-радикалы, а ныне добропорядочные геодезисты, давно уехали в далекие края, в поисках лучшей доли, с намерением, как обживутся на новом месте, забрать всех к себе. Но что-то у них не получилось, и они как-то незаметно растворились за горизонтом. Все легло на плечи Костяна, хотя он не считал, что ему это в тягость. Он тащил на себе катину учебу и ее последующее трудоустройство, а Гранит Романыча спас от чипирования тем, что через Рудика выправил справку о том, что дед – подопытный участник секретного эксперимента военных, по изучению отдаленных последствий для организма некоего таинственного боевого излучения.

Так и оказалась Катя после учебы в этой поганенькой бульварной газетенке, с говорящим названием «Пук!» Выбирать было не из чего. Как и все остальные учреждения и организации культуры, газетенка была практически бутафорской, хотя и несла некий лоск вольнодумства. Периодически, строго согласованно, она публиковала провокационные статейки, для привлечения и выявления инакомыслящих, чем и оправдывала свое жалкое право на рабскую жизнь.

Устроиться по специальности куда-то еще, без протекции, было практически невозможно. Количество рабочих мест для людей стремительно сокращалось. Редакции газет и журналов обзаводились виртуальными роботами-журналистами, которые собирали данные в Сети, анализировали их, интерпретировали и формировали качественный журналистский текст. На подготовку новости у них уходило несколько секунд. Читатели даже не догадывались, что текст написан программой-роботом, а не человеком. Живых журналистов держали в редакциях только как репортеров, для выискивания или выдумывания новых скандальных материалов и тем.

Так как Катя была устроена в газету по протекции, осторожный Артюхов не стал навязывать ей сразу никаких подневольных работ, а предложил написать что-нибудь на свободную тему, с учетом профиля газеты. Он отечески напутствовал:

– Наши приоритеты – скандалы, махинации, грязное белье, секс, эпатаж. Наши читатели хотят приключений, настоящих или вымышленных. Поэтому нам нужны грамотные фейки. Мы по ту сторону добра и зла. Пусть читатели сами разбираются, что есть добро, а что зло, что реальность, а что фейк. Для массовой информации все средства хороши.

Исполненная благих намерений, Катя увидела свою задачу и миссию где-то в сфере журналистских расследований и разоблачающих фактов. Первый ее материал, тему которого подбросил Костян, основывался на его выборке из Сети. База адресов пропавших и числящихся в розыске людей совмещалась с базой переоформления права собственности на дорогую недвижимость. В результате всплывали интересные факты: недвижимость исчезнувших людей с открытых торгов оказывалась в руках всего нескольких фирм, которые, в свою очередь, являлись отделениями одной крупной корпорации.

Зарубая этот материал, Артюхов сказал, что газета не располагает ресурсами по перепроверке таких серьезных фактов. Этот материал может скорее заинтересовать полицейское управление, но не их газету.

Тему второго материала предложил Кате ее друг Мишаня, крутой парень, спортсмен, каскадер. Материал, естественно, был посвящен каскадерам кино. Катя написала о том, что техника безопасности при постановке кинотрюков повсеместно нарушается, а сами трюки неоправданно рискованны. Многочисленные факты говорят о том, что имеет место практика незаметного подталкивания съемок к высокорейтинговым кадрам каскадерской смерти, которые потом охотно и дорого приобретают центральные телеканалы…

– Заходи, садись, – с напускным радушием пригласил Катю Артюхов. – Обкашляем твою тему.

В своем маленьком кабинетике Артюхов был похож на монументальный памятник самому себе, тертому журналюге, вдавленному в редакторское кресло тяжестью массивного тела и непрерывной беспощадной борьбой за непотопляемость. Видимо, по этой же причине, в его мясистую переносицу были вдавлены и большие очки в роговой оправе, с дымчатыми стеклами. Остатки растительности на голове и короткая редкая борода Артюхова были выкрашены в трудно поддающийся определению темно-рыже-фиолетоватый цвет.

Прочитывая рукописи за рабочим столом, Артюхов предавался между делом своей любимой привычке – нюхал дорогие сигареты. Он не курил их, а долго мял в руках и нюхал. Пальцами одной руки держал сигарету за фильтр, а пальцами другой руки мягко обнимал ее со всех сторон и задумчиво водил ими по сигарете вперед-назад. И опять нюхал, и опять мял, водил, – медленно, прочувствованно, сладострастно. Его глаза при этом были удовлетворенно полуприкрыты, а порой томно закатывались. Иногда, из засады дымчатых линз, его глаза выстреливали масляно, с подавленным циничным интересом, в сторону появлявшихся в его кабинетике привлекательных журналисточек.

Сейчас же, по поводу Кати он был обеспокоен и насторожен не меньше ее самой. Сложная получалась девочка. Хотя и способная, могла бы работать. Сначала была трудоустроена к нему по личному звонку ответственного сотрудника всесильной службы Цивилизационного Развития Устремлений, сокращенно ЦРУ. Эта служба ведала всеми средствами электронного контроля за людьми и знала все обо всех. В ее компетенции находилась вся административно-техническая инфраструктура чипирования людей, их последующего использования и утилизации. Властные полномочия ЦРУ распространялись и на предоставление вожделенной отсрочки от чипирования.

А сегодня утром по поводу Кати Артюхову позвонили из еще более могущественной организации – службы Кураторов Гражданской Безупречности, сокращенно КГБ. Фактически, это уже элитный орден небожителей, полубогов, которые решали вопросы физического надзора за всеми людьми, в том числе и за людьми из ЦРУ. В случае необходимости, орден мог своей властью, без суда и следствия, уничтожить любого, вставшего на пути интересов Империи.

Сотрудник КГБ очень спокойным, леденящим душу тоном предписал Артюхову немедленно уволить Катю с формулировкой о профнепригодности и последующим направлением на освидетельствование комиссией ЦРУ. Естественно, Артюхов заверил кагэбэшника в том, что его указание принято к неукоснительному и скорому исполнению, и вызвал к себе Катю.

Что-то внутри Артюхова заерзало, он почувствовал себя меж двух огней, он не мог определиться сразу, как поступить с Катей. То есть, что с ней делать, ему указали ясно и без вариантов. Но как это сделать, чтобы не навлечь на себя негативную реакцию девочки? А вдруг, она пожалуется своим покровителям из ЦРУ? Тогда хлопот не оберешься, мигом раскрутят его разнообразные сексуальные интересы и склонности. Повинуясь своему почти врожденному обыкновению – лучше перебздеть, чем недобздеть – Артюхов решил действовать с Катей деликатнее, осторожнее, дать ей понять, что он сам заинтересован в ее работе, а там уж исподволь подтолкнуть её к какому-нибудь варианту, где она по неопытности запутается, наделает ошибок, и сама осознает безвыходность своего положения.

Он вытащил из пачки свежую сигарету для обнюхивания и предложил Кате сесть.

– Ну что я могу сказать, – шумно выдохнул он, глыбой нависнув над лежащей перед ним беззащитной рукописью. – Интересный материал, свежая тема, бойкое перо, грамотно подано! – Артюхов выдержал одобряющую паузу. – Как говорится, не пойми меня правильно, лично я считаю, что этот материал должен пойти в печать. И давай мы с тобой прикинем, как и в первом твоем материале, как мы будем, в случае чего, доказывать раскрытые тобой вопиющие факты? Предвижу, что нас затаскают по судам, требуя доказательств. Результат заранее известен. На телеканалах крутятся такие деньги, что они плюнут – и мы утонем в их плевке.

– Давайте тогда подадим это как фейк, – нашлась Катя. – Вы же говорили, что нам нужны грамотные фейки.

– Правильно, умница! Я тоже об этом подумал. Но тогда телеканалы предъявят нам, что мы фейково сели на их тему. Или, чего доброго, подумают, что мы куда-то, в своих интересах, дели их труп, который они заранее проплатили. Например, спрятали его, как будущую улику против них. Тогда уж точно нам не поздоровится, без всяких судов.

– Что же делать? – Катя все еще сохраняла надежду и лучезарную улыбку.

– Настоящий художник никогда не должен продавать себя! – приободрил ее Артюхов. – Ну, если только за деньги. Тему твою можно подать под другим углом, и она заиграет.

– Правда? Как?

Артюхов выдержал значительную паузу, внюхался в сигарету и продолжил:

– Позволь сначала немного лирики… Ты знаешь, коллектив у нас небольшой, но боевой. Ты уже знакома с нашим маститым ветераном, с правильной фамилией Иванов? Представь, на днях выдал просто шоковый материал, под заголовком: «Полежи в гробу, пойми, что это пережиток!» Репортаж с выставки постмодернистского искусства. Не сдается старая гвардия. А ведь начинал простым собкором молодежки, я помню! – Занюхав нахлынувшее воспоминание, Артюхов продолжил. – А взять хотя бы нашу Римму! Твоих годов девочка, пришла к нам всего на месяц раньше тебя, а уже опубликовала у нас свой первый материал: «Как я стала лесбиянкой». Прекрасная тема, интригующий заголовок, увлекательный фоторепортаж в стиле ню. Прошло на ура! Мы уже анонсировали серию ее репортажей из популярных гей-клубов. Молодец, девочка. Вот так люди находят свою профессиональную идентичность!

– И мне нужна публикация, – растерянно сказала Катя.

– Я тоже хочу, чтобы у тебя была публикация. И еще хочу, чтобы ты быстрее нашла свой стиль. У тебя, например, обозначился хороший вкус к теме криминала. Для этого я и направил тебя в полицейское управление, где собираются уже доказанные криминальные факты, к генералу Дериногину. Ты была у него? – с подчеркнутой неосведомленностью поинтересовался Артюхов.

– Нет.

– А почему?