скачать книгу бесплатно
– Это будь спокоен, – заверил его Марк. – Отведают они у меня розог. Я им на спинах такие рисунки понарисую – любо-дорого будет посмотреть.
– И это правильно… – одобрил Саксум. – Да! – вспомнил он. – Так что там стряслось с Друзом?
– Друз умер, дружище, – покачал головой кентурион. – Уже почти два месяца назад.
– Вот видишь! – возмутился Саксум. – А мы тут до сих пор ничего не знаем! Я ж тебе говорю – сидим тут… как эти… А что случилось-то? Он ведь был не намного старше нас с тобой.
– Какая-то лихорадка, – пожал плечами Марк. – Три недели, говорят, бедняга мучился. Что только ни делали – ничего не помогло… А может, и не лихорадка вовсе. Ходят слухи, что отравили его. Как и несчастного Герма?ника.
– Понятно… – вздохнул декурион. – Опять одно и то же. Скорпионы в кувшине!.. Подожди, а кто ж теперь наследник?
– Да кто его знает… – почесал в затылке Марк. – Там есть, к примеру, Не?рон – приёмный сын Тиберия. Но, говорят, что Кесарь его не особо жалует… Там ещё есть трёхлетний Геме?лл – внук Тиберия… Там, наконец, есть племянник Тиберия Клавдий. Но, правда, ходят слухи, что он малахольный, Клавдий этот, так что это уж совсем вряд ли… Да и, вообще, кто может знать, что у нашего кесаря в голове? Возьмёт сейчас, к примеру, и ещё кого-нибудь усыновит. Того, о ком никто и думать не думает… Того же Се?яна, например.
– Да-а, – протянул Саксум, – дела-а…
Какое-то время они молча смотрели на медленно тянущуюся мимо них колонну легионеров, потом Марк Проб тронул декуриона за колено.
– Слушай, дружище, ты мне вот что скажи. Чего это ты прицепился к нашему Гаю Корнелию со снегом на перевале? Ты ж из него прям всю душу этим снегом своим вынул.
– Так ведь пароль, – отозвался декурион, явно думая о чём-то своём.
– Что ещё за пароль?
– Обыкновенный пароль: «Лежит ли на перевале снег?». Отзыв: «Снега на перевале нет, хотя в прошлом году в это время уже лежал». – Саксум посмотрел на кентуриона с удивлением. – А ты что, тоже пароля не знаешь?
– Подожди-подожди, – нахмурился Марк. – Какой ещё снег? Что за снег? Ты о чём?.. А! – он хлопнул себя по лбу. – Это же старый пароль! Ну да! Ещё сентябрьский. В сентябре был этот пароль! Да ты что, сейчас ведь уже середина октября! Сейчас уже совсем другой пароль! Сейчас пароль: «Олени здесь водятся?». Отзыв: «Оленей нет, но газели приходят».
– Ну вот, видишь! – фыркнул Саксум. – Я ж тебе говорю, мы тут, как на острове, живём… А оленей у нас тут действительно отродясь не бывало. Это вы у себя в Ламбессе правильно придумали…
– Подожди! – прервал Саксума Марк. – Подожди!.. Так ведь ещё две недели назад к вам в Тубуск отряд ушёл – продовольствие вам везли, вино, снаряжение. Опять же жалованье солдатам – вторую выплату. Мой тессера?рий Гай Ска?вола отрядом этим командовал. И шестеро моих легионеров с ним ушли. Там подвод двадцать было. Канцелярию ещё какую-то вам из штаба отправляли. Вот с этим отрядом вам новый пароль и должны были передать.
Саксум медленно покачал головой. Улыбка сползла с его лица.
– К нам из Ламбессы уже почти два месяца никто не приходил.
Марк Проб помрачнел.
– Ты полагаешь – Такфаринас? – хмуро спросил он.
– Больше некому, – пожал плечами Саксум. – Мне жаль… Мне жаль, кентурион, твоего тессерария. И людей твоих мне тоже жаль.
Они помолчали. Потом Саксум кисло улыбнулся:
– Выходит, жалованья нам теперь ещё долго не видать.
– Да уж, – согласился кентурион. – На ваши сестертии Такфаринас сейчас где-нибудь в Ту?ггурте гуляет, девочек покупает, вино.
– Оружие он покупает, – мрачно сказал Саксум.
– И то верно…
– Шимо?н!!.. – вдруг раздался тонкий отчаянный крик со стороны дороги. – Шимон!!..
Саксум и Марк разом повернули головы. Из середины колонны, то и дело спотыкаясь о ноги, задевая идущих своей фуркой и далеко торчащими, неуклюжими палисадинами, к ним пробирался легионер.
– Шимон!!..
Сопровождаемый тычками и проклятьями, солдат выбрался наконец из строя и, подбежав, остановился перед всадниками – худой, грязный, обтрёпанный, со старым, помятым и поцарапанным шлемом, болтающимся на груди, с нелепыми палисадинами на плече и с широко распахнутыми, восторженными глазами.
– Шимон!..
– В чём дело, солдат?! – мгновенно закаменев лицом, жёстким командным голосом спросил кентурион. – Почему покинул строй?!.. Я тебя спрашиваю – в чём дело?!!
Легионера как будто ударили палкой. Он вздрогнул, втянул голову в плечи и, опустив глаза, виновато потупился.
– Подожди… – сказал Саксум. – Подожди…
Он медленно слез с коня и, подойдя, пристально вгляделся в лицо солдата. Сквозь многодневную, въевшуюся в каждую пору, грязь, сквозь обветренную и обожжённую солнцем кожу, сквозь потрескавшиеся губы и запавшие горячечные глаза стало зримо и неуклонно проступать другое лицо, лицо, когда-то давно виденное и так же давно забытое, провалившееся на самое дно памяти, погребённое там под пластами позднейших дней и событий, уже многие годы не приходящее даже во снах, – лицо десятилетнего мальчишки: скуластое, горбоносое, густобровое, с ещё по-детски припухшими губами и с широко посаженными, чёрными, всегда весёлыми глазами.
– Аше?р… – одними губами сказал Саксум.
Он шагнул к солдату и сгрёб его в объятья. Всё полетело в пыль – копьё, щит, поцарапанный шлем с обломанным гребнем, фурка, гремящие дурацкие палисадины.
– Ашер! – прошептал Саксум, прижимая солдата к груди, ощущая под горячей, нагретой солнцем кольчугой худое, костлявое тело и полной грудью вдыхая запах пота и пыли – запах дальней дороги. – А?ши!.. Братишка!..
2
– А почему именно «Саксум»? – спросил Ашер. – Почему тебя так прозвали?..
Они сидели на краю обширного пыльного пустыря, раскинувшегося между двумя трёхэтажными, жёлтого кирпича, зданиями казарм, заросшего по краям пыльно-седыми зарослями полыни и уставленного тут и там снарядами для тренировок легионеров: измочаленными в щепу бревенчатыми щитами – для метания копий; и неуклюжими соломенными чучелами на широких деревянных треногах – для упражнений с мечом.
Рядом курился сизым сосновым дымком грубый, сложенный из неотёсанного камня, низкий очаг, увенчанный, как короной, большим – на два ко?нгия – закопчённым медным котелком. В котелке, распространяя вокруг себя волшебный бульонный аромат, булькала, томилась, доходила на медленном огне мясная каша-похлёбка.
Над котелком колдовал Олус Кепа – деловито-сосредоточенный, опять, разумеется, голый по пояс и босой, но зато с лихо, по-поварски, завязанным на голове не то пёстрым, не то просто затейливо испачканным платком. Кепа, что-то недовольно бормоча себе под нос, шарил в котелке привязанной к длинной палке ложкой, поминутно в него заглядывал, и выражение лица при этом имел не то надменное, не то слегка брезгливое, так что был он похож сейчас, скорее, не на повара, приготовляющего вкусный ужин, а на какого-нибудь авгура-гару?спекса, вспоровшего очередное несчастное животное и пытающегося по каким-то, одному ему ведомым, неаппетитным подробностям вынести окончательный вердикт и принять судьбоносное для города, а то, глядишь, и для целой страны, решение.
День клонился к вечеру. Солнце стояло ещё довольно высоко – тень от казармы едва дотягивалась до грубо сколоченного стола, за которым сидели Саксум и Ашер, – но жара уже спа?ла, и небо постепенно приобретало характерный для здешних мест предвечерний желтоватый оттенок – предвестник стремительного багрового заката.
На пустыре было малолюдно. Под стеной ближайшей казармы, на брошенных на кучу коры и опилок овчинах, кто-то безмятежно спал, уставив в небо косматую нечёсаную бороду и довольно мелодично похрапывая. Дальше, шагах в тридцати, сидя на расстеленных прямо на земле плащах, азартно резались в кости трое носатых сикилийцев.
А напротив, на противоположной стороне пустыря, негромко переговариваясь, топтались вокруг такого же, наспех сложенного, приземистого очага-времянки несколько новобранцев из пришедшей два дня назад в крепость кентурии – видать, тоже кашеварили.
То, что возле казарм в этот час почти не было людей, объяснялось просто – время было послеобеденное, все работы и занятия с легионерами были на сегодня закончены, и солдаты сейчас почти поголовно отирались на Главной площади, возле многочисленных закусочных и по?пин – торговых лавочек с вынесенными прямо на улицу столами. Одни, имеющие деньги, – в намерении выпить и закусить, а то за пять-шесть ассов и наскоро перепихнуться в задней комнате с какой-нибудь смазливой девицей из обслуги. Другие, денег не имеющие, – просто из желания потолкаться в людном месте, почесать языком в тёплой компании, а может даже, если повезёт, и урвать на халяву стаканчик-другой ло?ры – дешёвого вина, которое виноделы по всему нумидийскому побережью гнали из виноградных выжимок и под видом настоящего италийского в огромных объёмах сбывали по сговору корыстолюбивым армейским интендантам.
Главная площадь была в это время, вообще, средоточием городской жизни. Сюда стекались солдаты, ремесленники, закончившие свой трудовой день рабочие. Приходили принаряженные девицы и незамужние женщины. От многочисленных жаровен тянулись аппетитные запахи приготовляемого на углях мяса. Стучали о деревянные столы терракотовые чарки, гремели возбуждённые голоса, раздавался заливистый женский смех. Под ногами и между столами шныряли чумазые дети, попрошайничая или играя в свои незамысловатые детские игры.
Многолюдно было сейчас и на тянувшейся вдоль западной стены крепости, узкой кривой улочке, именуемой среди легионеров не иначе как улицей Радости, на которой располагались оба местных лупана?ра. С последним обозом сюда привезли с десяток новых рабынь, и солдаты, и прежде не обходившие своим вниманием этот заветный уголок, теперь выстраивались в шумные нетерпеливые очереди к вожделенным дверям, дабы полакомиться свежим, ещё не приевшимся «мясцом». Не обходилось, разумеется, и без драк…
– А почему именно «Саксум»? Почему тебя так прозвали?
Саксум пожал плечами:
– Да кто его знает. Прозвали и прозвали… В армии у всех прозвища есть. И у тебя со временем будет.
– Не скромничай, декурион! – тут же встрял в разговор Кепа – У тебя очень скромный брат, Ашер, – (Кепа произносил имя молодого легионера на романский лад: Асер), – всем в Третьем легионе известно, почему Симона из Галилаи прозвали «Саксум». Он ведь у тебя настоящий герой, Асер!
– Кепа! – строго сказал Саксум.
– Да ладно тебе, декурион! – воскликнул Кепа. – Всё равно он рано или поздно об этом узнает. Поэтому будет лучше, если он узнает об этом от меня.
– Меньше всего мне бы хотелось, чтобы он узнал об этом от тебя, – проворчал Саксум.
– Ну и зря!.. – обиделся Кепа, он зачерпнул из котелка и теперь, вытягивая губы, дул в ложку, желая, очевидно, попробовать своё варево на вкус. – Лучше меня об этом всё равно никто не расскажет… Во-первых, я честен… – (Саксум фыркнул и скептически сморщил нос). – Да-да, честен! И не надо фыркать! И тем более не надо крутить носом, как будто увидал в миске дохлую мышь!.. Во-вторых, я по натуре не льстец. И поэтому я, скорее, недохвалю, чем перехвалю… И в-третьих, и в-главных… – он отхлебнул из ложки и замолчал, сдвинув лохматые брови к переносице и сосредоточенно жуя; взгляд его сделался отрешённым.
– Что «в-главных»? – не выдержав, спросил Ашер.
– Га?рума не хватает! – сокрушённо сказал Кепа. – Ну что это за мясная каша и без гарума?! Куда смотрят наши снабженцы?! Три месяца я мучаюсь без гарума! И вот наконец из Ламбессы приходит обоз. И что я вижу?! – он патетически воздел руки. – Я вижу, что наши бравые тыловики снова забыли про соус!..
– Кому тут нужен гарум? – из-за угла казармы выдвинулась мощная фигура Марка Проба. – Я, кажется, слышу, что здесь кому-то нужен гарум?
Кентурион вразвалку подошёл к столу и, грохнув, водрузил на него большую, оплетённую соломой, глиняную бутыль и корзину, из которой торчала разнообразная зелень и большой круг чёрной кровяной колбасы. Ашер вскочил.
– Сиди, солдат, – добродушно махнул в его сторону рукой Марк. – Ты не в строю… Приветствую тебя, дружище Саксум! Надеюсь, ты принимаешь гостей?.. Привет, Кепа! Это тебе не хватает гарума?
Он сунул руку в корзину, извлёк из неё маленький кувшинчик с тонким, запечатанным воском горлышком и протянул её кашевару.
– Благодетель!.. – Кепа бережно, как некую драгоценность, принял из рук кентуриона сосуд, ловко сковырнул с него воск и, приблизив к носу, благоговейно понюхал; глаза его закатились, – Гарум!.. – восторженно прошептал он. – Провалиться мне на этом месте – гарум!.. Ты не представляешь, кентурион, до чего мы тут докатились!.. – Кепа наклонил кувшинчик над котелком и, помешивая, влил в кашу добрую порцию соуса. – У нас тут не то что гарума, у нас тут обыкновенной му?рии давно уже нет! Да что там мурия! Мы тут уже можжевельник используем в качестве приправы! Клянусь! Ягоды собираем и трём! Как какие-нибудь мусуламии дикие, честное слово! Ты можешь себе такое представить?!..
– Здесь ещё хлеб, сыр, колбаса… груши… – Марк похлопал широкой ладонью по корзине. – Ну и кой-какая зелень – спаржа, сильфий, чеснок… Здесь – вино… – прикоснулся он к бутыли. – Обычное а?льбанское. К сожалению, ничего лучшего в попине не нашлось.
– И вино?! – воскликнул Кепа. – Самое настоящее вино?! Ты – вдвойне благодетель, кентурион! Мы ведь тут совсем забыли вкус настоящего вина. Пробавляемся, в основном, лорой. А до того как пришёл твой обоз – так вообще, больше месяца сидели на одной по?ске! – он извлёк ложку из котелка и облизал её. – М-м-м!.. – страстно промычал он. – Это же совсем другое дело!.. Кентурион, если у тебя ещё много гарума, возьми меня к себе в кентурию! Я стану самым лучшим из твоих солдат! Клянусь! Нет! Я стану твоим рабом! Я буду чистить твой меч и завязывать тебе по утрам ка?лиги!.
– Ну, понесло, понесло… – поморщился Саксум. – Не обращай внимания на этого болтуна, Марк. Его язык всё равно, что ботало на шее игривого бычка – шуму много, а толку, понимаешь, никакого. Как в наших краях говорят: мелкая монета в кувшине громко звенит.
Кентурион улыбнулся:
– Пусть болтает. На языке мозолей не набьёшь.
Марк Проб нынче был благодушен и покладист. Лицо у него было розовое, распаренное, влажные волосы зачёсаны назад, бородка аккуратно пострижена.
– В термах был? – не без зависти спросил Саксум. – Присаживайся, – он похлопал ладонью по одному из пустых сосновых чурбачков, стоящих у стола и заменявших легионерам стулья.
– Да, – ответил Марк и грузно опустился на предложенное место. – Что ни говори, а терма – это великое дело!.. – он огляделся. – Так вот вы где пируете. Я было сунулся в казарму, но там мне какой-то дурнопахнущий лоботряс подсказал, что вы тут. Орясина какая-то в козлиной шкуре. Ещё и косноязычная вдобавок. Я его еле понял.
– Это Лукипор, – догадался Саксум.
– Ну, Лукипор так Лукипор… – не стал спорить кентурион, он вздохнул и рукавом туники вытер вспотевшее лицо. – Жарко нынче… Извини, дружище, что не заглянул к тебе в гости сразу. Сам понимаешь, пока разместились, пока обустроились – не до этого было. Эти два дня – как проклятые! В латрину без спешки сходить и то времени не было – всё бегом, всё бегом!.. Зато теперь… – он снял со стола бутыль, поставил её себе на колено, ножом аккуратно снял пробку и, слегка покачав сосуд, потянул носом над горлышком. – Хм! – приподнял он брови. – Совсем даже недурно! Я, честно говоря, ожидал, что будет намного хуже, – он пошарил вокруг себя глазами. – Надеюсь, вода в этом доме найдётся?
Ашер сейчас же сорвался с места:
– Я принесу!.. Я быстро!
Он наклонился, схватил стоявшее возле стола деревянное ведро и бегом кинулся наискосок через пустырь. Кентурион одобрительно проводил его взглядом.
– Ну как он? – кивнув вслед убежавшему брату, спросил Саксум. – Справляется?
– Нормально, – сказал Марк. – Не хуже других… Мечтательный вот только он у тебя какой-то… Бывает, что-нибудь делает, работу какую-нибудь, или там, к примеру, с мечом упражняется – мешок с соломой рубит, как вдруг остановится, руки опустит и стоит, смотрит куда-то. Главное, смотрит и не видит ничего. Окликнешь его, он как будто вынырнет откуда-то, поглядит вокруг удивлённо – мол, где это я? – и дальше продолжает мешок свой рубить, как ни в чём не бывало.
– Это у него с детства, – улыбнулся Саксум. – Он в детстве точно таким же был. Бывало, дашь ему сеть распутать, он поначалу за дело резво возьмётся – пальцы-то у него, понимаешь, ловкие, половину распутает, а потом глядишь – стоит и мечтает с открытым ртом, мух, понимаешь, ловит. Как ты говоришь, окликнешь его, а он повернётся к тебе такой удивлённый и говорит, к примеру: «А я сейчас с Я?хве разговаривал». Или ещё что-нибудь в таком роде…
– Что ещё за Яхве такой? – удивился Марк Проб.
– Это – наш бог, – сказал Саксум, – мы ему молимся.
– Представляешь, – отозвался от очага Кепа, – у них всего один бог! Один-единственный! На все случаи жизни. Дикари!
– Заткнись! – сказал ему Марк. – Что б ты понимал!.. А насчёт мечтательности… Я думаю, это ненадолго. Это пройдёт. После первого же боя и пройдёт. Как только крови понюхает, как только увидит перед собой свою смерть с мечом или с трагулой в руке, как только осознает, что есть ситуации, когда думать и мечтать некогда, когда или ты, или тебя, – так сразу и пройдёт… После первого боя почти все меняются…
– Если в живых остаются, – опять подал голос Кепа.
– Тьфу на тебя! – в сердцах сказал кентурион. – Ну что за поганый язык у тебя, Кепа!.. Ты прав, Саксум. Я смотрю, этот Кепа у тебя действительно самое настоящее трепло. Ботало… Может, мне у тебя его и вправду забрать? На месячишко-другой. Он бы у меня быстро научился держать язык за зубами! Что скажешь?
– У меня для тебя есть встречное предложение, – отворачиваясь от Кепы и подмигивая кентуриону, сказал Саксум. – Забирай его у меня насовсем. А мне отдай Ашера. Думаю, обмен для тебя выгодный – необученный юнец против матёрого разведчика… Вот только гарума он жрёт немеряно. Прям беда! Оставит он тебе, понимаешь, через месяц всю кентурию без гарума.
– Ничего, – сказал Марк, – Не оставит. Я его, паразита, во внешний караул отправлю. Навечно. Он у меня состарится в карауле. У меня этот пожиратель гарума в крепости появляться вовсе не будет. Пусть он там, за крепостной стеной, можжевельник свой вместо гарума жрёт. Он ведь вроде говорил, что любит можжевельник?
– Это да! – сказал Саксум. – От можжевельника его за уши не оттащишь. Он за пригоршню можжевеловых ягод папу-маму продать готов…
– Эй!.. Эй!.. Эй!!.. – Кепа, утопив ложку в котелке, стоял столбом и испуганно переводил взгляд с декуриона на кентуриона и обратно; глаза его были большими и круглыми, как у филина. – Эй, вы чего?! Какой ещё можжевельник?!.. Вы меня что, вы меня хотите… в пехоту?! Декурион, ты что?!.. Я не хочу в пехоту! Я не пойду!.. Я ведь!.. Я же!.. Не хочу я! Вы не это!.. Не того!.. – лицо его сморщилось, как от зубной боли, голос стал плаксивым. – Я… я больше не буду!..
Саксум и Марк, не выдержав, расхохотались. Саксум смеялся, навалившись грудью на стол, задыхаясь и вытирая проступающие слёзы. Кентурион – наоборот – откинувшись назад, чуть не падая с чурбачка, не забывая, впрочем, придерживать стоящую у него на колене бутыль с вином. Совершенно сбитый с толку Кепа с самым несчастным видом наблюдал за этим приступом веселья.
– Ой, Кепа… уморил, – отдуваясь, покрутил головой кентурион. – Убил и зарезал… «Я… я больше не буду!» – всхлипывая, передразнил он.
– Кашу, кашу помешивай! – напомнил подчинённому обретший дар речи Саксум. – Подгорит на дне каша-то!
До Кепы наконец дошло. Теперь лицо его приобрело по-детски обиженное выражение. Он громко засопел носом и укоризненно покачал головой:
– Взрослые люди… Начальники… А туда же! Эх! – он махнул рукой, повернулся к очагу и, достав ложку из котелка, принялся с показным усердием мешать исходящую паром похлёбку.
Из-за угла соседней казармы показался Ашер. Он шёл, осторожно ступая, слегка перекосившись на бок и держа руку с ведром на отлёте.
– Слушай, Марк, – сказал Саксум, – как бы мне его у тебя, понимаешь, и вправду забрать, Ашера моего? Всё-таки брат как-никак.
Кентурион пожевал губами.
– Это не так просто сделать… Из пехоты в кавалерию… – он покачал головой. – Это можно только через самого? префекта. Через Тита Красса… А до этого тебе ещё надо вопрос со своим примом согласовать. Надо, чтоб именно прим прошение на имя префекта подал… Я – своё прошение, а он – своё.
– С примом я поговорю, – сказал Саксум.
