В ожидании августа

Бобо выглядел торжественно, глаза блестели, словно от растворившихся на веках слезинок, продолжил после паузы:

– Пойми, Саша, нас связывают с тобой самые крепкие узы, нас связывает твой дедушка Николай… – Бобо подошёл к большому столу, взял синюю папку, вернулся назад, – я хочу заварить зелёный чай, сам, а ты, вот, почитай одну статью…

Он ушёл в комнату отдыха, я открыл папку, достал газету, буквально "одетую" в тонкую прозрачную плёнку, почти во всю полосу шёл заголовок – "Три жизни директора Доброволина…" Посмотрел на подпись в конце очерка: "Николай Караванов, наш спецкор." Стал читать о далёком забытом богом сибирском селе, о детях из русских, татарских, башкирских, манси – семей, собранных в местной школе, их родителях, живущих по своим старинным обычаям и укладу жизни, о промыслах, о фестивале искусств, где каждая национальность представила свои традиции, об огне в окнах десятилетки, который не гаснет до позднего вечера. В селе нет клуба, поскольку чиновники посчитали: зачем, если в пяти километрах – райцентр со своим Домом культуры. А главный герой очерка – директор школы, депутат райсовета Константин Натанович Доброволин: он и главный воспитатель, и мировой судья, и директор клуба, и тренер сборной команды по лыжам. Вот он-то и проживает каждый день, месяц, год, минимум, по три жизни…

Хороший очерк получился, тёплый, душевный, было приятно, что его автор – мой дед. Мне также стало понятным желание Бобо показать, каким настоящим человеком был его новый отец – Константин Натанович, взявший мальчишку из детдома. "Значит, дедушка Николай, когда готовил материал для газеты, бывал в этой школе, минимум, неделю, а то и больше жил в директорском флигеле, виделся-встречался со многими людьми, даже местные сказки и частушки собрал для статьи", – и всё-таки меня зацепило: почему Бобо показал эту статью.

Поднял голову, впервые увидел, что такой большой начальник несёт на подносе чайник, чашки и вазу с конфетами. Он поставил поднос на стол, посмотрел мне в глаза, понял, что очерк я прочитал, поколебался секунду и сказал почти буднично:

– Ты, Саша, мой племянник, твой папа, Юрий Николаевич – мой родной брат по отцу, младший. Соображаешь?

Я молчал, сражённый новостью, а в голове уже роились мысли: дед тогда ещё не был женат на бабе Тане, во время командировки он вполне мог познакомиться с будущей мамой Бобо, тем более, она работала в школе, не раз пересекалась с ним… Он вернулся в газету, осталось одно воспоминание о флирте, а девушка, пережив позор и страдания, всё же родила здорового сына, а сама умерла. "Господи, – простонал я мысленно, – прямо какая-то Индия, сериал из Болливуда…"

Посмотрев на Бобо, я понял: разливая чай, он наблюдал за мной, глаза добрые, похоже, искренне рад, что снял с себя такой долгий и тяжёлый груз. Спросил:

– Вы давно знали, что мы – родственники?

– Ещё при жизни отца, – тихо сказал Бобо, – но он не знал о моём рождении, не мог знать… Он бы никогда не оставил меня. А я, Саша, поверь, боялся обидеть его неосторожным шагом, подозрением, он для меня был небожителем.

– Я как-то пацаном назвал деда "Астероидом" и признался, что люблю его до космоса…

– Я знаю, как ты его любил, как ты обожал бабу Таню, как переживаешь за отца, маму, сестрёнку. Всему хорошему в нас мы обязаны им, старшим в роду Каравановых. Ты хочешь спросить: а как тест ДНК? Поверь, мне не надо было этой бумажки, о настоящем отце мне сказал, умирая, Константин Натаныч, но он долго молчал, даже намёком не хотел обидеть твоего дедушку. А дальше – ничего нет проще: у нас свой медцентр, спецы провели сравнительный анализ меня с тобой, потом – с твоим отцом. Вот в папке две бумажки, разверни, посмотри. Там одни девятки…

– А у меня никто не брал кровь? – сказал я.

– В поликлинике университета ты сдавал анализы, минимум, раз в два года. Таким же путём спецы нашли и твоего отца перед его поездкой в Таиланд.

– И что теперь будет? – невольно задал я идиотский вопрос.

– Семейный бизнес рода Каравановых. По кровному отцу – я тоже Караванов, ха-ха-ха-хиии, – искренне рассмеялся Бобо, – я давно – один, без семьи, как-нибудь расскажу, что произошло… Твой отец, Саша, приглядит за медиа – бизнесом, тебе – ворочать делами в фонде, пока не подрастёшь мне на замену. Ну, а я – буду заниматься, чем и занимался: нефтью и газом. А то я, честно сказать, немного уставать стал… Видел вас столько лет совсем рядом и не мог обнять, как самых близких и дорогих людей. Это ли не мука, не испытание. Я мусульманин по маме, а они крайне сентиментальные! Так что поднимайся, друг мой, давай крепко обнимемся.

Потом мы пили зелёный чай, небо в высоченных окнах, вдруг потемнело, звуковая изоляция почти не пропускала удары грома, а по стёклам лились водопады воды. Бобо включил торшер со светодиодными лампами, почти голубой свет разлился по кабинету.

– Хороший знак послал всевышний под конец нашего разговора, это к счастью, к успеху, Александр, – сказал мой дядя.

Глава – 8.

Короче, во Владивосток я, конечно, полетел. Куда денешься от такого напора новоиспеченного родственника. Пришлось временно всё заморозить, хозяйственник Демидов, перед прощанием выслушав мои просьбы, осклабился:

– Чтоб добру не пропадать, поживу-ка, я в апартаментах, пока вас нет…

– Вы бы лучше технику поставили к нашему возвращению, может, со специалистом ИТ поможете, кадровики – женщины хрупкие, в этом мало разбираются, – несколько резковато сказал я. И упор сделал специально на словах "к нашему возвращению". Он уловил нюанс, изменился в лице, заговорил, как прилежный мажордом:

– Конечно, всё сделаем, техника будет ждать и вас, и людей… – намекая, что людей у меня нет.

"Молодец, хитро отмахнулся от ИТ, а, заодно, и по морде дал, – подумал я, но злости на него не было, – пусть поживёт, покуролесит, деньги уплачены, что пропадать добру…" – но вслух ничего не сказал, зная, как Бобо категорически не допускает сближения с подчинёнными, тем более, заигрывания с ними.

Меня мучил главный вопрос: как поговорить с отцом, а, может, до нашего возвращения и не стоит, на ходу – на бегу, посвящать его в "наши тайны"? Дядя, к этому слову мне ещё предстоит привыкать и привыкать, сходу разрешил все мои терзания. Я созвонился с отцом, через час мы уже были в дачном посёлке. Это отдельная повесть о том, как отец реагировал на "бомбу" о родном брате да ещё и старшем. Новому родственнику пришлось подключать меня на пересказ очерка, опубликованного в газете, на разъяснение коллизий жизни деда в школьном флигеле и о его встрече с будущей мамой Бобо. О ДНК мы даже не говорили: слова Константина Натановича о том, что он сразу знал, кто настоящий отец мальчика, вызвали слёзы на глазах моего дорогого предка. Он начал искать фужеры, достал коньяк и вино, но я, извинившись, сказал, что скоро улетаем, надо возвращаться в город, дел ещё невпроворот. Договорились, что после Владивостока устроим у него на даче пир горой, пусть готовится на ближайшее воскресенье.

Естественно, зная Аранович намного лучше меня, Бобо категорически не велел входить с ней в лишний контакт: себе дороже, всё кончится пьянкой и пустым трёпом. А мне так хотелось увидеть Алёну, я просто умирал по её прекрасному телу. Но парадом командовал не я, пришлось смириться и слушать телефонный разговор Бобо с исполнительным директором, которого ещё никто никуда не назначал. Прямую речь упущу, перескажу коротко: когда ещё ничего нет, говорил Бобо, не стоит торговать информацией, тем более, такому жулику, как депутат Алексеев. О его жене Хилтунен – развесьте лапшу на чьи-нибудь другие уши, это только Саша, и то по молодости, мог поверить её байкам. К нашему приезду, закончил строгий начальник, прошу представить концепцию идеологической и рекламной составляющих работы фонда. Видимо, Аранович пыталась что-то возражать, поделиться опытом, но Бобо был неумолим, отключил мобильник. Мне сказал:

– Сопрёт у кого-нибудь из своих подружек, а запросит двадцать тысяч долларов за исполнение… Будь строг с ней, дай не больше трёх. Кстати, она сказала, что с фондом матери Терезы встречалась сама Хозяйка. Можно бы и нам поучаствовать, но нет ничего хуже, чем чувствовать себя бедным родственником…

Рейс был ночной, прилетали во Владивосток рано утром, а – с обеда, по программе, уже планировалось открытие экономического форума. Бобо отправил меня домой, на старую квартиру я приехал, чтобы поспать пару-тройку часов перед самолётом и собрать чемодан. Вот и пригодились костюм, шёлковая рубашка и лаковые туфли. Много вещей решил не брать, в конце концов, рубашку-вторую можно купить и там, а вот трико с кроссовками засунул в чемодан на колёсиках.

***

Самолёт был старенький, хотя и принадлежал авиаотряду руководителя страны, состоял из трёх салонов: в среднем располагался первый вице-премьер правительства, проходя мимо, я успел разглядеть обычный стол, несколько узких кресел, по-моему, лежанку, заправленную, как солдатская койка. В первом салоне разместились помощники – советники и аппаратчики из совмина, человек десять, не меньше. Туда же, видимо, по большому блату и по старой дружбе, попал Бобо Константинович. Такой чести были удостоены только руководители госкорпораций по нефти и газу, атомной энергии и внешним связям, 4-5 банкиров и герой – полярник, которого часто вижу по телевизору. Министры, не знаю их, не буду врать, вроде бы трое, тоже разместились в этом салоне на первых креслах. Я попал в третий салон, довольно вместительный, человек на 30. Пассажиры – разномастные, но на их лицах лежала печать принадлежности к высшему сановницкому клану. Все остальные участники форума, включая и губернаторов, летели обычными рейсами, но были и чартерные, Бобо сказал ещё в аэропорту, что с десяток владельцев компаний, по-моему, назвал металлурга, алмазника, винодела, не помню, кого ещё, полетели своими самолётами.

Через два часа после взлёта стюардессы принесли ужин, поскольку была ночь, наверное, так можно назвать поднос с курятиной, овощами, сервелатами. К каждому пассажиру наклонилась милая мордашка, чтобы спросить: "Что хотите выпить?" Большинство просили водку и чтобы не мудрить с посудой, девушки принесли на наши шесть кресел две бутылки холодной водки. Но немногие – всё же просили коньяку, вина и даже виски, которого не оказалось на борту. Я тоже присоединился к "водочникам", познакомился: сосед справа – замминистра экономики, мой тёзка, Саша Дискин. Я не утрирую, именно так – Саша, Костя, Веня… они себя называли. Слева от меня разместился замхозяина всего имущества страны – Боря Маломед. На двоих им наберётся чуть больше шестидесяти лет, подумал: "Как это они так рано сумели стать такими важными людьми? И что мне в мои двадцать четыре светит в ближайшем будущем?" Мои размышления прервал Бобо, подошедший по проходу незаметно и сказавший на ухо:

– Извинись перед ребятами, скажи, что тебя пригласил первый вице-премьер…

Я так и сделал, сказал, увидел реакцию на их вытянутых лицах, пошёл к закрытому салону, Бобо шествовал впереди. Какое величие чувствовалось в его спине, в плечах, о голове, которую он нёс высоко и гордо, я умолчу. За столом, у иллюминатора, сидел худощавый, видимо, высокий человек, поскольку его колени подпирали стол. Меня поразили глаза: полное равнодушие ко всему, что происходит рядом с ними, какую-то унылую скуку выражали они, тёмно-коричневые, расположенные близко к носу. Бобо полуобнял меня за плечи, сказал:

– Михаил Михалыч, спасибо, что мы рядом с вами, ваше расположение дорогого стоит…

– Да уж, Боб, не дёшево, поверь… – он то ли хихикнул, то ли хрюкнул, – потом расскажи, на досуге, как на Каспий слетал?

– Вам просил передать привет Ознобишин Валера…

– Он всё ещё там, курилка, вот присосался, не оторвёшь…

– Шпарит по-туркменски, по-казахски, вице-премьер правительства то тут, то там, поочередно, – сказал Бобо и рассмеялся не очень приятным смехом, – а я бы хотел представить вам внука Николая Иваныча Караванова – Александра… Кстати, он мой племянник и напарник по бизнесу, владеет фондом поддержки социальных программ с оборотом в полмиллиарда рублей в год…

– Боже мой, у покойного Николая Иваныча уже такой внук? Похож на деда, очень, светлая ему память… Замечательный был человек, твой дед, Саша, его помнит целое поколение, взращённое в лихие девяностые. Я тогда замминистра был, по морде получал, и от него тоже, через день да каждый день. Но это надо было пройти, это школа жизни, он, тем самым, уберегал нас, молодых, от, мягко говоря, непредсказуемых тогдашних руководителей страны. Боб, я не ослышался, ты сказал: "Мой племянник?"

– Да, Миша, Николай Иваныч – мой отец, но он до самой смерти не знал об этом…

– Постой- постой, ты же мусульманин, усыновлённый евреем? Саша, уточни: у твоего деда ведь был один сын, по-моему, журналист?

– Да, мой отец – писатель. А недавно мы узнали, что у дедушки есть ещё один сын, Бобо Константинович, но он не мог сказать ему об этом… Так уж получилось. Хотя есть анализ ДНК, рассказ директора школы Доброволина, усыновившего его позже… В общем, вот такая история.

– И что, Боб, ты теперь растишь наследника?

– Пока совладельца. Но, у Саши – всё впереди, а мы, увы, все смертны и я в том числе…

– Да, ребята, дела. Ради такой новости надо выпить по рюмке водки…

Тут же на столе появились стограммовые узкие фужеры, вазочки с орешками, открытая упаковка финского сервелата, вместе с нами к столу придвинулись ещё двое мужчин. Хозяин салона сказал:

– Вот, Саша, думал ли ты, что у тебя объявится дядя с миллиардом долларов, готовый сделать тебя наследником, а? Ха-ха-ха-ха-хиии, – он громко, заливисто рассмеялся, – за будущего миллиардера!

Через пять минут интерес к нам погас, Бобо незаметно прошёл со мной в первый салон. К нему на шею бросился старовато выглядевший, видимо, чиновник с седыми неопрятными волосами, закричал:

– Какие люди в Голливуде! Боб, дорогой, рад тебя видеть…

– Леонид Леонтьевич, мы виделись в конце той недели, а по тебе судить, так я годы отсутствовал, – Бобо состроил недовольную гримасу, уже тише добавил, – на Сочи я не смогу перевести, всё под контролем, ищи варианты сам… Кстати, познакомься, – показал на меня рукой, – мой племянник, Александр Караванов.

– Никак Кольки Караванова внук, что ли? Ни себе хрена! Как время-то летит. А я – в недавнем прошлом – помощник премьера Винокуров Леонид, из Ленинграда… – он заговорщически приставил палец к губам, – из колыбели революции мы теперь все… Второй раз пришли, увидели и победили. Боб, дай мне его на час? Расскажу Александру, кто есть кто на нашем долбанном небосводе…

– Хорошо, Леонид Леонтьевич, на полчаса, мне нужно срочно переговорить, но только без водки и мата сапожного, уповаю на ваш возраст, – посмотрел на меня, улыбнулся, – воспринимай с юмором, но он вытащил сюда всех приватизаторов, молодых, голодных волков, которые рвали и метали всё и всех клыками. Послушай, тебе будет полезно. Я скоро буду… – и он пошёл к первому ряду кресел, там выпивали четверо мужчин, зрелого возраста. По-моему, это о них он говорил, называя министрами.

– Человек я старый, Александр, – заговорил Винокуров, усаживаясь на крайнее в последнем ряду кресло и открывая приставной столик, – присаживайся, это место помощника премьера Чубукина, но он уже пошёл по рукам, перелил свою чашу. Рассказать о твоём будущем на ближайшие десять лет? Щас, выпьем за знакомство, ибо я, как никто дружил с твоим дедом. В 98-м, после цирка с дефолтом, о котором я не знал, но который устроили мои волки (в скобках замечу: в знак благодарности мне), он спас от голодной смерти мою семью, правда, пришлось временно вернуться в Ленинград. Крупнейшая сетевая компания по поставкам "ножек Буша" имела в портовых городах большие представительства. Замглавы фирмы, полковник ФСБ в отставке, оказался его армейским другом, он-то и засунул меня в представительство замом. Тихо, мирно, без шума и пыли я продолжал растить своих детей и внуков. И мне даже понравилась такая размеренная крайне обеспеченная жизнь: я уже и не предполагал, что через год премьера-коммуниста скинут, следственные дела по организаторам умышленного дефолта закроют, а гонение начнётся уже на пострадавших от финансово-экономического краха – вице-премьеров, министров, губернаторов "красного пояса", небольшого количества депутатов… Почему небольшого? Удивителен наш народ: чем хуже живётся ему, тем сильнее он поддерживает своих гонителей. В тот период только что был переизбран президент, сами знаете, каков он был, а депутаты – на две трети представляли "либеральный сектор" и тд., и тп., – он понял, что заговорил меня, налил в пластмассовые стаканчики водки из бутылки, спрятанной в карман сиденья, достал откуда-то большое красное яблоко и вручил его мне, – давай Александр, за наше знакомство, за твоего деда, которого я уважал…

К нам подошёл интеллигентного вида человек в массивных очках и в домашней мехом наружу телогрейке, спросил, заметно заплетаясь языком на согласных звуках:

– Лёня – это наш-ше гнез-здо или нет?

– Наше, Чубукин, наше… Щас мы допьём , и я засуну тебя к окну, понял, что ты созрел…

– Да? Уж, замуж, невтерпёж, – он улыбнулся себе, – видишь, выговариваю. Взял у соседа пластмассовый стаканчик, выпил водку, наклонил мою руку и откусил яблоко, – какие молодые сотрудники пошли. И всё – дети, внуки, зятья и кумовья. Эх, Лёня, стыдно живём, всё-то у нас во лжи…

Винокуров поднялся, помог встать с сиденья мне, буквально затолкнул к окну Чубукина и тот через минуту спал сном младенца.

– Хрен старый, – ворчал Леонид Леонтьевич, – секретами нашпигован, как кассетная бомба, а пьёт, как лошадь… Но ведь молчит, нем, как рыба. Школа, этот опыт советский – не пропьёшь. Нет, Александр, не дадут нам поговорить. Прилетай ко мне в Сочи, я теперь там живу, председатель совета директоров туриндустрии. Обещаю, от души поговорим, вспомним твоего деда и отдохнёшь, заодно. Не хочу видеть тебя в проходе, провожу до твоего места. А по дороге вот что хочу сказать: Бобо держится, пока нужны Западу наши показатели по частным нефтегазовым компаниям. Его фирмами прикрывают наш голый зад: "Вот, мол, и у нас есть частные нефтяники и газовики, транспортировщики сырья… Но как только интерес к этим показателям пропадёт, его, Бобо Константиновича, тут же схарчуют госкорпорации. Так что мой тебе совет: копи и переводи всё в офшоры. Ты молод, у тебя всё впереди. И не повтори ошибок своего деда. А теперь пойдём, провожу тебя, мне всё равно начальству надо показаться…

***

Всех участников форума, кроме чиновников высокого ранга, разместили в оздоровительном комплексе "Океан". Бухта шикарная, такого песка на пляже я не видел даже на Чёрном море, а здесь-то – океан. Вода тёплая, мягкая, даже какая-то шелковистая. Только успели ополоснуть ноги, как меня потащил к машине Бобо, сказал, что едем на размещение в резиденцию губернатора. Я молчу, первый раз, ничего не знаю, ни порядков, ни правил, учусь всё познавать на собственном опыте. В огромном холле не менее огромного строения кучковались люди, стояли группами. Бобо Константинович, прошёл на ресепшен, вернулся с двумя ключами, сказал:

– Не бог весть что, но хоть одноместные. Вон, помощников по двое в номере селят. Зачем столько народа согнали, непонятно, детям в "Океане" смену сократили, чтобы потусоваться тыщёнке народа… Ладно, пойдём размещаться, Саша. Ничего не меняется: как было при советской власти, так и осталось.

Почти в середине холла неожиданно столкнулись со "сладкой парочкой": депутатом Алексеевым и журналисткой Хилтунен. Сколько радости выражали их лица, а Бобо был мрачен, особенно депутата он почему-то не жаловал. Они отошли к диванам, стоящим у окон, размером со стену, мы остались вдвоём с Милой.

– Вижу ключи, вы уже размещаетесь? – спросила она, а по глазам было видно, думает о чём-то своём, – какой у вас номер, вдруг понадобится… Кстати, можешь поздравить Алексеева, его избрали первым зампредкомитета госдумы, он теперь – всесилен.

– Да, дали два одноместных номера, не знаю пока где, на каком из трёх этажей…

– Первый вице-премьер решил здесь же разместиться, а это, значит, и все министры и их замы – тоже будут здесь. В общем, если бы Алексеев не стал начальником, чёрта с два мы бы попали сюда, – она говорила, а сама смотрела таблички на ключах, которые я держал в руках, – похоже, вы на галёрке, на третьем этаже. Кстати, финская баня в цоколе, там же пивной бар и не только пиво раздают… Морские деликатесы, овощи и фрукты. Так, что вечером – милости просим, говорю, потому что ты здесь – первый раз, вот я и выступаю в роли гида или гостеприимной хозяйки.

Мужчины вернулись, лица их были спокойны, значит, обо всё договорились, подумал я, но о чём можно договариваться с депутатом, кроме, как о лоббировании и деньгах. Бобо посмотрел на Милу, в глазах его блеснул огонёк, так мне показалось. Надо сказать, что она была очень мила: возраст зрелой женщины делал её домашней, тёплой, ласковой. Она прекрасно понимала, какую роль ей надо играть: в командировках мужчины вспоминают о семьях, начинают скучать по детям, домашнему теплу и уюту. А вот вам тут, как тут, милая, красивая, семейная, тёплая и всё понимающая женщина. И свободная, ничем не обременённая: ни семьи, как таковой, ни детей, ни последующих обязательств.

Так я думал, а может, и не так, потому что с той встречи в холле прошла ночь, в широкое окно номера в резиденции пробивались робкие солнечные лучи, а я лежал на краю кровати и смотрел на прекрасное тело спящей Милы, прикрытое до бёдер шёлковым покрывалом. Как так получилось, что она сама пришла ко мне, не знаю. Да, мы были в бане, кстати, немного желающих набралось: в холле и ресторане с открытыми настежь дверями были накрыты столы, ломящиеся от закусок и выпивки, поэтому люди не больно хотели идти в номер, переодеваться, топать в цоколь, чтобы там получить удовольствие от пара. Но я пошёл, Бобо меня не отговаривал: любишь баню, на здоровье, только попросил: "Не надувайся пивом, завтра день работы секций, это интересно для знакомств и адресов будущих контактов". На этом и договорились. И он ушёл на банкет в ресторан, получил приглашение от начальника разместиться рядом с ним.

А я почему-то сошёлся с интеллигентным на вид Чубукиным, который, помня, как надрался в самолёте, перешёл на пивко с крабами и пресноводными раками. Меня это вполне устраивало: я тоже пил только пиво. Мы уже выходили из парилки после второго захода, когда дверь с улицы открылась и зашла Мила, одна, в мини-бикини. Мы замерли на месте с открытыми ртами, не зная, что нам делать, что говорить и куда бежать. А она, как ни в чём не бывало, сказала:

– Простыни надо брать с собой, – и прошла в парилку.

– Что это было? Кто это? Какая фигура, что за прелесть… – забормотал Чубукин.

Все пятеро, столько нас парилось в ту минуту, начали надевать плавки, обмываться в душе, двое мужчин с седыми головами, которым было явно за шестьдесят, быстро оделись и ушли. Я завернулся в простыню, спросил напарника:

– Мы тоже "утекём"? Это журналистка, Людмила Хилтунен, приехала с мужем-депутатом освещать форум. Я слышал, что она собиралась в парилку, но не поверил её словам.

– Да, Саша, мне этот орешек не по зубам, буду собираться, – сказал помощник, – а ты останься, хотя бы для того, чтобы завтра рассказать мне об этом прекрасном видении…

– Нет, – тихо сказал я, чтобы двое, оставшиеся в бане, не слышали, – мы знакомы с её мужем, это неприлично. Тоже пойду с вами.

Заглянув в зал ресторана, я увидел Бобо, помахал ему рукой, он ответил, очень по-доброму посмотрел на меня, ну, точно был похож на моего близкого родственника. Я показал на часы, палец поднял вверх, мол, скоро пойду в номер, спать. Он понял, кивнул, и мы пошли с Чубукиным в холл, где толпился народ, стали пить вино, захотелось после раков поесть фруктов. Через полчаса помощник сказал, что надо ещё раз посмотреть выступление начальника, который прилетает завтра, и пошёл к лестнице. Я по инерции побрёл за ним. Простились у моего номера, я открыл минибар, ни вина, ни водки пить не хотелось. Включил телевизор, стал смотреть япошек: мультики те научились делать классно, жаль языка не знал.

В дверь постучали, но так тихо, что я еле расслышал. Открыл замок, обомлел, увидев Милу. Она сказала, даже не смущаясь:

– Не нашла тебя на банкете, удивилась, не думала, что ты такой же скрытный, как Бобо Константинович в молодости.... А у меня предложение: давай на берегу океана запишем первое в твоей жизни интервью. Я сделаю побольше метража, потом, может, ещё пригодиться, а сейчас – ты выступишь, как участник форума, расскажешь о своих планах, о соцпрограммах, в которых фонд примет участие уже совсем скоро.

Она наступала на меня, я уже дошёл до кровати, ещё шаг и – завалюсь на ложе. Вывернулся, начал отступать к единственному окну в моём номере. Формально – она ждала ответа, но что я скажу без Бобо. И ведь Мила прекрасно знала, что я не отвечу на этот вопрос. Глаза её смеялись, она издевалась надо мной, не давая выскочить из угла, в который загнала. Я разозлился, она по глазам поняла: сейчас дам отпор…