скачать книгу бесплатно
– Действительно… – задумался Евсей. – Чегой-то с головой у него, видать, приключилося. Ведь с такой высотишши брякнулся. – Съезжу-ка я за Серафимой, можа, она чево скажет, – решил он, ловко запрыгивая в седло.
– Ну что, сердешный ты мой, вижу, с Божьей помощью, скоро бегать будешь, – заключила Серафима, осмотрев Мирона и объяснив, отчего он не помнит событий последнего времени.
– Ну и как ты думашь, пошто с им таки странности происходют? – спросил Евсей вышедшую из избы Серафиму.
– А чево тут думать: вон кака рана на голове была. Вот после удара и случилося. Видать, не войдёт в память никак. Помнит только како-то ранешне время.
– Дык как жа теперя быть-то? – вопросительно посмотрел Евсей на Серафиму.
– Ничего я тебе посулить не могу. Сделаю настой для него, но здесь опять же – надёжа только на Бога. Даст Господь – вспомнит он всё через како-то время. Бывает через друго потрясение в память входят.
Ну и кормить его уже можно понемногу: супчики жиденькие – куринны, свеклу, репу – пареную, травянку[12 - Травянка – слабоалкогольный напиток из трав.] хорошо, кулагу[13 - Кулага – ржаная мука, напаренная с ягодами в русской печи.], – разъяснила она Евсею дальнейшую заботу о чужаке.
– Марьянка! – позвал он. – Возьми-ка в сарае посуду для Мирона. Да, следи, чобы только с её и ел. А свою – подальше убери, а то, кто его знат – измещрит[14 - Измещрить – поесть или попить из чужой посуды.], выкинуть придётся.
– Тятенька, ты только ему не говори про это – не поймёт он ваших порядков, – с упрёком взглянула Марьяна на отца.
Евсей, ничего не ответив, только махнул рукой и пошёл за поскотину[15 - Поскотина– ограждение вокруг поселения.], чтобы проводить Серафиму.
Слух о том, что чужак пошёл на поправку, быстро облетел старообрядческий скит. Соседи зачастили в гости к Евсею, неся: кто курочку, кто яйца и молоко, кто дикий мёд, а кто и просто – из любопытства.
– Вы долго-то не засиживайтесь. Да с расспросами не усердствуйте – слаб он ишшо, – предупреждал гостей Евсей.
Чувствуя, что силы понемногу возвращаются, Мирон попытался встать с кровати. Превозмогая ещё не утихшую боль, он медленно поднялся на ноги и осторожно пробовал сделать шаг, но тут же пошатнулся, и едва подоспевший Евсей успел подхватить его под руки.
– Чего-то голова закружилась, – улыбнулся Мирон.
– Слаб ты ишшо, обнесло видать. Едва с кровати съерыхался[16 - Съерыхаться– с трудом сползти], а уж бегать хошь. Вот погоди чуток, обыгаешься, тогда хоть пляши, – развёл руками Евсей. – Я счас! – выбежал он в сени.– Совсем забыл. Вот два батажка изладил, – поднял Евсей вверх крепкие берёзовые палки, сделанные под костыльки. – С ними-то оно тебе ловчее кондылять будеть.
Мирон с благодарностью взял из рук Евсея подарок. Опираясь на костыли, поднялся с кровати и попробовал сделать несколько шагов по горнице.
– Ну вот, большая подмога, – остановился он, крепко держась за палки.
– Уже по горнице кондылят?! – раздался голос от порога. А мы с Евсеем по первости тебя чуть было не похоронили.
– А-а, Антип!.. Проходи, чево в дверях встал, – повернулся к гостю Евсей.
– Гли-ко – дранощепина! Крыльца[17 - Крыльца – лопатки у человека.]-то как торчат… – подойдя ближе, кивнул Антип на исхудавшего Мирона.
– Дык ты ж видал, как он угробилси, – вот и схудал, – ответил ему Евсей. – Что-то давненько глаз не кажешь, – укоризненно поглядел он на соседа.
– Да брат мой Осип на помочи[18 - Помочи – помощь друг другу.] позвал. Троестен[19 - Троестен – пристройка к дому из трёх стен.] к избе решил пристроить, вот и загостился у него, – оправдался Антип.
– А тут намедни Серафиму встретил, так она мне всё и обсказала – ну я и к тебе. Да вон мешок ореху шулушоного на гостинцы принёс – в сенях оставил, – кивнул Антип в сторону двери.
– Куды ж естоль-то?! – удивлённо взглянул на него Евсей.
– Пущай шшалкат, – махнул рукой Антип. – Больша от их пользительность…
Вот так Мирон Кирьянов волею судьбы оказался вдали от проезжих горных троп в спрятанном от мира глухой сибирской тайгой староверческом ските…
Ясное предосеннее утро прохладой окутало Телеуцкую землицу, пеленой тумана накрыв таёжные дали.
Но вот поднявшееся из-за вершины горы солнце прижало к земле белое хмаревое покрывало и, пробившись сквозь густую хвою деревьев, искорками зажглось в каплях росы.
Опираясь на батожок, Мирон вышел на крыльцо дома. Впервые он решил пройти за поскотину в подступающую со всех сторон к скиту дремучую тайгу. Огромный пёс выскочил откуда-то из-за угла дома. Обнюхав его сапоги, он приветливо завилял хвостом, видно, признав за своего.
– Откуда ты такой? – потрепал пса по мохнатой гриве Мирон. – Ну, давай, иди на место, в следующий раз познакомимся поближе.
Пёс, видимо, поняв, что у человека какие-то свои заботы и ему не до него, лизнул его руку и убрался восвояси.
Мирон поднял голову вверх, к макушкам величественных елей, и полной грудью вдохнул свежий аромат утра. Пьянящий дурман тайги, принесённый слегка подувшим ветерком, немного вскружил его голову.
Наслаждаясь ласковыми солнечными лучами, он вышел за частокол вокруг разбросанных друг от друга изб и, прихрамывая, направился вглубь леса. Что-то неуловимо знакомое было в этих величественных, устремлённых вверх елях и раскинувших мохнатые лапы кряжистых кедрах, в этом наполненном запахом пихты воздухе. Где-то он уже сталкивался с подобным. Но где?..
«Чудное место… Как я попал сюда?» – сбивая сапогами утреннюю росу, Мирон силился вспомнить события последнего времени. – Не заблудиться бы, – оглядывался он вокруг, запоминая ориентиры на местности. – Что привело его в эти края? – перебирал Мирон в памяти события развернувшиеся вокруг их поместья… Лиза? Почему она не поверила ему?»
После того как его определили в рекруты, отношения их в корне изменились: «Ты думаешь, я брошу всё и свяжу свою судьбу с нищим солдафоном?», – звучали в памяти её напутственные слова.
Последнее, что запомнилось: крепостные, предназначенные в рекруты, и он среди них… А что же было потом?
Как ни старался Мирон восстановить дальнейшие события – в его памяти появлялся провал, какая-то непреодолимая стена вставала между его прошлым и настоящим:
«Кто же так жестоко пошутил с ним? – вновь вернулся он к событиям тех дней. –Откуда взялся лоскуток от его одежды на окне в доме Воронцовых? А ведь тот капитан по-своему был прав: что он ещё мог предположить, сравнив эту улику с его кафтаном. Почему же я тогда не сдержался и ударил его? – осуждал он себя за давно прошедшую историю. Но, вспомнив издевательский тон дознавателя и его высказывания в адрес их отношений с Лизой, Мирон нахмурил брови: –А, возможно, я правильно сделал», – заключил он.
Мысли его прервал нежный голос, напевающий мелодичную песню.
«Кто же так красиво поёт в этой глуши?» – опешил от неожиданности Мирон и прислонился к могучему стволу кедра.
Через какое-то время, из поредевшего тумана, словно паря над землёй, показалась статная девичья фигура.
«Уж не видение ли это?» – тряхнул он головой.
Но, нет – силуэт не исчез. Лёгкой походкой, не замечая Мирона, видение подошло ближе, постепенно превращаясь в Марьяну. С букетом лесных цветов, в прилипшем к мокрому телу платье, облегающем стройную фигуру, она была похожа на сказочную лесную нимфу.
«Может, наваждение захлестнуло его не совсем окрепшее тело? – обвёл Мирон взглядом могучие стволы елей и кедров. – А это – лесная хозяйка?» – остановился его взгляд на Марьяне.
Между тем она подошла совсем близко и, вскрикнув от неожиданности, прижала букет к груди. Видение враз обернулось реальностью.
– В-вот, вышел п-погулять, да услыхал ваше пение, – заикаясь, растерянно пролепетал Мирон, не в силах оторвать взгляда от прекрасной феи.
– Как вы меня напугали! – вспыхнув румянцем, ответила Марьяна.
– Я очень извиняюсь, но ваше пение так заворожило меня, что я, приняв вас за видение, замер, боясь пошевельнуться, – немного придя в себя, потупил взгляд Мирон.
– А я на озеро ходила, да вот цветов по пути набрала, – ещё больше покраснев, опустила глаза Марьяна.
– Я тоже любил у себя в имении каждое утро в пруду купаться, – поддержал её Мирон.
– Вы, если прямо пойдёте, то упрётесь в ручеёк – он и выведет вас к озеру. Здесь близко – рукой подать.
– Благодарю вас, но я немного устал, и если вы позволите, то пойдёмте вместе до дома.
– Хорошо… – стесняясь прилипшего к телу платья, пропустила его вперёд Марьяна.
– Не холодно в такое время купаться? – не оборачиваясь, спросил Мирон.
– Нет… – слегка улыбнувшись, коротко ответила она.
– А я впервые сюда забрёл. Хотел немного пройтись, но засмотрелся на окружающую красоту и сам не заметил, как здесь оказался.
– А не побоялись, что заблудитесь? – поддержала разговор спутница.
– Я хорошо ориентируюсь на местности. Нас в кадетском корпусе обучали этому.
– Вы закончили кадетский корпус? Расскажите мне когда-нибудь свою историю. Ну, то, что помните…
– Да, конечно, – с готовностью ответил Мирон. – Сожалею, что до сих пор ничего не рассказал о себе. Ведь должны же вы иметь представление о человеке, которому спасли жизнь. Не знаю, смогу ли я хоть как-то отблагодарить вас за заботу, проявленную к совершенно незнакомому человеку.
– Об этом не беспокойтесь, вы мне ничего не должны. А за заботу о ближнем – Господь воздаст.
– Но, хотя бы в знак благодарности, примите вот это… – снял он с груди образок и, с просительным выражением глаз, протянул Марьяне.
Та улыбнулась и, ничего не ответив, только слегка отрицательно покачала головой, давая понять о бескорыстности своего поступка.
– Э-э-э… – закряхтел Мирон, почувствовав себя неловко. – Марьяна, осмелюсь спросить вас, – немного помолчав, решился задать он вопрос. – Почему вы не такая, как остальные жители скита? Ваш разговор и манеры совершенно другие. Не похоже, что воспитывались в этой глуши.
– Да, вы правы. Но это длинная история – в двух словах об этом не расскажешь.
Мирон, улыбнувшись, понимающе кивнул головой.
За разговорами они не заметили, как подошли к огромной елани[20 - Елань – поляна.], на которой раскинулся, огороженный частоколом, скит. Могучие деревья расступились, и враз открывшееся залитое солнцем пространство заставило путников зажмуриться.
Мирон краешком глаза заметил, как солнечные лучи заиграли: на перекинутых через плечо волнистых волосах Марьяны, на её длинных изогнутых ресницах и нежной, упругой коже лица.
Высохшее за дорогу платье заколыхалось от дуновения налетевшего ветерка, обозначая стройную фигуру девушки. Он непроизвольно вспомнил наряженную и украшенную бриллиантами Лизу, но она тут же померкла перед одетой в простое платьице Марьяной.
– Как солнышко играет! – прикрывшись рукой от ярких лучей, произнесла она. – В преддверии осени часто стоит такая погода.
Рыжий пёс с радостным лаем выбежал им навстречу и закрутился вокруг Марьяны.
– Отойди Рыжок, с ног собьёшь, – ласково отстранила она пса.
– Рыжок? – удивлённо переспросил Мирон. – Ну вот и познакомились, – присев на корточки, погладил он по голове пса.
– А он с вами уже давно знаком, – откинув назад упавшую на глаза прядь волос, произнесла Марьяна. – Если не Рыжок, то вы бы так и висели там – на берёзе.
– Вон оно что?! – враз посерьёзнел Мирон. – Оказывается и твоя заслуга есть в моём спасении. Выходит, я твой должник.
Пёс, подняв голову, умными глазами посмотрел на него, как будто понимая, о чём идёт речь.
– Ну, всё, Рыжок, иди на место, – подтолкнула пса Марьяна, видя, что тот не прочь проводить их в избу.
Мирон открыл дверь и учтиво пропустил спутницу. Благодатная прохлада хлынула на них из горницы.
– Чево в дверях встали? Давайте, подходите. Отобедаете, чем Бог послал, – кивнув на немудрёное кушанье, привстал из-за стола Евсей. – Мы с Антипом уже чаю попили.
Прочитав молитву, они уступили место молодым, а сами расположились возле печи, на лавке.
– Апосля поговорить надобно, – многозначительно взглянул Евсей на Мирона.
Тот молча кивнул головой и с аппетитом принялся за еду.
– Кто бы подумал, что апосля того, что с ним стряслось, вот так обыгается, – кивнул Антип на уплетающего кашу Мирона.
– Да кабы не Марьянка и Серафимино снадобье – лежать ему во сырой землице, – вставил своё слово Евсей. – Смотри – как на собаке всё заросло…
– Не в обиду, Мирон, будет сказано, а разговор у меня к тебе вот какой… – начал Евсей, когда тот закончил трапезу.
– На ноги мы тебя поставили – вон, гли-ко, по лесу уже бегашь, а там, даст Бог, и в память войдёшь. А кода тебя в беспамятстве сюды приволокли, так на деда Авдея место положили. А дед-то, вон, с печи не слазит – попрыгай-ка в его годы с полу, да на полати. Да и Марьянка стеснятса мимо молодого мужука бегать, – кивнул Евсей на залившуюся краской дочь.
– Пойду я, Рыжка покормить надо, – выскочила из-за стола Марьяна.
– Да мы его только что накормили, – пожал плечами отец.
Но Марьяна, не слыша его слов, уже выскочила во двор.
– О-о!.. Видал? – многозначительно посмотрел на Мирона Евсей. – Стеснятса тебя…
– Я всё понял, дядя Евсей, – решил не затягивать этот неприятный разговор Мирон. – Вы правы. Только соберу кой-чего в дорогу. Да укажите, куда, в какую сторону мне идти – не помню я, где мой дом…
– Где он, твой дом?.. Супротив неба – на земле… – оборвал его Евсей. – Куды же ты, не вошедши в память, пойдёшь? До морковкиной заговни идтить будешь – волкам али медведям на растерзание. Ишь, какой прыткай, я же тебя не прогоняю! Разве для того мы тебя столь дней додёрживали, чтобы вот так взял и враз угробилси, – с отеческой любовью посмотрел на Мирона Евсей.
– Из огня, да в полымя, – поддакнул Антип.
– Ну а что же мне делать? – пожал плечами Мирон.
– Чево, чево! – передразнил его Евсей. – Вон, поди, Антип – пустит на постой. А? – вопросительно посмотрел, он на соседа.
– Чево ж не пустить-то – изба больша. Чо он меня придавит, чо ли? Да и нам с Авдотьей веселей будет.
– Ну вот, прямо счас и собирайси, – подхватил Евсей. – Собери, чево надобно, да посуду свою не забудь. Ты уж не серчай – но нам с мирскими из одной посуды исть не можна.
– Ну, Мирон, пошли, – дождавшись, когда тот соберёт всё необходимое, поднялся Антип. – Теперяча у меня поживёшь.
Изба Антипа мало чем отличалась от Евсеевой, видать, всем миром жильё строили, недосуг было до разнообразия: пять одинаковых изб, небольшая часовенка да от зверья частокол кругом – вот и всё поселение…
– Вот, Авдотья, принимай гостя! – с порога крикнул Антип.
