скачать книгу бесплатно
Теперь мало кто верит в достоверность этого придания, но в жизни нечто подобное иногда происходит.
Что-то очень подобное произошло и с Профессором. Уже за гранью жизни, уже падая в бездну смерти от перенесённого ужаса, он провернул на несколько градусов влево магическое Кольцо всех начал на пальце своей руки. И по волшебной силе магического кольца Профессор вернулся в прошлое, в тот день, когда он принял решение отправиться из родного дома в глухую таёжную деревню, где время текло иначе, где вековая дрёма крепкими путами пеленала стремления к новизне, где он впервые услышал о жуткомТоте.
Профессор оказался перед выбором: остаться на том же отрезке своего жизненного пути, который ведёт его к гибели, или свернуть с этого ужасного гибельного пути. Свернуть с прежнего пути – значит полностью забыть всё, что с ним на том пути произошло, не предостеречь других, которые, подгоняемые отвагой и неукротимым исследовательским интересом, захотят повторить его трагедию.
Выход нашёлся. Профессор, перед тем, как свернуть с гибельного пути, подробно описал свою встречу с Тотом.
Прошли годы. Они были наполнены творческими поисками, походами, опасностями, победами и поражениями.
Пришло время воспоминаний и мемуаров. Просматривая давние записи о событиях своей жизни, Профессор случайно наткнулся на странное описание своей встречи с неодолимой и злобной силой, именовавшейся в народе Тотом.
Он силился вспомнить такую необычную встречу, но память о ней в нём не сохранилась.
«Значит и не было этой встречи» – решил Профессор.
Не наш день
У моего деревенского друга на подворье была небольшая банька. Я в каждый свой приезд непременно под вечер шёл в ней попариться. Милое дело! Если друг отлучался из дома на один – два дня по служебным делам, я управлялся с растопкой бани самостоятельно. В этот раз друг был дома, но париться в баньке отказался и меня пытался отговорить:
– Сегодня не наш день. Дождись до завтра.
А в меня будто бес вселился:
– Ты, как хочешь, а я пойду, попарюсь!
– Глупые вы, городские. Для вас слова «не наш день» – пустой звук. А ты послушай одну деревенскую байку под следующую рюмашку.
Мы махнули по следующей рюмашке, и мой друг поведал мне, как некое откровение, наиглупейшую байку про «чужие банные дни». Я наспех закусил выпивку мочёным яблоком и отправился растапливать баньку. Дело это не быстрое. Банька хоть и маленькая, но жар в себя набирает медленно. Пока она жар в себя набирала, в голове у меня назойливо крутилась та самая байка. Умеют в деревнях так страшилки рассказывать, что и при всём неверии в них, пробуждается в глубинах памяти что-то от прежних жизней, прожитых в очень древние и тёмные времена, когда то из ночной пелены, то из болотных туманов наплывала на человека всякая пугающая небывальщина, окатывала крутым кипятком невыносимой жути. И что-то нашёптывало мне из тех старопамятливых глубин: «Опомнись! Откажись от своего дурного упрямства! Прислушайся к голосу разума и сигналам генетической памяти!». И до того эти чувства-предчувствия овладели моей душой, что я заколебался: не отложить ли свою затею париться до завтра, как советует друг, более меня искушённый в таинственных деревенских делах.
На мою беду банька к тому времени набрала в себя столько жара, что поманила меня к себе, как манит пугливую рыбу аппетитная наживка на крючке. Я разделся, запарил дубовый веник, и, подстегнув себя, привычной для моего условного рефлекса парашютной командой «Пошёл!», шагнул в парилку, плотно прикрыв за собою дверь.
О том, что случилось в парилке, я не рассказывал никому. Случилось там всё очень быстро. Я и минуты там не задержался. Выскочил, как ошпаренный. Как был, в чём мать родила, так и вбежал в избу. В сознание пришёл только после того, как друг, всё поняв без слов, поднёс мне три стопки самогона подряд.
– Теперь закуси – и спать! – Я молча подчинился.
Наутро мы с другом оба делали вид, что вчера со мною ничего необычного не произошло. О том, что случилось тогда со мною, я до сих пор ещё рассказывать не готов. Мне проще пересказать ту «глупую деревенскую страшилку», с помощью которой мой друг пытался отговорить меня от вторжения в баньку в «не наш день». Не знаю, по каким приметам в той деревне определяют запретный для купания в их банях день, но этот деревенский запрет разумнее соблюдать. Желающие пренебречь этим запретом, как суеверием, были и до меня. Думаю, что их всех ожидала такая же участь, которую я тогда испытал. Одним из них был и герой той страшилки, которую поведал мне в предостережение мой друг. Того «героя» тоже предостерегали, но он, как и я проявил научно-материалистический скептицизм. Он, так же, как и я, отважно шагнул в парилку, плотно прикрыв за собою дверь, весело глянул на самую верхнюю полку, где клубился прозрачный пар и… одеревенел. Там деловито, сноровисто парилось ужасное существо. Описать его обычными словами невозможно. А необычных слов для его описания нет в человеческом языке. Слишком не вписывалось оно в нашучетырёхмерность, хотя и пребывало в ней вопреки всей своей чужеродности. Запомнилось тому «герою» только то, что туловище у чужеродного существа было уродливо длинным, всё тело его было покрыто шерстью тёмно-болотного цвета, а глаза были пронзительно-властными. Его по-хозяйски напористый взгляд источал свирепое недовольство, повергающее в безотчётный страх, вгоняющее в панический трепет. Одного мгновения под этим взглядом оказалось достаточно для того, чтобы с «героя», как ветром сдуло и унесло в неведомые дали и его научно-материалистическую броню, и способность не только мыслить логично, но и мыслить вообще. Полный обвал волевого стержня, полная утрата энергии, глубочайший, вымораживающий шок.
– «Как вошёл сюда, так и выйди» – убийственно тихо – внятно – произнесло «существо».
– «Как это правильно понять, чтобы не ошибиться?» – взметнулось в насмерть перепуганном сознании «героя». – «Прокрутить всё в обратной последовательности? Вошёл передом, а выйти надо задом, по правилам придворного этикета восточных деспотов?». Так и вышел, и убежал, не помня себя в избу, где был заботливо промикстурен тремя стопками самогона подряд и уложен спать.
На следующий день тот «герой» париться отказался, вспомнил вдруг про свои неотложные городские дела, уехал, собравшись наспех, и больше в той деревне не появлялся.
Мы знаем, что…
Глупец не знает, что он не знает, не догадывается о своём незнании.
Мудрец страдает от своего незнания.
Учёные шутят: наука состоит из двух равновеликих частей: из лженауки и из псевдонауки. В этой шутке есть некая неистребимая фундаментальная горечь: всякое «научное» построение базируется на нескольких опорных точках, именуемых аксиомами. Если А, Б и С имеют те значения, которые нами предполагаются, то…
Из этого следует, что если базовые точки опоры предположительны, то предположительно и всё, что от них производно, то есть все наши «науки» всецело предположительны. Их полезность признаётся нами в том, что оправдывается практикой их применяемости. Но учёные понимают, сколь условна эта «оправдываемость».
И на фоне этого понимания учёные почему-то умудряются отрицать те знания, которые не вписываются в признаваемую ими «предположительность». Например, те знания, которые содержатся в «Книге святой магии Абрамелина», в гримуаре «Гальдрбук», в «Греческом магическом папирусе» и тому подобных сокровищницах тайных знаний. А ведь эти тайные знания, недоступные отрицающим их учёным, тоже оправдываются особой практикой их применяемости: магической практикой посвященных.
Мы знаем, что… устные пересказы о чудесах – это порождение тёмного, безграмотного ума, неспособного проникнуть в естественную природу вещей и явлений материального мира, допускающего вмешательство в нашу жизнь потусторонних сил. Мы твёрдо это знаем… до тех пор, пока не столкнёмся с вмешательством потусторонних сил в нашу личную жизнь.
Потусторонняя сила вмешалась в мою личную жизнь в ту пору, когда я был молод, полон сил и свежих вузовских знаний, основанных на «прочном фундаменте» научного материализма. Это было время моего первого летнего отпуска, который мы с моей молодой женой решили провести вдали от городской суеты в деревне, где проживала её двоюродная, троюродная и N-юродная родня.
Первые три дня моей деревенской жизни прошли в знакомствах-братаниях-обниманиях с роднёй моей жены, проживавшей в этой деревне и в её окрестностях. На четвёртый день вся женская часть нашей дружной компании отправилась в райцентр на большое церковное богослужение по случаю престольного праздника, прихватив с собою мою жену, считающую себя верующей. Мужчины тоже считали себя верующими людьми, но к церковным службам относились, мягко говоря, не так ревностно, как женщины.
Мужчины активного возраста все дружно отправились на охоту. Как и положено: с ночёвкой и выпивкой. Хотели, чтобы я непременно вошёл в их охотничье братство, но я «проявил характер», чем немало их огорчил: не люблю убивать, ни лесную, ни озёрную дичь.
Чтобы не заскучать в компании дряхлых стариков и старушек, оставшихся на домашнем хозяйстве, я отправился на прогулку в лес. Леса в тех местах настоящие: былинные, заповедные. Я влюбился в них с первого взгляда. Они манили меня к себе своей сказочной красотой, своей чарующей тайной. На всякий случай я прихватил с собою в эту прогулку свой дорожный набор: маленькую одноручную пилу, маленький топорик, малую сапёрную лопатку, складной нож.
Для городского жителя, не знающего и не понимающего леса, все деревья «на одно лицо». Но, из каких-то закоулков памяти ко мне пришла подсказка о том, что дабы не заблудиться, даже опытные охотники ставили на деревьях зарубки. Я воспользовался этим единственным своим знанием о блуждании в незнакомом лесу, и храбро шёл, куда глаза глядят, наслаждаясь его дивными звуками запахами и красотами. В лес я вошёл ранним утром, и, когда солнце вошло в зенит, во мне разыгрался аппетит. Ни фляги с водой, ни бутербродов я с собою не прихватил, поэтому решил, что эту первую мою лесную вылазку следует завершить.
Не теряя бодрости духа, жадно впитывая в себя обильные впечатления от своей короткой ознакомительной прогулки, я пошёл в обратном направлении. Птичий переполох, поднимающийся при моём приближении к месту гнездований, запахи грибов и прелой прошлогодней листвы, приглушённый гул комариного роя, раздосадованного моим ультрасовременным средством антикомариной защиты, косые столбы солнечного света, веселящие душу, и предвкушение сытного обеда придавали мне силы. Я шёл, беспечно глядя по сторонам, бегло скользя рассеянным взглядом по стволам деревьев, выискивая оставленные мною на уровне глаз зарубки.
Я не сразу сообразил, что расстояние от одной моей зарубки до другой в разы меньше того, которое я отмахал, не найдя ни одной из них. Тень тревоги пробежала по моему сердцу, но не задержалась на нём: направление, в котором я шёл обратным курсом, не могло оказаться ошибочным. Далеко углубиться в лес я не успел. Значит скоро, даже отклонившись от маршрута, отмеченного зарубками, я выйду к своей деревне.
Когда день стал клониться к вечеру, мне пришлось сознаться самому себе в том, что я заблудился и продолжать движение, не зная нужного направления, глупо. Только тогда мне вспомнилось напутствие дряхлого старика, ни имени, ни прозвища которого я не запомнил из-за большого количества новых лиц. Увидев, что я направляюсь к лесу, старик поманил меня пальцем и с серьёзностью, от которой повеяло холодом, сказал:
«Перед входом в лес остановись. Соберись с мыслями и от самого сердца попроси у батюшки Лешего дозволения в его владениях побывать и благополучно из них вернуться. А после этого жди, какой ответ от него тебе будет. Увидишь добрый знак – входи в лес безбоязненно. А коли плохой знак увидишь – возвращайся домой без оглядки. Не то в лесу пропадёшь».
Пока я до леса дошёл, слова старика, хоть и помнил, но следовать им не стал: перед самим собой застыдился в язычника превращаться.
«Леший? Да это просто смешно!»
Теперь вовсе не смешно.
Ночь в лесу была страшной. Как много всякой нечисти в лесу! Костёр от ночных хищников – это только первая линия обороны. Вторая линия поважнее. Я выстроил её в виде магического круга вокруг себя, когда в свет костра из ночной тьмы выдвинулось зло. Описать его я не могу. Во-первых, потому что с его появлением мой мозг дал сбой: вся общая масса и самая система теснящихся в нём знаний и убеждений решительно отторгала увиденное. Но оно вторглось в этот мир, в мою личную жизнь и явно намеревалось внедриться в моё личное пространство, завладеть мною.
«Сейчас ты станешь моим!», – объявило зло, охватывая всё пространство вокруг меня, и сужая его до границы магического круга.
Во-вторых, я не могу описать это зло потому, что даже общее впечатление от него разрывало мне мозг. Если бы я усилил это общее впечатление разглядыванием тех отвратительных подробностей, которые отпугивали мой взгляд, оно разорвало бы моё сердце.
Только в те ужасные мгновения я понял, что я ВЕРЮ в Бога! Верю намного сильнее, чем те, кто не испытал такого ужаса, который обрушился на меня с атакой ночного зла. Наверно, моя вера пришла ко мне именно под воздействием того ужаса. Моя мольба к Богу рвалась из меня подобно огненной лаве, извергающейся из чрева вулкана. Уйдя в свою горячую молитву, я перестал воспринимать то, что происходило вокруг меня. Ход и вид времени для меня сюрреалистически изменились. Время остановилось, сжалось в маленький пылающий комок. Реальность перестала существовать.
В реальность меня вернул призывный собачий лай. Через время какая-то посторонняя сила перевела моё бесчувственное тело в сидячие положение, разжала мои сжатые окаменевшими мышцами зубы, влила в меня порцию жидкости. Эта жидкость растеклась во мне живительным теплом. Моё сознание прояснилось. Я открыл глаза и увидел вокруг себя встревоженные лица. То была моя новая родня, вся её охотничья часть. Они живо соорудили носилки и донесли меня до своей деревни.
– К бабке Лукьянихе его, он совсем не в себе.
– Бабка Лукьяниха над ним свои заговоры пошепчет, отварами-настойками напоит, вновь будет человеком.
По дороге к деревне я впал в глубокое забытьё. Очнулся в избе, пропахшей лесными травами, ладаном и иными неведомыми мне ароматами очень древней деревенской магии. Дряхлая старуха, склонившись над моим изголовьем что-то шептала, чем-то сбрызгивала меня, и я почувствовал, будто тяжкие оковы разомкнулись на моей груди. Дышать стало легко и радостно.
«Жить будет», – сказала старуха.
Блуждающие огни
Чёрный Кабан был очень набожным. Этим он походил на многих других афроевропейцев. Вера у него была, как и у многих его родственников, преимущественно мусульманской. Но вместе с тем он беспрекословно верил зловещему культу Вуду, верил вдухов леса, воды, огня и в прочую бесовщину, поэтому от вида огромной полуночной луны все древние языческие страхи плотным кольцом подступили к его сердцу. Среди бойцов своего взвода Чёрный Кабан слыл отважным воином, и только он сам знал о своих непреодолимых страхах перед тёмными силами зла.
Напарником Чёрного Кабана по ночной смене был мексиканец по прозвищу Жиголо, отъявленный бабник и пьяница. Оба затаились в своих секретах. На обоих огромная полночная луна нагоняла суеверную жуть. Привычно нарушая строжайший запрет на курение, демаскирующее секретчиков, оба затянулись крепкими косячками, пряча их огоньки в скорлупках кокосовых орехов.
Так началась для них их ночная смена в зоне появления загадочных блуждающих огней. По данным космической разведки блуждающие огни появлялись в этом квадрате в каждое полнолуние. Происхождение этих огней в непроходимых зарослях тропического леса не находило понимания у штабных аналитиков, а высшее военное командование раздражала любая неясность. Им хотелось знать всё и обо всём. С точки зрения рядового бойца – это дурная блажь. С точки зрения их непосредственного руководства – это пустяковый рейд, в который можно отправить такие отбросы своего наличного состава, как третье отделение второго взвода шестнадцатой отдельной бригады под командованием самого никчёмного сержанта по прозвищу Старый Пёс. Все бойцы этого отделения – полные отморозки, склонные к немотивированному насилию, к мародерству, к злоупотреблению алкоголем и наркотиками.
Чёрный Кабан и Жигало одновременно почувствовали незримое постороннее присутствие. Действие наркотика до предела обострило их зрение и слух, но в то же время стало постепенно вносить в них искажения, перерастающие в фантастические, гротескные явления. Каждому из них вдруг послышалось (или показалось?), что луна, ещё больше увеличившая своё колдовское сияние, начала издавать тихие, но преисполненные какой-то особой силы звуки. Эти звуки явно не принадлежали земному миру, они отдалённо напоминали медленный, ритмичный бой гигантского невидимого барабана и тихое бормотание жутких магических заклинаний. Под воздействием этих звуков у обоих бойцов стыла кровь, сбивался сердечный ритм, а их тела приходили в оцепенение. Это было сильнее, чем страх, разрушительнее, чем паника. Оба превратились в резервуары, наполненные беспомощностью, покорным и трепетным ожиданием лютой кары со стороны потусторонних сил.
Сержант почувствовал то же, что и его бойцы, несущие дежурство в секретах. Остальные, свободные от дежурства бойцы метались в кошмарных снах, их рты искажали гримасы ужаса и беззвучных криков о помощи. Старый Пёс, хотел, по своей давно укоренившейся привычке, проверить дежуривших бойцов на их постах, но вошедшее в него чувство было сильнее его, сильнее всего в этом мире. Оно превратило его в тварь дрожащую, не имеющую собственной воли, готовой лишь к боязливому, безропотному повиновению. Он увидел движение странных огней, выходящих на периметр расположения его отряда и засекреченного боевого охранения, и сознание покинуло его.
Покинуло сознание и весь отряд, включая находившихся в секретном боевом охранении Жиголо и Чёрного Кабана.
Отряд под командованием сержанта по прозвищу Старый Пёс перестал выходить на связь. Его поиски не дали никаких результатов. Все следы его пребывания оказались тщательно зачищенными. Обстоятельства столкновения третьего отделения второго взвода шестнадцатой отдельной бригады под командованием сержанта по прозвищу Старый Пёс стали известны лишь из заключения комиссии военных экстрасенсов. Но выводы этой комиссии, не нашедшие подтверждения из иных источников, были расценены как предположительные, не относящиеся к категории достоверных.
Блуждающие огни после рейда пропавшего отряда нигде не появлялись. Штабные аналитики в большинстве своём пришли к выводу, что блуждающие огни перестали существовать. Но некоторые из них настаивают на том, что эти блуждающие огни никуда не исчезли, а, узнав об их обнаружении, стали применять маскировку.
Чем эти блуждающие огни были на самом деле, куда они могли деться, представляют ли они какую-либо опасность для нашей цивилизации, узнать теперь не представляется возможным.
Мистика
Сказочное богатство
Он неистово, до умопомрачения, хотел денег и власти.
На погибель себе он их получил.
(Надпись, которой следовало бы быть, но которой нет на надгробье того, кого когда-то в школе не любили)
В школе Вовочку не любили. Даже сердобольная Сонечка, вечно жалеющая всех и вся, не проявляла к нему озабоченности. Зато уличные дебоширы Вовочку своим вниманием не обходили. Они подзывали его к себе, заводили с ним «гнилой базар-трамвай», наслаждаясь его трусостью перед ними, заставляли проявлять какие-нибудь признаки покорности и отпускали «с миром» до следующего раза.
Учителя предполагали, что Вовочку ожидает чахлая, блеклая судьба без головокружительных взлётов, а, значит, и без болезненных падений. Однако Вовочка отличался от остальных таких же гармонично недоразвитых, как он, тем, что тайно и тяжело страдал от гипертрофированного самолюбия, требующего выхода. Яркого, но безопасного для жизни и здоровья. Он мечтал о реванше надо всеми, кого он знал. Вовочка рано понял, что для реванша у него есть один только путь: сказочное богатство.
Вот тогда!..
На цветочные ароматы слетаются труженицы пчёлы и красавицы бабочки.
На зловония слетаются мухи.
Эзотерики знают, что ангелы-хранители пребывают в непосредственной близости только к душам тех, кто смиренен и добродетелен, но отдаляются от иных, не перенося их греховного запаха. Зато греховные зловония притягивают к себе разного рода нечисть и активизируют её к подстрекательским действиям.
Бесы, бесы, бесы…
Их всегда было так много среди людей, или это «достижение» современников?
Люди озабочены тем, что Земле грозит перенаселение, а бесы радуются пополнению в своих нечистивых рядах.
Проносясь над людскими потоками по своим бесовским делам, они заприметили среди многих человеческих особей хилого и неказистого подростка. Вовочку.
Экийсмрадонос! Редкостный экземпляр! Маловат ещё для мерзких дел, но уже заслуживает того, чтобы начать культивировать в нём все нужные для этого качества.
Глава 1
Тайный обряд посвящения был наполнен торжественностью, внушающей страх, раболепие и сладкое предвкушение скорого обретения силы. С началом обряда Вовочка впал в транс, а по окончании обряда – в беспамятство. Несколько суток прошло в беспробудном сне. Тяжелым и ужасным был тот сон, но по пробуждении Вовочка почувствовал разительную новизну в самом себе и вовне себя. Всё неузнаваемо изменилось. Адаптация к новизне значительно упрощалась тем, что сам обряд, а затем и место пробуждения происходили вдали от Вовочкиного города. На новом месте, в новом людском окружении не возникало тех помех к обрастанию бронью для собственной новизны, которые неизбежно возникают при общении с прежними знакомыми. И Вовочка стал Владимиром. Студентом престижного вуза.
Послеобрядовая жизнь Владимира превратилась в сказку. Прекрасную и омерзительную. Минуты торжества, достигаемого при содействии коварных демонических сил, сменялись в ней минутами отчаяния и невыносимой муки при расплате за оказанные бесами услуги. В этом было некоторое сходство с развитием наркологической зависимости: На начальном этапе внутривенная инъекция дарит упоительное блаженство, желание испытывать его вновь и вновь. Затем – ломка, из которой хочется вырваться любыми путями и средствами, включая кражи, разбои, убийства. Но с развитием зависимости состояние блаженства не наступает, остаётся только потребность избавиться от нестерпимой ломки.
А вскоре – смерть. Бесславная, преждевременная, мучительная.
Всё желаемое давалось теперь Владимиру как слуге князя мира сего очень даже легко. Успехи в учёбе, непререкаемое доминирование в случайных и длящихся контактах и деньги.
Деньги, деньги, деньги…
С деньгами у Владимира проблем теперь не возникало. Он стал не просто богатым. Он был сказочно богат! Ему не было нужды в необозримо просторных хранилищах денег и драгоценностей, в оборудовании их системами охранной сигнализации, в содержании многочисленного штата охранников. Вместо всех этих сложностей Владимир предпочёл пользоваться своим мистическим доступом к неограниченному количеству богатств лишь по мере возникновения необходимости. В любой момент Владимир получал столько денег, сколько ему было нужно для решения текущих вопросов.
Основным источником денежных поступлений были ставки на спорт. Владимир всегда выигрывал. И всегда по-крупному.
Портить зубы о «гранит наук» ему не требовалось. Нужные знания появлялись у него в голове сами по себе в требуемое время и в необходимом объёме. Третировать его никто уже не отваживался. Любые намерения выплеснуть на него какой-либо негатив угасали ещё на стадии их возникновения, наталкиваясь на мощный разряд упреждающего энергетического удара.
Глава 2
Гопники, «бакланы» и прочая полукриминальная босота обходили Владимира стороной. Изредка случалось такое, что обколовшись или обкурившись, они теряли нюх и подступали к Владимиру с наездом:
– Слышь, фраер! Стоять!
– Ты нам должен!
– Не, пацаны! Этот чушкарь неумытый спрашивает «За что должен?»!
– Да за то, что мы есть!
– За то, что нам нужно!
Владимира этот наезд забавляет.
– Держите, пацаны, – щедро выдаёт он им купюры в их трясущиеся от жадности и неслыханной удачи ручонки.
– Ну, ништяк!
– Вот красава!!
– Гуляем, пацаны!!!
Владимир сдерживает в себе свой сатанинский хохот: Не было никаких купюр! Было только колдовское наваждение.
Он мог бы наказать толпу налётчиков по-настоящему. Например, они могли бы накинуться со всеми своими ресурсами, включая кулаки, ноги и «тупые твёрдые предметы» в виде их дурных лбов, друг на друга, полагая под наваждением, что избивают Владимира. Но это не было бы так весело.
Однажды заносчивая, вконец охамевшая от вседозволенности столичная поп-звезда заприметила Владимира в ресторане. Как-то слишком уж безучастно он отнёсся к её помпезному вхождению в это самое шикарное заведение провинциального центра в сопровождении группы телохранителей. Мгновенно вскипевшая среди остальных посетителей восторженная суета была воспринята спесивой поп-звездой как должное. Но то, что нашёлся некто невосприимчивый к её популярности, взбесило капризную деву. Она никогда не упускала случая закатить истерику с громким, надолго запоминающимся скандалом. По тлетворному веянию моды, царившей в среде ей подобных «звёзд», скандальная репутация не позорит их, не разрушает имидж, а укрепляет его, содействует усилению популярности. И, что до дикости странно, их поклонники подобострастно подыгрывают этой постыдной и противоестественной моде!
