скачать книгу бесплатно
Не то, чтобы я повелся на их спектакль, я не хотел быть негласным актером их шоу, просто мне стало интересно.
И я спрашиваю у Судьбы:
– Слушай, а ты не помнишь мою сестру? Где она сейчас?
Судьба продолжает натирать стаканы, один за другим, и отвечает:
– Я знаю не больше, чем ты, Валентин. Ведь это твой бар или ты уже забыл?
– Не подливай ему больше, ему и этого хватит, – вмешивается Одиночество. – Хотя скоро пробьет полночь, снова протрезвеет.
– Пусть нажрется в усмерть, пока еще есть время, – говорит бабка Смерть.
– Да вы охренели что ли все? – взрываюсь я.
Я подскакиваю со стула и ухожу в сторону выхода из бара. Меня никто не сможет остановить. Да и, если честно, никто не пытается меня остановить.
Я открываю дверь, толкаю ее от себя, и захожу снова в помещение бара.
Эта дверь – лишь связующая между двумя барами. А больше дверей здесь нет. Никаких. Абсолютно.
Даже туалета.
– Уже вернулся? – с улыбкой спрашивает Смерть. – Быстро ты. Присаживайся, для тебя место всегда свободно, Валентин.
Я медленно прохожу чуть глубже в помещение.
Мы с моей сеструней в детстве, когда прощались, а прощались мы редко, говорили друг другу фразу «Банзай!». Не знаю до сих пор почему именно это слово, но оно нам так понравилось после просмотра какого-то японского фильма, что мы решили присвоить его себе.
Летом нас забирали в разные поселки. Мама ехала к своим родителям, отец – к своим. И в итоге мы расставались на пару месяцев. И каждый раз мы говорили друг другу «Банзай!».
Глупость какая-то. Но зато какие теплые воспоминания.
Я прошел к стулу, который оставили для меня Смерть с Одиночеством, и неуклюже залез на него.
– Пинту? – спрашивает Судьба?
– Почему Судьба на разливе? – спрашиваю я. – Почему Одиночество сидит слева, а Смерть – справа? Почему страх где-то прячется в темном углу? Что вообще все это значит?
Не то, чтобы я впал в отчаяние, когда понял, что выхода отсюда нет.
Это было похоже на очень реалистичный сон или, я бы сказал, какую-то зарисовку безумного художника или сценариста. Только вот я не давал согласия помещать меня в этот театр остервенелого безумца.
– Нас было больше, Валентин, когда ты был молод, – говорит Судьба. – Здесь были полностью забиты все столики, некоторым приходилось пить даже стоя. Поверь мне, это были твои лучшие годы. Как раз тогда, когда ты только вышел из детдома и выбирал дальнейший путь. Здесь были и амбиции, здесь были и мечты, желания, рвения, цели. Здесь было и отчаяние, ненависть, апатия и бессмысленность в своих действиях. Из-за последнего, кстати, все отсюда и ушли. Бессмысленность практически полностью захватила этот бар. Теперь нас осталось здесь всего четверо. И этот бар – это твой бар, Валентин. Он угасает.
Я смотрел то на Судьбу, то на Одиночество, то на Смерть, то на Страх. Все они, кроме Судьбы, сидели с поникшими головами, прикрытыми капюшонами, и молча слушали то, что говорила Судьба. Лишь иногда кивая и приговаривая:
– Как здесь было красиво!
Или:
– Какой же ты слабак!
Или:
– Ты все испортил!
Но я до конца не мог понять одного: где я, черт возьми, нахожусь? Что это за место, в котором какие-то непонятные мне люди представляются какими-то метафорическими определениями чувств и жизни? И почему я не могу выйти отсюда?
Я решил подойти к страху. Я решил поговорить с ним с глазу на глаз.
Как только я начал подходить, он зашипел на меня. Я сделал еще два шага, он пригрозился, что кинет в меня вилку и проткнет насквозь.
Я все равно подошел к нему и сел напротив. Он перестал шипеть, он перестал грозиться убить меня. Он сидел и молчал, глядя мне в глаза.
И я видел эти глаза. Они отражали тусклый свет из-за моей спины. Темные глазенки, в которых, казалось, заточена целая жизнь.
– Если ты и правда тот, о ком они говорят, тогда я хочу тебя кое о чем попросить, – говорю я. Медленно, спокойно, чтобы ни в коем случае не спугнуть его. – Мы сможем с тобой ужиться, если ты мне позволишь управлять ситуацией, а не брать надо мной верх. Мы сможем довести начатые судебные разбирательства до конца и засадить за решетку того сраного пьяницу, который отобрал наших родителей, если ты не будешь так часто набрасывать на меня панические атаки. Мы сможем наладить свою жизнь и перестать пить, если ты прислушаешься ко мне и будешь слушать меня. Мы сможем даже отыскать нашу сестру, если нам повезет, если ты снова не попытаешься взять надо мной верх. И в конце концов, мы сможем найти того, кто нас примет. Понимаешь, о чем я говорю?
Тот, кто сможет принять весь мой бар головных мыслей.
Дверь в бар открылась. Я резко обернулся. В нее вошла женщина в белом плаще, таком ярком, что она светилась ярче любой другой лампы в этом заведении.
Если она смогла войти, значит, она сможет и выйти из него? Тогда мне показалось это логичным, и я тут же ринулся к ней, но она как будто была за тысячу километров от меня. Я попросту не мог подойти к ней. Она все быстрее и быстрее отдалялась от меня.
Я уже бежал ей навстречу.
Судьба налила ей стопку Пины Колады. Женщина в плаще выпила ее одним глотком, поставила стопку и вышла из бара.
Я побежал за ней на выход, но снова оказался в другом помещении бара. Там женщины в плаще уже не было.
Я подошел к Смерти и Одиночеству, достал сигарету, закурил.
– Кто это был? – спрашиваю я, отпивая из пинты виски.
– Это? Любовь, – отвечает Одиночество. – Она появляется здесь каждый вечер, пока твой хозяин в реальном мире дела всякие вытворяет.
– Каждый вечер? – спрашиваю я. – Не понимаю.
– Ты поймешь. И поймешь, почему любовь постоянно уходит. Ты сам ее гонишь прочь, поэтому не можешь ее поймать, – говорит Одиночество. – Хотя очень хочешь.
– Только вот ее не ловить надо, – вмешивается Судьба. – Для нее нужно подготовить место, чтобы не ты ее попытался поймать, а чтобы она сама не захотела уходить. Понимаешь, о чем я?
Я стряхнул пепел с сигареты и кивнул головой.
Я не оборачивался, просто сидел и курил, пока посетители бара приходили, уходили, снова приходили и уходили. Это мой бар и это мой выбор.
Выбор просто сидеть и курить. Сидеть и курить.
Глава 2
Женщина со шрамом.
Я возвращался с работы домой. Тогда я еще работал на какого-то старпера комунистской закалки. Он вечно орал, а не говорил. И если говоришь ему не орать, он отвечал, что просто говорит.
И снова начинал орать.
Это предприятие, не требующее общения с людьми. Все, что я делал, это молча перебирал коробки по партиям на складе. Работа в тишине и одиночестве. То, что мне было нужно.
Я зашел в квартиру. В нос ударил запах прогнившей курицы из мусорного ведра. Как обычно.
Я открыл дверцу, за которой стоял пакет с мусором. Половина развалена на весь кухонный шкафчик: и банки, и бутылки, и кости от недоеденного мяса, и прочее дерьмо. Пришлось все собрать обратно в пакет и вынести в подъезд. Лишняя трата времени.
Я закончил и вернул пакет на место. Даже есть не хотелось после этого.
Я открыл холодильник: хотелось смочить горло. Кроме прокисшего молока там ничего не было.
И как я вообще водил сюда всех тех тупых куриц-красавиц.
Впрочем, алкоголь знает свое дело.
Зато в спальне был идеальный порядок, и там даже пахло прилично.
Сексом.
И спиртом. Разбавленным. Дешевым виски с коньяком и водкой.
Я закрыл дверь в спальню и пошел в ванную. Стоило привести себя в порядок. Плоть требовало крови, молодой женской крови.
После всех обрядов подготовки, я приоделся. Как обычно, без помпезных костюмов с шикарными запонками и разноцветным галстуком: обычная кофта, под нее майку и узкие джинсы. Единственное, на что я делал акцент, это парфюм. Матушка говорила, что главное в мужчине то, как он пахнет. И неважно даже во что он будет одет. Парфюм придает авторитет, поднимает в глазах.
Я вышел из квартиры. Звякнул ключами около двери, затем закрыл ее. Необходимый обряд, незначительный знак пустому коридору, что здесь скоро появится очередная моя жертва. Жертва, с помощью которой я утолю свою жажду.
В последнее время только это помогало мне не сойти с ума и не покончить с собой. Чем-то они захватывали – женщины. Интересовали. Незначительно. Не так, чтобы начать ради них меняться.
Так или иначе, каждая по утру казалась до чертиков тупой. Эта сволочь-тупизна так и лилась из них. И это выводило из себя.
Проклятая человеческая природа нетерпимости.
Таким образом, к вечеру мне уже снова нужно было утолить жажду.
Утром ее вызывает тот же, кто ее утоляет.
Да, я сволочь. Я животное. Лицемерное и эгоцентричное.
Уж так навострила меня жизнь. Я ничего с этим не поделаю.
В конце концов, в каждом свои чертики. Ведь так?
Я шел по влажному асфальту. Еще пару часов назад прошел дождь, но сейчас уже светилось солнце и припекало сверху. От этого контраста воздух пропитался приятным запахом сырого асфальта после дождя.
Я даже улыбнулся.
Странно.
По дороге я вижу вывеску бара на фоне заходящего солнца за горизонт. Самое время. Я захожу внутрь.
У него еще название такое странное – "Утоли кипящую жажду". Наверное, это бар для школьников.
Хорошо звучит. Бар для школьников. Максимум – детское шампанское. Минимум – киндер сюрприз.
Киндер сюрприз с отцовским ремнем внутри.
Но в самом баре все выглядело, к слову, не так уж и плохо. Не так уж и отталкивающе.
Я прошел до барной стойки и заказал себе водки. Затем ещё. И еще. Теперь можно попробовать развязать себе язык.
И рот той, что ждет.
Я огляделся в поисках той самой.
Жажда.
Она сидела одна за столиком в углу, самый дальний от окна. И над ней висела одинокая лампочка в каком-то нелепом канделябре.
Черные длинные волосы, смуглая кожа и довольно привлекательное, я бы даже сказал, весьма прекрасное лицо.
Как может быть такое?
Я подошел к ее столику и уже с отработанной вежливостью спросил:
– Могу присесть?
Она подняла на меня свои зеленые глаза. Они казались очень хрупкими и в то же время невероятно сильными.
И вообще вся она выглядела очень миниатюрной и хрупкой.
Она ответила вопросом на вопрос:
– Подумай хорошенько, нужно тебе это или нет? А потом, – она пожала плечами, – садись, конечно.
Я на мгновение растерялся. Но потом сел.
– Вы всегда так отвечаете парням? – спрашиваю.
– И не только парням, к вашему сведению. – Она улыбнулась. – По обыкновению, очень часто они жалеют, что пошли на это. Не знаю, может, дело в них.
Она смотрела на то, что заказала себе. Перед ней стояло некое блюдо – какого хера вообще люди едят в баре? – небольшая порция. Она приглядывала, как ей взять вилку.
