Дахштайн

– Что это? – прозвучало слишком заинтересовано, и это не укрылось от их внимания.

– Читайте, – улыбнувшись уголком рта, попросил мужчина в очках.

Так я пробежал глазами первую страницу и нахмурился. Бабушка настояла на изучении немецкого языка, и я зубрил его, хоть он мне и не нравился. Весь текст первой страницы был на немецком, и я смог уловить суть.

– Дэн? – заинтересованно протянул Фил и сунул нос в документы.

Я сжимал листы дорогой плотной бумаги и думал. Фамилия бабушки по отцу – Фауст. Ба сменила ее на американскую, когда вышла замуж, да и не в почете тогда было все немецкое. То, что я, судя по бумагам, являюсь потомком знаменитого доктора Иоганна Фауста, о котором ходит столько небылиц, и представить не мог. Ну, фамилии одинаковые, такое часто встречается. В документах был мой университетский тест ДНК на этническое происхождение, который я сдавал в рамках научной работы соседа. Это было буквально перед отлетом в Европу. С ума сойти! Невероятно! Это как если бы я прямо сейчас полетел на Луну.

Я положил листы на стол, пальцы дрожали от волнения. Мне необходимо было успокоиться и еще раз прочитать странное завещание Фауста, – кто бы мог подумать, моего предка. Фил хмурился, он предпочел не нависать надо мной, а сесть рядом. Подтащил стул к продолговатому столу для собраний, взял листы у меня из рук и шепотом спросил:

– Ни черта не понимаю. Что в них?

– На двадцатой странице можете прочесть полное завещание, для удобства переведенное на английский, – отозвался мужчина в очках, обращаясь к Филу.

Я послушно нашел указанную страницу, вчитываясь и стопорясь от невероятности событий. Я тринадцатый потомок, указанный в бумагах. Предок, судя по написанному, завещал мне старый особняк в Праге. Ох, неужели? Нет, не может быть! Быстро посмотрел адрес. Да, это был он. Знаменитая достопримечательность – мистический Дом Фауста.

Фил за моим плечом восхищенно присвистнул.

– Что, того самого Фауста? Вот круто! Но… как же налоги? Они, должно быть, бешеные.

«Портфель» заулыбался, словно ставил на этот вопрос и выиграл:

– Нам дали четкое распоряжение уплатить налог за наследника. На последних страницах документа это указано.

– Вот это уже отлично, – искренне улыбнулся Митсон, пнув меня под столом, чтобы я отмер и хоть что-то ответил.

– Да уж! – только и смог прошептать я.

Я ощутил необратимость происходящего. Словно наследство известного чернокнижника ложилось грузом мне на душу. Непонятная тревога скрутилась пружиной в животе, в горле пересохло, и меня начал душить кашель.

– Мистер Чейз? Вы принимаете наследство? Может, есть какие-то вопросы? – сдержанно поинтересовался мужчина в очках.

– Почему именно сейчас?

– Ваш возраст. Вы должны вступить в права наследования в возрасте двадцати одного года. Таково условие.

Я кивнул, принимая его объяснение. Моя голова была одновременно пустой и забитой мыслями, которые пока не складывались во внятные формулировки.

– Вопросы еще точно появятся, так как я не прочитал документы полностью. К тому же не каждый день человеку сообщают, что он наследник Фауста.

Юристы сдержанно хмыкнули, а я судорожно соображал, как поступить. Голодное детство оставило глубокую зарубку на психике. Я стал запасливым, словно хомяк, у которого зима длилась вечно. Плевать, как и почему Фауст завещал особняк в центре столицы. Он должен стоить сотни тысяч долларов. Посему я подавил желание послать их вместе с документами и растянул губы в наигранной улыбке.

– Я принимаю наследство, – заверил я их, убежденный, что глупо отказываться от целого дома в Праге.

После моих слов адвокаты повеселели и ответно заулыбались так, будто были детьми и увидели Санту, не меньше.

– Тогда прошу вас, поставьте подпись на двух экземплярах. И можете позвонить на неделе, мы договоримся о встрече, где ответим на все возникшие вопросы.

Я послушно поставил размашистую подпись, взяв предложенную ими перьевую ручку. Какая-то зазубрина на ней поцарапала палец, и маленькая капля из прокола упала на завещание.

– Черт! Прошу прощения. У вас кровожадная ручка, – неловко пошутил я.

– Пустяки! Это вы извините. Придется менять поставщика канцтоваров для фирмы, – пошутил один из адвокатов, лучась довольством.

Не пойму, чего они так обрадовались? Может, Дом Фауста должен городу денег за коммунальные услуги или еще что? Что-то не так, а я уже расписался, идиот!

– Оставляем вам копию. И вот, – адвокат выудил из недр кожаного портфеля связку ключей и протянул мне.

– Ключи от Дома Фауста?

Я внимательно рассмотрел связку, но это были совершенно обычные ключи.

– Да. Нужно же вам познакомиться с ним, – подмигнул мне второй, говоря об особняке так, будто он был живой.

Проводив странных распорядителей «Каплан и Ко», мы с Филом вернулись на съемочную площадку. Рабочий день пролетел, словно его и не было, а я все крутил в руках связку ключей.

– Ну что, Дэн? Мы посмотрим на твое наследство?

Митсон еле сдерживал любопытство и уже раз сто перечитал мой экземпляр завещания.

– Потом, друг, потом, – отмахнулся я, уже зная, что пойду туда один.

Не хотелось демонстрировать Филу свои страхи и опасения, он и так много лет оберегал и поддерживал меня. Плюс я эгоистично желал познакомиться с наследством в одиночку. Целый особняк. Нереально! Такое стечение обстоятельств казалось мне почти невозможным. Подобные совпадения бывают разве что в кино и ни в коем случае не происходят в жизни, по крайней мере, не в моей.

Спустя час я стоял напротив Дома Фауста. Вернее, уже моего дома. Особняк чернел окнами, словно огромными паучьими глазами. Ухоженный, по крайней мере, снаружи, он притягивал, заставляя рассматривать вычурные барельефы, потемневшие от времени и оттого еще более мрачные. К особняку номер пятьсот два на Карловой площади слева и справа прижимались другие дома. Казалось, соседи Фаустова Дома совсем не рады такому обстоятельству: стыки стен, где заканчивалось одно строение и начиналось другое, почернели и пошли трещинами.

«Просто взгляну на интерьер», – убедил я сам себя и шагнул ко входной двери. Только старинные двери обладали той самой эстетикой, которая недоступна современным образцам: наполовину деревянная, наполовину стеклянная. Стекло на правой створке оказалось грязным, а дерево на левой – бордовым, словно вымазанным давно засохшей кровью. Дерево начало рассыхаться, и на краске появились светлые прожилки. Я поднес связку ключей к замку, гадая, какой из них мог бы подойти, и случайно взглянул на свое отражение, чтобы тут же отшатнуться. В стекле был не я, а девушка из снов.

Я сделал шаг назад и чуть не навернулся с несчастных трех ступенек. Вернув телу равновесие, снова посмотрел на дверь. Никого, только фрагмент моего бледного лица.

– Эй, ты бы курил меньше! Тормоз! – меня сильно задели плечом, и я снова чуть не упал. Парень, прорычавший это, вел за руку спутницу. И тут я решил, что моя крыша точно поехала: у девушки были ярко-рыжие волосы и такое же ничего не выражающее лицо, как и у моей незнакомки из сна.

– Дэн?

Я обернулся. Элишка Чернова через дорогу от меня приветливо махнула рукой, смущенно улыбаясь и теребя кончик русой косы. Она выглядела невероятно элегантно в бордовом приталенном пальто, из воротника которого выглядывал черный свитер. Ноги в кожаных лосинах обуты в ботинки на толстом каблуке, наверное, размера тридцать пятого – очень изящные.

Я пересек разделяющее нас расстояние и ощутил, что настроение стремительно улучшилось.

– Тоже гуляешь?

Она кивнула, и на щеках появился милый румянец.

– Хотела понять, почему все так Прагу любят. – Элишка рассмеялась. – Но пока не поняла. Город как город.

Я притворно схватился за сердце, смешно, как мне казалось, гримасничая.

– Ты меня убиваешь! Как можно не любить ее? Пойдем! – взяв за ладошку, я потянул девушку в сторону Староместской площади.

Попутно шутил и рассказывал, как заблудился здесь в первый раз, свернув не туда на узких улицах. Элишка забавно морщила нос и смеялась над моими злоключениями.

– Слушай, а что ты там делал? Возле того старого дома?

– Эм… Ждал друга, а он не пришел, – соврал я.

– О! Так я помешала. Ты можешь позвонить ему, я совсем не против компании.

Я замялся, проклиная свой язык и Фила, хотя тот не был виноват. Пока нет. Пришлось звонить.

– Дэн? Все-таки хочешь, чтобы я сходил с тобой в Дом Фауста? – весело спросил Фил в трубку.

– Я сменил местоположение. Фил, подтягивайся к Пражским курантам. И я не один, а с мисс Черновой, – выпалил я.

На другом конце восхищенно зацокали, а я подавил раздражение, сжимая смартфон вспотевшими пальцами.

– Друг! Ну надо же! Вот это удача. Буду через двадцать минут, а может, и раньше.

Я скривился, но быстро взял себя в руки и повернулся к Элишке, уже широко улыбаясь.

– Фил скоро будет.

– Отлично! – восхитилась она, а я приуныл, ссутулившись.

– Красивые часы, – девушка достала мобильный из кармана пальто, чтобы сделать фото. Тонкие пальцы с овальными ноготками, окрашенными в цвет верхней одежды, быстро набрали пароль и защелкали камерой смартфона. Я заставил себя оторваться от ее рук, находя их самыми сексуальными из тех, что видел в жизни. Ветер, мерзавец, донес до меня запах духов Элишки: легкая сладость вишни и что-то древесное. Отступил на шаг и возмутился, уцепившись за ее последние слова.

– Красивые? Они уникальны! Самые старые астрономические часы из существующих в мире, которые до сих пор работают. Только представь, они почти никогда не останавливались.

– Да ладно! – ахнула она.

– Лишь несколько раз. Поэтому существует предание: если останавливаются «орлои»[6] – быть беде. Мастеру, который их создал, выкололи глаза, чтобы он не смог создать копию для другого заказчика. По легенде, конечно же.

Элишка коснулась рукава моей куртки и приоткрыла рот от изумления, а затем придвинулась ко мне, словно желая быть ближе и лучше слышать.

– Знаешь, никогда не любила легенды, но ты преподносишь их с такой страстью, что история цепляет.

Я польщенно улыбнулся, чувствуя, как сердце радостно колотится в груди, а само присутствие Элишки ударяет в голову, будто бокал шампанского.

– Обожаю историю и легенды. Моя бабушка привила любовь к ним.

Этот момент можно было назвать восхитительным – симпатичная девушка ловила каждое мое слово и в особо кровавых местах рассказа хватала в испуге за ладонь. Я чувствовал себя совершенно счастливым, но всего лишь полчаса.

– Вот вы где!

Фил приобнял меня и Элишку за плечи, сияя довольной улыбкой.

– Привет, – кивнула мисс Чернова.

– Так и знал, что найду вас возле какой-то архитектурной вычурности вроде этих часов. Эли, он тебя еще не заболтал своими историями?

– Он хорошо рассказывает, – Элишка сняла руку Фила со своего плеча. Меня это порадовало.

– Пойдем, выпьем чего-нибудь за знакомство? – друг лучился энергией, и мы слаженно кивнули.

– Как насчет «Абсентерии» – предложил Фил, бросая на меня предостерегающий взгляд. Он знал, что собутыльник из меня никакой. Алкоголь я переносил только в мизерных количествах.

– Ой, нет. Я точно не буду его пить, – девушка скривилась от отвращения.

– Кафе или ресторан?

– Кофейня, – уверенно заявила Чернова, чем понравилась мне еще больше. Кофе был и моей страстью.

– Тогда вперед. Дэн – кофейный маньяк и знает, где разжиться вкусным напитком.

Я засмеялся.

– Если честно, самый вкусный кофе рядом – в «Старбаксе» на Малостранской площади, поэтому предлагаю прогуляться туда.

Так мы дошли до Карлова моста, где Элишка застыла, рассматривая Староместскую мостовую башню.

– Тоже любишь готику? – спросил Фил, незаметно подмигивая мне.

– Не особо, – она пожала плечами, – но то, что вижу сейчас, мне нравится. А здесь всегда такие возбуждающие аппетит запахи?

Я кивнул. Пахло отлично. Свежий осенний бриз Влтавы смешивался с запахом корицы и ванили горячих трдельников, что продавали на каждом шагу. К этому запаху примешивался аромат жаренной свинины на вертеле, которую выставляли прямо на улице, завлекая клиентов в рестораны. Гастро-рай, как выразился Фил в первую нашу вылазку в город.

Мы вышли на мост, вливаясь в толпу туристов: громче всех галдели китайцы, итальянская барышня певуче восхищалась чем-то, перебрасывались репликами немецкие парни. Прелесть Карлова моста в том, что его можно рассматривать вечно и каждый раз находить новые детали, не замеченные ранее.

– Дэн? Расскажешь что-то интересное об этом месте?

Я помотал головой, показывая себе на уши. Слишком людно, а кричать я не любил.

– Позже. Давайте дойдем до противоположного конца.

Пока мы протискивались сквозь человеческое море, я задумался, рассматривая Элишку и Фила. Они шли немного впереди, друг взял девушку за локоть и что-то объяснял, наклоняясь близко к ее лицу, а Чернова не возражала. Похоже, у меня нет шансов. Сердце уныло ухало в груди. Появилось желание исчезнуть, чтобы побыть в одиночестве, но я спрятал руки в карманах и продолжал упрямо идти позади. Так мы шли какое-то время.

Я разозлился. Сколько можно спускать Филу то, что он околдовывает девушек, которые мне нравятся? Я догнал ребят и пристроился сбоку от Черновой. Мы как раз достигли Малостранской башни на другом конце моста.

– Ты еще хочешь услышать историю про мост? – спросил я, почему-то ожидая, что Чернова меня сейчас небрежно пошлет, чтобы остаться с Митсоном наедине.

– Конечно! – радостно улыбнулась Элишка.

– Мост, на котором вы стоите, таит в себе множество легенд. – Я оживился и добавил в голос таинственности: – Вот самый занимательный факт о его создании: первый камень заложили в тысяча триста пятьдесят седьмом году девятого июля в пять тридцать один. Дата непростая, ее вычислил пражский астроном по приказу монарха. Король Карл четвертый верил в магию чисел и в то, что мост будет вечен. Числа читаются одинаково с обеих сторон, как палиндром.

– Восхитительно! Кажется, Карл оказался прав. И от статуй невозможно оторвать взгляд.

«Не от статуй. От тебя», – промелькнуло у меня в мыслях, и я потер губы, словно запечатывая слова внутри.

– Не все из них оригинальны, лишь несколько, остальные хранятся в казематах Вышеграда, – хрипло продолжил я.

– Оу! А почему?

Девушка и правда заинтересовалась. Элишка смотрела прямо на меня, и я ответил тем же. Ее кофейные глаза, опушенные черными густыми ресницами, околдовывали, и я на секунду забыл, о чем рассказывал.

– В Средние века их вытесали из песчаника, не самого прочного камня, – наконец произнес я.

– Хм. Даже я этого не знал, хотя курс по истории Праги мы слушали вместе, – Фил, как обычно, хлопнул меня по плечу, многозначительно подмигивая.

Ну уж нет! Я хотел съязвить насчет его посещаемости лекций, но запнулся, случайно заметив в толпе рыжие, словно пламя, волосы. По телу пронеслись сотни мурашек, дыхание сбилось, а сердце, замерев на мгновенье, зашлось во взволнованном стуке.

– Дэн? Идешь? – крикнул Фил, догоняя Чернову, которая ушла вперед, фотографируя мостовую башню.

Черт! Я действительно схожу с ума? Или меня так проняло из-за дурацкого сна?

Выйдя на Малостранскую площадь, мы, наконец, нашли любимый мной «Старбакс». Сделали заказ и заняли столик с видом на остановку красных трамваев.

– Эли, что тебе заказать? – Фил включил джентльмена. Не успела девушка ответить, как в игру неожиданно для себя вступил я.

– Стой! Не говори. Я попробую угадать: латте на соевом с сиропом?

– Почти. А сироп какой? – лукавая улыбка коснулась губ Черновой.

– Соленая карамель, – выдал я свой любимый вкус, и Элишка удивленно кивнула.

– Откуда ты узнал? В студийной анкете я этого не писала.

– Не пугайся. Угадал случайно. Соленая карамель нравится и мне, правда, не с латте, а с капучино.

Кофе приятно обжигал небо и нес вкус карамели и немного шоколада. Я прикрыл глаза, наслаждаясь напитком. Рядом счастливо простонала Элишка.

– Вкусно!

Фил взял себе эспрессо величиной с рюмку и цедил, иногда непроизвольно морщась от крепости. Он не любил ни кофе, ни горячий шоколад. Его привлекал только чай, но сейчас Фил не хотел выбиваться из нашей компании и мужественно пересиливал себя.

– Эли, а ты всю жизнь прожила в Братиславе?

– Да, но у меня русские корни по материнской линии, – девушка перекинула русую косу на плечо, а я залюбовался тем, как переливались на солнце ее волосы.

– Ты знаешь русский?

– Знаю, конечно. Я гостила у бабушки каждое лето, пока была маленькой.

Фил от удивления выпучил глаза и замахал руками.

– Вау! Мне кажется, что русский тот же китайский: никогда не выучить!

Я тоже восхищенно подался ближе к ней, чувствуя, как губы сами собой расплываются в улыбке.

– Элишка, ты знаешь стихи русских поэтов? Всегда хотел услышать их на языке оригинала.

– Несколько помню: Есенина, Маяковского, Северянина точно, – усмехнулась эта потрясающая девушка.

– Северянина, – выдохнул я и затаил дыхание.

Был у него один стих, что запал мне в душу, и я мечтал услышать его на русском вживую. Когда-то наткнулся на видео, в котором его цитировали русские. То, что произошло далее, нельзя назвать иначе, чем волшебство или судьба. Из сотни стихотворений она начала цитировать именно то, которое я любил всем сердцем:

– Мы живем, как во сне неразгаданном,На одной из удобных планет.Много есть, чего вовсе не надо нам.А того, что нам хочется, нет…В храме пахнет свечами и ладаном,И струится загадочный свет.Верим в то, во что верить не надо нам,Ну а веры действительной нет.И однажды покажется адом нам,Душный шепот душевных бесед.Говорим лишь о том, что не надо нам,А о том, о чем хочется, нет.Только жизнь ощущаю наградой,Хоть в течении множества лет.Снова делаю то, что не надо мне,Ну а то, что мне хочется, нет[7].

При первой встрече я назвал Чернову воробышком. А девушка предстала лебедем, когда тот, красуясь, распахивает крылья перед зрителями на озере. Когда Элишка закончила, за столом воцарилась тишина. Фил знал этот стих – я когда-то цитировал его, но на русском он звучал иначе. Глубже. Правдивее. Я ни слова не понял, но узнал бы его из сотни других стихотворений по особой ритмике текста. Ощутил то, что вызывали у меня эти строчки: задумчивость и трепет внутри.

Мы с Филом не сговариваясь захлопали, привлекая к себе внимание соседних столиков.

– Это было красиво! Я ни черта не понял, но красиво, – теплота в голосе друга понравилась девушке, и она искренне улыбнулась, вновь демонстрируя ямочки на щеках.

Ее чуть заметное в начале прогулки смущение исчезло, хотя легкий румянец то и дело украшал лицо. Мне хотелось рассматривать Элишку постоянно, подмечать эмоции и настроение. «Она мне нравится. Сильно», – понял я.

– Ребят, я в дамскую комнату.

Когда Элишка удалилась на достаточное расстояние от стола, друг наклонился ко мне:

– Дэн, она прелесть! Еще и недотрога. Люблю охотиться за такими.

Вот как он умудряется всего парой слов испортить настроение? Дар, не иначе.

– Не надо! Только не с ней, Фил, – прошипел я и принялся, зло цокая ложкой о чашку, размешивать взбитую пенку в остатках кофе.

Друг пораженно приподнял брови:

– Она тебе нравится!

К моим щекам прилила кровь.

– Да, нравится! Оставь ее.

– Эх. Мне Эли тоже по душе, но раз ты запал, так и быть, уступлю.

Фил врал, и я видел это. Слишком хорошо знал его. Когда друг говорил неправду, у него краснели кончики ушей, чем он себя и выдавал.

– Спасибо, – буркнул я.

– Могу помочь. Уйдешь в уборную, а я распишу тебя Черновой в лучшем свете.

– Не нужно! – отрезал я, понимая, что оставить их одних не могу. Фил применит свой тестостерон, и Элишка вмиг согласится на все. Чертов мачо.

– Дэн? Ау! Ты чего, обиделся, что ли?

– Нет.

– А вот и я, – девушка вернулась.

Зазвонил мой мобильный, но я успел заметить, что Чернова накрасила губы нежным вишневым блеском, это ей очень шло. Посмотрев на входящий, я задрожал, зная эти девять цифр наизусть.

Глава 3

Ab aqua silente cave.

Остерегайся тихой воды.

– Слушаю, – ответил серьезно и собранно. Я вышел из кофейни на улицу, подозревая, что разговор будет не из приятных.

– Доктор Бронс из пансионата, – представился медик. – Сегодня ночью у вашей бабушки был сильный приступ. Я прошу вас прилететь как можно скорее, ее состояние ухудшается. Боюсь, скоро она вас не узнает. Мне очень жаль, но терапия не помогает. Нужно ваше разрешение на более сложное лечение.

– Доктор, я прилечу так скоро, как смогу, – сжимая вспотевшей рукой телефон ответил я, лихорадочно просчитывая время, чтобы успеть взять билет, выпросить выходные от съемок и подождать денег за отработанные дни.

– Ваша бабушка… – Он умолк, а я, задыхаясь от волнения, ждал продолжения. – В приступе галлюцинаций она все бормотала про то, что Фаусты должны служить дьяволу вечно. Это ведь что-то из Гете? Она шептала и плакала, звала вас. Писала письма.

– Письма? – переспросил я, хотя прекрасно услышал. Странно. Она всегда предпочитала звонить, чем ждать от меня ответа. Даже электронную почту не признавала.

– Я покажу их вам при встрече, если хотите.

– Да, прошу вас. Мне это важно!

– Хорошо. Я передам миссис Чейз, что вы прилетите, – попрощался он.

Мне хотелось выть от бессилия. Я сдерживался, сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Бабушка – мой единственный родной человек. Как? Как такая болезнь смогла захватить ее сознание? К этому не было никаких предпосылок.

Помню, как ба поступью вдовствующей герцогини вошла к нам домой. Сильная, уверенная женщина, на которую я смотрел сквозь слезы. Мне девять, я в очередной раз избит до синяков пьяной матерью и стою в углу за то, что плакал и просил есть. Такими побоями она награждала меня почти каждый день, и детское тельце все время украшали фиолетовые, красные и бледно-желтые пятна. Папа погиб в автокатастрофе, когда мне было пять, и после этого маму словно подменили.

В тот день ба холодно разговаривала с родительницей, протягивая ей какие-то бумаги. Позже я узнал, что это документы об официальном опекунстве, оформленном на ее имя. Родственница по отцу забрала меня, испуганного забитого мышонка. Все последующие годы она дарила мне доброту и заботу, воспитывая и наставляя.

Я так и остался стоять возле входа в кофейню. Повернулся и увидел через стекло, как Фил накрыл своей ладонью руку Элишки, поглаживая тонкие пальчики. Горло болезненно сдавило от досады, я замер на месте, наблюдая за ними. Чернова не убрала руку, а с улыбкой слушала Фила, склонившегося к ее порозовевшей щеке.

Интересно, он всегда будет так делать? Я бесился, но здоровье моей ба волновало куда больше, чем то, что лучший и единственный друг влепил мне моральную пощечину и увел девушку. И я не стал устраивать сцену.

Я уже хотел было вернуться в кофейню, но мобильный снова зазвонил.

– Дэниэль, – чуть помедлив, позвал доктор Бронкс из трубки.

– Слушаю.

– Я поделился с вашей бабушкой радостной новостью о вашем прилете, отчего она… У нее случилась истерика. Миссис Чейз умоляла отговорить вас лететь сейчас. Она была очень убедительна, и, ввиду ее состояния, давайте отложим посещение, хорошо? Не срывайтесь в ЛА. Я в ближайшее время пересмотрю лечение.

Ба не хочет, чтобы я летел к ней. Почему?

– Я понял. Спасибо. Не могли бы вы отправить мне бабушкины письма?

– Я сейчас узнал от помощника, что в отпуск он летит в Прагу. Я мог бы передать письма с ним, – голос доктора был печальным.

– Если вас не затруднит, – пробормотал я, совсем раздавленный новостями.

В трубке завозились, послышался стук:

– Так, минуту… – повисла тишина, я ждал. – Аэропорт Вацлава Гавела, пятница, десять утра. Придете? Миссис Чейз в истерике просила передать вам их, пока мы не дали ей успокоительное. На данный момент она отдыхает.

– Да! Приду. Скажите, когда я смогу поговорить с бабушкой по телефону?

– В ближайшие дни точно не сможете. Наберитесь терпения, Дэниэль. Я позвоню, когда ее состояние улучшится.

Я попрощался и сбросил звонок. Вернулся к нашему столику. Ребята резко замолчали и посмотрели на меня.

– Дэн? Что-то случилось? Ты бледный.

– Я… Мне нужно съездить в аэропорт. Получить весточку от бабушки. Дальше без меня.

Голос прозвучал скрипучей дверью. В аэропорт только через два дня, но я был не в силах держать лицо и делать вид, что у меня все отлично.

– Поехать с тобой? – Фил отбросил дурашливость и спрашивал как тот друг, которого я любил.

– Не стоит. Я справлюсь.