скачать книгу бесплатно
– Нет, – честно признался Питер. – Но главное – сказал. Так что, уж извини, брат.
Они действительно были настолько дружны, что считали друг друга кровными братьями. А после того, как почти семь лет назад Джесси Оуэнса усыновили родители Питера, это практически так и было. Но с последними словами юного лорда из ветвистого ливанского кедра с громким карканьем вдруг взлетела ворона и стала кружить над их головами.
– Странно… Откуда она тут взялась? – Задумчиво промолвил Питер, глядя, как черная птица нарезает круги в солнечном небе. – Раньше они сюда не залетали. Сходить, что ли, за винчестером?
– Брось, – отмахнулся Джесси, но тоже не спускал глаз с этой предвестницы беды.
Мэри молча смотрела ввысь. Все трое были заворожены этим зрелищем, которое таило в себе какой-то мистический знак.
А Питер все-таки быстро сбегал в дом за ружьем и, почти не целясь, – он был отличный стрелок – произвел меткий выстрел в сторону Ричмонд-парка.
Красногорский лагерь, 22 мая 1945 года, день. Продолжение
С личными вещами, особенно с наградами и погонами, одни пленные расставались легко, словно отряхиваясь от прошлого, другие – с болезненным сожалением, как бы прощаясь навсегда с близким преданным другом. И тех, и других было, примерно, поровну. Все они, один за другим, проходили мимо комендатуры и бросали в деревянные ящики и картонные коробки то, что было запрещено в лагере. Конвоиры поторапливали тех, кто задерживался.
Запнулся на минуту возле наполовину заполненного ящика и Питер Стоун, хотя никаких личных вещей у него в карманах не было. Выворачивать нечего, кроме капитанских звездочек, стилизованных под Орден Бани – еще в товарняке на восток он снял их и положил в карман; лишние недоразумения и конфронтации ему ни к чему. Ему было их жаль, и тем более не следовало обращаться с ними столь непочтительно – швырять в ёмкость, смешивать с нацистскими регалиями. Поэтому Стоун завернул свое добро в платок, нагнулся и бережно опустил вниз, найдя им укромный уголок сбоку. Далее в окне регистрации и приема личных вещей он сдал стандартный военный ручной хронометр, выданный на сборочном пункте в Англии, а квитанцию аккуратно сложил вчетверо и положил в карман вместе с фотографией.
Питер с грустью вздохнул, но поторапливаемый конвоирами, двинулся дальше – вместе с цепочкой военнопленных – к блочному дому, совмещавшему столовую и кухню. В длинном помещении с тремя рядами дощатых столов и лавками горел верхний свет, хотя за окнами и без того хватало яркого солнца. В торце столовой находились два небольших окна, через которые выдавалась пища. Стоун получил свою миску щей, тарелку каши с говядиной, кружку компота и выбрал свободное место за столом. На нем уже были расставлены блюдца с кусочками масла и корзинки хлеба.
Никто не разговаривал, все ели молча. И хотя Питер тоже был голоден, как остальные «товарищи по несчастью», но пищу потреблял без всякого аппетита. Просто быстро выполнил то, что положено организму. Надо было поддержать силы. Главное – регистрация, предварительный допрос. Там он сумеет объяснить, что попал в лагерь по ошибке. Право, не все такие твердолобые, как тот офицер НКВД, затолкавший его в поезд на Восток из Германии!?
А регистрация военнопленных проходила так же быстро, как и приём пищи. И действительно носила формальный характер. Надо было успеть до ужина завести на всех персональную учетную карточку, сверить с предварительными данными, и ввести потом в общую лагерную картотеку. А через два дня на Белорусский вокзал ожидалось прибытие очередного эшелона, новое пополнение в Красногорском лагере, и перераспределение в другие лагеря.
Старший лейтенант Коренев и его помощник-стенографист работали быстро и складно, механически, как на конвейере Форда, не поднимая головы от стола. Только перо скрипело. Один чеканил слова, другой отливал их в бумагу. Первый вопрос, заданный по-немецки Питеру Стоуну, когда он, дождавшись своей очереди, вошел в кабинет, естественно прозвучал так:
– Имя, фамилия?
Стоун ответил.
– Национальность?
– Англичанин, соответственно и гражданство британское.
Несколько удивленный взгляд советского офицера. Коренев поправил на носу очки.
– Место и год рождения?
– Великобритания, Лондон, 1916-й.
– Звание и род войск?
– Капитан королевской армии Великобритании, Гемпширский механизированный пехотный полк.
Коренев впервые посмотрел на него более внимательно.
– Когда и где перешли на сторону Вермахта?
– Я не переходил на сторону Вермахта. Попал в плен случайно, по недоразумению.
– Хорошее недоразумение. А тогда объясните, как попали в плен к ним?
– Я не попадал к ним в плен. Я попал в плен к вам.
– Я вас серьезно спрашиваю. Отвечайте правду. Вникните в ваше положение.
– Правду и отвечаю. Это роковая ошибка. Превратности судьбы.
– Такого не может быть. Мы не воевали с союзниками.
– Но, тем не менее, это так. Английский излом, если хотите, крутой поворот, а точка излома…
Старший лейтенант Коренев перебил его:
– Не понимаю вашу аллегорию. Вы не хотите говорить серьёзно, пойти навстречу? Задаю вопрос еще раз: где и когда вы попали в плен к советским вооруженным силам?
– При штурме города Висмар, на восточной окраине…на линии разграничения зон огня с союзниками, четвертого мая.
– Это уже другое дело.
– Да, но я не воевал против русских.
– Тогда бы вас не взяли в плен. Согласитесь. И откуда вы так хорошо знаете немецкий язык?
– А вы кто по профессии?
– Я профессиональный переводчик.
– Я тоже. Дипломированный филолог-полиглот.
– Будьте разумней, лучше признайтесь сразу. И не юлите тут. – Последнюю фразу Коренев сказал по-русски.
– Простите, что вы сказали?
Терпению старшего лейтенанта подходил конец. Да и время, отпущенное по нормам на каждого военнопленного, заканчивалось.
– Последний раз спрашиваю: какова ваша принадлежность к войскам Вермахта?
– Бог ты мой! Вы напоминаете мне того таможенника на границе, который всё допытывался у Виктора Гюго: кем он работает? Это исторический факт, литературный анекдот. Писатель отвечает: «Пишу». Тот не понимает, вновь спрашивает: «Род деятельности?». «Писатель». «Отвечайте серьезно, чем вы зарабатываете на жизнь?» Автор «Парижских тайн» всерьез говорит: «Пером». Тогда таможенник облегченно вздыхает и записывает в документах: «Виктор Гюго, торговец пером». Так и вы, господин лейтенант. Верить надо.
– Не учите меня, чему верить, а чему нет! Вы немцы, очень хитрая нация. И коварная…
Помощник-стенографист оторвал голову от бумаг, спросил:
– Анекдот записывать?
– Всё пиши.
Лагерный делопроизводитель Коренев забарабанил пальцами по столешнице, минуту раздумывал. Потом принял решение:
– Ладно, ступайте, готовьтесь к банным процедурам. Пусть с вами капитан Волков разбирается.
– А какой номер ставить на карточке? – спросил лагерный писарь.
– Ставь пока нулевой. Следующий!
Стоун просто усмехнулся, выходя из кабинета в коридор и пропуская очередного заключенного. – «Надеюсь, что капитан Волков окажется умнее» – С горечью подумал он.
Конвойный жестом указал ему, куда идти дальше. Это была медсанчасть. Вначале, в небольшой каморке с двумя стульями, его подстригли наголо ручной машинкой, сбрили щетину, даже брызнули из пульверизатора чем-то пахучим, напоминавшим дешевый одеколон. А может быть, это была какая-то дезинфекционная жидкость. Тоже проделали с соседним военнопленным в этой изумительной парикмахерской. Орудовали две пожилые молчаливые медсестры. Всё это для Стоуна выглядело крайне несуразно, диковато и непривычно.
Затем за него принялся лагерный эскулап Топорков в белом халате, накинутом на плечи, из-под которого выглядывали погоны подполковника НКВД. Разговаривали на немецком, но лучше бы, вообще, не говорили. Не о чем, уж тем более не о здоровье.
– Есть жалобы?
– Нет.
Молодая санитарка, более симпатичная, чем парикмахерши, замерила пульс, давление, рост и вес. Медсестра, помощница Топоркова записала данные и Стоуна отправили восвояси. Теперь путь его лежал в хозблок и баню. Там, в одной из комнат на гранитном столе лежал полуметровый брус темно-коричневого, почти чёрного мыла. Двое военнопленных-старожилов нарезали из него пилой-ножовкой и тесаком порционные куски. Рядом стоял солдат и присматривал за процессом.
Получив причитавшийся ему кусок мыла, больше напоминающий небольшой кирпич, Стоун переместился в раздаточную белья и верхней одежды. Несколько столов, заваленных тем и другим. Хлопчатобумажные трусы, майки, рубашки, штаны, куртки, тоненькие полотенца. Младший интендант, выдающий подходящие комплекты. И снова сержант, зорко наблюдающий за военнопленными. Следили тут за всем и каждым.
Но здесь также оказалась и Наталья Павловна. «Фея-капитанша», как мысленно окрестил её еще прежде Питер Стоун. И он, получив свой комплект одежды, выбрав подходящий момент, вдруг решил обратиться к ней с дурацким вопросом:
– А шапки-ушанки выдавать будут?
Заведующая хозблоком ничего подобного не ожидала, но, внимательно посмотрев на Стоуна, всё же, охотно ответила:
– Конечно. Не волнуйтесь. Замерзнуть не дадим. Но пока рано.
Разговор велся на немецком языке.
– Хорошо.
Наталья Павловна с любопытством смотрела на Питера. Наверное, в размеренной жизни и скучной череде дней ей впервые попался такой необычный военнопленный. Не похожий на других. И по-немецки говорит с непонятным акцентом.
– Меня зовут Питер Стоун, я англичанин, – неожиданно сказал он. Эту фразу он произнес по-английски. Просто очень хотелось хоть кому-то признаться. Так, неожиданно!
Теперь Наталья Павловна, кажется, поняла его. Это было видно по её лицу. Значит, язык знала. Но ответила она ему по-немецки:
– Вы задерживаете очередь. Идите теперь прямо по коридору, там душевая.
И добавила:
– Питер Стоун.
«Баня» представляла собой обычное помещение с цементным полом, разделенное на две части, по центру которого во всю длину были расположены лавки. Слева – умывальники с кранами, жестяные раковины вдоль стен, справа – душевые кабинки с перегородками, но без дверей. Под потолком трубы во всю длину помещения.
Стоя под душем с тонкой струей тепловатой воды, намыливая голову и всё тело, счищая грязь, испытывая истинное удовольствие от купания, Питер Стоун впервые за прошедший месяц чему-то радостно улыбался. Без всякой причины, как в детстве. Смывая негативные эмоции.
Лондон, Ричмонд, 1938 год, сентябрь – октябрь
После того, как Питер сделал предложение своей возлюбленной, прошло пять лет и серьезность своих намерений он подтвердил год назад наследным помолвочным кольцом с крупным изумрудом, которое Мери Леннокс носила на безымянном пальце левой руки все это время. С тех пор пара вела себя более вольно, согласно английским традициям. Что это значило? Лишь то, что они могли обмениваться на людях легкими поцелуями и больше «ничего лишнего». Но даже это всякий раз раздражало Джесси Оуэнса. Он ворчливо высказывался:
– Хватит вам целоваться, учебу совсем забросили! А вот интересно если помолвка сорвется – кольцо к Питеру вернется?
– А тебя только это волнует?
– Нет, просто удовлетворяю любопытство.
– Тогда я удовлетворю его, – улыбался жених. – согласно древним правилам, кольцо будет уничтожено. Это поможет нам избежать неудач в любви в дальнейшем. Только ты на это не надейся; наш брак магический, связан кровью и заключается один раз и на всю жизнь.
После такой перепалки Джесси каждый раз подходил к ним, раскрывая объятия и тихо говорил:
– Как вы прекрасны и, как хорошо, что вы у меня есть!
За месяц до свадьбы, вопреки традициям, Питер и Джесси со своими товарищами покинули пределы страны и отправились на материк – в Париж и Рим, где Питер прощался с холостяцкой жизнью, и друзья праздновали «мальчишник». В выборе развлечений они себя не слишком ограничивали, но об этом предпочитали не распространяться. По крайней мере, алкогольных вечеринок и прощаний со свободой было достаточно. «Девичник» Мери был значительно скромнее и ограничился посиделками с подругами за неделю до свадьбы за чайным столом и разными вкуснейшими яствами без ограничений.
И Мери продолжила готовилась к свадьбе, дел хватало. Прежде всего, самое главное: определиться с платьем. Выбрать фасон, ткань, белый или кремовый цвет? Важно, чтобы он подходил под жилет и бабочку жениха. А еще решить, наконец, традиционное «правило трех вещей». Оно означало, что невеста должна выбрать на церемонию бракосочетания и положить в свою сумочку? Требовалось обязательно иметь при себе три предмета: вещь, взятую в долг, что-то новенькое и что-то старинное. Над этой проблемой пришлось поломать голову. В итоге, с помощью подруг Мери «отмучилась». Остановилась на мамином браслете, голубой подвязке кузины и декоративной подковке, купленной в ювелирном магазине. А монетка в шесть пенсов для туфельки, гарантирующая долгую и счастливую жизнь, была давно приготовлена и хранилась под подушкой. Так же, как и алая лента вокруг пояса.
Местные жители, а особенно Стоуны и Ленноксы были истовыми прихожанами одной из самых популярных церквей Ричмонда, имеющем право регистрации почти два века и где нёс службу старинный друг семей Стоунов и Леннокс отец Оливер. Он же когда-то давно в свое время крестил и Питера, и Мери. Венчаться нужно было обязательно в сентябре, в период от сбора урожая до Рождества, тогда совместная жизнь будет хорошей и богатой. И лучше всего в среду, в полдень. Так оно и случилось.
Свадебная церемония поражала своей пышностью и строгим торжеством. Впереди объединенного свадебного кортежа – пешего, автомобильного и конного – шли девочки в белых платьях с разнообразными цветами, редкими и полевыми. У входа в церковь молодожёны символически перепрыгнули через низенькую скамейку. Отец Оливер повел их к алтарю. Следом шли родители Питера и Мери, шаферы, друзья и родственники, съехавшиеся со всей Англии. Весь обряд венчания сопровождался пением церковного хора. А после церемонии, дождавшись, когда отобьют куранты, все выходили из церкви, Питера и Мери под божественные звуки органа осыпали лепестками роз, горчичными зернами и конфетти.
– Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! – Не скрывая своего счастья, промолвила невеста.
– И я люблю тебя больше всего на свете, – ответил жених.
– И я люблю вас обоих, – обнимая их за плечи, выразился Джесси, исполнявший на свадьбе роль шафера.
Затем они все вместе отмечали торжество в родовом поместье Стоунов. Главным украшением стола для гостей был большой многоярусный торт-кекс, оставшиеся куски от которого потом по традиции бережно хранились несколько месяцев. Но вначале, перед «свадебной трапезой» молодые элегантно исполнили первый танец молодоженов. В меню входила баранина с тушеными овощами, шампанское, белое и красное вино. Перед сном молодым было предложено выпить медовый напиток. Для благополучного зачатия. И они с удовольствием выполнили этот ритуал, выпив по целой чаше.
Подарков было так много, что они заняли целую комнату. И не распаковывались потом весь медовый месяц. Лишь в конце октября Мери и Питер занялись их осмотром. Вскрывали коробки, развязывали свёртки, писали в ответ открытки с благодарственными словами. В свадебное путешествие они отправились во Францию на Лазурный берег, где провели две недели на берегу моря, а потом еще на две недели уехали в Париж. Перед отъездом заботливая миссис Анна Стоун напутствовала сыну: – «Тщательно все проверь, чтоб ничего не забыть, и зонтик тоже! Погода ты знаешь какая капризная». А Мери она сказала: – «Будьте осторожны, дорогая, когда вы переходите дорогу, ты же знаешь, они там, на материке ездят по неправильной стороне. А переходя дорогу, сначала смотрите вправо, а дойдя до середины – влево!» Вернулись в самом конце октября. Для них уже было обустроено левое крыло родового поместья Стоунов.
После вечернего чаепития, Джесси, когда родители вышли из гостиной, отлучился, но вскоре вернулся. Да не один. В руках он держал деревянный ящичек. Сюрприз.
– Еще один подарок, – сказал он. – Потом вскроете.
– Интересно, что нам приготовил этот милый ворчун? – Спросила Мери, когда они остались вдвоем.
– Сейчас посмотрим, – отозвался Питер, вскрывая крышку.
На свет явилось чучело черного ворона. Того самого, которого когда-то подстрелил в солнечный полдень Питер. Таксидермист постарался придать ему безобидный вид.
– Какая прелесть! – Воскликнула юная жена.
Молодой муж ничего не ответил. Он был другого мнения; чучело таило какую-то мистическую угрозу.
Красногорский лагерь, 22 мая 1945, вечер
После ужина заключенных развели по баракам, или, как их здесь иногда называли сами русские – казармам. Барак № 3, в который попал Питер Стоун и некоторые другие военнопленные из вновь прибывшей группы, представлял собой длинное, как скамейка, жилое помещение с двумя рядами двухэтажных дощатых коек с этажерками для личных вещей на торцах. С кроватей, застеленных матрасами, кое-где свисало и сушилось что-нибудь из одежды, полотенца, куски тряпок. На тумбочках внизу лежала посуда. На одной из них даже находился трофейный аккордеон. В конце барака, как и в начале, были установлены чугунные печи с выведенной наружу трубой. И хотя лето только начиналось, и до зимы было еще далеко, но днем и ночью помещение слегка подтапливалось. Старожилы-заключенные не ожидали скорого освобождения и готовились к холодам…
